|
Заканчивается работа над проектом, который готовили комиссия Государственной думы РФ и Министерство образования и науки, – . Чтобы вступить в силу, теперь документ будет направлен на подпись главе Правительства Д.А. Медведеву. Высочайший уровень! Что готовится? По иерархии «Концепция» должна стать над двумя положениями для руководства образованием по русскому языку и литературе – Федеральным образовательным стандартом и Примерной образовательной программой, т.е. значение документа велико. Концепцию готовили долго, руководил комиссией сам председатель Думы С.Е. Нарышкин, была привлечена Академия образования, Ассоциация учителей словесников, руководители педвузов, Института русского языка РАН, а также вездесущая группа преподавателей Высшей школы экономики, которых встречаешь повсюду, – они рулят олимпиадой школьников по литературе, составляют примерные программы, приходят с лекциями в Госдуму РФ и проч.: это С.В. Волков, М.Г. Павловец и др. – а завершение работы курировал директор Литературного музея Д.В. Бак, вероятно, с большим опытом школьного дела... Итак! Получился документ на 8 страницах, поделенный на десяток кратких подразделов, – читать недолго… А в чем суть? Слово концепция (от лат. conceptio – понимание, единый замысел, ведущая мысль; производное от concipere «собирать, излагать, задумывать») ко многому обязывает, это некий генеральный, многоплановый замысел, развернутая идея, основанная на исчерпывающем понимании предмета, – в отличие от таких частных жанров, как инструкция, протокол, коммюнике, аннотация и проч. Первая же фраза «концепции» выглядит убийственно: «Русский язык <…> является стержнем, вокруг которого формируется российская идентичность, гражданское, образовательное, культурное пространство страны»… Плюс к этому: «А также фактором личной свободы гражданина…»
Вотще трудились все филологические умы России и человечества, если можно язык именовать «стержнем, вокруг которого»! Не говорю об уродливости самого этого образа – здесь полное непонимание органичной сущности слова, неразрывной связи языка и мышления, языка и национального самосознания, языка и истории народа… Пусть вокруг шеста вращаются всякие циркачи, эстрадники и иные – язык не стержень! И уж, конечно, не на одном этом «стержне» крутится «пространство страны» – оно что, утыкано всякими «стержнями»?.. Дикий, вызывающе нелепый образ в первой же строке не только вызывает отвращение к дальнейшему чтению, но и «является» признаком, что никакого полезного содержания в документе не будет – и не будет! Путаница и с определением языка как «фактора свободы личности». Вероятно, на умозаключение повлияло ставшее расхожим определение «фактор роста» из области биологии – так обозначают явления, стимулирующие рост, развитие, но существует и оборот «фактор свободы личности» как таковой, получается, что язык – это фактор фактора, смешали логику: языковой фактор как фактор языка и фактор свободы… Слово фактор употребляется с родительным падежом в двух случаях: в значении «фактор для чего-либо, для процесса» (фактор роста, фактор производства, фактор транскрипции и др.) и в значении «фактор какой?» (фактор языка, фактор свободы, фактор риска и др.), это слово всегда связано с процессом, со становлением, а не с отдельным явлением: можно было бы сказать «язык является фактором становления свободы личности», но не просто фактором свободы, как нельзя сказать, предположим, что «бензин является фактором автомобиля»… Словом, «концепция о языке» написана языком путаным, не выражающим ясно смысл, причем именно точный смысл явлений. Что ж, каковы мы на словах, таковы и на деле, как сказано у апостола Павла… Возникает сомнение: что же понимают авторы концепции под словами «язык» и «литература»… Дальше пошло легче: вступил в дело привычный канцелярский стиль с набившими оскомину штампами общих мест. Вот что есть эта «концепция»: обеспечение высокого качества, в условиях многонационального государства, существует целый ряд нерешенных проблем и т.д., и т.п. Поражает засилье аномалий даже в этом канцелярском стиле: что ни предложение, то нагромождение однообразных конструкций, особенно по части нанизывания падежей (это уже просто речевая ошибка), умудряются постоянно эксплуатировать родительный падеж – не до семи ли раз повторять этот падеж во фразе: «Задачами (чего?) развития (чего?) системы (чего?) изучения и (чего?) преподавания (чего?) русского языка и (чего?) литературы» – и так из абзаца в абзац… Вот это уж действительно стержень, на который, как шашлык, нанизаны несчастные части речи. Пусть коряво, но, может, там есть великий смысл? Да нет, так не бывает, дурным языком ничего хорошего не скажешь, и вся концепция остается на уровне общих слов: «повышение качества», «модернизация содержания», «развитие ресурсов» и прочие бессодержательные штампы. К примеру, повысить качество – да какое качество? Оно может быть самое разное… Модернизировать – да в какую хоть сторону? Модернизировать можно как угодно… Пустые слова! Нет никакой концепции. Удивляет и «количественная» сторона: вот свели все «задачи развития системы» к четырем общим пунктам… А это все? Других задач нет вообще, это исчерпывающе? Да нет, конечно, можно было бы таких же пунктов еще набрать четырежды четыре, но почему-то остановилась мысль концептуалистов. Думаю, это просто от лени и ощущения полной бесперспективности в этих перечнях проблем, хватит и так, мол, нет смысла тянуть эти перечни. Конечно, когда заявляют о системности в каком-то деле (а они это заявляют постоянно), то любой перечень задач может иметь смысл только тогда, когда он исчерпывающ, т.е. завершает систему, иначе это не система понятий, а произвольный набор слов. И вот стилистика этой «концепции» лучше всяких умозаключений выражает пустоту документа… Но не только стилистика. Мы подошли к важному «фактору»: составители оперируют абстрактными понятиями «язык» и «литература», а вот их собственный язык, язык «концепции», конечно, вполне конкретен, хоть и бессодержателен. То есть язык всегда неоднороден, в каждом случае, высказывании – разный, в этом же документе язык нигде не имеет качественного определения, как будто язык классики и язык рекламы, язык яркого ритора и язык чиновника, язык развитого человека и язык шпаны – это все один и тот же язык, избежали даже такого термина, как «литературный язык»... Вот язык этого документа не ведет ни к какому развитию личности, не имеет никакой национальной идентичности, не развивает никаких творческих способностей, о чем вроде заявлено в документе. Еще в большей степени это относится к литературе, о которой тоже вещает «концепция»: «Литература – культурный символ России, высшая форма существования российской духовности и языка»! Вдумаемся в эти внешне добрые слова! Литература очень разная, не всякая является достойной высоких слов, есть литература, к сожалению, низкая, уродливая, пошлая… Вот когда-то академик Агеносов ввел в свой учебник для школы имя матерщинника Ивана Баркова, а составители «концепции» приводят к детям на школьную олимпиаду и в аудиторию вуза другого матерщинника, уже наших дней – Германа Лукомникова со стихами типа «Большой поэт пошел в туалет» (это целое стихотворение; не буду повторять куда более мерзкие его перлы): это что, символы России? Или вводят в программы и олимпийские задания произведения ничтожные, далекие от национальных традиций, приводят просто сочинителей из своего социального узкого круга – Быковы, Улицкие, Рубины и проч., и это тоже литература, но никакой не символ и никакой не «фактор» России… Поэтому нужны и списки литературы – только литературы образцовой, списки шедевров, а не вкусовых предпочтений; конечно, и квалификация учителя должна быть в умении отличить высокое от низкого, в понимании ценности и даже в любви к высокому, благородному, героическому в литературе, в любви к традиции, выстраданной тысячелетней истории русской литературы. За внешне броской формулировкой о «высшей форме» не стоит ничего, не всякая литература является высшей формой, а «концепция» не дает никакой дифференциации. Вообще эта формулировка неточна до глупости. Вот что такое «высшая форма российского языка»? Во времена Ломоносова российский был синонимом русского языка, всем известно начало его «Российской грамматики», тогда немногие языки имели даже письменность, но сейчас у слова другой смысл. В России более 120 языков! Но нет такого – российского: есть российский народ, есть российское государство, газета российская или академия, да хоть российский сыр – но не путать же его с российским языком… В работе над «концепцией» вроде принимал участие директор Института русского языка РАН А.М. Молдован – не возглавить ли ему новаторский институт российского языка? В манипулировании словом «литература» недостает все того же качественного определения: ключевыми здесь являются категория национального стиля и художественный уровень. Так, выражение «русская классическая литература» является конкретным и понятным, это вершина литературного развития нации, а под понятие «литература» как таковая можно подвести любое, самое уродливое письменное высказывание, вроде «большой поэт пошел в туалет» – вот пример литературы, лишенной национального стиля и вообще всякого смысла. Если этим занимается Высшая школа экономики, еще это не значит, что нужно для отечества, не должен навязываться подход «что хорошо для ВШЭ, хорошо для России»! Почему литература – «высшая форма российской духовности»? Во-первых, далеко не всякая литература – высшая (см. выше), а во-вторых, нелепо в духовности видеть высшее и низшее, духовность есть или ее нет, и литература ничем не выше других форм проявления духовности, будь то разные виды искусства, или это религия, или это наука – весь состав проявления духовного… И так во всем: «концепция» никогда не дает исчерпывающей или сколько-нибудь убедительной дифференциации понятий, без чего никакой системы не сложишь. Авторы концепции бросают в пространство упрек: «В полной мере не обеспечена дифференциация содержания учебного предмета», но сами не обеспечивают ничего в этой «полной мере», списки их наблюдений поверхностны, неполны и хаотичны… Вот ввели раздел «Проблемы мотивационного характера», так там сосредоточились на пресловутом упоминании компьютеров как якобы помехи для чтения – наивные, поверхностные наблюдения: любовь к чтению настоящей литературы может прекрасно уживаться с потребностями компьютерной практики. Еще повседневный обиход упомянут как враг чтения… Важное, концептуальное открытие, как будто этого не было во времена Митрофанушки! И в завершение – пустые сетования, что, мол, надо вырабатывать методики для повышения интереса к чтению. Где концепция-то? Вообще «концепция» свелась именно к сетованиям на жизнь, т.е. к случайному перечню забот и недостатков, среди которых есть очень трудно выполнимые пожелания. Например, якобы плохо, что «детям и подросткам предлагаются тексты, написанные для более зрелой читательской аудитории». Ха-ха, это что же тогда вообще написано в строгом соответствии с возрастом? Так мы никогда не дойдем в школе до изучения шедевров литературы: для какой возрастной аудитории написаны «Евгений Онегин» или «Война и мир»? «Концептуалисты» не понимают проблемы, педагогический отбор должен проходить не по простой возрастной шкале, а главное, настоящее искусство открыто для восприятия в разном возрасте, служит настоящим «фактором роста» для нас. И если развить это нелепое утверждение, так, может, школьникам не слушать и «взрослую» музыку, закрыть глаза на великую живопись, архитектуру, скульптуру? В этом и гениальность художника – открыть такую картину жизни, которая по глубине восприятия будет аналогом самой жизни: все наше бытие, бесконечное голубое небо равно открыто и для ребенка, и для старца – такова и подлинная литература! И дело педагога помочь войти в этот мир, а не формально искать соответствия возрасту – не говоря уже о том, сколько литературной дряни издано под видом чтения для детей и о детях... Так за словами о якобы свободе читателя и учителя стоит догматическое, бюрократское требование ограничить эту свободу формальными возрастными и часовыми рамками: знай свое место, от звонка до звонка, не выходи за забор песочницы... Стиль концепции порой напоминает и справку по результатам ревизии, бросают одни критические замечания, как будто министерство не отвечает за чей-то посторонний и, допустим, плохой труд в школе. Причем эти замечания взяты с потолка, как какие-то озарения, далекие от реального школьного дела: вдруг констатируется, что «в содержании учебного предмета литература <…> недостаточное внимание уделяется способности понимать художественный текст»! А чем вообще занимаются учителя, если не этим? Но в самом этом лапидарном приговоре можно увидеть полное «непонимание понимания» литературы: приговор выглядит так, будто искусству дано только одно толкование, а все иное уже непонимание, – нет, азы филологии в том и состоят, что толкование текста – это бесконечный процесс погружения в образы, в смыслы, а не усвоение догмы, само понимание может быть таким многосторонним, что догматики от литературы объявят непониманием все, что не совпадает с их взглядом. От этого и чванливые упреки в недостаточном понимании… Понимание складывается постепенно, и детское понимание взрослого текста не является непониманием. Это очень важное первичное понимание, которое тоже надо ценить и уметь развивать. Как будто пишут «концепцию» люди, далекие и от филологии, и от живого педагогического опыта! Составители «концепции», знаю, любят где попало употреблять слово «феерический», это такой сленг сейчас, так вот мы дошли и до самого феерического решения в документе… Пару лет назад министерство вдруг объединило два предмета «русский язык» и «литература» в один. Это было интересно, неожиданно, не для всех понятно, но не успели ничего сделать в этом направлении, как теперь «концепция» это все с великой важностью отменяет – теперь, оказывается, «целесообразно разделить учебный предмет на два»! Волюнтаризм и безответственность, имитация деятельности – вот что это такое, никаких объяснений нет этому в «концепции», просто «целесообразно» – глядишь, так и будут имитировать деятельность, опять сольют, опять разольют… С этого феерического решения начинается часть документа под названием «Основные направления реализации концепции» – на трех страницах: реализация – это хорошо, но где же на предыдущих трех страницах самое-то концепция? Что реализовывать? Вызывающе выглядит даже не то, что реализация дана тем же списочным составом, одни общие слова, а то, что на предыдущих трех страничках никакой концепции и не было. Это документ по содержанию не более служебной записки о намерениях, а преподносится как целая конституция для филологического образования, и работали над нею какие-то важные люди много лет!.. Приведу последний пример «концептуальности». В итоге все сетования о литературе свели к трем пунктам: усилить осмысленное восприятие текста; учитывать возрастные и этнокультурные особенности; учитывать объем учебного времени, отведенного на предмет… Концепция исчерпана! И до введения этого документа словно не понимали таких очевидных вещей… Ограничусь репликой только по поводу последнего пункта, за его внешней простотой скрыта настоящая педагогическая диверсия – все больше вытесняют из школьного преподавания тексты большого объема, в некоторых программах предлагается уже и «Кому на Руси жить хорошо» изучать обзорно – текст, который читается на одном дыхании… Опять формальный предлог, словно не понимаем, что школа всегда была ограничена часами на предмет, но только никогда этим не ограничивалось чтение в школьном возрасте: в моем опыте складывалось так, что мы в школе читали не обзорно, не отдельными произведениями, а целыми собраниями сочинений: к концу школы были целиком прочитаны Пушкин, Гоголь, Лермонтов и многое из других классиков! И прекрасно находили для этого время – урок должен побудить к этому, отведенные часы – это условность, никакое обучение не проходит по этим часам и в вузе. Концепция же предполагает вынести на урок только то, что можно освоить за отведенные часы! Какая нелепость! Даже короткий текст порой требуется изучать годами – и все не исчерпать… Может быть, даже главная работа ученика происходит за рамками этих часов – просто часы эти надо наполнить соответствующим содержанием, суметь выделить главное, найти нужные слова и приемы работы с текстом, а концепция толкует об одних цифрах. Может быть, это и даже главная методическая проблема: как связать школьное образование с большой, с живой жизнью – концепция не ставит и этот вопрос… Так что указание на часы – это просто уловка, чтобы примитивизировать школьное чтение, свести его к считанным единицам простоватых произведений, к пресловутым «5 стихотворений на выбор»… Стало общим местом и унижение нашей классики: мол, не понимают, устарело, не читают, то ли дело готовая обойма литературы наших дней – все те же Петрушевская, Улицкая, Быков, вот они-то якобы близки уму и сердцу. При этом под современной литературой числят только узкий сектор литераторов условно «либерального» лагеря, раскрученных «тусовкой», коммерцией, информационными ресурсами типа «Эха Москвы», а все пласты современной почвенной, корневой русской литературы словно не существуют, не существует всего, что сориентировано на Союз писателей России, журналы «Наш современник», «Москва» и др., газету «Литературная Россия», нет литературы регионов России! В ходу еще хитрый постулат типа того, что классики ничего не знали, положим, о ГУЛАГе, а без это детям никак, – это внешне непререкаемый демагогический аргумент, да еще как бьет по чувствам… Да классики предвидели и ГУЛАГ: вот вам картина крепостничества у Радищева, у Салтыкова-Щедрина! Ложное мнение, что понятен только современный тематический материал, отражает конъюнктуру и, главное, непонимание искусства: настоящая художественная картина доступна восприятию и через тысячелетия после своего создания, можно перевоплощаться в мир Гомера, а уж тем более в мир Гоголя! Художественное знание – особого рода: поэт может в природе человечества видеть то, что в новые времена лишь приобретет новые формы, – те же репрессии можно увидеть в художественных картинах от крепостничества до библейской истории… Составители концепции свели литературу к плоскому, тематическому восприятию, показав упорное непонимание самого главного: что есть язык, что есть художественная литература, каково восприятие искусства, что есть школа, наконец… Ни слова нет в «концепции» о связи литературы и языка с другими учебными предметами, словно забыт главный постулат недавно принятого ФГОСа – по части метапредметности и межпредметных связях… Читали ли вообще ФГОС по литературе и языку составители концепции?.. Не заметно, чтоб читали, никакой системности в едином, казалось бы, образовательном деле… На примере деятельности Высшей школы экономики в области школьной педагогики можно видеть, к чему приведут такие концепции. Мне многократно приходилось высказываться о всероссийской олимпиаде, отданной в руки вышковцев, творцов и этого концептуального текста (публикации в «Литературной России» и на сайте Союза писателей России 2014-16 гг. см. здесь и здесь). Не буду опять приводить многочисленные ошибки в формулировках заданий для детей (см.: Лит. Россия, 2016, 8.04.2016 и на сайте "РП"): главное на олимпиаде по литературе – отбор примеров для целостного анализа. Для составителей заданий, целой предметно-методической комиссии с участием все тех же С.В. Волкова, М.Г. Павловца, Е.Н. Пенской и др. вышковцев, это дело нетрудное, просто привести тексты… И что они дают детям? Непременную Людмилу Улицкую… Идет поток нелепых, упадочнических по содержанию или низких по художественному уровню произведений («Лиомпа» Ю.К. Олеши, «Наблюдения над кучевыми облаками» А.Д. Степанова, «Посещение музея» В.В. Набокова, «Жизнь коротка» С.Д. Довлатова (причем это тоже рассказ об авторе «Лолиты», без которого тоже детям никак нельзя), «Диспут о счастье» Рида Грачева, какой-то слабый рассказ К.Г. Паустовского). В заданиях 2016 года детям предложили вместо классики – нелепые экранизации (мультфильм «Он и она» М. Муат – по Гоголю, «Сад» С. Овчарова – по Чехову). В год 70-летя великой победы на олимпиаде не было вообще этой темы, а в год 75-лети начала Великой Отечественной войны детям дали рассказ Б.Ш. Окуджавы «Частная жизнь Александра Пушкина», где фронтовиком (причем и учителем литературы) выведен какой-то омерзительный Хлестаков, и стихотворение Б.А. Слуцкого «Бесплатная снежная баба» – с сюжетом, как один советский офицер вымогает у военнопленных золото за глоток воды, а другой вкатывает им в вагон целый сугроб снега:
Сволочь и подлец, и иного о войне не дано детям; все такие антипедагогические решения вполне соответствуют принимаемой на высшем уровне власти «Концепции преподавания русского языка и литературы»! По плодам их узнаете их…
Так почему же нельзя ни Путину, ни Медведеву подписывать подготовленную для их факсимиле «Концепцию преподавания…», если она нелепа и фантастична до беспомощности – от пустоты хуже не будет? Во-первых, фантастична и нелепа была и теория Раскольникова, но там Порфирий ценил хотя бы искренность… А во-вторых, подписанный в таком виде документ ставит точку на выработке настоящей концепции: мнимая концепция имитирует решение большой задачи и ведет в бесконечный тупик (см. также подробную критику этого документа со стороны Всероссийской ассоциации учителей словесности). Впрочем, умелые чиновники готовы до бесконечности менять концепции, поколениями совершенствовать фгосы; имитация деятельности – верный кусок хлеба, ведь за «концепцией» всегда следует финансовое обеспечение… И если «концепция» подписана, – отзовите свои подписи! |
||
