Григорий БЛЕХМАН
Я ВСКИНУЛ РУКИ ДЛЯ ОБЪЯТЬЯ…
(О сборнике Николая Зиновьева «СТИХОТВОРЕНИЯ». Москва: Изд. «Российский писатель», 2012. – 224с)

Строчка, которой озаглавлена эта заметка, входит в одно из стихотворений Николая Зиновьева, открывающих сборник:

Меня учили: «Люди – братья,
И ты им верь всегда, везде».
Я вскинул руки для объятья
И оказался на кресте.

Но я с тех пор об этом «чуде»
Стараюсь всё-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.

И, судя по тому, что мне довелось прочитать у этого поэта, а читал я все его сборники, похоже, что:

…как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить –
это его кредо. И оно вызывает уважение.

Но уважение вызывает многое и многие, и стихи пишут тоже многие. А поэтами рождаются единицы.

Николай Зиновьев – из этих единиц. Поэтому и узнаваем, читаем и любим уже не одно десятилетие. Недаром Валентин Распутин сказал, что «в стихах Зиновьева говорит сама Россия».

Послушаем, как она может «говорить»:

Я дверь, как печальную книгу открою,
Здесь время уже никуда не спешит.
И сумрак не тает, он будто иглою,
Лучом из оконца к стропилам прошит.

Вот старая прялка в седой паутине,
Как серая птица. Попавшая в сеть.
Вот птицы, которым не петь, на картине,
Которой уже никогда не висеть…

Это поэт о том, что можно видеть и чувствовать на его чердаке, где ещё и:

Вот тихо коробится жесть керогаза,
Стреляя чешуйками краски, а то
Блестит в полумраке булавкой от сглаза
Покойного деда пальто…

Не правда ли, когда «время уже никуда не спешит», как нельзя лучше слышишь историю этого времени, а с ней и собственную через, допустим, историю своей семьи, своего рода и своего народа.

У Зиновьева время «не спешит» ни в одном стихотворении , оттого и так основательно то, о чём он говорит. А о «спешащем» времени у него – так:

Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится…
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься
Рукой, махнувшей на людей?...

Обратим внимание, что будто рефреном идёт это чувство, выраженное в двух последних строчках. Мы уже читали об этом в стихотворении, приведённом здесь первым: …Мне больше некого любить.

Наверное от этого чувства и идёт постоянный труд его души:

Кружил февраль по косогорам,
Позёмка пряталась в стерне,
Когда одним сплошным укором
Вся жизнь моя предстала мне.

Кого я спас? Кого приветил?
Кому был дорог мой ночлег?
Ответа не было. Лишь ветер
Бросал в лицо колючий снег.

И эта ответственность перед самим собой у него постоянна. А, когда ответственность у человека перед самим собой, она самая сильная – по самой высокой мерке. Мы ведь ещё помним знаменитые слова нашего знаменитого соотечественника, сказанные о том, что «самое дорогое у человека – это жизнь…», и КАК её надо прожить, «чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы…». И другого соотечественника – о том, что:

…Не позволяй душе лениться…
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день и ночь!..

Может, от этого у Зиновьева такие строчки:

«Я не такой, как все» – твержу
Я то отчётливей, то глуше.
Я перед Господом скажу:
«Я не такой, как все. Я – хуже».

И от этого же боль в двух четверостишиях, где эпиграфом – слова Александра Блока «О, Русь моя! Жена моя!»:

Я не скажу тебе: «Жена».
Я говорю: «Мне лик твой жуток,
Страна Рублёва, Шукшина
И восьмилетних проституток.
Стакан прирос к твоей руке,
И лучшим чувствам нет работы».

И гаснет с эхом вдалеке
Вопрос: «Россия, кто ты? Кто ты?»…

Многие из нас, рождённых в Советском Союзе, критиковавших многое в той стране, желавших что-то изменить, чтобы жить так, как, на наш взгляд, мы заслуживаем, потеряв ту страну и сравнивая её с тем, к чему пришли сейчас, стали ощущать и ностальгию, и горечь. Потому что получилось как прежде: «до основанья, а затем». Однако, то, что вышло «затем», стало вызывать лишь слёзы. Это состояние большинства из нас поэт выразил так:

У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Но плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.

Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей…

И всё это происходит в его ( и нашей) душе потому, что:

Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых
Так и тянет прижаться щекой.

Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу
До рыданья люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.

Как точно сказано. Ведь, когда любишь ТАК, что эта любовь, «как горла перехват, когда его волненье сдавит», то и не сумеешь объяснить, за что. Любишь и всё. «До рыданья…, до удушья». Даже, когда в это время так много поводов для сомнений и боли:

Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.

Смеётся пьяная девица,
Садясь в попутный «Мерседес» –
Её литые ягодицы
За нить подёргивает бес.

На пустыре с начала мая
Идёт строительство тюрьмы.

Всё это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы?...

Но ведь есть ещё и такое:

Огород к речушке. В хате
Столик с библией. Скамья
Полдень…Книга Бытия…
Разве этого не хватит?

Тут сразу же приходят на память знаменитые строчки нашего великого поэта о том же:

…Чего он хочет!...небо ясно.
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?

Как перекликаются Лермонтов и Зиновьев, не правда ли. А дальше Зиновьев делится с нами ещё и такими размышлениями:

Было ль это Господней ошибкой
Или замыслом дьявола, но
Я родился с предсмертной улыбкой,
Что стереть никому не дано.

Милый друг, не спеши с укоризной
Осуждать откровенье моё.
Ведь пойми: только в бренности жизни
Неизбывная прелесть её!

«Неизбывная прелесть», конечно же, во многом и потому, что столько неясностей, постоянных загадок в самом пленительном чувстве, которое нам дарит природа:

Я бьюсь над смыслом бытия,
Но ты войдёшь с улыбкой влажной,
Возьмёшь халат свой за края –
И ничего уже не важно…

Кем эта власть тебе дана?
В судьбу на радость и на муку
Тебя швырнул мне сатана
Или Господь привёл за руку?

Или так:

Все женщины разные очень.
Особенно в жаркие ночи:
Одна молчалива, как птица.
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.

И после таких слов хочется, чтобы поэт продлил разговор на эту тему, потому что неожиданность или нестандартность размышлений – дар особый. И он продолжает:

Наверно спился б я давно
Иль сгинул где-нибудь на БАМе,
Когда б не маленькое «но»
С прохладно сладкими губами,
Когда б не этот нежный взгляд,
И всё, чем с нею мы не схожи,
Что превращает жизни ад
Пускай не в райский сад, но всё же…

А эта нежность с бытовыми деталями, которые лишь в устах поэта могут служить так, что не только передают, но и усиливают эту нежность, а, точнее, её ностальгическую ноту:

Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я счастливый и босой,
В постель ей нёс пирог на блюде.
Спешил на кухню ставить чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.

И жизнь, как прежде непонятна.
И я, как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна…
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!...

«Но эти солнечные пятна…». Ведь у очень многих из нас есть «эти солнечные пятна», которые, нет-нет, да и встают перед глазами, давая возможность «и отрешиться, и воспарить», что так помогает в нашей суетной жизни. Но сказать именно ТАК дано лишь единицам, за что мы им постоянно благодарны. Благодарны потому, что это о самом главном, о чём поэт продолжает и в следующем стихотворении:

Дай Бог мне славу и почёт,
Богатство дай – всё будет мало!
Всё будет словно бы не в счёт
Без губ её, горящих ало.

Пусть Бог меня вдруг нищетой,
Как ледяной водой окатит.
Но даст глаза и губы той,
Одной единственной! И хватит.

В этих двух четверостишиях сказано столько, что «ни убавить, ни прибавить».

А теперь о другом:
Люблю я тихий час закатный,
Когда остынет пыль дорог,
Когда чуть влажный и прохладный
С реки подует ветерок,
Когда над зеркалом запруды
Две-три звезды встречают взгляд,
Когда умолкнут словоблуды,
И молчуны заговорят…

Или так:

Вот сменила эпоху эпоха,
Что же в этом печальней всего?
Раньше тайно мы верили в Бога,
Нынче тайно не верим в Него.

Сколько неожиданных поворотов, привносящих изюминку в размышления поэта.

А вот стихотворение, которое он назвал «О себе»:

Ты заметишь как-то вдруг:
Другом стал тебе твой враг,
А врагом тебе стал друг,
Ты ж как был и есть – дурак.

Дураки не имут сраму –
Это явный плюс судьбе.
Дураки не роют яму,
Разве только что себе…

Ну и выроешь, конечно, –
Это, в общем, не секрет.
И друзья с врагами нежно
Назовут тебя: «Поэт».

Думаю, здесь не случайно слово «нежно». Потому что как бы ни странно на наш обывательский взгляд вёл себя поэт, он дарит нам возможность взглянуть на мир его глазами, после чего ты открываешь в том, что много раз видел и мимо чего проходил, столько, что диву даёшься, как сам не замечал, казалось бы, очевидное и такое прекрасное. Ну, допустим, вот это:

Уйти к реке. Уединиться.
Блаженно слушать до темна,
Как в ивняке свистит синица,
Как просто счастлива она.

Потом, вдыхая дым предместий,
Идти при звёздах по тропе…
И разрыдаться вдруг, как в детстве,
От жгучей жалости к себе.

В последних двух строчках – тоже одно из «чудачеств», характерных для того, кто рождён поэтом. Вспомним, как о таком же состоянии, хотя и по совершенно иному поводу написал другой – ныне знаменитый поэт:

…Большую повесть поколенья
Шептать, нащупывая звук.
Шептать, дрожа от изумленья,
И слёзы слизывая с губ.

Размышлений о том, что такое поэт, у Николая Зиновьева много. Допустим, такое:

Тот вино, как воду пьёт.
Этот грядки бьёт на даче.
А поэт, друзья, живёт
Чуть иначе.
Да, он тоже пьёт вино,
Грядки бьёт, но всё равно,
Каждый день и каждый час,
Хоть не лезет вон из кожи,
Но он думает о вас,
И за вас, простите, тоже.

Мне даже захотелось последнюю строчку увидеть здесь после точки. Для меня она – отдельная мысль, которая играет очень сильно. Ну и дальше на эту же тему – названное «Автопортрет»:

Не пишу о вожде,
Не пишу о дожде,
А пишу о душе.
Стал поэтом уже.

В четырёх строках – суть Поэта. И не только Поэта, но и шире – Художника. Вспомним, как блистательный Константин Коровин, размышляя о сути живописи, сказал, что даже в пейзаже главным являются не композиция и цвет, история твоей души.
Эта «история души» в конечном счёте приводит Николая Зиновьева и к такому её состоянию, когда:

Пишу стихи свои я чтоб,
Стал русофилом русофоб.
Я знаю, это очень сложно,
Но, если в принципе возможно,
Готов писать я день и ночь
С тем, чтоб стране своей помочь.
Готов собою пренебречь,
Чтоб только Родину сберечь.
Об этом, собственно, и речь.

Тут даже не нужно комментариев, потому что «гражданином быть обязан», для поэта – главное. И это вместе с любовью к его стихам вызывает уважение к его личности.

А вот и такие размышления, тоже характерные для взаимоотношения Зиновьева со своей Музой:

Писать о звёздах – тратить дни.
А сколько их осталось, дней?
Пишу о людях, ведь они
Намного ближе и родней.

Мы все-то, в общем, неплохие.
Есть свои плюсы и в прохвостах,
Но попадаются такие,
Что лучше б я писал о звёздах.

И дальше, как мы уже отмечали, – характерное для этого поэта завершение, которого никак не ждёшь:

А сам-то я не из таких?
Всё-всё, заканчиваю стих.

Не правда ли, и изящно, и глубоко. А также, по-Зиновьевски: прежде всего спрос с себя. И по большому счёту.

В издательстве "Российский писатель" вышла новая книга Н.Зиновьева «Стихотворения»: М., Российский писатель, 220 стр., тираж 1 000 экз.

Весь тираж находится у автора в городе Кореновск Краснодарского края. Стоимость книги без учета затрат на почтовую пересылку - 150 руб. Автор, не имеющий иных средств, кроме очень скромной пенсии, просит помочь ему в распространении и продаже книги. С ним можно связаться по электронному адресу:
nikzinkor@mail.ru

***
Могу ещё долго говорить о поэзии моего земляка, тоже рождённого в кубанской казачьей станице. Но не потому, что мы земляки, мы ведь даже не знакомы. А потому, что этот человек однажды сказал:

…Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.

И добавил:

…Готов собою пренебречь,
Чтоб только Родину сберечь…

А это дорогого стоит. Он любит, поскольку природой ему дан самый высокий талант – любить. Любить женщину и Родину, суть которой – люди. Но не просто любит, а умеет об этом талантливо сказать. А сказать талантливо, это уже второй дар человеку, которого та же природа сделала поэтом, и, следовательно, наделила определённой миссией, которую он несёт с честью.

Конечно, Николай Зиновьев у каждого свой, и моя заметка не имела цели дать всесторонний анализ его творчества. Он в этом давно не нуждается. То, что здесь написано – лишь моё субъективное восприятие крупного современного поэта, чьи стихи я нередко перечитываю, потому что испытываю такую потребность. И написал об этом для того, чтобы сказать поэту спасибо. А ещё для того, чтобы тот, кто пока не знает о его новом сборнике, взял этот томик и остался с ним наедине.

Уверен, уважаемый читатель, Вы не пожалеете.

2012 г.


Комментариев:

Вернуться на главную