| Екатерина Пионт | 21.03.18 17:41 |
| Известно, что его многие считали атеистом, редко ходил в церковь,
что считаю не показателем истинной веры. Почитайте его "Живые мощи". Ведь вера в Бога - это внутренне глубоко. И не напоказ. Вот моё ощущение: Пишу я мало о России... О Боге... мне не написать. Алла Строганова: "Тургеневу хватило его собственного креста, чтобы прославить своё Отечество доброю славой во всём мире". Как это верно. Ведь, Андрей (зря скрыли фамилию), были и христиане, которые желали гибели нашей стране в 40-х. и даже прислуживали Гитлеру - эмигранты-писатели той поры, не хочу называть имена, не об этом мы сегодня. Бог рассудит всех. И потом, к вере никогда не поздно прийти, а предательство - не смыть. |
| Андрей | 21.03.18 14:35 |
| Просто наберите в строке поиск:
Христианский мир Тургенева и почитайте... |
| Екатерина Пионт | 21.03.18 13:46 |
|
Тургенев... стоит произнести - и душа молодеет, настраивается на романтичное. Хотя и характер у него был непрост, и недругов хватало. Но Тургенев у нас - один. Некрасов Толстому 5 мая 1857г. Париж: "Я так его люблю, что когда об нем заговорю, то всегда чувствую желание похвалить его как-нибудь... На днях мы как-то заговорили о любви - он мне сказал: "Я так и теперь еще, через 15 лет, люблю эту женщину, что готов по ее приказанию плясать на крыше нагишом, выкрашенной желтой краской!" Это было сказано так невзначай и искренно, что у меня любви к нему прибавилось..." Скромное и яркое оформление книги, простое и значимое название - всё гармония. И знаю, в ней упрятан один маленький бриллиант - рассказ "Певцы"! Со школьных лет и до нынешних он не утратил для меня своего сияния. Спасибо издателям. Спасибо Вам, уважаемый Юрий Владимирович, за достойное, поэтичное слово о нашем Иване Тургеневе. |
| Игорь | 21.03.18 01:57 |
| Спасибо, Людмила Владимирова, за столь важные дополнения.
И издателям моя благодарность! |
| Людмила Владимирова | 20.03.18 23:37 |
|
Радуюсь новому изданию и сожалею о недоступности его для меня и мне подобных… Привлекательно неизбитое название сборника, а заметка Юрия Владимировича Лебедева заставила вспомнить афористичное И.С. Тургенева: «Древние греки недаром говорили, что последний и высший дар богов человеку – чувство меры.» Так случилось, что последние недели активно перечитываю Тургенева. После, наверное, более чем полустолетнего необщения. И, надо сказать, нахожу немало весьма и весьма актуального. Вот и захотелось привести концовку его статьи ПО ПОВОДУ «ОТЦОВ И ДЕТЕЙ» (1868-1869): «Мне хочется только, перед прощанием, сказать несколько слов моим молодым современникам – моим собратьям, вступающим на скользкое поприще литературы. Я уже объявил однажды и готов повторить, что не ослепляюсь насчет моего положения. Мое двадцатипятилетнее "служение музам" окончилось среди постепенного охлаждения публики – и я не предвижу причины, почему бы она снова согрелась. Наступили новые времена, нужны новые люди; литературные ветераны подобны военным – почти всегда инвалиды – и благо тем, которые вовремя умеют сами подать в отставку! Не наставническим тоном, на который я, впрочем, не имею никакого права, – намерен я произнести мои прощальные слова, а тоном старого друга, которого выслушивают с полуснисходительным, полунетерпеливым вниманием, если только он не вдается в излишнее разглагольствование. Я постараюсь его избегнуть. ----- Итак, мои молодые собратья, к вам идет речь моя. Gruift run' hinein ill's vollo Monschcnleben! – сказал бы я вам со слов нашего общего учителя, Гете –– Ein jeder lebt's – nicht vielen ist's bekannt, und wo ihr's packt – da ist's interessant! {*} То есть: Запускайте руку (лучше и я не умею перевести) внутрь, в глубину человеческой жизни! всякий живет ею, не многим она знакома – и там, где вы ее схватите, там будет интересно! (Примеч. И. С. Тургенева.)} Силу этого "схватывания", этого "уловления" жизни дает только талант, а талант дать себе нельзя; но и одного таланта недостаточно. Нужно постоянное общение с средою, которую берешься воспроизводить; нужна правдивость, правдивость неумолимая в отношении к собственным ощущениям; нужна свобода, полная свобода воззрений и понятий – и, наконец, нужна образованность, нужно знание! "А! понимаем! видим, куда вы гнете! – воскликнут здесь, пожалуй, многие. – Потугинские идеи – ци-ви-ли-зация, prenez mon ours!" {Верните моего медведя (франц.).} Подобные восклицания не удивят меня; но и не заставят отступиться ни от одной йоты. Учение – не только свет, по народной пословице, – оно также и свобода. Ничто так не освобождает человека, как знание, – и нигде так свобода не нужна, как в деле художества, поэзии: недаром даже на казенном языке художества зовутся "вольными", свободными. Может ли человек "схватывать", "уловлять" то, что его окружает, если он связан внутри себя? Пушкин это глубоко чувствовал; недаром в своем бессмертном сонете, в этом сонете, который каждый начинающий писатель должен вытвердить наизусть и помнить, как заповедь, – он сказал: ...дорогою с в о б о д н о й Иди, куда влечет тебя с в о б о д н ы й ум... Отсутствием подобной свободы объясняется, между прочим, и то, почему ни один из славянофилов, несмотря на их несомненные дарованья {Славянофилов, конечно, нельзя упрекнуть в невежестве, в недостатке образованности; но для произведения художественного результата нужно – говоря новейшим языком – совокупное действие многих факторов. Фактор, недостающий славянофилам, –– свобода; другие нуждаются в образованности, третьи – в таланте и т. д. (Примеч. И. С. Тургенева.)}, не создал никогда ничего живого; ни один из них не сумел снять с себя – хоть на мгновенье – своих окрашенных очков. Но самый печальный пример отсутствия истинной свободы, проистекающего из отсутствия истинного знания, представляет нам последнее произведение графа Л. Н. Толстого ("Война и мир"), которое в то же время по силе творческого, поэтического дара стоит едва ли не во главе всего, что явилось в европейской литературе с 1840 года. Нет! без правдивости, без образования, без свободы в обширнейшем смысле – в отношении к самому себе, к своим предвзятым идеям и системам, даже к своему народу, к своей истории, – немыслим истинный художник; без этого воздуха дышать нельзя. ----- Что же касается до окончательного результата, до окончательной оценки так называемой литературной карьеры, – то и тут приходится вспомнить слова Гете: Sind's Rosen – nun sic werden bliih'n {*}. {* Коли это розы – цвести они будут.} Непризнанных гениев нет – так же, как нет заслуг, переживающих свою урочную чреду. "Всякий рано или поздно попадает на свою полочку", – говаривал покойный Белинский. Уже и на том спасибо, коли в свое время и в свой час ты принес посильную лепту. Лишь одни избранники в состоянии передать потомству не только содержание, но и форму своих мыслей и воззрений, свою личность, до которой массе, вообще говоря, нет никакого дела. Обыкновенные индивидуумы осуждены на исчезновение в целом, на поглощение его потоком; но они увеличили его силу, расширили и углубили его круговорот – чего же больше? ----- Кладу перо... Еще один последний совет молодым литераторам и одна последняя просьба. Друзья мои, не оправдывайтесь никогда, какую бы ни взводили на вас клевету; не старайтесь разъяснить недоразумения, не желайте – ни сами сказать, ни услышать "последнее слово". Делайте свое дело – а то все перемелется. Во всяком случае, пропустите сперва порядочный срок времени – и взгляните тогда на все прошедшие дрязги с исторической точки зрения, как я попытался это сделать теперь... ----- А просьба моя состоит в следующем: берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками, в челе которых блистает опять-таки Пушкин! Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса! Даже тем, которым не по вкусу "философские отвлеченности" и "поэтические нежности", людям практическим, в глазах которых язык не что иное, как средство к выражению мысли, как простой рычаг, – даже им скажу я: уважайте по крайней мере законы механики, извлекайте из каждой вещи всю возможную пользу! А то, право, пробегая иные вялые, смутные, бессильно-пространные разглагольствования в журналах, читатель невольно должен думать, что именно рычаг-то вы заменяете первобытными подпорками, – что вы возвращаетесь к младенчеству самой механики... Но довольно, а то я сам впаду в многоречивость.» С уважением, Л. Владимирова (Одесса). |