|
У ПАМЯНИКА БРАТУ-ГЕРОЮ
Весенние дожди
на северных просторах,
А в Лемболове густ сосновый аромат.
Но снег еще в лесу
И лед на тех озерах,
В которые с высот
глядел мой старший брат.
Он до сих пор в пике...
Глаза земли прикрыты,
Но скоро синевой и светом полыхнут.
Припомнив судьбы тех, что были здесь убиты,
Все трудности свои
я не сочту за труд.
Как много я прошел,
как радужно увидел,
Как часто жизнь моя
безоблачно текла!
И если ранил я кого-то и обидел -
Да видит старший брат - конечно, не со зла.
Горящий самолет, сужающийся в точку,
К высокому зовет
который год подряд...
Все чаще выхожу
К озерам в одиночку,
Все пристальней гляжу,
Выдерживая взгляд.
СОЛНЦЕ ТИХОГО ДОНА
Да, свободу простор наш вместит,
Но в него не вмещается воля…
Над заснеженной ширью висит
Солнце Дикого поля.
Опускается за окоём
Солнце русича, скифа, сармата.
Мы просторные песни поём –
Не куплеты Арбата.
Под метелью остался седым,
Но не сдался казацкий татарник,
Только зайцев петляют следы
И сбегают в кустарник.
Коль беспамятен,
ты – одинок,
Хоть простором степным напитался.
От почти заметенных дорог
Только абрис остался.
Но страницы судьбы шелестят
От станицы Лихой до Глубокой.
Сколько драм их скрижали вместят,
Сколько правды жестокой!
Воронье раскричалось навзрыд,
Но не громче небесного звона.
Над распахнутой ширью царит
Солнце Тихого Дона.
2004
ГОРОД ЮНОСТИ
Много на улицах - неба,
Мало - красивых лиц.
Город Бориса и Глеба,
Крики печальных птиц.
Голые перелески,
Снег с непроглядных высот.
Осень в Борисоглебске –
Первый солдатский год.
Песня жила со мною,
Словно хранитель судьбы.
Я разглядел весною
Девушек и сады.
Добрые слышал вести
И осознал сполна:
Все города и веси –
Это моя страна.
2004
НА ГРАНИЦЕ ЗИМЫ И ВЕСНЫ
* * *
На границе зимы и весны
Подмосковные дали тесны.
Я в дорогу себя собираю
Хоть на Север, а лучше – на Юг,
Где за пологом мрака и вьюг
Есть тропинка к цветущему раю.
А пока что не видно ни зги,
Нетверды по вагону шаги.
Выноси, тепловозная тяга!
Слышу голос твой в свисте пурги:
«Ты себя-то побереги
Для меня, для любимой хотя бы…»
* * *
Неужто так она сильна?!
Не замечал такого прежде:
Меня преследует зима
В лесу, в степи, на побережье.
От Псоу и до Туапсе -
Ни примулы, ни цикломена.
И пальмы все, и планы все
В снегу увязли по колено.
Я не желаю отдыхать
В таком - из инея - убранстве,
Я продолжаю окликать
Тебя по имени в пространстве.
Ведь наш роман - неутомим,
Свое теченье не прервал он.
Назвать бы именем твоим
Один из горных перевалов...
ПУТЬ В ТАМАНЬ
Директору музея Лермонтова
А.И. Афанасьевой
Александра Ивановна,
Память моя
Сохранила дорогу от города Пензы,
Где прохладным дождем захлебнулась земля,
Но в пути согревали прозренья и песни.
Я живу, замыкая земные пути,
(Не хотелось бы сглазить, сказав: завершаю),
Но стезю, что намечена, – надо пройти,
И случайных дорог себе – не разрешаю.
Мимо нежных, плакуче склонившихся ив
Я по Керчи проеду весеннею ранью
Переплыть через Русский зеленый пролив,
Повидаться впервые с цветущей Таманью.
Не она расцветает, конечно,
- сады,
Ну и женщины – с каждою трудной весною….
От Тархан обрываются наши следы.
Александра Ивановна,
Выпей со мною.
* * *
Я опять сомневаться начну:
А ведет ли дорога к утехам?
Но зато я увидел весну,
От зимы наконец-то уехал.
Над Таманской водой голубой
И над Тузлою чайка рыдала.
Жаль одно: расставался с тобой,
Мало общих дорог выпадало.
Возвращаюсь в столицу, к тебе,
К холодам и деревьям безлистым,
Небесплодным мечтам о тепле
И свободным, излюбленным мыслям.
Все красоты морей – далеки,
Над Москва-рекой – вечер сиренев,
И стоит над разливом реки
Монастырь наш заветный – Бобренев.
2005
КОРОВА В ФАУСТОВО
Под сенью золотистого покрова
На самом лучшем заливном лугу
Последняя совхозная корова
Стоит на москворецком берегу.
Она теперь за плату стала частной
И влажными глазами смотрит вдаль,
Где вётлы пожелтевшие лучатся,
Но навевают вечную печаль.
Сияет Соловецкое подворье
От северных небес за сотни верст,
Оно опять украсит Подмосковье,
Но молодеет вкруг него погост.
И так во всем – то крах, то возрожденье…
Дворец или лачуга – Русский дом?
Продолжат воды
вечное движенье
К Оке и устью под непрочным льдом.
Придет Покров, и снежного покрова
Не загрязнят ни мат, ни перегар…
Последняя совхозная корова
Уйдет по москворецким берегам.
2005
У ПАМЯТНИКА ОШАНИНУ
Взор как будто затуманен
Тем дождем, что моросит.
Лев Иванович Ошанин
Рядом с Волгою стоит.
Вспоминаю о поэте
Очень лично – как никто.
На гранитном парапете
Не украдено пальто.
Может, в этом есть натяжка,
Но учитель дал мне сил,
Говорил с улыбкой: «Сашка,
Вот за что тебя ценил.
Ты не то чтобы красивый –
Видный парень, так сказать,
Но глубинную Россию
Ты всегда хотел познать.
И в сообществе прожженном
Самых близких – не бросал,
Потому не стал пижоном,
Что задумал – написал…»
Он умел дружить, Ошанин,
Веру в ищущих вдохнуть.
Дай-то Бог, и мы потянем,
Продолжая русский путь.
2005
ПЕСНЯ ВИКТОРА БОКОВА
Он песню выпустил в народ –
Плясунью, плакальщицу, странницу,
И это чудо – не умрет,
Покуда наш народ останется.
Она прославит русский лен
И красоту его старинную,
Хотя давно со всех сторон
Цветущий клин
зажат дурниною.
Строка дохнёт издалека
Теплом (ветра его – не выдуют)
От оренбургского платка,
Пускай пуховых коз повыведут.
Пылает летняя заря,
А моряка – в чинах повысили,
Пускай на лентах якоря
И ордена его – повыцвели.
Но не иссякнет всё, дай Бог,
Среди теченья неглубокого,
Пока живет реки исток,
Пока поёт
Россия - Бокова.
НА ПОДМОСКОВНЫХ ВЫСОТАХ
СКИРМАНОВСКИЕ ВЫСОТЫ
Такие открылись красоты! –
Московия сверху видна…
Скирмановские высоты –
Свист ветра и тишина.
А осень проходит краями
Полей и селений вдали,
Оставленных, взятых с боями
Шесть раз на свинце и крови.
Не в дымке скрываются - в дыме
Ребята, презревшие смерть,
Оставшиеся молодыми…
Герои – не могут стареть!
СТЫДНО!
Нам не сносить повинной головы.
Да что же сможет привести нас в чувство! –
Пятьсот рублей защитникам Москвы
К тому ж единовременно. Не густо.
Я думаю на берегах Оки,
Москвы-реки, какой-нибудь Маглуши:
Какие же такие сквозняки
Опустошили и убили души?
Что стало бы с жирующей Москвой,
С первейшими на свете богачами,
Когда бы не закрыл ее собой
Тот, кто не спит от горечи ночами?
Все чаще говорят фронтовики,
Что вовсе не привыкли жить задаром:
Накрыть бы эти все особняки
Одним декабрьским Жуковским ударом!
И я уверен, что они – правы:
Ни память в них, ни гордость не убиты.
Да сколько их, защитников Москвы,
С трудом дошедших к юбилею Битвы….
В ПОДМОСКОВНОЙ ЧАЩЕ
За жаркими днями и зноем,
За маревом впереди
Над западным Подмосковьем
Пошли наконец-то дожди.
И, страстью грибною ведомы,
Мы взяли свои туеса.
Болотины, буреломы –
Стареющие леса.
Никто их давно уж не чистит,
А ждет, чтоб под корень свести.
Лишь леший какой-нибудь свистнет,
Чтоб сбить с векового пути.
Каков же он? – встречный не спросит,
Но прошлое – снова со мной.
На дальнем скрещении просек,
На старой дороге лесной,
Где сходятся Памяти тропы
О страшных боях под Москвой,
Я снова увидел окопы
И дзоты Второй мировой.
Казалось бы, в эдакой чаще –
Ни трассы, ни светлой реки,
Куда и стекаются чаще
Громоздкие особняки,
Но здесь, в глухомани, когда-то
Стоял топоров перестук,
Ходили в ночное ребята,
Девчата спешили на круг.
Теперь – только дачники…
Душно.
Меж елей – просвет голубой,
Но помнит корнями опушка
Значения местного бой.
Казалось, чего б это ради
Загинуть в лесу
молодым?
Здесь клятва понятней: ни пяди
Родимой земли – не сдадим! |
В НОВО-ИЕРУСАЛИМСКОМ МОНАСТЫРЕ
Как мощно предки возводили стены!
На церкви Константины и Елены,
Что в Истринском стоит монастыре,
Остался след снаряда на стене.
Не вмятина, а рваная щербина.
Несокрушима русская твердыня.
Дотронешься – и чувствует рука,
Что ей ни враг не страшен, ни века.
БЕРЕЗЫ НА КРОВИ
Спал с рюкзаком в изголовье,
Шел и не верил глазам:
Сколько берез в Подмосковье
По боевым рубежам!
Здесь, где во имя столицы
В первую осень войны
Было приказано биться
Насмерть солдатам страны.
И на великом погосте
Многострадальной земли
Их побелевшие кости
Березами проросли.
Солнце скрывается в тучах
И пробивается вновь.
Ветви березок плакучих
Горько шумят про любовь.
Многие парни не знали
Даже о первой любви.
Встали под красное знамя…
Сколько берез на крови!
МОСКОВРЕЦКАЯ ИЗЛУКА
Собирала держава полки,
Чтобы фронт обозначить изгибом
От Каширы у южной Оки
И до северных речек за Клином.
Все истоки побед – под Москвой.
Вот и снова рябины багряны
И окрасился снег молодой
В Белом Расте и в Красной Поляне.
Напряженно звенит тетива,
Москворецкая гнется излука.
Собирала дружины Москва,
Как стрелу выпускала из лука.
Бьют ожившие колокола,
Полыхают знамена бурливо.
Доставала Победы стрела
От столицы и до Берлина.
ПОД ДМИТРОВОМ
У Перемиловских высот,
Метель вовек не занесет
След 1-ой Армии ударной,
Не сдавшейся и легендарной.
Ушел под снег сухой осот
И не победный путь коварный…
Но Память
вновь меня спасет
И взор согреет благодарный
У Перемиловских высот…
2006
СОЛНЦЕ ПОЭТА
… И вместо точки я поставлю солнце.
Юрий Кузнецов
Не подвластен ни тучам, ни шторам,
Ни делам человеческих рук
Над кубанским сентябрьским простором
Поднимается розовый круг.
В нем кипит и клокочет такое,
Что фонарь придорожный поник.
И из розового в золотое
Переходит сияющий нимб.
Столько сполохов невыразимых,
Столько мощи ярило прольёт!
Над распаханным полем озимых
Кузнецовское солнце встает.
НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ
Удаль - не молодецкую -
В сердце слегка смирю.
Улицею Советскою
Выйду к монастырю.
Речка зовется Истрою,
Так же, как звали Дунай.
Этой водою быстрою
Тяжесть с души снимай.
Жёлтым аллея выткана,
Осень царит в лесах.
Скит патриарха Никона
В тесных стоит лесах.
Мы возродим обители.
Как возродить народ?
Реки мельчают… Жители
Их переходят вброд.
Мелким душа затронута,
Рушится Третий Рим.
Пусто.
Сиянье золота.
Новый Иерусалим.
2006
ЛЮБИМЫЙ СНИМОК
Я прошел от Хибин и до Химок,
Впечатленьями жизни – богат.
У меня есть любимейший снимок:
Ты
выходишь из Царских палат –
С красотою и благородством,
Что присущи древнейшей поре.
Это было в Звенигородском
Достопамятном монастыре,
Где в Москва-реку мчится Сторожка,
Где обители вид - горделив.
И глядишь ты светло и сторожко
В мой внимательный объектив.
Всё минувшее – не повторится,
Но, покуда в тебя я влюблён,
Ты выходишь, как будто царица,
Из-под свода убогих времён!
2007
ДОРОГА К ЮГУ
...Утром проснулся - весна.
Как ты?
Меня вспоминаешь?
Дома сияет Десна,
Ты красотою сияешь.
Поезд идет на Ростов,
В балку вползает змеёю,
Я ощущаю родство
С первоцветущей землёю.
Затрепетал краснотал,
Пашут и сеют станицы.
Снова листать - не устал
Тихого Дона страницы.
Где тут реальность и миф,
Вымысел, твердое знанье?
Это поймёшь - отлюбив,
Любишь - и видишь сиянье.
2007
* * *
Между Воронежем и Россошью,
Где бродят лошади в траве,
Тебе предстанет чистой роскошью
Совсем не то, что там, в Москве.
Покой, равнина бесконечная,
Леса - свежи и зелены,
Как жизнь, по-местному беспечная,
Когда глядишь со стороны.
Но что-то в ней перекликается
Со всхлипом лопнувшей струны...
А за окном уже смеркается
И проступает лик луны.
Под ним у станции Бодеево,
Где жеребеночек стоит,
Ты не спешишь самонадеянно
Принять непогрешимый вид.
Опять по родине прокатимся
До самых лермонтовских гор,
Оглянемся назад, покаемся,
Смирив гордыню и укор.
Кого корить? - себя по первости.
И при мелькающей луне
Я признаюсь в любви и верности
Тебе, дороге и стране.
2007
* * *
Я проснулся в дороге
под солнцем багровым
И почувствовал снова Россию полней -
От Каялы и Дона
в пути под Ростовом
До Непрядвы и Дона
средь тульских полей.
Догоняют ветра и лицо овевают,
Небеса просветляют внимательный взгляд.
Эти дали, конечно же, не забывают
Всё, что было вчера и столетья назад.
На рассветных просторах -
свежо и пустынно,
Лишь сороки приветствуют пришлых гостей.
Перед вечной картиной становится стыдно
За деянья свои,
за состав новостей.
Как мы думаем жить, сберегая наследство?
Вновь по Дикому полю кочует орда.
На Руси
перепутаны цели и средства,
Но не тает над ней
путевая звезда.
2007
ПИСЬМО В ЧЕРНОГОРИЮ
Мимо поникших сиреней,
Желтых ветвей ивняка
Над почерневшей деревней
Низкие шли облака.
Плыли, свинцово слоились…
Грянул таинственный ветр -
И облака развалились,
Глянул лазурный просвет,
В лужах светло отражался,
В окна домов попадал….
Хоть и недолго держался,
Я-то своё загадал:
На Адриатике синей,
Там, где ни облачка нет,
Ты получи из России
Этот осенний привет!
Если прощусь я с юдолью,
С бурей сомнений и бед -
Пусть остается с тобою
Этот лазурный просвет.
2007
МЕСЯЦ НАД ЛИМАНОМ
Висит турецкий месяц над лиманом,
Чтоб ятаганом врезаться в строку.
И в этом слабом свете необманном
Я сам себе кажусь немного странным,
Поскольку рвусь в октябрьскую Москву.
Там – холода и мокрый снег покровский,
Который всё обрушил и накрыл,
Но я охотно покидаю кров свой,
Слежу за ярко выгнутой полоской
И покидаю полуостров Крым.
Спасибо, Крым, теперь – другой дело.
В погоде ясной чудится тоска,
Я дожил до какого-то предела,
Гармонии достиг души и тела,
А коли так – да здравствует Москва!
Не та, не та, что так официозно
Царит во всех программах Центр-ТV,
А та, что помнит, думает серьёзно,
Спасать такую – может быть, и поздно,
Но я хотя бы признаюсь в любви -
К столице и к тебе. Ведь ты - москвичка.
Теперь такое странно произнесть,
Но образ есть, есть смыслов перекличка,
Есть красота, а ей претит привычка,
И ясный месяц шлёт благую весть.
2007
ПРЕДОСЕННИЕ РЕКИ
Ты уехала – дождь пошел,
Стало ветрено, сыро, скользко.
И опять поскучнел Подол
От Дубровиц и до Подольска.
От Десны до реки Пахры
Посерели речные воды.
Нет примет осенней поры –
Есть созвучный ответ природы.
Без тебя встречаю зарю
И не радуюсь кукарекам.
«Возвращайся!», - я говорю
Как большой проводник по рекам.
Что ты делаешь там, вдали,
Где у моря отель белеет?
Если реки – душа земли,
То душа России – мелеет.
Наши речки в письма вошли
И в частушки вплелись, и в гимны.
Если реки – душа земли,
То душа Московии гибнет.
Пожелтевшие камыши
В неживые глядят потоки –
В отражения нашей души.
Без тебя они – одиноки.
2007
ДИАЛОГ О ПОЭЗИИ
«Я не люблю стихов, - она сказала, -
Лишь иногда из-за тебя терплю».
В ответ не опечалился нимало:
- Да я их сам, признаться, не люблю.
Особенно плохих, с надрывным криком,
Из каждой щели слышащимся вновь.
Таится отвращенье к диким рифмам,
Особенно вот к этой: кровь-любовь.
Ну, милая, считай, что убедила:
Ответил откровенно - не со зла,
Но сколько раз Поэзия будила,
А если честно – и к тебе звала.
2007
ГРАНИТНЫЕ КОРНИ
Сегодня такая пора на Руси,
Что почва родная – не кормит,
Но всё ж норовят у поэта спросить:
- А где твои корни?
Так где ж мои корни?..
И память парит
До набережной Кадашевской,
Чтоб тверже ответил:
- Вот здесь, где гранит
Из СССР дошедший,
Где в звёздное небо врезается Кремль,
Где звонкие песни не спеты,
И влажно блестит красноватый кремень –
Ступени и парапеты.
Державную волю по жизни пронёс,
Скорбя по солдатам убитым
И сплавив печаль подмосковных берез
С парадным гранитом.
Я сыном Москва-реки буду всегда!
Про нежность свиданий напомни.
Мазутом и свежестью пахнет вода
И плещет на корни.
2007 |
Александр Бобров – русский поэт с той особой лихостью, красотой, буйством и таинственной печалью, что сочетались в Есенине, Васильеве, Передрееве. Он из гнезда этих русских поэтов. Вот он берёт гитару, и его сладкозвучные стихи ложатся на музыку. Звенящая походная песня, от которой в каждом мужском сердце просыпаются удаль и храбрость, ты становишься русским воином. 