Магомед Ахмедович Ахмедов

Магомед Ахмедович Ахмедов - народный поэт Дагестана. Родился в 1955 году в с. Гонода Гунибского р-на Дагестана. В 1979-м окончил Литинститут им. Горького. Председатель Правления СП Республики Дагестан. За последние годы изданы книги: “Поэт” (2001), “Тайный час” (М., 2005), “Поэт и народ” (2006). М.Ахмедов написал несколько глубоких исследовательских работ о русских поэтах С.Есенине, Н.Рубцове, Ю.Кузнецове. Лауреат многих литературных премий. Живет в Буйнакске.

СНЕГ ЗОЛОТОЙ
Осень... Прощанье...
И ветер чистит
Кроны уснувших деревьев вокруг.
Каплями солнца
светятся листья,
Падая в сердце моё, мой друг.
Снег золотой
осыпается с веток.
Снег золотой
засыпает меня.
Что-то мне хочет
сказать напоследок
Средь золотого
осеннего дня.
Листья летят,
словно шепчут:
«Мы были...»
Был ведь когда-то
и я молодым.
Время придёт –
и сверкнут на могиле,
Снегом её занесут
золотым...

У ГОР Я СВОИХ В ДОЛГУ...
У гор я своих в долгу,
И вот их наказа суть,-
Я слёз сдержать не могу:
– О смерти не позабудь...
Журчат родники, их свет
Тревожит мне часто грудь,
В нём всех уходящих след:
– О смерти не позабудь...
Орлы клекочут от ран,
К Всевышнему лёг их путь.
О, Родина!.. О, Дагестан!..
– О смерти не позабудь...

БЕСЕДА
– Где ты, Родина? Где? –
к небесам обращаю я взоры.
– Там, где вечно была, – отвечает, –
где скалы и горы...
– Что ты чувствуешь, Родина?
– Чувствую горькое горе.
Жаждут крови враги,
люди всюду в печальном раздоре.
Стал другим человек,
подменили его в новом веке,
Совесть, совесть сегодня
смертельно больна в человеке.
Честь моя на кону,
ибо средь виртуальных величий
Забывается мой и язык, и очаг, и обычай...
«О, Всевышний, – молю, –
береги Дагестан год за годом,
Много туч нависает,
склонились они над народом.
Отгони эти тучи своею всесильной рукою,
Подари Дагестану хотя бы немного покоя...»
– Ты куда держишь путь, моя Родина?
– Разве я знаю?
Зло везде и жульё,
стая кружит вокруг вороная.
Словно в пропасть я падаю...
– Родина, край мой любимый!
На вершины вернись,
на вершины, где клёкот орлиный,
Где высокие горы
беседуют мирно по кругу,
Неприступные скалы
плечо подставляют друг другу.
Чтобы горцы опять стали горцами прежней породы,
Чтоб язык свой родной забывать не посмели народы.

НЕБЕСНЫЙ ДАГЕСТАН
Синие песни синих небес!
Разве я смог бы жить без вас?
Гляну на небо – там горы и лес,
Там, в облаках, мой второй Кавказ.
Мне, повидавшему много стран,
Видится сердцем, как никому:
Там есть ещё один Дагестан,
По одному мы уходим к нему.
Все мы уходим отсюда, увы,
По одному на небесный суд.
Песни Неба, прислушайтесь вы,
Имя Аллаха в себе несут.
Все мы уходим с земли родной,
Битые снегом, свинцом, дождём.
Сколько и света, и тьмы за спиной!
Что с нами будет, когда придём?
Что с нами будет, Великий Аллах?
Так ли исполнили мы свой долг?
И нарастает невольный страх:
Там наготу не прикроет шёлк.
Там, в небесах, Дагестан высок,
Дух там сильнее и крепче стать.
Кто до него подняться смог,
Может поэтом достойным стать.
Там Ахульго... Шамиль... Устазы..
Шейхи, поэты... Герои там.
И ни одной неверной слезы,
Только любовь к родным горам.
Битые снегом, свинцом, дождём,
Только с надеждой одной в горсти,
Что с нами будет, когда придём?
О, Великий Аллах,
прости...

ДУМЫ

1.
Друг мой, что делать на этой земле? –
Гибнет любовь и вражда надоела.
Время моё растворилось во мгле,
Замерли годы с печатью расстрела.
Без очага дом окутан тьмой.
Стал ли без дружбы и верности чище я?
Вот и бредёт мой народ с сумой:
– Нищим я стал, и Родина нищая...
Время, и совесть и честь не ценя,
И нечестивое хвалит, и пошлое.
Кто я?
Нет будущего у меня,
Коль потерял безвозвратно я прошлое.

2.
Я любил, видит Бог, я безумно любил,
Но один на дороге стою, как без рук.
Я крестьянином был, но я пашню забыл,
Когда вырвало время спасительный плуг.
И стихи я пишу – это стон, это плач.
Я когда-то любил, я крестьянином был.
Что мне делать? Я сам себе ныне палач.
Я когда-то пахал... Я любовь позабыл...

3.
Был рождён на земле я для песен любви,
Но окрасила ненависть губы мои.
Что огонь в моём сердце! Что пламя во мне,
Когда Родина вся полыхает в огне!
Умереть за любовь – разве смерть не красна?
Смерть – когда от вражды умирает страна.
Моё сердце когда-то счастливо стучало,
Но сегодня и счастье несчастное стало.
На дорогах земных, где и холод, и глад,
Все умершие люди за мною следят.
О, поганое время... Средь чёрного дня
Вместе с Родиной милой хоронят меня.
Снег обильный кругом... Я глядеть не могу:
Тур, подстреленный метко, лежит на снегу.
Снег и холод... В снегу утопает мой дом.
И замёрзшие птицы, и птицы кругом.
Тур убитый – пробитое сердце мое.
Птицы – мысли мои, пуля в них и копьё.
Я никак не могу петь сейчас про любовь.
Кровь эпохи на них, понимаете, кровь!
Горный тур, разбивая копытами лёд,
Иль дорогу найдёт, иль от пули умрёт.
И меня кто-то брал – и не раз – на прицел,
Словно дичь, и случайно остался я цел.
Песню чистой любви убивали не раз,
Но тебе оставался я верен, Кавказ.
Слёзы мира стереть не могу я с лица.
Я их в сердце своём пронесу до конца.
Что сказать вам ещё? Жизнь грустна и груба.
...Тур, лежащий в снегу, не моя ли судьба?

4.
Я опоздал приветливое слово
Сказать тебе, великая страна.
Властители, один слабей другого,
Тобою правят в эти времена.
Ещё вчера я так тобой гордился.
С тоской сегодня я гляжу в окно:
Тот утонул... Тот взорван... Тот разбился...
Что будет завтра?
Будет ли оно?

ПОКАЯНИЕ
Счастье моё, нежность моя, страсть моя и добро!..
В небе моё орлиное имя, моё перо:
Если мой стих взлетает прямо под небосклон,
Значит, он настоящий, значит – бессмертный он.
Жизнь моя – что слеза моя, душу сжигала мне,
Годы мои пробивала и оседала на дне.
Век мой двадцатый оставил отметины на лице,
Век мой три точки проклятия запечатлел в конце.
Там, где конец, там чётко всё начинается вновь:
Снова грехи всё те же, ненависть и любовь.
Ненависть вновь клянётся в том, что она мне друг,
Ну а любовь разрывает круг моих жарких рук.
Что же мне делать, Всевышний, выхода нет в судьбе,
Я опоздал с молитвой, поздно пришёл к Тебе.
Позже других смиренно встал я на намазлык,
Люди уже молились, преображаясь вмиг.
Что же мне делать, Всевышний, вот я перед Тобой –
Грешник вчерашний, нынешний грешник уже седой.
Вот он я, жизнь прожигавший, ныне растерян я:
Путь всё короче, Господи, здесь моего бытия.
Годы идут к закату, рад я Тебе служить.
Но если забуду прошлое, как же мне дальше жить?
Песней, зовущей к Богу, я оглашаю даль.
Но победит ли песня дней окаянных печаль?
Может быть, в правде этой всё же таится ложь?
Ты милосерден, Всевышний, знаю, меня поймёшь.
Ты лишь один измеришь жизнь моих горьких слёз,
Жизнь изречённого слова в мире вселенских гроз.
Нет, ничего не прошу я, Ты обо мне не радей.
Разве я сам не вижу, как Ты устал от людей.
Лишь сбереги мою душу тогда, когда в полный рост
И я поднимусь обречённо, шагну на сиратский мост.

* * *
Рядом нет никого. Одиноко вокруг.
– Где твой друг дорогой?
Где единственный друг?
– Одиноко вокруг. Рядом нет никого.
Друга нет,
Ложь бесстыдно убила его.
– Нет любимой с тобой. Закатилась она,
Словно солнце – не видно его из окна.
Что случилось?
– Любимую в злые года
Схоронила измена – и нету следа.
.. .Я и сам потерялся. Ищу – не найду...
Ну, а Родина где?
– Я попала в беду.
Воют трубы, и славу и честь хороня...
Если Родины нет,
значит нет и меня.

ИЗГНАННИК
Я горец. Я аварец. Не пророк.
На Родине своей изгнанник я.
Плыву сквозь лет изменчивый поток,
Плыву сквозь годы горя и вранья.
Плыву сквозь слёзы, немощен и сед,
И удивляюсь, что ещё живой.
На куст колючий времени присев,
Пою, как птица:
«Родина, я твой...»
Она молчит. Но верю: в свой черёд
Даст для могилы землю без труда.
И над моей могилою сверкнёт
Звезда её, небесная звезда.
Зачем мне постных почестей елей?
Я горец. Я пою свои края.
Изгнанник я на Родине своей,
Но для народа не изгнанник я.

ДОН КИХОТ
Эй, Дон Кихоты! По коням! Вперёд!
Я этот рыночный мир не приемлю.
Крепость в момент перед нами падёт,
Стражники бросят оружье на землю.
Я не хочу побеждать на войне,
Проигрыш свой я считаю победой.
Место, которое дадено мне,
Я украшаю застольной беседой.
Эй, Дон Кихоты, народ от греха
Мы упасём на земле, пока живы.
Истина эта не так уж плоха,
А остальные все истины лживы.
Мы погибали за правду не раз.
Пусть отродясь ни жены, ни любимой.
Вместо любимой на сердце у нас
Есть только образ придуманный, мнимый.
Коль упаду на скаку я с коня,
Мне ли срывать на строптивом досаду?
Если несли на носилках меня,
Все лишь смеялись вокруг до упаду.
Кто меня только презренно не бил,
Ладно бы кони – топтали и люди,
Те, кого так беззаветно любил:
Я им о жизни твердил, как о чуде.
Если б в любом самом грешном краю
Встали за нами – иного не надо,-
Люди бы все оказались в раю,
И никакого бы не было ада.
Эй, Дон Кихоты! В тоскливом дому
Вам прозябать ли, от скуки пьянея?
Только не нужен мой клич ни-ко-му...
...Где ты?
О, где ты, моя Дульсинея?..
белый конь
Аульчане мои, земляки,
Я всё больше люблю вас с годами.
Помню, в детстве, у горной реки
Белый конь был – как белое пламя.
На коне – и глядишь свысока,
И душа замирает порою.
Белый конь узнавал седока,
Сразу сбрасывал он лжегероя.
Белый конь – он в глаза нам смотрел:
Вот и новое выросло племя!
Станешь храбрым джигитом, пострел,
Ногу в стремя смелей,
ногу в стремя!
Век машинный бушует, гремя,
Всё давно изменилось на свете.
.. .Но купают, как прежде, коня
В горной речке отважные дети.

В ЦДЛ
«Дайте, дайте ещё один глаз
Наглядеться на женщину эту!» –
Восклицал Шахтаманов не раз,
Прикурив, как всегда, сигарету.
«Ах, поэты, чумы на вас нет,
И стихов у вас стоящих нету», –
Говорил Шахтаманов, поэт,
Затушив, как всегда, сигарету.

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
1.
Листьям осенним
могильной плиты не согреть.
Все мы рождаемся,
чтобы, увы, умереть.
Будь ты хоть нищим,
хоть целой державой владей...
Вот почему
всех живущих жалею людей.

2.
Ночь, скоро ночь.
В небе туч бесконечная смена.
В душу иголкой
вонзается больно измена.
Сын человеческий,
кто тебя смог так обидеть?
Кто научил тебя
так глубоко ненавидеть?
Так вот случается,
так, к сожаленью, бывает,
Что и любовь
навсегда во грехе погибает.
Сын человеческий,
ветры тебя не сломили.
К раю любви
приучил тебя кто в этом мире?
Звёзды на небе, огонь в очаге,-
жизнь чудесна,
Но до поры, это всё до поры,
если честно.
Сын человеческий,
ясный смущается разум.
Женщине, женщине
злом и добром ты обязан...

3.
Моя Родина! Иль ты меня позабыла?
Припаду к тебе, вспомню я, что со мной было.
Вспомню всё – и заплачу, как дождь над горами.
Я ль чужой тебе в горе?
В неслыханной драме?
В твои очи гляжу не стыдясь, не робея:
Предавал ли тебя?
Изменял ли тебе я?
Дагестан! Ты любовь, ты и гордость поэта.
Ты букет для меня негасимого света.
Мне душою парить над родною горою,
Даже если глаза навсегда я закрою...

* * *
Всё трудней своё главное слово ловлю,
Ошалело оно от свободы.
Не успев полюбить, я уже разлюблю,
Постарели от дум мои годы.
Как бы дружбу мы все ни ценили,
Одиночество властвует в мире.
О, Всевышний! Тебе мы хвалу воздаём.
Невзирая на все перемены,
Ты свечу одиночества в сердце моём
Не зажги, пощади эти стены.
Есть одна в моей жизни отрада:
Мой Гуниб – золотая лампада.
Моё детство прошло там под сенью берёз,
Песня их нежно душу ласкала.
Я не мог эту песню не вспомнить без слёз,
Эту песню, и горы, и скалы.
Что ж ту песню сейчас забываю?
И на что, став седым, уповаю?
Не по мне ли заплакали там родники,
Когда шёл я к родимому дому?
Небеса на меня, высоки-высоки,
Тоже стали смотреть по-другому.
Мой Гуниб... Сердце бьётся и рвётся...
Я умру, если он отвернётся.

РУССКОЕ ПОЛЕ
В русском поле опять только снег, только снег,
Нестерпимо бело в русском поле зимою.
Дни мои, мои годы пустились в разбег,
Я печален, что нет тебя рядом со мною.
Где, любимая, ты? На кого мне пенять?
И куда, и какая взяла тебя сила?
Жаль, что песни моей не смогла ты понять,
Не смогла, а зима вот её подхватила.
Где, любимая, ты? Песни той уже нет,
Что тебе напевал я душой молодою.
Сколько лет ты мне снишься уже, сколько лет,
Снег идёт, снег идёт над моей головою.
Снег идёт, не видать ни луны, ни звезды,
И душа холодеет от выпавшей доли.
Словно конь подо мною летит без узды,
И лечу на коне я по русскому полю.
Ты – как русское поле, нежна и грустна,
И в груди от тебя столько света и воли!
Всё проходит – любовь остаётся одна,
Если эта любовь – словно русское поле.

* * *
«Кто ты?» – замучили думы меня
Ночи и дни напролёт.
Подлое время, меня хороня,
«Кто ты?» – вопрос задаёт.
«Кто ты?» – гремят небеса в глубине,
Душу рванёт неуют.
«Кто ты?» – и чётки молитвенно мне
Тот же вопрос задают.
«Кто ты?» – недолог наш век на земле,
Быстро стирается след.
«Кто ты?» – и песня рыдает во мгле,
Если уходит поэт.
«Кто ты?» – и строки мои без конца
Спрашивают в тоске.
Не отвести от эпохи лица,
Боль и в груди, и в виске.
В чаше моих невозвратных дней
Яд был проклятый и мёд.
Царствует жизнь,
но в обнимку с ней
Смерть неуклонно идёт.
«Кто ты?» –
Я тот, кто был робок и смел,
Грешен, как всяк человек.
«Кто ты?» –
Я тот, кто воспел, как умел,
Всё, что преподал мне век.

* * *
Есть звезда красоты, мы её потеряли когда-то,
Где-то в небе она...
Я во сне слышу голос набата.
Это бьёт она в колокол,
навевая легенды и были:
Люди, люди, вы в жизни
о жизни преступно забыли!..
Я хотел бы писать о любви,
возвышающей душу людскую,
Озаряющей время,
но писать не могу, не рискую.
Дни такие настали,
что совесть и честь не в почёте,
Волны Каспия вянут,
ведь даже они на учёте.
Та звезда красоты
часто снится глухими ночами.
Как о ней я мечтал,
увидать её в жизни не чая!
Разве только во сне снизойдёт,
на подушку приляжет,
О таланте, о месте его в этом мире расскажет.
И, конечно, о том,
что не для же простого присеста
Средь людей у поэта
должно быть особое место...
.. .Как талант уберечь,
если бездари царствуют рядом?
Как сберечь своё имя,
коль травят они его ядом?..
.. .Голос Родины слышу:
чего тебе, сын мой, неймётся?
И могилу получишь,
и для имени место найдётся.

ОСЕНЬ ГЛАГОЛА
Где судьбы нашей, горе измерившей, пик,
Где из сердца рванувшийся горестный крик?
Где стихов об Отчизне пленительный свет,
Чтоб остался в народе бессмертным поэт?
Где он, мёд правдой жизни наполненных строк,
Чтобы пить как лекарство в назначенный срок?
Где свобода, добытая в страшной войне,
Где наш путь к ней, в какой он теперь стороне?
Где мечты в лунном свете крылатых ночей,
Где огонь вдохновенно сиявших очей?
Звуки неба! Да кто их расслышит уже?
Вон как пусто в измотанной, жалкой душе.
Я привязан к судьбе как унылая тень,
Нету слов, чтобы выразить нынешний день.
Боже, беды от нашей страны отврати,
Дай ей время, чтоб силы набраться в пути.
Мы о будущем думали прежде, мой друг,
Не купить и не взять было нас на испуг.
У ненастного века мы нынче в плену.
Кто наш почерк поймёт? Что поставит в вину?
Кто из наших в дороге знобящей погиб?
Сердце градом побито, как вольный Гуниб.
Языку всё страшней чужеродный приют.
Продают нашу песню и нас предают.
Можно ль что в этом мире навеки сберечь?
Постоим до конца за родимую речь.
Так обнимемся, друг, наши души не лёд,
Если в них ещё держится древний полёт.
И не зря, неспроста есть в стихах наших всё ж
И величие гор, и волнистая рожь,
И глагол наш горящий возвышен и строг,
Коль живут в наших строчках Отчизна и Бог.

БОЛДИНСКИЕ СОНЕТЫ
1.
В душе сияет Пушкинская осень.
О, тайна золотеющего дола,
Небес над ним божественная просинь...
Гори в моих стихах, огонь глагола!
Коснулось чудо пушкинского слова
Природы скромной болдинского крова.
Она и жаром осени согрета
Хранит в себе любовь весны и лета.
Дуб нависает бронзовой стеной.
Хранит усадьбу он, как витязь чести.
Прильну к нему, и кажется, что вместе
Со мною замирает шар земной.
Творил здесь Пушкин, глядя в эти дали.
Для Болдина стихи молитвой стали.

2.
Хоть обнимай берёзок-златовласок!
Волшебный парк цветёт, как на картинке.
Смешенье чувств, смешенье дивных красок, –
Сошлись здесь осень с летом в поединке.
Весь пруд объят поющей тишиною.
Горбатый мостик зыбок подо мною,
Я прикоснусь рукой к его перилам,
Повеет чем-то и родным, и милым.
Брожу ли я по пушкинскому саду,
Иль там, где на лугу стога и кони,
Стою ль в старинном доме на балконе, –
Я чувствую невольную отраду.
Взойдёт печаль во мне, как в поле озимь.
Объемлет душу болдинская осень.

3.
Когда в заветном Болдине бываю,
Хочу к бессмертной тайне приобщиться.
Всю суету сей жизни забываю.
О, Болдино, ты – вечности столица!
Сменяются года в потоке света,
Но неизменен звучный глас Поэта.
Его костёр стихов неповторимый
Мир согревает, грозный и любимый.
Я, горец, тоже духом непокорный,
По Пушкину я творчество сверяю.
На языке аварском повторяю:
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»
Где б ни был я потом, но и средь ночи
Мне светит осень болдинская в очи.

4.
Средь дагестанских гор стоит одна,
Причудливо в пути людскому взору
Являет профиль Пушкина она.
Я в Болдине припомнил эту гору.
Да, Пушкин и гора у нас, и море,
И поле хлебное в простом уборе.
Ах, осень... Урожай убрали в сроки.
Но светят в поле пушкинские строки.
Поэты! Хоть до третьих петухов
Творите и надейтесь на удачу,
И всё же к бедности своей в придачу
Его возьмите золото стихов.
Как нелегко пробиться сквозь туман.
Ты, Болдино,– поэтов талисман.

5.
На пушкинское я взойду крыльцо
И говорить всем людям горько буду,
Как подлецы в ауле не в лицо –
Стреляли в спину славному Махмуду.
Наш век – он продолженье Чёрной речки.
Везде, везде стреляют без осечки.
Осенний день – дымящаяся рана –
Окрашен кровью детскою Беслана.
Поэт мечтал, чтоб все соединялись
Народы наши в дружную семью.
Была страна, о ней я слёзы лью.
Ах, Пушкин, это бесы постарались.
Ах, Болдино... Легко в твоём саду...
Не тратьте пулю...
К Пушкину иду!
Перевод с аварского Николая Рачкова

РУССКИЕ ПОЭТЫ
        Геннадию Иванову
Сиянье пушкинской строки
Пронзило душу светом,
И хлынули в неё стихи,
Как дождь в начале лета.

Язык чарующий, чужой
Родным отныне станет,
Распахивая предо мной
Ущелья Дагестана.

Как парус лермонтовский вновь,
Белея одиноко,
В судьбу ворвётся и любовь
Пошлет мне в век жестокий.

Звезда заговорит с звездой,
От счастья задыхаясь,
Но никогда в судьбе такой
Уже я не раскаюсь.

И томик Блока положу
Я с томиком Махмуда –
Вовек к другому багажу
Привязан я не буду.

Их в Петербург с собой возьму,
Где белыми ночами,
Спасаться буду наяву
От тёмного отчаянья.

И лишь однажды заблестят
В глазах скупые слезы,
Когда в Гунибе зашумят
Есенина берёзы.

Прижавшись, словно в детстве, к ним
С наивной верой в чудо,
Пойму, что больше молодым
И я уже не буду.

Но даже в самый чёрный час,
Когда вся жизнь отпета,
Меня спасёте и не раз
Вы, русские поэты.

В моём дыханье и в крови,
В моём сердцебиенье
Пребудет свет святой любви,
Как чудное мгновенье.

… Но только больше нет страны,
Где жили мы, как братья.
И слышен страшный гул войны
И громкие проклятья.

Где Пушкин мой и где же ты
Великая Россия?..
И кто кому из темноты
Грозит угрюмой силой?

Кавказ не пасынок тебе,
А сын единокровный,
Хотя не всё в его судьбе
Когда-то было ровным.

Найди того, кто ссорит нас,
Взрывая дружбу нашу …
От горя поседел Кавказ,
Испив раздора чашу.

Пусть тайные твои враги
Прикинулись друзьями –
Не верь данайцам и не лги,
Что нет любви меж нами.

Своим поэтам верь, о Русь,
Ведь лишь они пророки…
И как молитву наизусть
Тверди, тверди их строки.
Перевод с аварского М. Ахмедовой-Колюбакиной

* * *
Заглянув на мгновенье в иные миры,
Сердце катится в пропасть с вершины горы.

Если б строил иначе свое я житье,
Не пропало бы бедное сердце мое.

Только стоило все же отчаянно лезть
На вершину, чтоб слышать небесную весть.

Пусть теперь впереди неизвестность и страх,
Сердце знает: оно побывало в горах!

* * *
В дни, когда птицы прощаются с летом и роща редеет,
Припоминая птенцов желторотых в покинутых гнездах,
В сердце гнездится печаль и душа сиротеет,
И наполняется болью пронзительной воздух.

Осень идет, одевая тебя, а поля раздевая,
И по земле расстилается плачем косяк журавлиный.
Осень — рдяная, растерянная, дождевая —
Слишком насмешлив твой путь одинокий и длинный.

Вижу, как падают в море уставшие птицы,
Слышу их крик заблудившийся и нелюдимый:
“Коль умирать, так уж там, где случилось родиться,
Если уж строить гнездо, то в отчизне родимой!”

* * *
Не дается мне в руки слово,
Словно тень от улетающей птицы.
Впрочем, может быть, так и надо —
Пусть хоть птица будет свободной!

Пусть хоть птица! Что до отчизны,
То она меня не замечает.
Что ж, наверно, так тоже надо —
Я ж люблю ее не за это!

И когда живу на чужбине,
Мне она почему-то ближе.
Может быть, потому, что отчизна
Будет жить, когда нас не будет.

Потому-то и не обидно,
Что она не дается в руки.
Важно, чтобы она навеки
Оставалась свободной, как птица.

ГАМЛЕТ
Быть иль не быть, любить иль не любить —
Вот и решай! А Гамлет слишком тучен,
Чтоб этот узел страшный разрубить.
Но сей вопрос Офелией изучен.

Бездарностям лишь нужен пьедестал,
Таланту нужен путь прямой и честный.
И если ты самим собою стал,
Иди вперед дорогою отвесной

К высокой правде, к свету. Выше гор
Твоя печаль, Горацио, но это
Шекспира не смущает до сих пор:
Печаль пройдет, когда достигнешь света.

И, может, мы рождаемся лишь для
Того, чтоб в море вздыбленном увидеть
Не жизнь свою — обломки корабля,
Умевшего любить и ненавидеть.

СТАРОЕ ОРЕХОВОЕ ДЕРЕВО
Оно стоит в самом дальнем углу зеленого сада,
Сгорбившееся, с плешью, с морщинистою корою.
Полное грусти и горестного надсада,
Оно не поет, а лишь вздыхает порою.

Его уже не излечишь приторными речами,
Смерть лишь одна способна заштопать его прорехи.
А как оно пело, бывало — ты помнишь, скажи? — ночами,
Стряхивая с плеч тяжелые, словно грехи, орехи!

А как, бывало, заигрывало с облаками
И грозовые шутя разгоняло тучи!
Помнишь, как расправлялось оно с врагами?
Помнишь, как были корни его могучи?

Дерево не поет об этом, оно вздыхает:
Ни в будущее не заглянуть, ни в прошлое не вернуться.
А внизу молодая поросль (дерево отдыхает)
Привстает на цыпочки, чтоб до рук его дотянуться.

ТАЛИСМАН
Когда в душе безверия туман
И торжествует сладостный обман,
Когда лишь царственная ложь вокруг,
Ты понимаешь – завершился круг.
Любви все меньше в сердце и в горах,
Ее терзают ненависть и страх.
И на рассвете ясно вижу я,
Как борется со злом душа моя.
А от судьбы попробуй лишь отчаль –
Душою овладеет вновь печаль.
И добрый свет небесного огня,
Отчаявшись, пройдет мимо меня.
Но сквозь тумана беспросветный чад
Часы молитвы все еще звучат:
«Аллах, зачем достойные сыны
Страны не возвращаются с войны?
Зачем на кладбищах все больше плит?
Зачем вражды огонь в горах разлит?
Зачем все больше в Дагестане вдов?
Зачем здесь каждый встретить смерть готов?
Я и в стихах, Всевышний, слезы лью –
Прими молитву тихую мою!
Аллах великий, нашей стань судьбой –
Пусть не воюют горцы меж собой!
Народ аварский – это твой народ,
Пусть перейдет он эту реку вброд.
И пусть вражды рассеется туман –
Он – Дагестана вечный талисман.

* * *
Вечерняя звезда глядит в окно
И четки слов моих перебирает.
А я гляжу, как время догорает
В остывшем очаге… Все славно, но

Любовь моя, что кончилась давно,
Как новое вино, еще играет.
А нежность никогда не умирает,
Играя, словно старое вино.

И, в роковую бездну заглянув
И тайну этой бездны завернув
В себя, звезда смеется над судьбою.

Гори, печальная! Веселая, гори!
Но людям ничего не говори –
Одни мы собеседники с тобою!

БЕЛАЯ ЭЛЕГИЯ
Белый лебедь над синим прудом
Проплывает и медленно тает.
Я ловлю теплоту его ртом —
Мне его теплоты не хватает.

Так и лебедь отчизны плывет
Над прудом, но не синим, а черным.
Бьет крылами, на помощь зовет —
Так не хочется быть прирученным!

Я сжимаю обиду в горсти,
Я спасу его, честное слово!
Но меня никому не спасти
От пространства сырого и злого.

Столько верст отделяет меня,
Столько звезд от родного аула!..
Но однажды, в ночи, без огня,
Я проснусь от небесного гула.

И увижу свой ласковый дом,
Горы, предков, в чьей власти верховной
Черный пруд сделать синим прудом
И спасти нас от смерти духовной.
Перевод с аварского Сергея Васильева

Из новых стихов

ЦВЕТЫ ИЗ ГУНИБА (Переводы Анатолия Аврутина)

"МОИ СЛОВА - МОИ МЮРИДЫ"

Вернуться на главную