11 августа известному русскому поэту, критику, публицисту, общественному деятелю Григорию Блехману испоняется 75 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всей души поздравляют Григория Исааковича!
Желаем крепкого здоровья, долгих лет жизни, радости и уверенности в будущем, удачи и вдохновения!

Григорий БЛЕХМАН

И ВСЁ СНАЧАЛА ХОЧЕТСЯ НАЧАТЬ

(Стихи разных лет)

Всё земное тянется к свету

***
Швыряет ветер порции дождя,
Зонты трепещут и бегут под крыши,
День непогожий всё это услышал
И записал немного погодя.

Потом забыл, и через много лет
Ему вернула память почему-то:
«Был дождь» – она напомнила, и будто
Хотела слышать от него ответ –

О тех далёких порциях дождя.
Но день не дал ей внятного ответа,
Сумел лишь вспомнить – вроде было лето…
И записал немного погодя.

У мемуаров есть своя печать –
Они условны, как условна память…
Проходит дождь, твой зонт опять не занят,
И всё сначала хочется начать.

***
Год из года за верхушкой лета
Тает день, сужая свой проём,
Лишь деревья, повинуясь ветру,
Шелестят о чём-то о своём.

Шелестят, наверное, о главном –
Сверху дальше видно, чем внизу,
Может, знают книгу без заглавия
И оттуда вести нам несут.

День за днём приходят эти вести,
Торопясь уйти за окоём…
Лишь деревья всё на том же месте
Шелестят о чём-то о своём.

***
У жизни мирской есть пределы,
У жизни духовной их нет.
И как ни живи, что ни делай –
Почти неизменен сюжет:

Сперва поддаёшься соблазнам,
Потом искупаешь грехи…
Порой, – очищенье, как праздник,
Где медные звуки тихи.

Живёшь, свою книгу листая,
Пока ни находишь ответ:
Лишь время мирское в нас тает,
А время духовное – нет.

***
Всё земное тянется к свету,
И поэтому мучит всех:
Отчего, мечтая о светлом,
Постоянно впадаешь в грех –

Невзначай обижаешь ближних
И бываешь падок на лесть…
Хоть давно на страницах книжных
Всё о чаяньях наших есть –

И о том, что тянешься к свету,
Но нередко входишь во тьму.
Только главного нет – ответа
На простой вопрос: «Почему?»

***
Когда отчётливо слышны
Чуть утомлённые мотивы,
Они ведут неторопливо
В высокий смысл тишины,

Где ей подвластны все слова
Не потому, что это – случай:
Если мелодия беззвучна,
То переполнена молва.

Тогда и всё, как в первый раз –
Без фраз, затёртых постоянством,
А только чистое пространство
И свет для каждого из нас.

 

Времена года

 ***
Шуршат листки календаря,
И каждый что-то нам приносит,
А нас тихонько переносит
От января до января.

Так и идём из года в год…  
Пока мы в памяти пространства,
Оно хранит к нам постоянство
Мирских и всех иных забот.

Им в каждом доме календарь
Своё диктует очертанье,
Выстраивая в этом здании
Этаж в очередной январь.

А тот опять уходит ввысь
Времён последующего года,
Чтобы из этого похода
Его шаги перенеслись

К другим листкам в календаре,
Где всё опять начнёшь сначала,
Пока тебя не миновала 
Твоя пора в его поре.

***
Первый снег, как чистый лист –
Без начала и финала,
Где не годом больше стало,
А лишь дни переплелись.

Этот белый переплёт –
Для какой-то главной книги.  
Без сюжета и интриги
Нас врачует каждый год.

Чтобы дней калейдоскоп
Чуть оставил свои ритмы
И в мечте или молитве
Устремился высоко.

Потому что чистый лист,
Как совет: «Остановись.
И заполни не спеша
Тем, чем полнится душа».

***
Тихо-тихо за окном,
Тихо-тихо снег ложится.
Лодки старые вверх дном
Дремлют длинной вереницей.

Тихий шаг карандаша
Начал новую страницу.
Тем же шагом, не спеша,
Быль сменяет небылицу.

Тихо-тихо снег ложится…

За полночь давно сопят
Две моих любимых дочки.
Может, этой снежной ночью
Сны их нянчит снегопад.

Он, по свету фонарей,
Как линейками косыми,
Будто чертит твое имя
На стеклянном серебре.

И подрагивает ночь
Чуть припухлыми губами,
Это ищет что-то память,
Или пробует помочь

В том, что рядышком совсем
Бродят те три главных слова –
Я сейчас увидел снова,
Свет их в снежной полосе.

И притихший снегопад
Их, мотивом колыбельным,
Выделил опять отдельно
И не хочет отпускать.

А они слегка звенят.
В этом звоне просветлённо,
С легкой поступью влюбленных,
Вновь выходят на меня.

И уходят тихо в ночь.
На густых её ресницах,
Выдержать уже невмочь,
Тихий снег ко сну клонится.

Тихо-тихо снег ложится.

***
Летели метели в февраль без оглядки,
Недели летели в привычном порядке,
Где, всхлипнув, в калитку стучали печали,
Но некому было, и не отвечали.

И я не отвечу когда-нибудь тоже,
Метель моя встречей пройдёт, как прохожий.
Пройдёт и февраль – без меня отбушует,
И кто-то заплачет над тем, что люблю я…

Другим ожиданьем февраль будет полон,
Но бродит свиданье меж рук частокола.

ВЕСЕННИЕ ПРЕЛЮДИИ
На открытые балконы
Выбегают сквозняки,
И в набухшие бутоны
Утопают лозняки.

В лёгкой дымке твои косы.
У реки порожняком
На росе косая россыпь
Толстых лап за поводком.

Застучали, загалдели,
Прилетели и пришли.
В известняк апрель одели.
Выкрасили, подмели.

Ото сна сосна теплеет,
Ото сна теплеет сад.
В крупных каплях тихо сеет
Дождь на прошлый листопад.

***
Июньский тополь без смущенья
Заносит город в свой актив,
Укрыв открытости и щели,
Что были на его пути.

Он отбелеет и уходит
Под тонкий запах цвета лип,
И в этом плавном переходе
Июль бушует и палит.

Палит он красками соцветий,
Бушует голосами птиц…
Но лето снова не заметит
Исчерпанность своих страниц,

Как и любое время года. 
Когда находишься в пути,
Не ведаешь его исхода,
И сколько суждено пройти.

И суждено ли возвратиться
По чьей-то памяти, чтоб вновь
В строках прочитанной страницы
Услышать прежнюю их новь.

Но этот тополь год от года
Всё обметает липы цвет,
Забыв, что прежние походы
Сводили пыл его на нет.

***
Бурлила ночь огнями города,
На август сыпал звездопад,
А лето шло в чуть слышных шорохах
Встречать осенних дней парад.

Он был и красочен, и холоден,
И платья пёстрые срывал
Залётный ветер, вспомнив молодость,
Как непрерывный карнавал,

Когда неважно – жарко, холодно,
Дождит ли, снежится зима
Или звонит по ком-то колокол…
Важна лишь молодость сама.

***
Нежный вкус уходящего лета, –
То ли возраста в этом примета,
То ли знак, чтобы жил не спеша,
Потому что всё в мире проходит, –
Постепенно к другим переходит,
А с тобой остаётся душа. 

***
Осень стелет золотом дорожки,
Гасит пыл и серебрит виски.
Что, казалось, навсегда – до дрожи,
Чуть сместилось в сторону тоски.

Словно ищешь то, что было рядом,
Или то, что так и не нашёл.
Осень тихо привела в порядок
Те тропинки, по которым шел.

Эта осень не жалеет красок,
Будто в чём-то хочет убедить –
То ли ждет и моего согласия,
Что всегда возможно ярко жить.

Я согласен и ничуть не спорю,
К золотой поре претензий нет.
Только как-то незаметно скоро
От любимых лишь остался след…

Но их лица время не стирает,
Их любовь я чувствую вдвойне,
Словно ветер душу очищает,
Как посланец от прошедших дней.

И в осенней полосе чуть слышно
Отбивает тихий камертон –
То ли то, что на поверку вышло,
То ли то, что переходит в сон.

В сон о том, что в золоте дорожки,
И о том, что в серебре виски.
Но во сне все, что ведёт до дрожи,
Не уводит в сторону тоски.

***
Никакой философии цвета,
Это в память ушедшего лета
Вышивает узор листопад.

В нём твой сад демонстрирует платья.
А рассветы морозным объятьям
Открывают окно наугад.

И опять застываешь при встрече
С чуть пришедшей причудливой речью,
Извещающей ранний закат.

Никакой философии звука,
Только шелест в дожде и разлука
За рябиновой кистью висят.

И опять ожидание стужи…
Иногда невзначай обнаружишь
Впопыхах непогашенный взгляд.

Этот взгляд, что всего и дороже
В тайной робости с признаком дрожи.
Мимолетный, как сон вперехват.

***
Сезон дождей, и всё смывает,
Как будто не было и нет
Тех очертаний, что скрывает
Один унылый силуэт.

Но даже в этом силуэте
По праву памяти своей
Живут недавние приметы
Из только что ушедших дней…

Дожди пройдут, – их тоже смоет,
Поскольку каждому свой срок…
И только вновь никто не сможет
Последний услыхать звонок.

Хотя и так сказать – неточно:
Никто не знает, где финал, –
Нам зримы лишь судьба и почва
Из промежутков и начал.

 

Туда, где хорошо вдвоём

 ***
Гуляли волны у причала
И волновали окоем,
Как будто молодость бежала
Туда, где хорошо вдвоем.

Она бежала без оглядки
И нарушала, может быть,
Порядок в общем распорядке –
Когда приплыть, куда отплыть.

Она рвалась, и ей хотелось
Как можно раньше видеть ту,
О ком всегда так сладко пелось,
И что несла его мечту.

Мечту о том, чтоб у причала,
Не нарушая окоём,
Все так же молодость бежала
Туда, где хорошо вдвоём.

***
За окном тишина, и опять
Можем слышать дыханье друг друга.
Даже стрелки не ходят по кругу,
Чтоб друг друга у нас не отнять.

И другого на этой Земле
Для меня нет дыханья дороже,
Потому и, волнуясь до дрожи,
Добровольно иду в этот плен.

Потому и теснятся слова –
Их возможностей нам не хватает:
Что-то главное в них будто тает.
И слова в этот час –лишь канва.

 Мы тихонько уходим от них.
Только слышим дыханье друг друга.
Даже стрелки не ходят по кругу,
Чтоб продлить в бесконечность наш миг.

***
Гуляла ночь, к утру раскинувшись,
Ушли в рассвет её черты,
И день оставил только символы
Слов, что сказали я и ты –

Совсем простых, но и достаточных,
Других таких в природе нет,
И потому из всех оставшихся
Лишь те слова несут нам свет.

 

Моим родным

МАМЕ
Ты уходишь в золотую осень.
И в пространство тихо тает дрожь.
Ты меня теперь уже не спросишь:
«Как дела, сыночек? Ты придёшь?»

И свеча, что по тебе печалит,
Восковой слезой бежит на дно.
«Я приду» - тебе я отвечаю.
И теперь тебе уже одной…

Ты прости – я опоздал с ответом.
Ты всегда умела тихо ждать.
Я сегодня пожалел об этом –
Что не всё успел тебе сказать.

Так всегда – жалеешь слишком поздно.
Что-то рад бы изменить, но как?
Тихо стынут за закатом звёзды,
И плывут куда-то облака.

Может быть туда, где это «где-то»,
И куда я говорю опять:
«Ты прости, я опоздал с ответом.
Подожди, как ты умеешь ждать».

РОДИТЕЛЯМ
Уходят те, кого любил.
Хоть «под луной ничто не вечно»,
Но не становится конечной
Им остановкой слово «был».

Они, по-прежнему, со мной –
Их голосами дышит память.
И я для них теперь не занят –
В их постоянный выходной.

За всё, что им не досказал
И в суете их не дослушал –
Сейчас уже ищу я случай,
Чтоб кто-нибудь опять позвал.

Ведь те, кого я так любил,
С теченьем времени всё ближе, –
Их всё ясней с годами слышу,
Так и не тронув слово «был».

СВЕТЕ
Как прекрасно помолчать,
Поглядеть в глаза друг другу,
Что-то изнова начать,
Что-то вновь пустить по кругу.

Не тревожить тишину,
Задержать ладонь в ладони.
Нашу первую весну
Увести от посторонних.

Ведь, когда молчат слова,
Можно жить совсем иначе –
Слышать, как растёт трава,
Как росой рассветы плачут.

Видеть, как горит звезда,
Как бушуют звездопады.
Но важнее, чтоб всегда
Были мы друг другу рады.

Как прекрасно иногда
Понимать, что слов не надо,
Что и так -  через года
Нам достаточно быть рядом.

ДОЧЕНЬКАМ   
Вы – это всё, что от меня
Когда-нибудь останется.
Вы и, может быть, ещё
Горсточка стихов.

И хочу я, чтоб, когда
Без меня останетесь,
Вам осталась не печаль,
А моя любовь.

Нам всем даётся что-то свыше

***
Уметь довольствоваться малым –
Не значит малое уметь:
У каждого своё начало
И всё, что с ним случится впредь, –
Где голос времени услышишь,
Найдёшь в нём главные черты…

Нам всем даётся что-то свыше
Для достиженья высоты.

***
Себя не вынешь из контекста,
И потому любой твой шаг –
Плоды генетики. И с детства
Они диктуют – что и как.

А там, где ты не понимаешь,
Придёшь к чему-то или нет,
Видно, генетика одна лишь
Способна внятный дать ответ.

***
Стихов не должно быть много,
Иначе начнут утомлять.
Мне б томиком стать в дорогу,
И кто-нибудь взял читать.

Чтоб ближнему быть созвучным,
Не надо обилья строк:
Поэту наградой лучшей –
Лишь знать, что кому-то помог:

Понять ли себя в дороге,
Не сбиться в своём пути…
Стихов не должно быть много,
В них нужно суметь прийти.

***
Чтоб выросли крылья, нам много не надо –
Достаточно слова, достаточно взгляда.
А, чтобы они перестали расти,
Достаточно слова
                      И… взгляд отвести. 

ОДА СОЛОМИНКЕ
В любые годы и погоды
Соломинке слагают оды –
Её протянутой руке,
Как знаку – здесь, невдалеке
Всегда есть, что тебе поможет.
Тогда тупик не так уж сложен, –
Вредна лишь мысль о тупике.

***
В нас беда не переходит в беды,
Если есть запас душевных сил:
Пораженье – тоже часть победы
Для того, кто рук не опустил.

***
Не надо ждать, когда оценят,
Придут, дадут и позовут,
А делай только то, что ценишь,
И это не считай за труд.
 
***
Искусство не даёт ответ,
Что в нашей власти, а что – нет,
Но в нём – для каждого вопрос:
Тот, до которого дорос.

***
Мера Искусства – не денежный знак:
Знак – рукотворен, Искусство – Маяк.
Всё, что в себе ты способен продать,
Больше, чем «плод ремесла», не назвать.

***
Можно быть интересным себе,
Но другим ты тогда интересен,
Когда главный мотив твоих песен
Станет песней о каждой судьбе.

***
Мы в придуманном мире придумали песни,
В этих песнях разрознены часто слова,
Но, когда они правильно сходятся вместе,
Их в любое пространство доносит молва.

***
«Поэт всегда должник вселенной»,
Но многое, что говорил,
Живёт во времени нетленным –
Единственным из всех мерил.

***
Каждый из нас состоит из поступков –
В них наша суть. Потому и молва
Только поступки хранит неуступно.
А остальное – пустые слова.

***
Мы часто в грудь себя стучим, 
Изображая патриотов.
Но и рукав не засучим,
Чтобы исправить здесь хоть что-то.

***
Хотя в сегодняшней России
Поэт не «больше, чем поэт»,
Поэзия всегда вносила
В духовное пространство свет.

И там, не ведая пределов,
Струится он из века в век,
Чтоб никогда не оскудело
Для нас понятье – «Человек».

ПАРАДОКСЫ
1.
Мудрость с возрастом приходит
В обрамлении седин.
Но, порой, в таком походе
Видишь возраст лишь один.
2.
Горизонтальна вертикаль,
Когда она уходит вдаль
Настолько, чтоб в такой дали
Её и видеть не могли.
3.
Письмо уже – большая редкость:
Теперь мы пишем СМС,
Где мысль бедней, и в эту бедность
Ведёт нас нынешний прогресс.

Уже настолько «прогрессивны»,
Что и в посланиях своих
Всё больше тратим наши силы,
Чтоб меньше мысли было в них.
4.
В нас с каждым днём он прибывает
Богатством запоздалых дум, –
Его в народе называют
Двумя словами: «задний ум».
5.
Известно каждому давно,
Что в проруби всплывает.
Но почему порой оно
И нами управляет?

***
Не рождается истина в споре,
Спор нередко способствует ссоре,
А для истины есть диалог,
Где удобно услышать друг друга,
Где не дышат ни буря, ни вьюга.
Только слово…
                 И что ты в нём смог.

***
В московских старых переулках,
Как много лет тому назад,
Звучат шаги мои негулко,
Не останавливая взгляд.

Они по памяти проходят,
Будто листают не спеша
Всё, что давно уже не в моде
И только мой замедлит шаг.

Ведь для меня их древний камень
И тёплый цвет особняков
Всегда – зачёт или экзамен,
К чему я должен быть готов,

Поскольку в эти переулки,
Как много лет тому назад,
Неторопливо и негулко
Уйдёт и мой последний взгляд.

ВДОХНОВЕНЬЕ
Из века в век о нём мечтают,
Надеясь, что, когда придёт,
Останется и не оставит
Тебя среди мирских забот.

Оно приходит и уходит,
Ни разу не предупредив,
Лишь оставляя нечто вроде
Эфира, где гостил мотив.

И потому не знаешь, был ли
Той мимолётности сюжет,
Где сразу вырастают крылья,
Которых не было и нет.

И о которых все мечтают…
Но, видно, так – из века в век:
Уйдёт, придёт и вновь оставит,
Тебя в надежде, человек.

***
Уходят годы, не прощаясь,
Как и приходят, не стучась, –
Слегка себя обозначая
В условный день, условный час.

Ведут тебя по анфиладе
Неслышной поступью шагов
К ещё неведомой ограде,  
Где твой итог земной готов.

Но он – земной – лишь запятая,
Для продолженья наших дней, –
По чьей-то памяти ступая,
Ты продолжаешься и в ней,

Чтоб с непрочитанной станицы
Услышать главные слова
Или кому-нибудь присниться
И обозначиться едва. 

***
В одиноком пространстве души
Есть какая-то искорка света,
От неё и исходят сюжеты,
Чьё развитие нами вершит.

Может, это пространство души
Для того дарит искорку света,
Чтобы каждому дать по сюжету
И достойно его завершить.

 

Сегодня – время дилетантов

***
В стране ресурсов и талантов,
И Величайшей из Побед
Сегодня – время дилетантов,
Которым дан зелёный свет.

Они активны и речисты,
У них финансы и права…
Вот только «на руку нечисты» –
Гласит давно уже молва.

Молва бурлит и нарастает,
Порой, растерян и «гарант»,
Лишь неустанно процветает
Неистребимый дилетант.

Так и живём в стране талантов,
Где стало главной из «побед»
Сегодня – время дилетантов,
Которым дан зелёный свет.

ФИДЕЛЬ
Мы на мели. И с этой мели
Звучит, отчётливо скорбя:
«Когда мы предали Фиделя,
Мы предали самих себя».

А он себе остался верен –
Не предавал и не хитрил,
Избрав однажды свою веру
Единственной из всех мерил.

Ему воздастся, нам воздастся –
Всем – по заслугам. А сейчас
Он из вселенского пространства
Глядит с сочувствием на нас, –

На тех, кто предал и лукавит
В том, что «диктуют времена»,
И что не доллар нами правит…
Хотя он правит. И сполна.

***
Я не жил в коммунальной квартире,
Но я жил в коммунальной стране,
Что была и добрее, и шире,
Чем пришедшая ныне извне.

Мы умели тогда свои песни
Петь без фальши, без импортных фраз,
И мечтали, и строили вместе
Всё, чего не хватает сейчас…

А теперь мы в отдельных квартирах,
И давно нет в нас общей мечты,
Потому и от внешнего мира
Всё сильнее приток пустоты.

 

У каждой строчки есть подстрочник…

***
У каждой строчки есть подстрочник,
Он неуклюж и сыроват,
Поскольку там ещё неточно
Располагаются слова.

Расставишь – получаешь строчку,
Потом забудешь, что сперва
Её принёс тебе подстрочник
И подарил свои слова.

***
Стихотворение – стихийно,
Но требует оно слова,
Где точно выльется стихия,
В тебя вошедшая едва.

Сумеешь, – будет в твоих строчках,
Как и в пространстве между строк,
Её неповторимый почерк,
Который ощутить ты смог.

***
Проходят годы и столетья,
Сыграв положенную роль,
И только время тихо лечит
Прорехи, промахи и боль.

И только времени подвластно
Судить, где истина, где нет,
Поэтому и не напрасно
Идёт к нам опыт прошлых лет.

Ведь всё, что было – есть и будет,
Хоть каждый жизненный виток
Несёт иллюзию: как будто
От истины ты недалёк.

Но, как всегда, спешить не стоит
С категоричностью судить –
Лишь возраст времени достоин
Знать точно: «быть или не быть».

Его не видишь и не слышишь,
Но циферблат и календарь
Напоминают – время дышит
Сегодня так же, как и встарь.
 
***
Мы бежим, догоняя друг друга
По прямой, по кривой и по кругу,
Кто-то может поставить подножку
Из желания быть впереди, –
Это там, где играют без правил,
Чтоб к лукавой победе прийти.

Только финиш у всех одинаков, –
Нет на нём указательных знаков,
Лишь смыкаются наши пути.

Ну, память… – какую оставишь,
Не изменишь, и не переставишь:
Как ты жил, так тебе в ней идти.

***
Мы каждый день на лести падки,
И только – возраста печать:
Так умилительно и сладко
Себя пылинкой ощущать –

Ведь как пылинку мирозданья,
Свою имеющую стать,
Тебя в многопланетном зданьи
Кому-то будет не хватать –

Твоей улыбки и печали,
Твоих сомнений и высот…
Не догадаешься вначале,
Что ты и сам – лишь эпизод.

***
Не усложняется простое,
В котором сложности итог,
И дорогого оно стоит
В простой строке, и между строк.

В простых словах сокрыта мудрость,
Они подскажут, осенят,
Их часто слышишь ранним утром,
Когда все рядом, крепко спят…

И потому хранишь простое,
Как свой сегодняшний итог
Того, что стоит и не стоит
В твоей строке. И… между строк.

***
Проходит время – всё проходит,
Хоть и надеешься, и ждёшь,
Идёшь – теряешь и находишь…
Когда-нибудь и ты «пройдёшь».

Но сделай что-либо благое,
И обозначится твой путь,
Где с ним вас будет уже двое…
Когда-нибудь, когда-нибудь.

***
Друзья уходят. В одиночку,
И парами. И день за днём.
И я не в силах ставить точки
В их бесконечности проём.

А их всё меньше. Днём и ночью,
Хотя всегда – и день, и ночь –
Я не прощаюсь с ними, точно
Могу им чем-нибудь помочь.

Не успеваю. Только память
Берёт всех бережно хранить –
Уже стоят их именами
И гипс, и мрамор, и гранит.

А я теперь – и днём, и ночью
Смотрю в бессрочный тот проём.
И вижу всех… Поодиночке.
И парами. И… день за днём.

***
Из множества знакомых фраз
Составить бы такую фразу,
Чтоб останавливала сразу,
Но и была не напоказ.

Высокий слог и простота                    
Чтоб в ней слились одновременно,
Тогда проступит в современность
Любого времени черта.

Тогда она и бередит,
И все тебя готовы слушать.
Но миг такой – лишь редкий случай,
И мало у кого гостит.

 

О том, что было, не жалею…

***
О том, что было, не жалею,
Хотел бы лишь в какой-то час
Запомниться не юбилеем,
А чем-то сделанным для вас –

Поступком ли, удачной строчкой
Из многих строчек или дел.
И только этим, знаю точно,
Запомниться бы вам хотел.

***
Когда приду к финальным титрам,
Наверное, не скрою грусть –
Ведь мне неведомы молитвы
И то, что, может быть, вернусь

В каком-то облике незримом,
Удачно найденной строке,
Где будет видно – жил не мимо,
А здесь…  Совсем невдалеке.

***
У прозы жизни есть свой почерк,
И силишься его понять –
В какой строке и междустрочьи
Высокий смысл отыскать, –

Найти поэзии начало,
Её возвышенный исток,
Чтоб в твой мирской отрезок малый
Вошёл и вечности поток.

НАМ НЕ ДАНО ПРЕУГАДАТЬ…

Беседа писателей Юрия КУВАЛДИНА и Григория БЛЕХМАНА

Юрий Кувалдин Григорий Исаакович, мне чрезвычайно интересно узнать, почему Вы начали писать? То, что Вы сначала выбрали науку – понятно. Но чем Вас прельстила художественная литература?

Григорий Блехман С какого-то момента, Юрий Александрович, в уже довольно зрелом возрасте стал испытывать потребность рассказать о том, что волнует, к каким выводам пришёл, а чего так и не сумел понять. Но поскольку устный рассказчик из меня, мягко говоря, неважный, попробовал однажды написать. Случилось это, когда в мамином архиве увидел старую фотографию, на которой мне четыре года и где такие счастливые лица моих тогда ещё молодых родителей.
Свойство нашей памяти таково, что в ней отчётливо сохраняются какие-то далёкие эпизоды из жизни, и тебя нередко удивляет, почему именно этот, а не какой-то другой момент, отпечатывается в тебе на всю жизнь. Порой, ты даже не знаешь об этом и обнаруживаешь нежданно, услышав какую-то мелодию, песню, знакомый говор, увидев фотографию…
И когда возникает потребность передать определённое состояние, которое испытал или испытываешь, каждый использует средство, каким может сделать это лучше, чем другими. Кто-то устным рассказом, кто-то, сняв фильм, написав картину, музыку…
Поскольку мне всё это не дано, а потребность выразить оказалась огромной, в какой-то момент почувствовал, что тянет написать словами. Попробовал. Показал близким. И по их реакции почувствовал, что удалось передать именно то состояние, какое помнил эмоционально.
Потом случайно об этом литературном опыте узнал мой товарищ – известный поэт, прозаик и публицист Вячеслав Ложко. И неожиданно для меня обнародовал в Крымском журнале «Ковчег», где был членом редколлегии. Больше того, настойчиво посоветовал писать. А поскольку отзывы читателей свидетельствовали о том, что и незнакомым людям передалось моё ощущение того дня, когда была сделана фотография, то писать продолжил. Так рассказ «Старая фотография» стал для меня дебютом в прозе.
Сегодня рассказов и повестей много. Большинство теперь от третьего лица, поскольку в них немало собирательных образов. Но в основе, как и в первом рассказе – всегда конкретный человек или невыдуманное событие.
Видимо, именно безграничными возможностями передать своё состояние и прельстила художественная литература.
И хотя сейчас уже не одна сотня публикаций в отечественных и зарубежных изданиях, часть из которых переведена на разные языки, некоторые отмечены литературными премиями, несколько стихотворений положены на музыку и звучат, как романсы, вышло одиннадцать книг, всё, что связано с первым рассказом, помню отчётливо. Он для меня –   особенный.
Поэтому всегда останусь благодарен моему старшему товарищу Вячеславу Ложко.
Может, начало и продолжение профессиональной работы в художественной литературе и публицистике стало для меня гладким потому, что всегда писал и сочинял. Стихи – ещё с того возраста, когда ни читать, ни писать не умел. Их записывала мама. Потом в школе, институте и на работе любил выпускать стенную газету, в которую и сам писал заметки о художественных выставках, театральных и литературных новинках, событиях спортивной жизни… К тому же, во время работы в Академии наук СССР в течение трёх десятков лет постоянно писал – статьи по результатам собственных исследований и научно-популярные, литературные обзоры отечественных и зарубежных научных публикаций, диссертации, где по структуре в первом разделе всегда идёт обзор мировой литературы по изучаемому вопросу, а также, главы к книгам, монографии…
Около полутора десятков лет был научным и литературным редактором журнала «Физиология и биохимия», поскольку по образованию физиолог и биохимик.
Видимо, такая тяга – что-то постоянно писать, и привела в художественную литературу и публицистику. Эта тяга в последние годы – самый сильный для меня «наркотик».

Ю.К. В жизни приходится слышать многочисленные разговоры. Люди говорят. Потом умолкают. И кажется, что этих людей не было на свете. Что бы Вы могли сказать о слове устном и слове письменном?

Г.Б. Может, так происходит оттого, что в памяти остаётся не разговор, а некая квинтэссенция. И если в результате разговора её не возникает, такая «мысль изреченная» уходит в пустоту.
 Это ни хорошо и ни плохо. Это – данность. Потому что говорить и СКАЗАТЬ – разные вещи. Говорим мы все. Нередко очень складно, тепло, душевно, порой, зажигательно. Но суть или детали таких разговоров часто забывается. Потому что даже, если они на важную для тебя или злободневную тему были вторичны, уйдут.  О подобном ты мог слышать, читать, обсуждать это… Так мы устроены. Как сказал знаменитый мастер афоризмов Андре Жид: «Всё давно уже сказано, но так как никто не слушает, приходится постоянно возвращаться назад и повторять всё сначала».
Так что, по большому счёту, человек интересен именно умением СКАЗАТЬ. Кому это удаётся, тех для нас оставляет время – самый строгий, беспристрастный и поэтому единственный объективный судья.
Вот, допустим, сказал человек:
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
И это мгновенно стало афоризмом. Сегодня многие уже и не знают, кому принадлежат эти слова, но произносят их без запинки по самым разным поводам – о человеке ли, произведении, социальном достижении… Т.е., обо всём, что со временем видится значимым.
Умение СКАЗАТЬ касается как слова устного, которое может передаваться из поколения в поколение, так и письменного, что со временем «не истлевает» и становится классическим. Хотя, порой, современники могут обвинять авторов и в модернизме, и в абстракционизме и ещё Бог знает в чём.
Всё условно, и нужно лишь время, чтобы знать «как слово наше отзовётся».
Гоголь, например, умел даже помолчать ТАК, что его молчание слышно до сих пор.
Поскольку, в конечном счёте, результат твоего «твори, выдумывай, пробуй» определяет время, оно и даёт возможность надеяться, что занимаешься своим делом и будешь кому-то нужен.
Видно, в этом и состоит «вечный двигатель» искусства, в том числе и искусства Слова.
А устное оно или письменное зависит то того, к чему человек имеет склонность и к каким вершинам стремится: эзоповским или пушкинским.

Ю.К. Каждому пишущему человеку я задаю примерно один и тот же вопрос и Вам, Григорий Исаакович, его адресую: чем для Вас является литература?

Г.Б. Наверно, Юрий Александрович, как и для остальных писателей, – тем же, чем и сама жизнь. Потому что, сколько себя помню, либо мне читали, либо, когда научился, стал читать сам. Для меня это счастливая потребность всегда что-то открыть: талантливую строчку, неординарную мысль или нечто, определение которому дать не могу. Имею в виду прозу Андрея Платонова, в чьих произведениях всегда чувствую безграничность пространства, в котором человек находится, и в этой безграничности – природой задуманную взаимосвязь во вселенной: единство земного с неземным. Не могу понять, КАК можно написать ТАК, что будто не только читаешь, а слушаешь Чайковского, Рахманинова, Мусоргского, Баха, Генделя, Бетховена, Паганини, Свиридова…
Время от времени перечитываю Платонова, но так и не смог разобраться, как всем известные слова можно расположить в такой последовательности, что читаешь о чём-то конкретном и в то же время, будто обо всём.
И чем старше становлюсь, тем больше открываю, в казалось бы, хорошо знакомых произведениях.
Последнее, правда, происходит для меня не только с Платоновым, но и со всеми, кого тянет перечитывать: Пушкиным, Грибоедовым, Тютчевым, Блоком, Есениным, Гумилёвым, Пастернаком, Заболоцким, Рубцовым, Самойловым, Гёте, Рильке, Гоголем, Толстым, Достоевским, Буниным, Чеховым, Тыняновым, Булгаковым, Твардовским, Абрамовым, Распутиным, Беловым, Хемингуэем, Маркесом, Фолкнером, Бёллем… Имена можно продолжать долго. Но для меня их всех объединяет то, что природа наделила каждого способностью, не просто рассказать, а СКАЗАТЬ нечто, чему, как показывает время, нет срока давности.
И сегодня бываю очень рад, открыв для себя нового автора, чьи произведения начинаю ждать, как встречу с близким человеком. Имён называть не буду, поскольку могу случайно кого-то упустить и тем самым обидеть. Каждый из них и так знает, кого полюбил.
Если же вернуться к Вашему вопросу, выходит, не слукавил, сказав, что литература и жизнь для меня по сей день неотделимы.

Ю.К. Бывает, бессознательно что-то пишешь, на автопилоте, как говорится, вдохновенно… Случаются ли такие моменты в Вашем творчестве, и как Вы их можете охарактеризовать?

Г.Б. Такие моменты – самые желанные. Мне кажется, что только так можно наиболее точно выразить то, чем «наполнен» в данный момент. У каждого это происходит по-своему, поскольку каждый из нас генетически отличается от другого. Даже от близнеца.
Чаще всего желание написать о чём-то возникает у меня неожиданно, непонятно почему. Возникает как-то в общем. И в этом общем в какой-то момент выкристаллизовывается главное, которое становится заглавием. Порой, одновременно с заглавием приходит фраза, которая содержит в себе именно ту интонацию, какая, на мой взгляд, должна главенствовать в моей истории. Иной раз эта фраза созревает позже. Но пока её нет, не пишу, потому что не чувствую цельности, которая должна дать излагаемым фактам «дыхание» и которая позволила бы, по словам Юрия Тынянова, «зайти за факты».
Но как только она созрела, не писать уже не могу. С этого момента для меня начинает существовать только то, о чём хотел бы рассказать. Т.е., моментально входишь в атмосферу своей истории и в состояние её персонажей. Это уже идёт на «автопилоте», который нередко выводит туда, куда и не думал заходить. И выводит лишь потому, что тебе кажется, именно так поступил бы твой персонаж в конкретных обстоятельствах. Что именно так трудилась его душа, испытывая всем знакомые чувства – сомнения, смятения, взлёты, падения, преодоления, пороки, добродетели… Они рождали определённые эмоции, которые, порой, выливались во внешние проявления.
Может, так происходит потому, что невольно сам становлюсь частичкой своих персонажей и пишу будто изнутри каждого из них. Иначе о многом не смог бы сказать.
Отсюда, видимо, и возникает элемент сочинительства и собирательности. И всё это только для того, чтобы твой рассказ в любом жанре был наиболее точен. Ведь слова Льва Николаевича Толстого: «Как ни странно, но искусство требует даже большей точности, чем наука» – именно об этом. Ещё он добавил, что, если в науке – «всё – правда», то в искусстве – «вся правда».
И это состояние – «автопилота» самое дорогое для меня при работе. Без него, думаю, не стал бы писать, потому что не сумел бы рассказать о «всей правде». Хоть только и своей.

Ю.К. Боитесь ли Вы чистого листа, то есть неизведанности новой вещи, к которой только решили приступить?

Г.Б. Боюсь, Юрий Александрович. И, чем дальше, тем больше. К своим первым повествованиям приступал уверенным в себе человеком. Уверенность была основана на том, что есть, о чём рассказать, поскольку прожил долгую, интересную, разнообразную и насыщенную событиями жизнь. Ведь первый свой рассказ писал, когда мне было уже шестьдесят с небольшим. К тому же, как говорил, отвечая на Ваш первый вопрос, много писал прежде.
Но скоро понял, что ХУДОЖЕСТВЕННАЯ литература требует много большего, чем остальные формы повествований, в каких работал до этого.
И хотя хорошо знал известную фразу Александра Вампилова: «Писать надо о том, от чего не спится по ночам», с чем полностью согласен, со временем стал понимать, что и этого в ХУДОЖЕСТВЕННОЙ литературе недостаточно. Нужно ещё УМЕТЬ написать. Как уже говорил в ответе на Ваш третий вопрос, очень хочется не только рассказать, но и СКАЗАТЬ.
А для этого, кроме постоянного труда, и того, о чём сказано в знаменитых строчках Николая Заболоцкого:
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь!..,
 нужно нечто получить от природы.
И поскольку получил или нет никто, думаю, при жизни точно знать о себе не может, всё больше с каждым разом волнуюсь, прежде чем приступить к тому, что начинает «торкать» и уже даёт понять: пока не напишешь, не пройдёт.

Ю.К. Григорий Исаакович, Вы работаете в разных жанрах: в художественной прозе, в поэзии, в публицистике, в литературоведении. Как шучу я частенько, писатель должен уметь писать всё от поздравительной открытки до романа. Как Вы со всем этим справляетесь?

Г.Б. Полностью с Вами согласен, Юрий Александрович.  О чём бы ни писал, даже шутливую открытку, «стихи в альбом» или записку, к слову нужно относиться серьёзно и трепетно. Не дело, когда писатель позволяет себе литературную, а, следовательно, и душевную расхлябанность. В таком случае он начинает культивировать в себе то, о чём очень точно сказал Николай Гумилёв:
…Но забыли мы, что осиянно,
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказано, что слово это – Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.
И если ты – писатель или стремишься им стать, такие «пределы» своему слову ставить нельзя.
Иначе тебя могут ожидать невольные, и порой, серьёзные неточности, от каких будет стыдно.
Помню, когда дошёл до фразы одного известного в своё время писателя, где его герой, при битве под Москвой во время Великой Отечественной войны, рассказывал, что «в землянку вошёл офицер с четырьмя звёздочками на погонах», закрыл книгу. Потому что уже не мог верить этому писателю, чья небрежность привела к искажению: битва под Москвой длилась с сентября 1941 по апрель 1942 г. г., а погоны в Вооружённых Силах СССР были введены в начале 1943г. До этого на военную форму нашивали петлицы.
Не думаю, что писатель об этом не знал. Скорее всего, результат ошибки вытекал из небрежности и самоуверенности – сначала автора, а потом и редактора.
Но всё ведь начинается с малого – открыток, записок… Поэтому стараюсь небрежностей не допускать нигде. Может, сказывается и многолетняя научная работа, где требуется внимание и точность.
Что же до моих работ в разных жанрах, то так сложилось: проза началась, а стихи продолжаются.
Происходит примерно так. Когда пишу в прозе, случаются стихи. А иной раз стихотворение неожиданно подскажет сюжет или мысль, которые потом находят отражение в прозе.
Но если стихи – это что-то моментальное: записываешь сразу, а потом в каких-то строках ищешь более точное выражение или «незаезженное» слово, то проза – труд для меня иной. Здесь происходит примерно так, как когда-то сформулировал один крупный учёный: «Наилучший способ понять то, что не даёт тебе покоя, – написать об этом книгу». И хотя речь он вёл о проблемах научных, мысль, похоже, высказал универсальную. Ведь и в литературе, когда, казалось бы, начинаешь писать о том, что уже созрело и в душе, и в голове, по мере того как пишешь, постоянно приходят новые подробности, уточнения, дополнения и сокращения. А, порой, и варианты, поскольку, когда история переходит на бумагу, иной раз можно иначе понять то, что, казалось бы, уже ясно.
Видно, происходящее с тобой до того, как начинаешь писать, больше похоже на рассказ самому себе с какого-то внутреннего голоса, а когда пишешь, появляется что-то ещё. Может быть, это «ещё» рождается потому, что в тот период тоже становишься другим. Будто это уже не ты или не только ты, а и тот, о ком пишешь в данный момент. И нередко, тот, о ком пишешь, будто сам начинает тебе «подсказывать», что и как о нём писать.
А в жанре очерка пишу иногда о тех, кто или оставил глубокий след во мне с детства, или сегодня чем-то сильно тронул. Так на сегодняшний день написал о поэтах Серебряного века – Блоке, Гумилёве, поэтах Великой Отечественной – Твардовском, Межирове, Самойлове и современных поэтах и прозаиках – ушедших, к сожалению, Сергее Гончарове, Эдуарде Петренко, Сэде Вермишевой и тех, кто, к счастью, пока рядом – Геннадии Иванове, Валентине Коростелёвой, Викторе Пронине, Николае Зиновьеве, Сергее Зубареве, Николае Дорошенко, Владимире Скифе, Александре Кердане, Викторе Линнике, Юрии Лопусове, Владимире Корнилове, Светлане Курач, Николае Олькове, Валентине Ерофеевой-Тверской, Николае Коновском, Вячеславе Ложко, Никите Иванове …
Каждый очерк продиктован любовью к строчкам этих людей и тёплым отношением к их личностям, которым всегда буду благодарен.
Написал пока далеко не обо всех, о ком хотел, но надеюсь к представленным именам добавятся и другие.
Ну и, порой, когда что-то созревает и «просится» сказать о текущем моменте в жизни страны, случаются публицистические статьи.
Так что каждый из литературных жанров, в каких на сегодня довелось писать, мне одинаково дорог и каждый из них, видимо, необходим, поскольку позволяет наиболее точно выразить собственное состояние в тот или иной момент.

Ю.К. Когда читал Ваш цикл стихов о Великой Отечественной войне, у меня сразу же возникло полное ощущение, что читаю стихи фронтовика. И поскольку я знаю, что Вы ни в одной из «горячих точек» не были, объясните, пожалуйста, как Вам удаётся такой эффект?

Г.Б. Думаю, это из-за биографии. Поскольку я рождён в семье фронтовиков в год нашей Великой Победы, то, естественно, «с молоком матери» впитал рассказы моих родителей и их боевых товарищей о той – самой страшной в истории человека – войне. Может быть, поэтому с какого-то момента стали случаться стихи о Великой Отечественной. Они продолжаются и по сей день, но происходит это лишь в моменты, когда приходит внутренне состояние, в котором испытываю, будто нахожусь на месте одного из моих старших рассказчиков-фронтовиков – в том или ином из поведанных ими фронтовых эпизодов. Наверное, это состояние и переходит в стих. И, если у читателя вызывает созвучие, то для меня оно очень дорого, потому что эти стихи рождены благодарностью нашим великим воинам-победителям.
Да и книга стихов и прозы о Великой Отечественной – «О чём поведал фронтовик» – из тех одиннадцати, что на сегодня довелось написать, конечно же, для меня главная.
 
Ю.К.  Григорий Исаакович, бытует мнение, что главным для писателя является его самовыражение. Согласны ли Вы с этим, или у Вас иное литературное кредо?

Г.Б. Иное, Юрий Александрович. Потому что у писателя самовыражение идёт только на первой стадии, когда человек старается наиболее точно выразить, о чём хотел бы рассказать, или чем поделиться. Здесь перо должно быть «свободным». Иначе получится, что твоя «мысль изреченная есть ложь». Если эта «свобода пера» приводит в конечном итоге к тому, о чём сказал Александр Блок:
…Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
И всё уж не моё, а наше,
И с миром утвердилась связь…,
то при наличии соответствующих способностей к писательству – культуре слова, глубине мысли, образности… – рождается писатель.
Если не приводит, и самовыражение останавливается только на стадии – «моё», значит пишущий не сумел выйти за уровень графомана. При этом можно стать даже популярным – злободневным или, как теперь говорят, «прикольным», но лишь на короткое время. Потом о тебе забудут. Потому что писатель рождается тогда, корда его произведения начинают вызывать глубинное созвучие в душе читателя. А случается это только в случае, если твоё личное – твой «образ мира, в слове явленный» – выходит на уровень общечеловеческого, что тысячелетиями волнует каждого.
Эту мысль мне когда-то довелось выразить значительно короче:
Можно быть интересным себе,
Но другим ты тогда интересен,
Когда главный мотив твоих песен
Станет песней об общей судьбе.  
Если говорить о сути литературного труда, то, на мой взгляд, его основа – трепетное отношение к слову, искренность и ответственность за сказанное.
Писатель не должен лукавить и при этом не должен забывать, что его личная правда может совпадать с истиной, а может и не совпадать. И что истинную правду по силам определить лишь времени – единственному беспристрастному, а значит, и объективному судье.
Поэтому, когда работаю над своей рукописью, стараюсь помнить о главном – всё, что мы пишем, является частью летописи многовековой истории нашей литературы, а, следовательно, и культуры, которая, в конечном счёте, определяет характер взаимоотношений между людьми.
Да и пишешь, наверное, чтобы иметь потом право сказать: «что чувства добрые я лирой пробуждал…».
Думаю, это самый высокий ориентир для писателя.  

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную