Николай БЕСЕДИН

"И вызрело Слово"

Из новых стихов

ВХОД ГОСПОДЕНЬ В ИЕРУСАЛИМ
Народ кричал ему:
– Осанна!
Благословен, Грядый! – кричали.
И ветви пальм из рощ Синая
К его босым ногам бросали.
Земля невестилась, как Дева
Прекрасная в цветах венчальных,
А Он смотрел на иудеев
Глазами полными печали.
Еще не знали эти люди
За свет Любви какую плату,
Забыв, как шли за Ним повсюду,
Они испросят у Пилата.
Как искаженные от злобы
Исторгнут страшные проклятья:
– Распни! Распни!
На месте лобном
Да будет Он, лжецарь, распятым!
… Ослица бережно ступала
По влажным от росы каменьям.
Толпа неистово кричала:
– Яви нам чудо исцеленья!
А он смотрел на лица, зная,
Что завтра крикнут эти люди.
Нет, не глаза – душа слепая
У тех, кто жаждать казни будет.
Что человек?
Он от Адама
Весь соткан из противоречий.
В его душе грехи, как рана,
А он лишь плоть упрямо лечит.
К спасенью путь один отныне.
Но Божье Слово в мире этом –
Глас вопиющего в пустыне,
Во тьме грехов тропинка к свету.
И будет плач в предверьи ада,
И Слово: жаждал я напиться,
Но вы не дали. Свету правды
Вы предпочли на ложь молиться.
Я приходил к вам – странник Божий,
Но вы мне дверь не отворили.
Мой дом молитвы, славу Божью
В вертеп разбойный превратили.
«Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели».
И с болью вырвалось из уст:
Се, оставляю дом ваш пуст.

В ПАСХАЛЬНУЮ НОЧЬ
Ещё сквозь ночь неразличим рассвет,
И слабые не укрепились верой.
Ещё в сердцах любви как будто нет,
И правят гордым разумом Химеры.
Но ширится, но множится поток
Идущих к храму в упованьи чуда.
И о спасеньи возгласил пророк
В грехах своих покаявшимся людям.
Зажглась звезда в вечерних небесах,
Как вестница, Великого Свершенья.
Повержен ад. И смерть – всего лишь прах.
И вечен дух в горниле воскрешенья.
Глаза людей надеждою полны:
Воскреснет Он, и мир вослед воскреснет
В Добре и правде, в жизни без войны,
В трудах насущных, в радостях и песнях.
В людских руках свечей, как звезд, не счесть.
Вдыхают в лад и выдыхают вместе.
– Христос воскресе! – льётся неба весть,
И вторит храм:
– Воистину воскресеl

И ЯВИЛСЯ МЛАДЕНЕЦ    
Я хлеба просил, а мне дали зерно:
Взрасти и получишь потом не одно.
И снова посеешь, и снова пожнешь…
Тогда-то и батюшку-хлеб испечешь.
… Я веру искал и спасение в ней
От ярости мира, от ложных путей,
Мессию я жаждал всем сердцем раба,
Чтоб стала звездой Вифлеемской судьба.
Я Бога вымаливал у алтарей,
У светлых икон и у темных дверей…
Младенец явился мне с первой звездой
Доверчивый, слабый, под тканью простой.
Не он, а его, защищая от зла,
Пречистая Дева ко мне принесла.
Сказала мне тихо:
– Ты Бога просил.
Взрастить, уберечь его хватит ли сил?
Укрой его сердцем, в душе освяти,
И станет он верой на скорбном пути,
На ярых ветрах,
на вселенской гульбе
Его защити, и воздастся тебе.
Я руки к младенцу, скрестив, протянул.
Он мне улыбнулся в ответ и уснул.
Я стражей, слугою и пахарем стал,
Пока он под кровом любви вырастал.
И вызрело Слово.
Зерно проросло.
И стало бессильным пред Истиной зло.

***
            Новаку Джоковичу –
            лучшему теннисисту мира
Теннисный мяч – как похож он
на яблоки в сербских садах
И еще на шершавые ядра мортиры,
Что упали на косовских темных полях,
С беспощадностью правды взывающих
к совести мира.
Как похож он на вздетые вверх кулачки
Сербских женщин, грозящих чужим самолетам,
И еще он похож на младенческие зрачки,
Что хранимы любовью и нежной заботой.
… Корт за кортом. Ты снова выходишь на бой
В сотый, тысячный раз под трибунные крики.
И победа обвенчана снова с тобой.
И усталость, и радость сквозят в этом миге.
Да, бывает, что кажутся пытке сродни
Стук мячей и ракетки глухие удары,
Тренировки, дороги, ненастные дни,
И покоя захочет душа, как подарка.
Ни от Божьей судьбы не дано убежать.
От нее никуда даже ночью не деться.
Ты выходишь на корт, чтобы вновь побеждать.
Пепел косовских сербов стучит в твоем сердце.

СВОБОДА
Её плоды плодам анчара
Сродни.
В них тоже скрытый яд.
От либерального угара
В России головы болят.
И нет уже надежд на милость
Судеб, где каждому – своё.
Свобода плоти расплодилась,
И нет спасенья от неё.
Она доступная, как шлюха,
Подняв подол, стучится в рай.
Но есть ещё Свобода Духа –
Ей, как царице, присягай!

* * *
Я говорил в отчаянье себе:
Что́ я могу один средь одиночек?
Одна свеча не одолеет ночи,
И не достичь небес одной мольбе.
И это примирение с судьбой
Навек, казалось, плоть моя впитала,
Готовая стать нищей иль рабой,
И лишь душа, душа лишь бунтовала.
Она дралась со злом, кровоточа,
Зализывая раны меж боями…
Я утешал как мог её словами,
Она ж ласкала рукоять меча.

***
Серп и молот, как символ труда
На знаменах и звездочках наших.
Той страны не забыть никогда,
Что прошла по планете на марше.
Ни себя не щадя, ни врагов
В созиданье искала бессмертье.
– Сколько было ей?
– Двадцать веков.
Крестный путь её – двадцать столетий.
Ибо сущность не в том, что она
Новый мир создавала без Бога,
А в надежде, что станет страна
В царство Божие светлой дорогой.
Сгинет власть золотого тельца,
А за ним все убийцы и воры,
Что насытятся правдой сердца
И не станет вражды и раздора.
Но роса очи выела нам,
Пока ждали мы солнца восхода.
И ушел недостроенный храм,
Словно Китеж, в безумные воды.
Люди в пору разрухи и бед
Вновь приходят туда, где стоял он,
Чтоб под звездами прежних побед
Силы вызрели в сердце усталом.
И тогда возникает порой
Необычного храма виденье.
Купол венчан звездой золотой,
Божий крест освящает ступени.
И идут к нему в вечном строю
Четким шагом державным двенадцать,
И над ними святые поют,
И за ними иуды толпятся.

ВОЛХВ
1.
Куковала кукушка над Росью рекой.
Куковала вещунья три дня и три вечера.
Будто что-то ждала.
Но никто той порой
Не слыхал на Руси ее голоса вещего.
Куковала она от зари до зари.
Не испила ни капли,
Не съела ни маковки.
А как третий закат краснотал заварил,
Пала замертво в травы, что росами  плакали.
И поднял ее волхв – длинноликий старик,
Посмотрел на сердечную серыми бельмами,
И леса содрогнул человеческий крик,
И поплыл непонятный над русскими землями.
С этой самой поры заприметил волхва
Некрещеный народ в городищах и селищах.
И в сомненьи великом внимал он словам
Длинноликого старца, седины жалеючи,
У продымленных срубов и стылых костров
Молча слушали росы с ухмылкою гордой,
Как повергнут Перуна с крутых берегов
На потеху монахам и вражеским ордам.
Волхв сулил, что воздвигнут на русских горбах
Божьи храмы и княжьи хоромы бессчетно,
Что проступит сквозь холст домотканых рубах,
Так предсказывал он,
                                   соль от крови и пота.
Он вещал про великую новую Русь,
И взлетали крылато тяжелые вежды,
И тонула в бездонных глазах его грусть,
И упрямым огнем загорались надежды.
Но порой непонятен был старца язык,
Странны мысли его,
                                   а сказания дики.
И прослыл он блаженным, кудесник-старик,
Ибо разум угас на седом его лике.

2.
Опять, опять ее лицо –
Той женщины с загадкой вечной.
Она была со мной обвенчана,
Назвавшись Русью под венцом.
Она вела меня в свои
Хоромы, убранные скромно,
Где так величественно сонно
Стояли Храмы на крови.
Она показывала мне
Свое приданное, не зная
Его значения и края,
Идя как будто в полусне.
Мы шли. Над нами облака
Вздымались рукотворным сводом.
И время даже не на годы
Вело свой счет, а на века.
Она молчала до поры,
То говорила громко, страстно,
Что на Земле все государства –
Единомлечные миры.
Одна в нас кровь. Один – исток.
И Бог един у нас – Природа.
Наступит век, когда народам
Судьба один отмерит срок.
– Скажи, что ждет нас впереди?
Что предначертано богами?
Любовь моя! Что будет с нами?
Рукой взмахнула: – Погляди:
Вдали, укрытая в рядно,
Шла женщина. Ее обличье
То было светлым по-девичьи,
То по-старушечьи темно.
Она летела и ползла,
Рыдала, пела и молилась,
То падала, то возносилась
И крест безропотно несла.
Одни склонялись перед ней
В любви сыновней и печали,
Другие камнями бросали
И ложью, чтобы побольней.
Упрятав лик в дожди, в снега,
В бессчетных поприщах теряясь,
Вновь расцветала всем на зависть,
Не вспомнив по злобе врага.
Но слабнул вещий благовест,
И меркла в золоте икона.
И не нашлось в пути Симона,
Чтобы помочь нести ей крест.
И кто-то вопросил в те дни:
– Что делать с ней? Достойна ль рая?
И рать откликнулась земная:
– Распни ее!
Распни!
Распни!
– Кто это?! – закричал старик.
– Что не узнал? Твоя невеста.
Благослови на подвиг крестный.
И в облаках сокрылся лик.
Но долго волхв еще стоял.
Потом вернулся к той опушке,
Где пала замертво кукушка,
И кукованье услыхал.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную