Евгений Максимов 13.01.20 23:50
Хороший материал. Интересные комментарии, задумался о том, чтобы написать небольшую статью, очерк о поэзии П.А. Суханова.
Надеюсь, в наступившем 2020 году День Поэта в Сургуте также состоится.

После Дня Поэзии, 18.02.19.

Как удивительно и странно,
совсем недавно, в феврале
Луна приблизилась к Земле,
достигла высшей точки перигея ,
став максимально ближе и светлее.

И в те же дни, за далью лет
в морском краю, среди туманов
родился и увидел свет
большой, русский поэт, –
Пётр Антонович Суханов.

***
Я может раз его лишь видел
и не читал его стихов.
Теперь он стал мне очевиден
в своей строфе и ритме слов.

Он, уходя, так много нам оставил,
того, – что не успел сказать.
Быть может там он тоже правит
свою рабочую тетрадь.


И наблюдает за поэтом,
у каждого – свой срок.
Как Солнце озаряет светом.
и светит белым между строк.

Февраль – март 2019.
Валерий Латынин 27.02.17 20:47
Спасибо всем неравнодушным коллегам, откликнувшимся на материал о поэте Петре Суханове! Замечательно, что Сургут, воспетый поэтом, теперь бережно хранит память о нём и дарит новым поколениям возможность познакомиться с поэтическим наследием П. Суханова и оказаться "присургученными" к славному городу на Оби. С уважением, Валерий Латынин.
Сергей Сметанин 21.02.17 21:13
От мечты до прорехи


Поэта Петра Суханова я знал на протяжении жизни в Сургуте, то есть около тридцати лет. Мы познакомились на одной из встреч в литературном объединении «Северный огонек», которое работало при газете «К победе Коммунизма» в конце семидесятых.

Помню кряжистую фигуру Петра в унтах, овчинном полушубке и собачьей шапке, светло-карие глаза с лукавым проблеском, неповторимое придыхание, которое отличало его мужественный баритон. Он представился водителем, прочитал стихи. Суханов частенько приезжал к заседанию на оранжевой «Татре». Рядом с одноэтажным зданием редакции на улице Просвещения она казалась громадной. Стихи, которые читал Петр, были в основном посвящены любви и, как тогда говорили, трудовой романтике будней. «Магистрали», «километры» и «кубари» несуетно ворочались в его степенной «производственной» лирике.

В литературном объединении Пётр с самого начала держался чуть особняком. Старше всех по возрасту, выделялся татуировкой на тыльных сторонах мосластых кистей рук. О прошлом Петра мы знали немногое. То, что он родом из Прибалтики, будучи подростком побывал в колонии, был женат, разведён, снова женат, жену зовут Людмила, она с Кавказа, вот, вроде, и всё. Петр любил грубоватый юмор, солёную шутку, иногда не стеснялся обыграть чью-то фамилию, возраст, физическую особенность. Основную оценку личности мы выводили тогда прежде всего по стихам. Что-то исподволь вызывало недоумение, когда он читал строки.

Мне пахать бы и сеять,
И упасть у межи
Но на Север, на Север
Вырывается жизнь...

Казалось, в них есть что-то нарочито-несерьёзное. Мне было не очень яcно почему, если хочется человеку «пахать и сеять», не делать это свободно у себя дома, не любоваться васильками родных полей, а «вырываться» на Север и «пахать» на Севере. И вообще, о какой меже шла речь? В то время по всей России колхозные трактора распахивали даже промежутки между дорогой и лесопосадкой, не оставляя ни клочка целины. Но стихи звучные, легко запоминались наизусть. Петр писал:

Удивляюсь,
Вечно удивляюсь
Красоте и мужеству добра!..

Мы все вместе с ним удивлялись, как просто и хорошо сказано. В основном поэтика сухановской лирики совпадала с поэтикой социалистического реализма. Он не писал стихов, прославляющих комсомол и партию, но этого никто и не требовал.

В октябре 1978 года новички «Северного огонька» поехали в Ханты-Мансийск, на семинар молодых литераторов. Ханты-Мансийск тогда больше походил на деревню. Деревянные тротуары, клюква и оленина в столовой, гостиница, более похожая на дом заезжих. Добирались Обью на «Метеоре», любуясь просторами берегов, полётом чаек и диких уток. На семинаре Петру удалось доказать свою состоятельность, мало того, на его стихи о Невском пятачке, о героях Великой отечественной войны обратили внимание московские руководители семинара, которые и дали ему рекомендацию в литературный институт.

Вздрагиваю каждым нервом,
Будто бы предчувствуя беду...
Сорок первый
По моим артериям
Мечется,
Как раненый в бреду!

и далее:

Сорок первый
Тысячами ружей
Сквозь года
Уставился в меня.

Честно говоря, гиперболическое «вздрагивание каждым нервом» не вызывало у меня особого доверия, сама фигура поэта была далека от какого-либо выражения повышенной чувствительности. Но лирический напор, тон заданный первой строкой был выдержан во всём произведении, а произведения военной лирики пользовалось у слушателей неизменным успехом.

Сильно прозвучала тогда баллада Петра «Нефтепровод», в которой он ярко высказался о рабочем классе:

Удел всесильных —
Крутить рули!
На наших спинах
Вся соль земли!

В творчестве на него оказали большое влияние, по его словам, литинститутские наставники Владимир Фирсов и Егор Исаев.

Всё прекрасно на земле,
Если люди вместе.
Всё прекрасно:
Труд и честь,
И любовь к отчизне!..
В этом мире нет чудес
Кроме жизни.

Петр очень хорошо отзывался о Маяковском, Блоке, любил Есенина, Рубцова, постепенно у него возник свой стиль, охарактеризовать который можно было бы одним — нагнетание противопоставлений. «Мне радостно и грустно...», «Хорошо / Живётся мне, / Оттого / И плачу», писал Петр, подобные антитезы сухановской поэтики воспринимались на слух очень чётко.

Иногда он не замечал, что противоречия захлестывают стихи до абсурда. Например, если в одном стихотворении он мог пообещать женщине:

И если я
От радости заплачу —
Ты не заплачешь с горя
Никогда.
«О, если б знать...»

то на следующей странице напрочь отказывал ей в доверии:

Но женщине, которая не плачет,
Я не поверю в жизни никогда.
«Какая бы ни выпала удача...»

Получалось, что обещание одарить счастьем, данное «плачущим от радости» лирическим героем любимой женщине, полностью обесценивается недоверием к ней же именно по той причине, которая делает её счастливой. Впрочем, многие поэтические приёмы применялись автором вполне удачно. Выразительно, как у Евтушенко, звучала сухановская аллитерация.

Мы курьеры карьеров
Гладиаторы трасс
Не машины, а звери
Под руками у нас.

Сухановская лирика оставалась пронизана тягой к философскому обобщению переживаемых им чувств. Он часто и продуктивно обращался к понятиям «время», «жизнь», «судьба». Не зря в первых книгах у него звучало как заклинание:

Пусть всё доброе
Будет вечным
Жизнь прекрасной,
Недолгой грусть.
Всё насущное
Человечней
Будет пусть.

Петр работал в автобазе, неплохо зарабатывал. Довольно скоро его семья получила двухкомнатную квартиру в том же квартале, где жил я, через дом от моего. Мы иногда бывали друг у друга в гостях. Так вышло, что на небольшой территории 14-го микрорайона поселилось несколько будущих писателей.

Суханов учился в литературном институте имени Горького заочно. Гегель и Николай Кузнецов появились у него в домашней библиотеке. Петр занял одно из первых мест в поэтическом конкурсе журнала «Смена», его стихотворение «Вздрагиваю каждым нервом...» опубликовано в журнале «Коммунист». В 1984 году в Свердловске вышла его книга «Встреча». О первой книжке «Время первых признаний», вышедшей двумя годами ранее под редакцией А. Вершинского, он обычно говорил мало, может быть, смущаясь того, что её содержание почти целиком перекочевало во вторую. В семье Петра появились две дочери, он перестал посещать литературное объединение.

Однажды я попросил у Петра помощи. Ко мне из Уфы должна была приехать мама. Её надо было встречать на железнодорожном вокзале поздно вечером. А Суханов тогда водил «Газик», работая личным водителем то ли тестя (начальника одного из сургутских строительных управлений), то ли другого какого-то начальника.

Петр охотно согласился. Он ждал меня в кабине автомобиля у дома на улице 50 лет ВЛКСМ. По дороге Петр рассказал мне, что немного обеспокоен тем, как поведёт себя радиатор. Днём он обнаружил протечку и по совету бывалых водителей, засыпал в воду горчицы. Горчица должна была закупорить место протечки и решить проблему.

Пока мы ехали до вокзала, всё шло нормально. Припарковались у здания администрации вокзала. Я встретил поезд и мы с мамой поспешили на площадь к машине.

Живописная картина ожидала нас. Пока я ходил на перрон, радиатор взорвался. Вся кабина изнутри, включая стекла, сам водитель — заляпаны рыжими пятнами. Жутко пахло горчицей.
Общими усилиями мы оттёрли, как могли, внутренность салона, долили в радиатор свежей воды и благополучно доехали до дома.

Поддержки читателей, сургутской общественности и администрации, тюменских и московских писателей Петр Суханов не терял и в последующие годы. Через два года после выхода «Встречи», вышла третья книга: «Миры и меры», рецензентом которой указан В. Фролов.

Всё — до последней рубахи —
Отдам
За отеческий флаг.

заявлял поэт на 7-й странице. Он воспевал свободу передвижения:

Экономлю жизнь —
Летаю самолётами!..
И всегда, пожалуй, как во сне,
Радуюсь
Земле
между полётами —
Будто бы люблю на стороне!..

Правда, третьей книгой Петр был недоволен. Она казалась ему неудачной. Чувствовалось, что он находится в некотором недоумении. Бывает так, что автор не совсем понимает что делать дальше, на каких принципах строить следующую книгу, короче, зря теряет время. В «Миры и меры» опять попали многие стихотворения первой книги, а новые стихотворные заявления не производили впечатления чересчур оптимистичных.

Скоропалительное время,
Неуловимые года!
Как незаметно мы стареем
Кто от любви,
Кто от стыда...
Но грустью душу не мозоля,
И жизнью землю не черня,
Я даже в мыслях не позволю
Невзгодам
изменить
меня!

Ощущение времени как вывода, как приговора, («скоропалительное»), и жизни, которая может отказаться чернее земли, новое отношение к грусти, которая может «мозолить»(!) душу выдавали серьёзность переживаемых им проблем. Далеко не всё выглядело гладким в новых «мирах» Петра, хотя внешне он не показывал вида. Для меня в те годы Суханов оставался бодрячком, готовым любой вопрос разрешить за «рюмкой чая». Он продолжил делать решительные заявления, но в издании книг наступила почти десятилетняя пауза.

Девяностые годы — годы перестройки начались не без активного участия Петра Суханова в общественной жизни. Он резко высказался против поддержки ГКЧП, в адрес которого Андрей Тарханов послал приветственную телеграмму от писателей округа, в том числе и сургутян.
В 90-е годы сургутские писатели заморочились невесть откуда взявшейся «свободой слова».

Все носились с идеями примерно одного плана: издать собственную книгу, продать и, разбогатев, получить независимость от всех, либо начать издавать собственную газету с такой же окончательной целью. В ходе подготовки к выпуску газеты «Сургут литературный» мне пришлось тесно столкнуться с Петром. Помню, мы встретились с ним на квартире Олега Рихтера, взявшего на себя обеспечение технической стороны издания. У него дома стояла стоившая огромные деньги копировальная машина «РИКО», на которой он, не выпуская из рта сигарету «Лайка», готовил выпуски анекдотов, брошюры каких-то дефицитных финансовых постановлений, детективы, собственные рассказы и стихи. В одной из брошюр опубликовано едва ли не лучшее лирическое стихотворение Петра:

А я люблю предсумрачную свежесть,
Когда под осень, полную огня
Какая-то безудержная нежность
Находит запоздало на меня
Мне кажутся печальными деревья,
Дома и люди кажутся добрей...
И хочется
Уехать мне в деревню,
Где грусть и хлеб
Растут возле дверей.
«А я люблю предсумрачную свежесть...»

Пришёл Петр. Раздеваясь, он вынул из под свитера небольшой мельхиоровый поднос. На мой удивленный вопрос ответил, что носит его на животе за неимением бронежилета. Времена были на самом деле беспокойные, так что такое применение подноса понятно. Петр принес рукопись новых стихотворений, какой-то рассказ и мы несколько часов обсуждали будущую газету.

Потом он поддержал начавшееся возрождение сургутского казачества. Был выбран атаманом сургутского казачьего круга, ходил какое-то время в мундире с погонами и двумя крестами. Но бойкие сургутские казаки не долго оставались под началом поэта, после одного из собраний вместо Петра атаманом избрали другого. Принимал участие Пётр и в акциях общественного протеста, когда возникла полемика по поводу возможного строительства в черте города химического комбината.

Вскоре Суханов вновь почувствовал себя «на коне» как поэт. В 1995 году вышла его долгожданная книга «Площадь света», которая получила широкую поддержку сургутских и ханты-мансийских журналистов. Тюменский критик Юрий Мешков положительно отзывался о творчестве поэта в газете «Тюменская правда». Книги делались толще, выпускались уже в твёрдых обложках. Несколько стихотворений Петра Суханова вошли в Хрестоматию «Литература Тюменского края» вышедшую в Тюмени в 1996 году. К сожалению, на фоне этого успеха в отношении Петра к начинающим авторам и читателям стало появляться некоторое высокомерие. Рабочая романтика то временно исчезала, то вновь возникала в его книгах, хотя, казалось, он перешёл к натур-философскому осмыслению действительности. В Сургут иногда приезжали его знакомые по литературному институту, на ежегодных семинарах молодых литераторов его уже выдвигали в руководители секции поэзии.

Петр, несмотря на характер, умел поддерживать хорошие отношения с отделом культуры администрации города, с мэром города Александром Сидоровым.

В 1997 году вышла новая большая книга Суханова «Высшая мера». Конечно, два года — слишком мало, для того, чтобы наполнить книгу такого объёма достойным содержанием. Видимо поэтому, наряду с прекрасными строками у него стало всё больше появляться невнятных, грубых оборотов. В то время в моде было покаяние. Суханов каялся и цитатой из Есенина, и от своего имени, как будто в этом покаяние и есть настоящий смысл поэзии. Но в промежутке между искренними покаянными словами мог заявить: «Я столько глупостей наделал, / что не прощу себя... / И вас.» К явной нелепости привела его попытка вторично использовать успех стихотворения «Вздрагиваю каждым нервом...»

Потрясение
Вскакиваю на каждый шорох...
Как тяжело больной,
рву, как бинты, нервы —
в которых
трепещется образ... Твой!

Его лирический герой повел нескончаемый разговор с женщиной, с которой был связан кратковременной навязчивой страстью. Стихи посвящались самым разным женщинам, слово «любовь» Петр понимал далеко не платонически, поэтому диалог оказывался довольно скудным.

...не мучаясь в изменах
И день,
И ночь
Без лишних фраз»!..
Любить при всяких переменах!..
Любить вовсю!
Во всём!
Сейчас!..
«Клятва»

Некоторые стихи даже поражали грубым натурализмом. «А я люблю, когда люблю, / Когда при женщине как в бане, / когда лежишь с ней на диване...» или «В моей стране талантов — натюрморт, / Но каждый сыт своей женой и кашей...» Любимые антитезы Петра порой стали выражать банальность: «Утратив правду, мы приобретаем ложь...»

Программным можно назвать стихотворение «Эпилог», почему-то помещенное в середину книги. Но даже оно начиналось резко:

Мы все начинали с затрещин,
и мало кто знал о любви...
А что до ошибок
и женщин —
у каждого были. Свои.

В этом стихотворении образ «Октябрьской вьюги» «на лезвиях красных штыков» мало прояснил его позицию по отношению к современной политике. Грубый материализм стал основным содержанием его творчества. Неудачными по признанию самого поэта вышли его басни для взрослых «В мире животных», вышедшие в 1998 году. Большинство басен написаны в тяжелом для понимания рваном стиле. Затем в свет вышла книжка «Про колобка и красавицу Бабу Ягу, или Шедевральное приключение Колобка во времени. Сказка для взрослых», тоже не нашедшая успеха ни у критиков, ни у читателей.

В личной жизни Петра тоже не всё было ровно. Он на какое-то время уехал в Тюмень, но пожив там недолго, снова вернулся в Сургут. Пережил ещё один развод, женился ещё раз.
Последующие книги «Завороть», «Разнолетье», казалось, продолжили обычные темы Суханова. Но самыми светлыми в них опять оказаись перепечатанные из первой книги юношеские стихи. «Кто говорит, что нет героев — / тот никогда не станет им» резонно, афористично говорил Петр в стихотворении «Сибирякам».

Он тепло писал о Сургуте, сургутянах. Всё же настоящих героев у него в стихах почти не появлялось, некоторые стихи посвящены реальным людям, но, как правило, им посвящался только эпиграф, и напротив, в его поэзии действовало всё больше героев социального дна: «Как много в нас фарса и фальши / расписанных на трудодни!..» («Корни»), «Он жил отвратительно тихо, / Любил только то, что имел» («Про мужика»), возникали то образ бомжа, то «Бабы Вали», живущей на вокзале.

Он признавался в том, что не может расстаться с прошедшей эпохой:

Я привязан к другой эпохе —
к той, где сделан был
первый шаг!..
В ней — великой или ничтожной,
но сумевшей весь мир спасти,
я застрял, словно крест придорожный
у себя самого на пути!
«Мера длины»

С горечью и отчаяньем писал в стихотворение «Встреча с двенадцатью» о любимом им некогда Александре Блоке.

— Эй, товарищи!.. Мир
далеко?..
— Да не видно отсюда... Далече...
И, как призраки, скрылись легко —
словно вовсе и не было встречи.
Я кричал на пустом берегу,
как птенец, оборвавшийся с ветки...
А когда рассвело — на снегу
отпечатались
нервные
клетки.

И в тоже время на грани между горькой иронией и глумлением звучали его стихи о демонтаже памятника Ленину в Ханты-Мансийске:

тени, исчадья, гнилые пути!..
А впереди ковыляет устало —
двадцатитонный Ильич...
Впереди!..

Кажется, в некоторых стихотворениях у него окончательно пропадало чувство слова. Вот образцы такого письма:

С большим трудом
и страшным нервным скрипом
я думаю...
«Тяжесть»

Или

Мы в каждом глобусе —
как в морге
А в морге — как в дыре Земли!..

Но всё-таки прозрения не оставляли Суханова и, наряду с явными пошлостями, он отваживался на глубокое постижение действительности хотя бы в самооценке:

А если мир весь равен бытию
и разнозначны лишь разноязычья —
зачем я заблуждаюсь, что люблю,
И в чем мое ничтожное величье?..
«Кручина»

В одном из стихотворений Петр не остановился перед тем, чтобы провозвестить грядущую революцию.

Мы во власти блаженного искуса:
— Всё моё!..
Нам и Бог не судья...
Но доносится сверху: — А выкуси!..
И — опять впереди
революция...
«Тема»

В последние годы перед кончиной Суханов склонялся к приятию идей Солженицина, об этом говорят и названия его книг — неологизмы «Завороть», «Разнолетья» и странные окказионализмы «Похлёб», «...Безвызвездье...». В поздние годы, казалось, даже в выборе одежды старался подчеркнуть сходство с ним, одевался в какие-то нарочито упрощенные френчи и куртки, как у заключенных.

Шестидесятилетний юбилей поэта праздновали в центральной библиотеке Сургута. Перед его проведением было немало волнений. Боялись, что Петр Антонович вновь поведёт себя высокомерно, а то и начнёт скандал, но встреча прошла на удивление ровно.

Петр Суханов скончался в 2008 году после болезни. После его смерти остались рукописи, часть которых вошла в «Избранное», вышедшее в этом году. Сухановская лирика до сих пор находит активную поддержку. Составителем и автором предисловия к «Избранному» стал член СП России, профессор, критик-шолоховед Юрий Дворяшин.

21.02.2012 г.
Нина Корина 20.02.17 20:17
Огромная благодарность Валерию Латынину за ностальгический рассказ об уникальном поэте и уникальной Личности, "к эпохе пришпиленной судьбой"! О времени, ещё непродажном, о журналистских дорогах и военном братстве (к пограничному посчастливилось когда-то прикоснуться, и навсегда граница прошла через сердце).
Трудно "не заболеть цитатами из Суханова", но и из Латынина - тоже. Взгляд "видящими глазами", "образ "несожжённого моста", "выпью грусть, как кружку молока"... А эпизод с молотком в руках Петра - звучит, как тот самый, из Чехова!
Наверно, любому, еще не знакомому, как вот мне, с обострённым мировосприятием поэзии Петра Суханова, с его "высоковольтными строками", "морозной акварелью" зимнего пейзажа, хочется немедленно встретиться с ними! И это главное, что удалось сделать автору повествования для своего уникального Друга. Пока мы помним, они живы.
Григорий Блехман 20.02.17 12:11
Даже, если бы ничего не знал о Петре Суханове, по его стихотворениям сразу бы почувствовал масштаб личности этого человека, степень его внутреннего благородства и, конечно же, уровень поэтической одарённости.
Обо всём этом очень точно и так тепло написал Валерий Латынин.

Спасибо Вам, Валерий, за память и трепетное отношение к другу.
Александр Кердан 20.02.17 06:22
Замечательный День Поэта, растянувшийся на три дня, прошёл в Сургуте по инициативе фонда "Словесность" (руководитель Николай Ганущак и Сургутской городской библиотеки имени А.С. Пушкина (директор Н.В. Жукова)... Были и доклады и поэтические встречи, и вручение дипломов лауреатам конкурса имени Петра Суханова и большой литературно-музыкальный вечер! Спасибо организаторам! Надеюсь, что появится в Сургуте и Площадь света и памятник Петру Суханову на ней!
Николай Коняев (Тюмень) 20.02.17 05:53
Вместо комментария.



ОТ ПЕРВОЙ ВСТРЕЧИ ДО ПОСЛЕДНЕЙ

Начало новой трассы
( О первой книжке стихов Петра Суханова )

Читателю, неравнодушному к литературе о Тюмени, хорошо понятна озабоченность Константина Лагунова, высказанная на V съезде Союза писателей России: «… Нас очень беспокоит возрастающий поток спекулятивных литподелок о Тюмени. Пишутся эти книги, как правило, в виде хроникёрских репортажей: «Я приехал… Я увидел… Я спросил… Я сказал…». С каких пор тюменская тема стала панацеей от серой скорописи, художественной беспомощности и даже откровенной халтуры?»
Как читатель я ищу книги о людях и делах своего края. И они есть: очерковые, прозаические, поэтические. Их герои – наши современники, рабочие люди. Место действия – нефтяная страна Тюмения. Авторы большинства книг – писатели с именем. И вроде бы сюжет крепко сколочен, действие лихо закручено, герои как будто живые. Всё – «как будто»… Но часто прочтёшь такую вот книгу и без сожаления отложишь. И уже никогда не вернёшься к ней. Мне, читателю, нужна выстраданность чувств. Я ищу такую книгу, которая бы, как говорят, за живое меня задела, заставила бы призадуматься, перечитать…
Маловато таких книг. Вот почему годами лежат на стеллажах книжных магазинов некоторые сочинения, а мы скользим взглядом по пропылённым корешкам. Ищем книгу. Хорошую книгу.
Поэтому с некоторым недоверием взял я в руки тоненькую книжечку стихов Петра Суханова, недавно выпущенную Средне-Уральским издательством, раскрыл наугад и прочёл первые попавшиеся на глаза строки:

Милая,
Это счастье –
Все позабыв грехи,
В светлое одночасье
Вдруг
Написать стихи!..

Прочёл, и что-то толкнуло меня просмотреть эту книжку с начала и до конца. И я уже не мог не перечитать вот это:

Тем и живу, что беспокоюсь!
И, задыхаясь от забот,
Как проходящий
Скорый
Поезд,
Летит
Мой каждый новый год!

Остановили внимание и такие строки:

Зима
По всем
По правилам
Взялась и за Тюмень!
Машины, как фонарики,
Снежат вдоль деревень…

Чем привлекли меня эти стихи? Точностью, образностью, искренностью.
Не придумать, не сочинить такое поэту «со стороны»:

Пропади она пропадом –
Эта дорога,
Безнадёжно
Застрявшая в дикой глуши:
На две тысячи вёрст,
Кроме Бога,
Ни единой
Души!

Верится, что эти строки родились именно в рейсе, в кабине «КрАЗа» или «Татры». Всё это автор хорошо знает, видел собственными глазами, пережил, прочувствовал. И не сочинил – выдохнул в стихи.
Из биографической справки явствует, что он 15 лет работал шофёром, них семь - на Севере. Ему есть о чём рассказать. Сборник «Встреча» - первая отдельная поэтическая книжка молодого поэта из Сургута. Но не первая встреча с читателем. Его имя уже знакомо любителям поэзии по подборке стихов в сборнике студентов Литературного института «Тверской бульвар, 25. Голоса молодых» ( М., «Советский писатель», 1982 ). И отрадно, что, анализируя этот сборник, В. Залещук в статье «На первом перевале» ( «Литературная учёба», № 6, 1983 г. ) отметил творчество нашего земляка, назвав его в числе тех, кто образует «новую волну неуёмных в своих творческих поисках молодых поэтов».
Обнадёживает и тёплое напутствие Владимира Фирсова…
«Встреча» состоялась. И новая книжка Петра Суханова займёт своё место на моей книжной полке. А в том, что будут новые встречи, не сомневаюсь. Эта – лишь начало… Начало новой – литературной – трассы одарённого поэта.

1984


«Всё человеческое позабыв…»

Помню, на заре перестройки, когда сокрушались, казалось бы, незыблемые нравственные законы советского бытия, какое недоумение, а затем и растерянность наступили в рядах советских писателей. Многие замолчали на долгие годы, но иные быстренько перестроились, смекнув, в какую сторону и с какой целью выпущен из-за железного занавеса разрушительный торнадо…
Ворвавшийся через журналы шквал «возвращённой литературы» на какое-то время даже освежил российскую литературную атмосферу, дополнил литературу новым содержанием, неожиданными срезами жизни, обогатил интересными взглядами и оценками. Солженицын, Платонов, Шаламов, русские религиозные философы…
Разнообразная запретная литература также вскоре всплыла из подполий, лагерей и тюрем. Можно долго спорить, нужен ли нам был весь Юз Алешковский с его шокирующим матом, нужен ли был Лимонов с его отвратительным для «советского» уха героем…
Страшнее другое: из канализационных люков, из грязных арбатских дворов и притонов на свет божий была вытащена такая, прости Господи, литература, что и литературой-то называться не имеет право. Чудовищно, но через многочисленные там и сям издательства она с неимоверной быстротой распространилась по городам и весям российским. А уж с распространением сети интернета на поверхность всплыло всё тошнотворное и непотребное, что здравому человеку может быть интересно разве как медицинский факт…
Но что произошло с молодыми, только вступившими в литературу?
Какие нравственные ценности они стали проповедовать?
Какие великие смыслы понесли читателю?
Помню мотивы романов молодых начала 1990-х…
Вот к какому нравственному выводу подвёл автор «Белогорья», мой земляк Борис Зуйков своего главного героя после всех тяжких жизненных передряг (ох и поспорили же мы с ним по поводу этого романа!): «Так и в жизни: чтобы сытому быть да преуспевать, ты должен не глазеть по сторонам, а зашорить глаза-то да топать вперёд, всё человеческое позабыв. Иначе на сухарях с водой сидеть будешь».
Герой романа «Одна-единственная» уральского прозаика Авенира Крашенинникова также утвердился в своём выборе: «Только мы, подлецы, сможем выжить!»
И пошло-поехало… «Хорошими делами прославиться нельзя!» - говаривала известная сказочная старуха. Сегодня главные герои подавляющего большинства молодёжных романов и повестей всё они - «подлецы», оправданные «авторской позицией» и обласканные «читательской любовью» мошенники, авантюристы, прохиндеи, «крутые менты», олигархи и олигарши…
Всё человеческое позабывшие...
Судя по всему, верно было сказано.
Оттого и страшно.
Страшно было в своё время и умершему в нищете талантливому сургутскому поэту Петру Суханову:

Но тем, кто жив, -
Ещё страшней:
А вдруг опять среди потомков
Так мало вырастет людей,
Так много вырастет подонков?

11 ноября 2010 г.
Юрий Серб 19.02.17 20:51
Спасибо вам, Поэты!
Надежда 18.02.17 16:11
Дорогой Валерий, мужская дружба дорогого стоит. А дружба двух поэтов - ещё дороже. Спасибо тебе за светлую и достойную память о твоём талантливом друге. Ему- царствие небесное! А тебе - Бог в помощь! Надежда Мирошниченко
Екатерина 18.02.17 15:33
Андрюша, а Вам кто не давал работать?
Лень, холодно, тяжело? Не каждый выдерживал...
А насчёт мест и времён - и время было отличное и места!

О, Север, Север, чародей -
Иль я тобою околдован... (Тютчев)

Пожалуйста, не мусорьте здесь, здесь вспоминают...
Андрей 18.02.17 15:04
Из ведомственного фольклора Обь- Иртышского бассейна:

"Ночью сплю , а мне не спиться "Ярославец" только снится
Будто с "Кэпом" мы вдвоём деньги пачками куём! ...

Приятно вспомнить контраст тех мест и тех времён.
Екатерина 18.02.17 14:31

Кстати, насчёт "дебошира" не знаю, но - это мужское!
Екатерина Пионт 18.02.17 14:29

Серёжа, здОрово! Я знала, что ты напишешь...
Помнишь, в Ханты-Мансийске семинар, где я тоже была,
я сфотографировала их - Пётр Суханов и рядом Юван Шесталов.
Фотография интересная получилась. Действительно, две глыбы. Оба ушли в скором. Да, были люди!
Сергей Тимшин 18.02.17 12:42
Спасибо, Валерий, за материал и память. Нас связывали много лет дружбы учителя и ученика. Пётр Антонович дал мне рекомендацию на вступление в СП, в сложные скитальческие времена мы проживали с ним под одними крышами писательских домов в Тюмени и Ханты-Мансийске, а когда он получил однокомнатную квартиру - я несколько раз гостил у него в Сургуте…
О смерти Петра Антоновича узнал только через год, находясь далеко от Тюменского Севера.

КАМЕНОТЁС
"Мне выдало время, как высшую меру -
Жить".
Пётр Суханов. (Из книги стихов "Высшая мера").

Блудный волк и домашний пёс,
Шоферюга и грубиян -
Кем бы ни был - он глыбой нёс
Самый лучший в себе изъян -
Дар, с которым любить – взахлёб,
Да с каким горевать – запой…
И крушил он – с размаха, в лоб!
И грешил, не в ладах с судьбой.
Но, кто рушится под откос,
Тот за смертным излётом свят!..
__________________________
Здравствуй, слова каменотёс,
Поэтических мер Сократ!
Ты начертано довершил
Меру Высшую над собой,
Алкоголик и дебошир,
Мастер признанный, да изгой.
Запоздалый прими привет,
Кем ты был - не ко мне вопрос.
Дудки - им! И - Виват, Поэт,
Лучший слова каменотёс!

7. 02. 2009
Екатерина Пионт 18.02.17 01:27

Пётр Суханов... и за этим сразу следует - Поэт!
Это имя, этого человека едва ли кто забудет.
Он был настоящим.
Вдумчив, немногословен, несуетлив - он притягивал к себе внимание.
Его хотелось видеть и слышать.
В последний раз видела в 2002 г. на семинаре,
он был подавлен... Запомнилось его - "Как жить?.."

"Он летал на ковре-самолёте
и случайно на землю упал..."

Хотя это стихотворение посвящено Юрию Надточию,
оно о Петре Суханове. Вечная светлая память ему.

Спасибо большое Вам, Валерий.
 Имя: 

Комментарий:



 Введите только то,
что написано строчными (маленькими) буквами:
 ПОДсветКА