Валентина БЕЛЯЕВА (Воронеж)

И холм, и путь к нему необратимый…

 

ПРИЗРАК УТЕРЯННОЙ РОДИНЫ
Кричат, поднявшись в небо, журавли…
А на земле – в густеющих туманах –
Заржавленные звёзды в котлованах
И жизнь за миг сгоревшая в огне…
И блеск озёр в невидимой дали,
И солнце – на проснувшемся востоке
Уносит воспалённые потоки
Морями развороченных камней.

Там тучи пепла носят времена,
Оркестры никогда не умолкают.
История листы свои сжигает
По трактам и дымящимся мостам.
Вздыхает робким призраком война
И смотрит, как растут её солдаты.
И недра, молчаливы и богаты,
Ещё не знают счёт своим крестам…

Там Отрок бледный, потеряв свой дом,
Искал его, блуждая странной тенью.
Ордынская стрела в одно мгновенье,
Блеснув зрачком в малиновом песке,
Качалась мирно в стебле золотом...
Откуда-то ползла на небо льдина,
Восток и запад, слившись воедино,
Мерцали точкой на его виске...

РУССКИЙ СЕРАФИМ
Я шёл по земле… Берегами, вдоль рощ и полей,
По трактам, считая дорожные вёрсты упорно.
В горячей ладони сжимал уцелевшие зёрна
И ел, окунаясь в дрожащий рассветный поток.
Округой дымились глазницы горящих углей
И тучи из пепла и пыли летели навстречу.
И день – словно миг. Ни людей, ни зверья. Хмурый вечер.
И в вечность ночную, казалось, вторгался восток…

Клубясь устремлялись куда-то на юг облака.
И всюду, сколь видело око, стелились пустыни
Из каменных груд, мне не виданных в жизни доныне,
Меж скользкими тропами вдоль зацветавших болот.
Извилистой змейкой сверкала на солнце река,
Метнулся распахнутый клюв хищной птицы внезапно.
И я возвращался в тяжёлых раздумьях на запад,
Не помня себя, под темневший немой небосвод…

Один он был кровом-ночлегом… В глубокой ночи,
Услышав вдали где-то трепетный крик лебединый,
В белёсо промозглом тумане над стылой равниной
Я сбросил крыла. То ль в бессилье, то ль вестью благой…
Из недр пробивались на воздух живые мечи –
Из крови и ржавчины, видно, в крестах задержавшись.
Я долго молился на русской земле, к ней прижавшись.
И, Божий Посланник, рыдал как преступник-изгой…

НОЧЬ ПЕРЕД КАЗНЬЮ
РУССКОГО СЕРАФИМА
Скользнув по тёмным стёклам фонарей,
В безмолвье колоколен и церквей,
Таясь от звёзд нагая ночь гнездится.
Чуть слышимо шуршат шаги двоих.
И никого, кто мог бы видеть их.
Лишь разве кровь учуявшая птица…

Ах, эта ночь с глазами дикарей!
Не ей ли с каждым мигом был видней
И холм, и этот путь необратимый?
И там, среди колючек и песка,
Где век влачит лишь смертная тоска,
Исчезнет затаясь невозмутимо.

И не найти такой страны князьков,
Где к небу – дым пожарища веков,
Как здесь, в её немереных границах.
Где тлели бы углём кресты-гробы,
Где в эту ночь ты подло предан был
И брошен на бетонный пол темницы.

А там… О, там и мысленный простор,
И слава, и жестокий приговор,
Ветрилом – шар искромсанной рубахи.
И треск костра в безлунной тишине,
Три пары крыл в бушующем огне.
И запахом сосны – дыханье плахи…

И вздыбится прожорливый восток,
И кинет луч на струпья голых ног –
В грязи, репьях и всякой дряни прочей.
И голосом дурным зайдётся грач.
И вздрогнувший от ужаса палач
Услышит эхо музыки той ночи…

ПРИЗРАК РУСИ
Судьба не жалела её. И всё дальше гнала…
Бездомная женщина шла, озираясь пугливо.
И лаяли псы. И сгущалась морозная мгла.
И северный ветер метался округой визгливо.

Но женщина шла. И, наверное, с нею был рок.
И память о чём-то в лицо ей жестоко кричала.
Сверкнув красным жалом, змея у бесчувственных ног
Сквозь темень извилистой лентой ей путь освещала.

И женщина шла… И было невмочь ей идти.
Не знала она – умерла ли, живая ль покуда.
Не знала, что ждёт её там, через миг, впереди,
Что тенью неслышимой двигался следом Иуда.

Но женщина шла. И стелились кругом миражи.
И мыслилось: солнце, лишь надо чуть-чуть потерпеть ей,
Взойдёт вон за теми холмами, средь скошенной ржи,
И где-то исчезнут бесследно её лихолетья.

И падала наземь она и лежала в снегу.
И милостив был тихий сон на рассвете мерцавшем.
И виделось бедной: лачуга, дрова к очагу,
Свеча и ребёнок, с мячом беззаботно игравший…

Он славный был. Он и напомнил беду…
И виделся крест на горе ей… Она на нём будто.
Горели-дымились костры как в библейском аду.
И кто-то кричал: «Поднимись!!»  – беспощадно и люто.

И женщина встала, очнувшись от крика, с земли,
Едва ль сознавая, что не было муки больнее.
Во тьме что-то белое где-то мелькнуло вдали.
А в небе горели кровавые звёзды над нею…

МОСТ В БУДУЩЕЕ
Сколько лет, и не вспомню, иду по мосту,
Опираясь на эти перила резные…
Глянешь вниз – красотища, пейзажи лесные,
Рощи-взгорки холстами по древней земле.
Вон река наслаждаясь ласкает звезду,
Переливом зеркал на восток убегая.
Да луна, словно что-то себе замышляя,
В любопытстве повисла на белом стволе.

Сколько ног, сколько спин здесь, на этом мосту,
А вернее – бетонной скале – виадуке…
Всюду русская речь. И какие-то звуки
Да сквозь вопли вороньи мольба: «Не забудь…».
Как могу я забыть!.. Вот и снова версту
На обочине памяти честно считаю.
И, какой-то комок незаметно глотая,
Как и весь мой народ, ухожу в дальний путь…

Вдруг заплещется ветром расцвеченный флаг
Под бравурные марши над бездной людскою.
Вот и жизнь – вперемежку, то праздной тоскою,
То чуть дрогнувшей нежностью чьей-то былой.
Что за чувства бывают! И призрачен враг,
И сомнителен крест несомненной тревоги,
И услышишь едва ли, как столб у дороги
Что-то молвит качнувшись, смущённый и злой.

Сколько лет слышу, как эти доски скрипят,
Сколько лет под ладонью – перила резные,
И всё ниже и ниже пейзажи лесные
И журавль, воспаривший над ветхим гнездом…
Час от часу куранты призывно звенят,
Взвоют трубы, вдали – триколор всё виднее…
И ты видишь, от страха уже леденея,
Облака… Где-то там… Далеко… Под мостом…

У ВАГОННОГО ОКНА
Под глухое шуршанье железных колёс
Погляжу из окна, сколько видится оку.
И услышится тихий невинный вопрос,
Где озяблая рощица русских берёз
Молчаливо кивнёт и проводит в дорогу.

Что ей мыслится? Может, жалеет меня,
Что по рельсам куда-то качусь возбуждённо,
Никого – ни себя, ни судьбу не виня,
В колокольный ли звон, на тепло ли огня,
Замерцавшего ночью во сне воспалённом…

Всё знакомо: поросшие взгорки мелькнут,
Позабытое мёртвое царство меж сосен.
Под откосом – во мху лошадиный хомут,
Чуть поодаль – в листве утопающий пруд,
Разноцветной матрёшкой – беспечная осень.

Завиднеется то ли безмолвье стерни,
То ль пожухлые травы плывущих обочин.
Средь стволов и ветвей – задымлённые пни.
Что ж в обугленных душах лелеют они?
И что там, за невидимой кромкой, рокочет?..

Я не знаю – на запад, восток ли я еду теперь…
То ли явь, то ли сон мчится в молох потёмок…
И всплывёт, как в твою задымлённую дверь
Тычет жаждущим носом оскаленный зверь.
И глядит на него нерождённый потомок…

ВСТРЕЧА С СУДЬБОЙ
Ты здесь жил. Умирал. И любил. О, безмерно!
И глядел прямо в лица лукавых врагов.
Да врагов ли? Опомнись! Наверно, богов,
Что тебе же играют и гимны, и гаммы.
Ты здесь жил, умирал… Мыслил твердо и верно.
Знал, что значат родные кресты и гробы.
И, отрёкшись от где-то заблудшей судьбы,
Видел свет за окном в доме старенькой мамы…

И не можешь понять… А поймёшь… И что проку?
Глянешь в ноги – осколки зеркал средь углей,
Обгоревшие ручка и ключ от дверей…
Что ж ты делаешь здесь, чью-то память листая?..
Будто ветер дурной вдруг завыл где-то сбоку.
Чем-то красным блеснул да исчез за спиной.
Обернись же! Не здесь ли ты умер, родной?
Что ж тебе этот глаз вожака волчьей стаи?..

ПАМЯТЬ
Что за память… Такое расскажет порой…
Вот и март за окном. Словно холст в паутине.
А была ли зима?.. Да, наверно, родной.
Как и жизнь, ну, признай же… Ничтожной ценой.
Пеплом чудных берёз в этом стылом камине…

Что-то вспомнишь. Возьмёшь невзначай кочергу.
Глубь времён зимней сказкой всплывёт изумлённо.
Ты увидишь себя на крутом берегу,
Как бежал утопая в слепящем снегу
И кричал в белый свет: «Я с тобою, Алёна!!!»

Но ведь этого не было! Не было! Нет!
Это всё наважденье! Мираж  бездорожья,
Где отчаянный взгляд столь немыслимо лет
Страстно жаждет увидеть малиновый свет,
Так тепло и жестоко пропитанный ложью…

Сколько было их – разных излучин в судьбе…
Помнишь то, что молчит леденящей украдкой…
Как однажды бескрылый журавль на столбе
Что-то хрипло кричал и молился тебе …
И ты предал себя... Безоглядно и гадко…

Что-то вспомнишь ещё… А, как в прорубь скользнул.
Как, на лыжах летя с завихрившейся горки,
Незнакомую девочку палкой толкнул.
И вокруг разносился взорвавшийся гул,
И, виляя хвостом, лаял пёсик в восторге…

Как безжалостна память… Что скажешь ей ты…
Лишь беззвучно вскричишь в пустоту: «Замолчи же!»
И, не помня давно уж ничьей доброты,
Вдруг подумаешь: всё это тлен суеты.
И представишь, как дым зазмеится над крышей…

И неслышно крадётся: но ты не один:
Вон прильнули к окну почки старого клёна.
Вспыхнет радостным треском поленьев камин.
И вернётся с чужих островов птичий клин...
А в груди где-то подло скребётся: Алёна…

СЫН. ПАМЯТИ РОДИОНА
                   Р. Л.
Он – в стекле. На стене. В тонкой рамке.
Как ни горько, родная, тебе.
И ему только старец-архангел
Будет спутником-стражем в судьбе.

Ну, а там, средь вселенского снега,
Средь равнин из серебряных льдов,
То ль Медведица, то ли Омега
Вспыхнет горним цветеньем садов.

И не путник, актёр или зритель –
Он найдёт для себя островок,
Где тепла и надёжна обитель,
Где недвижен взошедший восток.

И растерянный взгляд оживится
Среди сонма светящихся крыл.
И он тихо в окно постучится.
И услышится: «Мама, я был…»

ПОРТРЕТ. ПАМЯТИ РОДИОНА
                                                 В. Л.
Он ушёл. Ни о чём не жалея…
От тревог, и обид, и грехов.
Ну, а ты, жить ещё не умея,
Шёл по следу безмолвных волхвов.

Что ты видишь теперь долгой ночью?
Иль нетронутый белый листок,
Вереницы ль нагих многоточий,
Смысл которых бесстрастно жесток?

Ты не знаешь ещё, как согреться,
Полон свет предсказаний и смут.
Так послушай несчастное сердце:
Ведь тебя же и любят, и ждут.

Ты – мужчина. Ты – сильный. Смирись же.
Что ты смотришь бессмысленно в дверь?
И пойми: никогда ещё ближе
Не был он от тебя как теперь.

Ты уже ощутил, что отныне –
Ни сомнений, ни счастья, ни ссор.
Только небо слепящей пустыней
Да щемящий мальчишеский взор.

И он памятью скорбно неправой
Во мгновенье остался тебе.
Как чудовищно сладкой отравой.
Как единственной свечкой в судьбе…

ДУШЕ
Я думаю, что скоро ты вернёшься...
Ведь ты же есть, и у меня одна.
И пред тобой одной моя вина –
Крестом, что я цветами возлагала
Твоим безумным снам. Но что ж ты бьёшься,
Что мечешься сорвавшимся листком?
Ведь я была лишь брошенным щенком,
Когда тебе так долго больно лгала…

А помнишь время, где ни зла, ни горя,
Где разум мой тобою обожжён,
И шаг непоправимый был прощён,
Лишь стёклышко блеснуло на реснице?..
Как быть отныне мне с тобой в раздоре,
С ненужными ключами от дверей,
Во мгле, среди осколков фонарей,
Откуда смотрит яростная птица?

Зачем немилосердна столь ко мне ты?
Прости ж. Ведь я жива пока ещё.
А знаешь – я подумала о чём?
Вон, – видишь?, – свет мерцающий украдкой.
Чем дышит он? Ужель, споткнувшись где-то
В случайно занесённый ветром миг,
Метнёт в лицо моё охапку игл?..

Я тоже плачу. Боже, как же сладко…

***
Мгновение… Не может быть… Немыслимо и странно…
Как долго ты ждала его в мирке своём тревожном!
И вот – трепещет-светится волнуясь несказанно
И смотрит на тебя, и говорит о невозможном…

Мгновение! Твоё! Ты жизнь ждала его бессменно!
Не бойся! Погляди, как блещет гроздью винограда!
Впусти его, не слушай душу, ведь она нетленна,
И ты узнаешь, что такое сладость пепла ада…

Мгновение!… На дрогнувших твоих ладонях нежных.
Ты сердце отдала ему, в глаза взглянуть не смея.
Храни же тайну эту, ведь на свете много грешных.
Сумей остаться прежней. И прекрасной. Цепенея…

ДОЧЕРИ
Да я ли в этих странных зеркалах?
То ль блики свеч, то ль отблески сединок…
Оглянешься – клочки листов в углах.
И вкрадчивый, всё тот же, прежний страх.
И с ним же – неизбежный поединок…

Так кто кого? Сползаешь по стене,
Услышишь чей-то хохот ниоткуда.
А через миг, как в нереальном сне,
Привидится отчётливо вполне  –
Мгновение единственного чуда.

Где в домике с распахнутым окном
Всплывёт дитя и явно, и незримо.
Смеясь лепечет что-то мне оно.
И душу рвёт на части лишь одно:
Какая боль… Как сладко нестерпима…

Я так давно не видела тебя…
И девочка твоя мне – не знакома.
Мучительную память теребя,
И многое из прошлого губя,
Хочу с тобой быть. Хоть недолго. Дома…

Ночами слышу скрип двери. Уж век...
А белый свет – немыслимой виною
Восходит многоликой цепью вех,
Где давний колокольный детский смех
Мне стал моей молитвой неземною…

***
Вечерний свет. И твой смущённый взгляд.
И странно вдруг зависшее молчанье.
Надменно уползающий  закат.
Нелепые слова – как наугад
Едва ли ощутимого прощанья…

Лишь миг назад мне слышались шаги
И музыкой скрипящие ступени!
А за спиной – дымились очаги…
И нежное – «Себя хоть береги» –
У ног моих. На дрогнувших коленях…

Ты не успел захлопнуть даже дверь,
А нас нигде не стало в белом свете.
Но знаю я: всё тленно. И поверь:
Мне ничего дороже нет теперь,
Чем эта боль твоя мгновений этих…

Мерцающие луны из окна
Проглотят вздох ушедшего покоя.
И не твоя преступная вина,
Что так рука бессильна, холодна.
И над тобой сияние такое…

***                               
Что б судьба ни явила мне:
                   чьи-то надёжные руки,
Чей-то чувственный всплеск,
                   безразличие или вражду,
Но услышатся где-то едва ль
                   уловимые звуки,
И я взгляд невозможный
                   в его жуткой сладости жду.

Что б однажды судьбою
                   ни выпало мне в одночасье:
Заметённый ли вьюгой рассвет
                    с вереницей долгов,
Иль взволнованный шёпот
                    хмельного ненужного счастья –
«Не забудь этот взгляд…»  –
                    молвит эхо с чужих берегов.

Что бы мне ни явилось судьбою:
                    звезды ль восхожденье,
Или холст, где крестами
                    раскинувшись птицы летят,
Иль осенний сюжет
                    в леденящем своём откровенье
Восхищённой листвы за окном…
                    Представляю твой взгляд…

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную