Стихи – как люди: все разные. И мы к ним относимся по-разному: в какие-то влюбляемся, каким-то симпатизируем, к третьим равнодушны, а к четвёртым настроены критично. Правда, многие из нас сегодня к стихам не относятся никак. А впрочем, это им только кажется – что они не зависят от них. И высказывание «Красота спасёт мир» – не совсем точное. Красота, даже разжигая страсти, давно спасает его. А стихи, вместе с другими видами творчества, вместе с Природой – и есть Красота, которая
Ни границ не знает, ни масштаба.
И в Москве, и где-нибудь в Ельце
Красота – беременная баба
С Божьим откровеньем на лице
К тому же, как говорил Н.А. Некрасов: «В душе каждого человека есть клапан, открывающийся только поэзией». И поэтому невостребованность Поэта и Поэзии в нынешней России удивительна и огорчительна. Такое невнимание обессиливает и делает бескрылыми людей а, значит, как следствие, – и страну. И это, может быть, пострашнее однобокости нашей экономики и ужасной её зависимости от нефти. Ведь если мы жаждем построить что-то вечное, нужно, по крайней мере, чтобы в основании было вечное. Поэзия – вечна.
Конечно, нельзя не замечать и того, что невостребованность поэзии сегодня идёт рука об руку с писательской лихорадкой: если раньше наша страна была самой читающей, то теперь у нас пишут и млад и стар. Я не говорю, что это плохо. Просто забывать нельзя: не каждый пишущий – поэт; не каждая зарифмованная строфа – стихи; и уж тем более: не каждое стихотворение – поэзия… Вот Андрей Фролов – поэт. Меня в этом легко и спокойно убедил его сборник лирических стихотворений «Над туманом сад плывёт». Эта книга, не располагая к веселью, радует. И, несмотря на сказочность названия, она очень даже земная. Да и тумана в ней нет: всё здесь ясно, как в погожий осенний денёк.
Над туманом сад плывёт:
Вишни, облепиха…
Новый день больших забот
Народился тихо…
Не нагруженный виной,
Еле-еле зримый,
День растёт очередной
И неповторимый.
«Поэзия – это не веер метафор, а глубина и прозрачность». Слова Карена Джангирова, как нельзя лучше, характеризуют поэзию Андрея Фролова. В ней «всё на русском языке», всё ясно. Тем не менее, хотя и всё понятно, стихи Фролова так и тянет перечитать. Ведь он пишет не только о себе, но и о нас.
Страсть уходит. Остаётся
Ровный круг тепла и света.
Будто утреннее солнце
В самой середине лета.
Пониманье с полужеста
Молчаливая порука
И спокойное блаженство
От присутствия друг друга.
Читаешь – и понимаешь: перед нами лирик. Но любой лирик является историком своего времени, своего поколения. И в самом деле – по многим стихам Фролова можно будет в дальнейшем изучать и некоторые страницы нашей истории. И если не сами события, то уж точно – настроение народа и его отношение к этим событиям. Поэзия не врёт – в отличие от многих учебников истории.
Эпоха – где уж бесшабашней!
В такой не всякий ко двору.
Стою насквозь позавчерашний,
На злом сегодняшнем ветру.
Холодный ветер, чёрный, бранный
И… он бессилен. Я держусь
За жизнь одной мыслишкой странной:
А вдруг да завтра пригожусь?
Но книга вышла в одиннадцатом году, то есть – то «завтра» уже и наступило и прошло. И что, поэт, – пригодился? По большому счёту?... Об этом-то и речь… А кто пригодился? Кто востребован?... К тому же сегодня в нас не живёт чувство победителя, которое жило в сердцах не только после победного сорок пятого года, но и после побед в мирное время. Откуда взяться такому чувству, если нет общезначимых побед? И этим, а не только простудой объясняется сожаление автора, что «день весенний пролетел/ Без моего участья». Да что день: без нашего участия сегодня проходят годы и годы…
Но, продолжая чтение лирических стихотворений Андрея Фролова, мы ещё и ещё раз убеждаемся в том, что они и в самом деле – лирические. То есть – слова для них найдены в сердце, а не в передовицах каких-то газет, не в речах «вождей», определяющих очередную генеральную линию, которая на деле, чаще всего, оказывается кривой – нисходящей кривой. А кривая дорожка – хитрая дорожка:
Издалека домой,
Упруго ставя ноги,
Шёл человек прямой,
Да по кривой дороге.
… Проделал путь большой
В мученьях и мороке
И… окривел душой…
А наш поэт идёт к своему читателю без хитростей, с открытым лицом, с доверием. Он с любовью и сочувствием относится и к героям своих произведений. Один из разделов в книге так и называется: «Мои портреты». Это, как сказано в анонсе, «любовно выписанные автором, словесные изображения людей обычных и не очень». А открывает эту картинную галерею стихотворение «Отец», в котором чётко прорисованы и обобщены, несмотря на то, что герой картины – конкретное лицо, черты русского, советского человека предыдущего поколения:
То скромен, то бедов,
Но праведен трудами.
Плоды его трудов
Весомее с годами.
И правда – «плоды его трудов» ещё кормят нас и кормят… Вообще, на страницах книги довольно много словесных портретов. Здесь и «Плотник»:
В клубах стружечного запаха
Он заходит в «общепит».
Карандаш заложен за ухо
И навечно там забыт.
Здесь и «Работяга», который «сам себе не знает цену», и «Хозяйка яблоневого сада, которая стращает «пацанву»:
- Вот ужо, кого спымаю,
Ухи-т начисто сорву!..
Из тьмы веков, как лучи, к нам пробились слова мудреца Сократа: «Заговори, чтобы я увидел тебя». И вот она заговорила, и мы увидели её – совсем не злую, а вместе с ней увидели автора, который умеет слушать и слышать:
А потом вздыхает глухо
И, беседуя со мной,
Говорит:
- Дурна старуха –
Нешто слопать мне одной?
А портрет «Агроном» разве не хорош? Этот агроном
Просыпался с петухами,
Брился наизусть.
Ставил мерина в оглобли,
Отводил плетень,
Понукал – вороны глохли
За пять деревень.
А вот перед нами пастух. Он, зная, что «там, в засаде, старый волк», думает
Мне бы мясо с молоком
Сохранить колхозу…
И кнутом гоню коров
В направленье луга –
Завтра скажут:
- Ты, Петров,
Дело знаешь туго!
Сохраняя молоко и мясо, он, заодно, сохраняет и слово – пусть не очень старинное, но – наше: «колхоз»… А вот словесный портрет другого колхозника, которому совершенно некогда умереть:
Только померать-то мне когда?
Летом вроде некогда – страда,
А зимой – для правнуков обузно
А это уже портрет «Дедушка» – с такой концовкой, которая, наверняка, у многих в памяти воскресит их дедушек, (а так как рядом с дедушками всегда были бабушки, значит, – их тоже)
А большие дедушкины руки
Превращают чурочку в коня
«Чурочка»! Уйму русских родных слов мы, торопясь то в одно «светлое» будущее, то в другое, успели растерять. Жаль будет потерять и это, воскрешающее так много родного…
Читаем – как бы идём далее – и встречаем сторожа: того, который
Перекурит за избушкой,
Пристегнув себя к ружью,
И пугает колотушкой
Тень горбатую свою
И даже слово «колотушка», попавшее в стихи явно не из нашего века, не портит эту картину. А в картинной галерее Фролова есть ещё и «Ворожея», и «Городская», и «Отшельник», и «Кузьмич». А вот – и «Лунатик»:
Отчётливо видимый снизу
На фоне пятнистой луны,
Лунатик идёт по карнизу
И видит чудесные сны.
А каков его «Философ»!
Он затаился, как паук,
Раскинув сеть сомнений –
Неосязаемых наук
Неутомимый гений.
Правда, здесь хочется не согласиться с концовкой: «Несокрушима тишина/ Над мировой пустыней». Ведь в пространстве вращается Земля, а на Земле – мы, и значит, это уже не совсем пустыня. Скорее – полупустыня…
К «портретным» можно отнести и стихотворение «Как дед помирал». Ну, чем не русская сказка!? Собирался, собирался этот дед умирать, а «К ночи слез с печи опять: "Собирай, мать, ужин".»
Многим вслед за дедом пора слезать с печи...
А вдобавок к портретам, у поэта есть ещё и «короткометражная лента»: в стихотворении «Съёмки» он рассказывает как его, солдата-срочника, с товарищами снимали в массовке фильма, в котором наши бились с французами. Ребята изображали французов:
Штабной московский генерал
Безмерно горд за нас.
А я бы русского играл
Правдивей во сто раз!
Как-то невольно приходит на ум то, что и нас всех сегодня заставляют играть чужие роли и ломать комедию…
О, в этой небольшой по объёму книге – много чего. Она тоже – «томов премногих тяжелей». Прочтём стихотворение «Истина»:
Видимый всем за версту,
Еду верхом.
Был на хорошем счету.
Стал – на плохом.
Виден (читай – не прикрыт)
Перед молвой.
Ночью свалили с копыт
Сивку мово.
Я погрустил о коньке,
В травку прилёг.
Не замечаем никем,
Снова – не плох.
Вот она какая – эта истина. Я бы только в название добавил определение – «горькая»: «Горькая истина».
А горького в жизни хватает. Немало ходит по Руси оглоушенных разными перестройками и всякими реформами. И большинство из них – из неприкаянных
Если спросишь участливо: «Как ты?
Угловато плечами пожмёт
Да, сами не ведаем – как мы? И, конечно, не в самую светлую минуту поэт выдохнул: «Хорошего в судьбе не так уж много». Но, отдохнув душой и телом, поосмотревшись, помозговав, он завершил это стихотворение совершенно иначе, хотя изменил в той строке только одно слово: «Хорошего в судьбе не так уж мало». И этот вывод обнадёживает и читателя, добавляя ему сил и заставляя тоже приостановиться, всмотреться в пространство и во время и согласиться с этим жизнеутверждающим выводом.
Но – как качели, так и жизнь: то – вверх, то – вниз. И уже герой стихотворения «Один день» - «ждёт привычных потрясений» Здесь даже частушечный, короткострочный размер вполне уместен: он как бы тоже говорит о привычности, о нашей готовности опять услышать об очередном крушении, пожаре, о затоплении, перестрелке, похищении, гибели… Но, далее, в стихотворении «Мы», поэт делает философско-поэтический вывод, к которому приходят через чащобу лет, через усталость, через «привычку потрясений»: «Смерть – явление Природы / И не более того»…
Да, в этой книге много чего есть. Например, в стихотворении «Коммуналка», рассказывается не только о «коридорной системе». Здесь, если вчитаться, возникает ассоциация с нашим недавним: вспоминается о совместном проживании «республик свободных» и об их разрыве:
И коммуналка дробится на части
Перещёлком надёжных замков
А в слове «перещёлком», если вслушаться, можно рассслышать даже лязганье затворов…
Кстати: здесь, в книге, есть удивительные стихи – в том смысле, что они написаны как бы с оглядкой в нашу не очень давнюю историю, но в тоже время – с заглядом в будущее. Автор пытается, если не разглядеть, то угадать грядущее. А, может быть, даже предостеречь от возможности такого поворота событий… (Поворота? Или повтора?). Это стихотворения «Смута» и «Царь примерял мундир»:
Убивают холопы царя,
Свято веря в кромешное счастье
Правда, последнюю строку я, естественно – только для себя, поправил так: «Слепо веруя в скорое счастье». Но в любом случае, дай Бог, чтобы это «убивают» оставалось только историей…
Заканчивая обзор книги, мне бы хотелось процитировать стихотворение, первая строка которого стала названием моей статьи:
Вырастая до прежнего роста,
Человек возвращался с погоста.
Шли минуты, и делалось легче,
Распрямлялись ладони и плечи,
Возвращались дела и заботы,
Воскресение шло за субботой,
Всё предельно понятно и просто:
Человек возвращался с погоста.
Сильные стихи? Мне кажется – очень! «Всё понятно и просто» – нам всем пора вырастать до прежнего роста.
Конечно, прочитав книгу, многое забывается. Но – «вы прочитали и забыли. Осталось впечатление. – Это и есть содержание». Не знаю, кем это сказано, но сказано не только красиво, но и, в большой степени, верно. И ещё – никакой обзор не заменит прочтения книги. Тем более, что об авторе, перефразировав его самого, можно сказать: «Он, Фролов, знает дело туго!».
|
Андрей ФРОЛОВ
ОТЕЦ
То скромен, то бедов,
Но праведен трудами.
Плоды его трудов
Весомее с годами.
Всей улице знаком,
А может – всей округе.
Легки над верстаком
Его большие руки.
Идёт в универсам,
Кивая встречным:
– Здрасте!..
Ответственным за счастье
Собой назначен сам.
Жизнь торопя свою,
Судьбе не даст поблажки…
Всё чаще узнаю
В себе его замашки.
НА ПОКОСЕ
Отава изросью умыта.
Из лога выплыла заря.
Литовка шикает сердито
На неумеху-косаря.
Срываю потную рубаху –
Не деревенских я корней,
Но я упрям, и с каждым взмахом
Строка прокоса всё ровней.
Здоровье, вроде, не воловье,
А не устал за два часа –
Шепчу старинное присловье:
«Коси, коса, пока роса!»
ОГОНЬКИ
На округу вечер лёг
Шапкой-невидимкой.
Но не гаснет огонёк
За туманной дымкой.
Свет ли позднего окна?
Костерок ли в поле?
Или смутная луна
Всходит поневоле?
…И когда невмочь от бед,
И надежды нету,
Сквозь туман идёшь на свет
И выходишь к свету.
Как спасенье от тоски
И примета силы,
Золотятся огоньки
В пасмурной России.
КОГДА-НИБУДЬ
Стало в городе постыло,
Я подамся до села –
Там жила прабабка Мила,
Очень правильно жила.
А когда туда приеду,
Как в насмешку над собой,
Заведу за жизнь беседу
С покосившейся избой.
Мне расскажут половицы
Про скрипучий свой недуг,
И ворчливо забранится
Старый бабушкин сундук:
– До каких таких пределов
Под замком добро стеречь!?..
И дымком заплесневелым
Поперхнётся гулко печь.
И прабабушка к обеду
Выйдет, памятью светла…
Я когда-нибудь приеду,
Наплевав на все дела.
ПОЛИВАЛЬЩИК
Картину детства в сердце берегу я:
Володька Рыжий, дворничихин внук,
Схватив за шею радугу тугую,
Над головою чертит полукруг!
Широкий веер радужных осколков
С шипением врезается в газон.
А мы поодаль, хмурые, поскольку
К Володьке подходить нам не резон.
Штанины клёш – такая нынче мода,
Под синяком сверкает хитрый глаз…
Что говорить, он старше на три года –
Почти эпоха разделяет нас!
***
В январе, беспокоясь о лете,
Дед почёсывал хитрую бровь:
– Всё изменчиво, парень, на свете,
Ты, давай-ка, телегу готовь…
И с колючей смешинкой смотрели
Голубые глаза на меня…
Дед три дня не дожил до апреля.
Как морозило эти три дня!
Но кончины своей накануне
Улыбнулся морщиною рта:
- Не забудь за жарою июня
На санях заменить два болта…
ИЮЛЬСКИЕ СТИХИ
1. Ночь
Вышла из-за облака луна,
Озарив округу бледным светом.
Крикнешь, и ночная тишина
Выстрелит раскатистым дуплетом.
Ото сна встряхнёт речную гладь,
Распугав ватагу юрких бликов,
И сомкнётся наглухо опять –
До зари, до первых птичьих криков…
2. Утро
Старый пруд, затерянный в глуши.
У воды ракиты прикорнули.
Браво, в три шеренги, камыши
Замерли в почётном карауле.
Резкий взмах пружинистой удой –
Чуть с оттяжкой влево, как учили, –
Снасть несётся пулей над водой
И, блеснув, скрывается в пучине.
Гаснет рябь от лёгкого шлепка.
Жду, волнуясь, первого успеха.
Тишина настолько глубока,
Что не возвращает даже эха.
***
Надсадно выла автострада,
Горячим выхлопом дыша –
Через шоссе валило стадо
Размеренно и не спеша.
Тяжеловесны и угрюмы,
Как будто спали на ходу,
Коровы медленную думу
Жевали, точно лебеду.
И снисходительная жалость
К людской извечной суете
В глазах косящих отражалась,
Как в застоявшейся воде.
БАБЬЕ ЛЕТО
Богом посланная милость –
Тёплый солнечный денёк.
Это лето зацепилось
Паутинкой за пенёк.
Продолжает труд тяжёлый
Забубённая пчела.
Пацаны бегут из школы
На окраину села.
Промелькнут по косогору –
Мимо пасеки, на брод.
А пескарь в такую пору
И на голый крюк берёт!
БЫЛИНЫ
Селеньице Былины.
Ухабы да бугры.
Здесь больше половины –
Бесхозные дворы.
Давно деревню эту
Метлой житейских вьюг
Развеяло по свету,
Не тронув лишь старух.
Куда пойдёшь от дома,
В котором прожил век,
Где тишина знакома,
Как близкий человек?
Не гаснут в хатах свечи,
Блюдутся все посты.
До города – далече,
До неба – полверсты.
КОСТОМАРОВКА
Между городом и селом
Свой особый блюдёт уклад.
Говорят, что идёт на слом –
Тридцать лет уже говорят.
Но всё так же сады цветут,
Так же горло дерёт петух,
Тот же крепкий в домах уют
И ванильный на Пасху дух.
Всяко горе здесь не беда –
По-крестьянски народец прост,
Но усопших несут всегда
На большой городской погост. |
ЛОТО
Старушка играет в лото,
Забросив на время шитьё.
Одна – ей не нужен никто.
И нет никого у неё.
В кармашек лорнет помещён –
Не так уж ещё и стара,
И голос не дрогнет ещё,
«Выкрикивая» номера.
Поправив дарёную шаль,
Достала число «двадцать пять»
И затосковала: «Как жаль,
Что некому проиграть…»
РОДЫ В ЛАГЕРЕ ГЕОЛОГОВ
Это ж надо такому случиться!
Озадачен седой проводник:
– По тайге до ближайшей больницы
Сотня вёрст, если взять напрямик.
Не успеть. Да и много ли проку
От казённых неласковых рук?
Знаю, есть тут поблизости доктор
Повивальных, особых наук:
Лет пятнадцать тому на заимке
Поселилась под старость вдова,
Полоумная бабка Иринка…
Вот и выручит, если жива.
…Повитуху привёл лишь к рассвету –
По тайге не проложишь аллей.
У мамаши уж моченьки нету,
А папаша – крахмала белей.
Повздыхала и сделала дело –
Не спеша,
С расстановкой,
Не вдруг.
Приняла, спеленала умело,
Исподлобья взглянула вокруг:
На мужчин, что глаза отводили,
На бесстыдно орущий клубок.
Усмехнулась:
– Ори, коль родили,
Ты на жизнь обречён, голубок…
РЕКА
Заросли чертополохом
И крапивой берега.
Нашим «ахам», нашим «охам»
Соболезнует река.
И течением гонимы,
Рядом – руку протяни –
Проплывают мимо, мимо
Разукрашенные дни.
На шипах оставив кожу,
Кто-то прыгает в поток,
И его уносит тоже,
Будто сорванный листок.
Слышен крик:
– Ах, как неплохо
Было жить на берегу,
В тишине чертополоха
Прозябать и – ни гу-гу…
***
Небо свесилось устало.
Август звёзды сыпал густо…
Человека вдруг не стало.
Свято место стало пусто.
Присмирели вдруг дубравы,
Знобкий стон поплыл над пашней.
Показалось, лёг на травы
Снег, безвременно опавший.
Мир застыл вполоборота.
И под звёздною порошей
Тихо-тихо молвил кто-то:
– Человек-то был хороший…
ЮРОДИВЫЙ
Тих, одинок, печален.
Нечего взять с него.
Смотрит из-под развалин
Разума своего:
Взглядом пронзит тяжёлым,
И не удержишь слёз.
Паперть метёт подолом,
Что-то бубнит под нос.
Скорбный, как шорох листьев,
Голос его дрожит.
И от колючих истин
В страхе народ бежит.
***
Я не люблю осенний лес,
Как тайну, ставшую доступной.
Летевший летом до небес,
Суровый, грозный, неподкупный,
Теперь он выпотрошен, гол,
И не пугает старым лешим
Худых берёзок частокол
На фоне выцветших проплешин.
И дуб, замшелый ветеран,
Мельчает в воздухе провислом, –
Так, с трона сброшенный, тиран
Вдруг предстаёт больным и лысым.
БЕЛЫЕ БЕРЕГА
Памяти Николая Ивановича Родичева
Проводница уж так строга,
Будто главная в МПС.
Еду в Белые Берега
Сквозь насупленный Брянский лес.
Там песок побережный бел,
Точно сахарный рафинад!
У меня там всего-то дел,
Что рыбалка да променад
По исконно грибным местам –
Там чудес и красот – не счесть!
Если нету чего-то там,
Уж не знаю, где это есть…
В ожиданье к стеклу приник,
Чай в стакане остыл давно.
Проводницы тигриный рык
Не даёт распахнуть окно,
За которым светлеет мга.
Разветвляется путь стальной –
Вот и Белые Берега!
Проводница, махнём со мной!..
ЕСЛИ О РУСИ
Если о Руси – как без поля
Шириной не меньше Вселенной?
На Руси судьба – это доля,
Каждый тащит крест тяжеленный.
Если о Руси – как без Бога?
Путь к нему долгонько топтали.
Веры сберегли пусть немного,
Только та, что есть, крепче стали.
Если о Руси – как без песни?
Пой, душа, а я подыграю!
Если о Руси… как без «если»?
Без «авось»,
Без хаты, что с краю?
ФОТОАЛЬБОМ
Дождь с восторгом встречен лужами –
Вон как пенится вода…
У окна, насквозь простуженный,
Ворошу свои года.
Здесь я очень-очень маленький.
Ах, как мама молода!
Дом с кирпичною завалинкой,
Сад – в нём яблонь два ряда…
Школьный двор. Я чуть встревоженный
С гладиолусом в руке
И, как школьникам положено,
В новом сером пиджаке…
Старый дом, дождями стиранный,
Вот с тобой прощаюсь я –
Обзаводимся квартирою.
Вот и новые друзья…
Не поспеть за жизнью мчащейся.
Стены техникума… Но
Не прилежный я учащийся –
Танцы, девушки, кино…
Вот с погонами сержантскими
В ладном воинском строю.
И готовы все сражаться мы,
Все – за Родину свою.
Ведь она – одна пока у нас,
Друг литовец, друг бульбаш,
Могилёв, Орёл и Каунас… –
Весь Союз пока что наш…
Дальше, брызжа многоточьями,
Покатились времена:
Крах страны, рожденье дочери…
Быстро выросла она…
Как судьбу не перелистывай –
Чем пытливей, тем больней…
Ветра свист, дорога мглистая,
Тень моя летит по ней…
Всё ещё бурлит и пенится
В лужах стылая вода…
Ах, судьба, годов ты пленница!..
Над дорогою звезда. |
|
Вверх
|
|