Александр БОБРОВ, секретарь Союза писателей России
О САМОМ СУЩЕСТВЕННОМ

«Писать дневник, или, по крайней мере, делать от времени до времени заметки о самом существенном, надо всем нам»
Александр БЛОК

<<< предыдущее    следующее>>>

06.10.2016 г.

ОБМАННЫЕ ВЕХИ
«Большая премия» на сайте Роспечати и в реальности

Только ещё на подходе к диктату чистогана в сфере культуры Пётр Палиевский описал чисто местечковый (рыночный)  прием — присоединение. «Ведется, скажем, какой-нибудь список бесспорных имен, и вдруг в конце или как-нибудь в середине является еще одно или два. Невзначай, как бы сами собой ра­зумеющиеся, давно, мол, пребывающие в этом ряду. «Все великие новаторы музыкальной мысли, подобные Бер­лиозу, Вагнеру, Мусоргскому и Шонбергу...», или: «в наше время проповедники пошлости уже не решаются открыто выступать против искусства Гольбейна и Рубенса, Рафаэля и Пикассо» и пр. Позвольте, откуда Шонберг, почему Пикассо? А ни почему — просто «тоже». «Это признает весь мир!». Попробуйте проверить, что это за «весь мир»; мгновенно начнут обрисовываться очертания того же знакомого типа». В моём случае обрисовывается Роспечать, её типичный сайт, где неведомые рецензенты-пиарщики рекламируют книги  кандидатов на Большую премию и, в частности, кто-то пишет в духе одесского Привоза: «Евгений Водолазкин — прозаик, филолог. В России его называют «русским Умберто Эко», в Америке — после выхода «Лавра» на английском — «русским Маркесом». Ему же достаточно быть самим собой». Позвольте, кто называет, за какие шедевры? И что он сам-то из себя представляет? А неважно – главное,  ляпнуть и продать…

Есть ли в России литературный процесс и вменяемая издательская политика, направляемая государством – сиречь Роспечатью? Труднейший и надоевший вопрос! Типичный ответ: конечно, нет. Но ведь есть какие-то признаки и вехи, по которым можно попытаться нащупать ответ, обозначить пути развития литературы. Казалось бы, премия «Большая книга» - не веха, а вообще маяк. Увы…  Снова кратко напомню для читателей и литераторов: «Большая книга» - премия за лучшее прозаическое произведение большой формы, опубликованное в отчетном году. Учреждена была в 2005 году. Общий призовой фонд — 6,1 млн рублей, образуется из процентов по вкладам, внесенными крупными российскими бизнесменами и фирмами, создавшими «Центр поддержки отечественной словесности». Правом выдвижения опубликованных произведений и рукописей обладают издательства, члены Литературной академии (при самой премии), СМИ, а также региональные и федеральные органы государственный власти. Допускается также самовыдвижение. Ежегодно присуждается три премии. Денежное содержание первой премии — 3 000 000 рублей, второй премии — 1 500 000 рублей, третьей — 1 000 000 рублей. Солидно и без учёта уровня произведений перед лицом русской литературы. Избрали, назначили – получи!

В 2014 году на церемонии награждения для оглашения «Списка финалистов», когда превозносили Светлану Алексиевич, был приглашен председатель Совета экспертов Михаил Бутов. Именно «Совет экспертов» сканирует литературное пространство года, устраивает дискуссии и тусовки, определяет, кто в этом сезоне войдет в «Список финалистов»,  и тогда-то впервые за девять сезонов премии эксперты поднялись на сцену вместе со своим председателем. В составе Совета экспертов работали зам. главного редактора журнала «Октябрь», отв. секретарь журнала «Знамя», зам. зав. отделом прозы журнала «Новый мир»— именно эта неведомая лично мне троица (потому и имен не называю), по словам Михаила Бутова (которого я тоже не читал-не знаю), «читает больше всего произведений и вкладывает в каждый текст свое пытливое внимание». Кроме того, в составе экспертов работают дама-литобозреватель, главный редактор интернет-портала «Словари XXI века»,  какой-то молодой переводчик. Кто сегодня – не ведаю, думаю, не выше рангом. К чему перечисляю? Показать, что отбирают книги-претенденты неизвестные сотрудники СМИ, сайтов, а вовсе не авторитетные литераторы. Значит, сама логика требует, чтобы после публикации хотя бы шорт-листа премии началось нелицеприятное профессиональное обсуждение. Его, по сути, нет! Критики жалуются: пропало уважение к профессии, нет освещаемого ими литературного процесса, нет ориентиров. Так и формируйте всё это, направляйте и судите ярко и убедительно хотя бы на уровне премиального процесса!

А то так – на сайте Роспечати представят книги, какие-то разрозненные рецензюшки процитируют, а разговора серьёзного – каков же уровень «лучшей прозы» 2016 года? – нет и в помине. Вот про книгу журналиста телеканала «Дождь» написано: «Герои Саши Филипенко — его ровесники и современники… Им не повезло с эпохой». Может быть… Зато как повезло авторам заурядных книг! Хоть нам и рассказывали при разрушении Союза писателей и всей издательской индустрии про завышенные гонорары в советское время, но как зам. генерального директора издательства новинок «Советский писатель», размечавший гонорары по утверждённым (да, достойным расценкам!)  скажу твёрдо, что такие деньжищи за среднюю книжку не снились ни Валентину Распутину, ни Фазилю Искандеру, например. Они вынашивали свои книги годами, писали трудно, а печатали правду – ещё труднее. Конечно, добившись профессионального и читательского признания – не бедствовали, но и не жировали, не пожинали незаслуженные лавры, как авторы нынешнего чтива. Вот на видном месте в списке Роспечати – «Завидное чувство Веры Стениной» пера Анны Матвеевой - подробные описания бытовых сценок, трепотни  и бабских сплетен  на пятьсот сорок страниц. В рекламной аннотации  написано: «Вера, искусствовед, мать-одиночка, постоянно завидует своей подруге Юльке». Так это чувство зависти или завидное чувство? Вера завидует сначала длинным Юлькиным ногам, потом её профессиональным успехам, отношениям с противоположным полом и под конец — Юлькиной дочери.  Чего в этом провинциальном фрейдизме  завидного?  Тлетворный эпиграф к кирпичу: «Дайте мне девочку в соответствующем нежном возрасте, и она – моя на всю жизнь. Мюриэл Спарк».  А какое посвящение! «Значительная часть этой книги была написана в международном приюте для писателей, в шотландском замке Хоторден. Благодарю госпожу Дрю Хайнц за гостеприимство и щедрость, администратора Хэмиша Робинсона – за вдохновение (?! – А.Б.)и заботу,( имяреков с деньгами – А.Б.)– за то, что помогли проложить дорогу в Шотландию. Кроме того, я хочу сказать спасибо:моим родителям – за всё; моему издателю Елене Шубиной, литературному редактору Галине Беляевой и другим сотрудникам лучшей в мире редакции – за профессионализм». Ну, я представляю исходный текст и муки редакторов, если том открывает этакий абзац: «Евгения кричала так громко, что Вере пришлось положить трубку динамиком вниз. Теперь Евгения кричала в стол, как писатель без надежды на публикацию. И всё равно было слышно:

– Приезжай!

За окном – Грабарь. Берёзки – перепудренные красавицы.

«Завидовать – нехорошо», – говорила Тонечка Зотова из старшей группы детского сада…  Завидное качество – никому не завидовать».

Ну, значит, я им не обладаю: завидую тем, кто может писать вдали от России занудную беллетристику километрами – вот так, ни о чём, полумеханически, со сравнениями (в одном абзаце то с писателями, то с картиной Грабаря), с необязательными примерами и узнаваемыми, но случайными деталями. При этом публиковаться в «редакции Шубиной» и получать внушительные гонорары и денежные премии. Они ведь живут в ДРУГОЙ, в комфортной, как любит повторять премьер Медведев, стране! А я пишу, печатаюсь, преподаю – в реальной России. Но знаю, что по-другому не смогу и гоню пошлую зависть. Понимаю при этом: ведь надо что-то делать, хотя бы убирать обманные вехи на пути. Некоторые уставшие коллеги вздыхают: бесполезно писать, критиковать – только рекламу делать. Да дьявол с ней, с рекламой: её и так делают все – от ТВ до Роспечати, от владельцев определённых печатных СМИ до сайтов. Удивительно – вся эта муть тут же появляется в бесплатном пользовании – та же писанина Анны Матвеевой! Ну, купят лишние три тысячи праздных дамочек этот кирпич в гламуре и что? Но мы-то профессионалы должны понимать: правдивое слово не пропадает, остроумное высказывание летит по стране, весомое суждение держит неуловимое духовное пространство. Да просто любящие Слово люди, особенно молодые,  должны верить: есть эталоны и здравый смысл в русской литературе!

Попросил своих молодых (юных) студентов группы литературного творчества МГИК прочитать какие-то книги кандидатов и отозваться честной рецензией. Наконец-то я после «современных критиков» прочитал правду! Почему? Потому что они не входят ещё ни в какие советы, жюри, не увязли в кругу «своих» авторов, не лелеют надежды самим получить солидный куш в «следующий раз», а потому написали без дипломатии то, что думают. Ведь даже русским критикам – бросают кость, включают порой в совет, приближают к избранным Роспечатью. Они помалкивают: вдруг обломится…

Яна Сафронова верно подметила тенденцию кураторов Роспечати и неведомой Литературной академии (не много ли академий?): окружать избранного кандидата серостью или теми, кто уже получал премию, как неизменные Юзефович и Улицкая. Мол, вы, конечно, «титаны русской литературы», но ограничьтесь тем, что вас опять попиарили, поприглашали в салоны и на зарубежные выставки. А теперь черёд… Кого? Наверное,   «Крепости» Петра Алешковского. Он её (премию) долго осаждал. Как пишет  Майя Кучерская, «…Это роман трагический — о вытеснении человека с совестью за пределы общества, прямым следствием чего становится уничтожение культуры, а значит — и жизни». Как за такую книжку 3 000 000 рублей не отвалить, на возрождение жизни самого писателя? Характерно, что когда я на известном сайте, курируемом писателями, покритиковал отбор «звёзд» и книг на ММКВЯ-2016, на пиар всё тех имён и телеперсон - при публикации заметок особо подчеркнули: мнение автора может не совпадать… А как же, вдруг придёт черёд самим в студиях красоваться и премию под эгидой Роспечати получать! А юным моим воспитанникам – бояться пока нечего. Прочтите их искренние суждения. Полезно… 

   

Яна СафроноваЯна САФРОНОВА

НЕ ЛИТЕРАТУРА. НЕ ПИСАТЕЛЬ. НЕ ПРЕМИЯ

Наткнулась я тут давеча на шорт-лист премии «Большая книга» 2016 года. Среди мэтров современной литературы (Леонидов, Александров, Людмил и проч.) бросился в глаза некий Саша. Саша Филипенко. Название номинируемой книги завершило впечатление: «Травля». Я открыла её в ожидании чего-то молодого, дерзкого, а может быть даже провокационного.

О сборнике «Травля» тридцатидвухлетнего журналиста, сценариста («Прожекторперисхилтон»), радиоведущего (канал «Дождь»), а с недавних пор и писателя, Саши Филипенко, в журнале «Сноб» пишут так: «Точная фотография времени, портрет нашего общества, на котором каждый с ужасом может обнаружить себя». Возможно, со мной что-то не так, но я на этом портрете себя не обнаружила. Где вы меня потеряли?

«Травля» интересно оформлена с точки зрения внешней композиции: каждая глава названа как часть музыкального произведения. Но зачем выбирать такую хитрую форму, если она никак не реализуется в содержании? Да, один из героев книги, Марк, музыкант. Но этого недостаточно для того, чтобы приём сработал. Если бы эмоциональный накал соответствовал заявленным в заголовках «сдвигу, коде и кульминации», вопросов бы не возникало. В данном случае быстрый темп и настроение безнадёжного пафоса не меняются на протяжении всего текста, а потому претенциозные заглавия заставляют ожидать от главы больше, чем в ней на самом деле есть.

Перейдём непосредственно к содержанию, к звуку этого произведения. Антон Пятый, неподкупный и честный журналист, хороший муж и отец, пишет свои разоблачительные статьи во имя правды. Но однажды своим пером он задел за живое депутата Славина, который, естественно, бывший руководитель секты, вор и мошенник. Антона не могут убить, это было бы слишком красноречиво, Антона начинают травить. Громкая музыка соседей, которая заставляет его сына круглосуточно плакать, хамство проплаченных официантов, опорожнение желудка в люльку его ребёнка. Какой выход находит идеал порядочности, Антон Пятый? Он выбрасывает ребёнка из окна.

Зачем же так примитивно и не тонко, Александр? Современная литература уже давно развилась до состояния, в котором типология образов «плохой» и «хороший» считается неинтересной, мы можем больше. Такое разделение приводит к неправдоподобности. Слишком уж идеален Антон Пятый, а от того пуст. Депутат Славин — дьявол во плоти, с кучей нечестно нажитых денег и сыном нетрадиционной сексуальной ориентации. Куда уж актуальному роману без этого? Александра, сына Славина, тоже травят. Отец после обвинений в не патриотизме переводит сына из французской футбольной команды в русскую, свою. Но на поле Сашу ожидает не тёплый приём: сокомандники совсем не рады его видеть и всячески пытаются помешать игре парня. Зачем я говорю об этой линии? Потому что автор о ней забыл. Она никак не завершается и не играет никакой роли. Возможно, это была попытка параллелизма между судьбами Антона Пятого и Александра Славина? Но тут та же ситуация, что и с композицией: незачем. Роман до того прост, что любые ухищрения и изыски ему не к лицу.

Мужские образы сливаются в один. Происходит это и за счёт одинаковых речевых характеристик, полных патетики, и из-за полного отсутствия деталей и портретов. Такое впечатление, что автор решил сделать всё, чтобы данное произведение не походило на литературное. Над языком в этом направлении были произведены соответствующие манипуляции. «Однажды какие-то ублюдки вырезают родителей и сестру Кало. Пятьдесят три ножевых ранения на троих. В спешке нападавшие не трогают Кало»,  — сценарными рублеными репликами заполняет страницы Саша. Это создаёт своеобразную динамику, но уничтожает художественность. Читатель буквально «пролетает» по страницам глазами, однако перечитать что-либо, остановиться на предложении, чтобы его прочувствовать, просмаковать, желания не возникает ни разу.

Мало того, что с точки зрения литературности произведение не представляет интереса, так ещё и идейно оно весьма посредственно. Рассуждения на тему свободы, отношения власти с народом, честной журналистики выглядят наивно и незрело. Всё это написано на таком подъёме, с превалирующей нотой дидактики, что порой возникает ощущение, будто читаешь пропагандистскую брошюру. «...время от времени нас запугивают людьми с гранатами сам знаешь где, но между тем, если нам и стоит кого-то бояться - то это кретинов, которые оккупируют пространство вокруг нас. Пока мы смеемся над ними - они захватывают власть. Люди, над которыми мы гогочем, пишут законы, по которым мы живем»,  — никаких новых мыслей или решений, альтернатив, автор не предлагает. «У нас всё плохо!» — говорит эта книга. Но кто этого не знал? Просто рассказать о том, как тебе вокруг всё не нравится (просто во всех смыслах), ещё не означает создать объект искусства. А ведь на мой взгляд в «Большой книге», одной из самых престижных премий нашей страны, должны быть представлены произведения, являющиеся образцами мастерства и вместилищами торжества человеческой мысли. Вместо этого — Саша Филипенко с непрописанными, ничем не отличающимися друг от друга героями, с посредственным, бедным языком, с идеями, которые таковыми и называться не должны. Констатация факта, да ещё и неумелая.

Картонные драмы героев не вызывают сопереживания, они вызывают недоумение. «Половину зарплаты я отдаю маме, вторую пропиваю. Не может идти и речи о хорошей одежде, машине или поездках на выходные в Прагу. Ухоженные девочки, которыми, словно колбасу, набивают филфак, не обращают на меня никакого внимания.» — это лишь маленький отрывок из пространного монолога одного из тех, кто травит. Ему не хватает денег на то, чтобы жить богато, потому он начинает поступать грязно. Иллюстрация расхожей фразы «не мы такие, жизнь такая». И ведь ни у одного из героев нет настоящей, реальной жизни. А в ней помимо желания заработать или кого-то обличить существует тяга к искусству, любовь, природа, наконец, люди. Но их в этом романе нет, есть только типизированные образы олигархов, журналистов и «братков». Саша немного опоздал: новыми они были лет десять назад, а оттого говорить о них было остро.

Данный текст поверхностен даже для зарисовки, не то что для портрета нашего времени. Я не могу понять того, как эта ученическая, пропитанная юношеским максимализмом работа могла попасть в шорт-лист «Большой книги». Такое же глубочайшее непонимание вызывает у меня и роман Анны Матвеевой «Завидное чувство Веры Стениной», который являет собой образец неумной женской прозы, настолько женской, что даже женщинам стыдно её читать. Некому было составить конкуренцию Водолазкину и Алешковскому? Как не литература может попадать на самые высокие места рейтингов литературной премии? Это расстраивает, ведь это не объективная картина реальности, не показатель уровня российских авторов. Стоит так же упомянуть, что «Травлю» не встретишь на полках «Москвы», «Дома книги» и «Библио-глобуса», крупнейших книжных магазинов столицы. Даже OZON, интернет-магазин книжной продукции, где есть практически всё, не предоставляет возможности ознакомиться с книгой иначе, как в цифровом формате. И это во время попадания в шорт-лист. Из чего можно сделать вывод: не пользуется спросом сейчас, вряд ли будет актуально потом. Присутствие «обрамляющих» для основных претендентов на премию книг в списке — не комплимент в пользу самой премии. Возможно, стоит просматривать больше материала и просматривать его внимательнее?

«И что?» - это вопрос, который может определить качество литературного продукта. Если его можно задать применительно к произведению, значит, оно не достигло разрешения сверхзадачи, которую ставил перед собой автор. Если он её, конечно, вообще перед собой ставил. «Травля», Саша Филиппенко, и что?

04.09.2016

Семён КАРЕЛИН

НЕ СПРАВИЛСЯ С УПРАВЛЕНИЕМ

Иннокентий Платонов, главный герой романа «Авиатор», просыпается в больничной палате и оказывается в обществе плоских персонажей: себя и доктора Гейгера, который вроде как немец, а точнее heucheln, что он немец, вставляя в своей речи то и дело что-нибудь из словаря. Иннокентий был заморожен злыми Советами в лагере на Соловках, сам он родился в 1990 году, а на дворе – 1999 год. Wahnsinn.

– Доктор, я родился в 1900 году? – спрашиваю у Гейгера.
– Да, – отвечает. – Вы – ровесник века.
 М-да…

Как утверждает сам автор, фантастика здесь играет второстепенную роль («Но «Авиатор» — роман не фантастический. Фантастика может быть чем угодно — каркасом, шуткой... Ведь никого не смущает фантастика в «Собачьем сердце», не в ней там дело») и главное это история человека, его почти метафизическое перевоплощение в этом новом мире, так сильно изменившимся за последнюю сотню лет.

Почему вообще «Авиатор» заслуживает внимания? А не заслуживает. Его появление обеспечено удачным «Лавром» и сравнивать последний с новым романом Водолазкина не стоит. И мы не будем. Случилось так, что «Авиатор» не справился с управлением, провалился на стадии задумки. Евгений Адамович хотел написать роман о Соловках, но к несчастью автора Захар Прилепин действительно написал роман о Соловках, который по сути целостен и исчерпывающ. Как говорит сам Водолазкин, об этом он знал еще до выхода «Обители» и хотел даже вырезать части о Соловках. А стоило вырезать  – весь роман.

Но вернёмся к героям и к здешней фабуле. Платонов пишет дневник чтобы восстановить утраченные воспоминания. Иннокентий как бы рассказывает о том, что вчера/сегодня что-то произошло, делает он это сумбурно, субъективно и вяло. Записи его сопровождаются тривиальным Понедельник, Вторник. И хотя порой читатель проникается стилистикой романа, попадая на красивые фразы, разбросанные по роману, всё же после прочтения от всего этого не остаётся ни следа. А всё от того, что автор вдаётся в такую простоту, что создаётся впечатление, будто все его герои не только не живые, а еще и форменные идиоты.

Мир вокруг наших героев не менее глуп: разморозили, значит, человека, живого человека, первый в своём роде – просто Лазарь. И вот этот размороженец рекламирует замороженные продукты (смешно) за копейки из-за того, что государство его не обеспечивает, а единственный чиновник отказался от содействия по причине того, что Иннокентий не вступил в его партию. Незаменимым элементом романа является то, что Водолазкин при помощи воспоминаний главного героя то и дело перемещает читателя на сто лет назад. Элемент быть может и незаменимый, но выполнен плохо. Никакого начала двадцатого столетия не чувствуется, хотя сам автор весьма красиво об этом говорит. Якобы он передает чувства, мимику, эмоции, жесты. Нет, Евгений Адамович, нет!

Итак, Иннокентий вспоминает начало века, затем революцию (причем революция самая обычная, бесхарактерная и будто её и вовсе не было), доносы и наконец – лагерь. В котором было плохо и люди умирали. Примерно так это описывает Иннокентий. А зачем в общем-то нужны были Соловки? Если начать задаваться такими вопросами, то окажется, что их намного больше. А зачем «Авиатор»?

Об Авиаторе. О лётчике. Нет, Иннокентий не авиатор. И даже Водолазкин не авиатор. Никто в этом романе не авиатор и даже в любых переносных смыслах, которые любит автор – никто не авиатор, а вся чепуха с полётами, взлётами и падениями – всё это самые примитивные belles lettres, а возможно даже – самая обычная графомания.

– Что вы всё пишете?
– Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения.
– Мир Божий слишком велик, чтобы рассчитывать здесь на успех.
– Знаете, если каждый опишет свою, пусть небольшую, частицу этого мира… Хотя почему, собственно, небольшую? Всегда ведь найдется тот, чей обзор достаточно широк.
– Например?
– Например, авиатор.

Автор постоянно твердит о неких «жизнеописаниях», якобы его главный герой – художник, который «…предметы, ощущения, людей», вот это вот всё. А на деле любые описания у Водолазкина просто-напросто отсутствуют. Это будто какие-то обрывки, пародии на реальные описания (а если снова зарекнуться о «…предметы, ощущения, людей», то совсем страшно становится).

При всё при этом у автора на самом деле вышла весьма красивая и наивная история о любви. Анастасия – еще одно действующее лицо романа. Она и есть объект обожания Платонова. И в этой линии присутствует что-то детское, чего не хватает в современной русской литературе. У Водолазкина любовь оказалось чистой и по-настоящему красивой. Можно сказать, что только здесь, в этом моменте в «Авиаторе» сошлись правильно карты. Эта линия держит читателя, заставляет интересоваться дальнейшей судьбой героев. Но все это продолжалось половину романа. По задумке автора, Платонов, сохранивший в криогенной камере свой возраст, должен встретиться с Анастасией, которая уже состарилась и находится буквально на смертном одре. Так вот чистая любовь сменилась грязными памперсами и челюстью в банке. А потому что Евгений Адамович показывает вам как жизнь расправилась с Платоновым. И вот читателя оставляют один на один со второй частью романа, которая в отличии от первой представляет собой дневниковые записи сразу трёх действующих лиц (Гейгер, Настя, Иннокентий). Настя же – внучка Анастасии, которая впоследствие забеременеет от Иннокентия. И всё здесь понятно, и та же история «НЕНУЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НЕЗАМЕНИМОСТЬ ВРЕМЕНИ, ПОТЕРЯ ВСЕГО». А помните, роман ведь о Соловках был?

«Я тут прочитал, что календарные даты принадлежат к линейному времени, а дни недели – к циклическому. Линейное время – историческое, а циклическое замкнуто на себе. Вовсе и не время даже. Можно сказать, вечность. Получается, что история, излагаемая нашей тройкой, никуда не стремится. Самая надежная история. Может быть, даже и не история».

И вот Настенька совсем не Анастасия, у главного героя начинаются проблемы со здоровьем, записи становятся настолько примитивными, что всё что мелькает перед глазами это: «Понедельник Гейгер Настя Иннокентий Вторник Настя Среда Гейгер». В конце концов Иннокентий летит в самолете, рассуждает о вечном. Водолазкин ставит точку и отправляет рукопись в издательство. Чем закончился «Авиатор»? А тем же чем и начался – нечем. Создаётся впечатление будто нашёл старый пыльный компьютер и уже несколько часов читаешь чужие записи. Записи эти чем ближе к концу, тем хуже с технической стороны: то отметки дней недели пропадут, то и вовсе – имена; лишь многоточия в квадратных скобках.

Отдельно стоит упомянуть второстепенных персонажей. Тут создаётся впечатление будто Водолзакин действовал по пресловутому шаблону: «Добавил героя – это не просто так. Ты должен завершить линию, это важно» –  фраза будто из учебника по литературному творчеству, которой в общем-то и следовал автор. Был в произведении некий Терентий Осипович. Сказал он как-то герою, когда тот в детстве стеснялся читать стишок: «Иди бестрепетно!», а потом Иннокентий, конечно же, должен найти его могилу на кладбище. А потом откопать. А потом еще раз процитировать: «Иди бестрепетно!». Была хромая девушка, которой Иннокентий как-то раз заносил книги, так её обязательно должны изнасиловать на Соловках. И эти герои появляются в романе на два абзаца, а под конец произведения они снова появляются на абзац и…всё. Warum? – мог бы спросить один из картонных героев того же произведения.

P.S. Обложку «Авиатора» украсил рисунок М. Шемякина. По-хорошему – ради этого лишь и можно приобрести книгу. Обложка имеет больше художественной ценности, нежели начинка. Такая вот литература.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную