СКВИТАЛСЯ

Николай считал тёщу глупой. Разве умная будет вымораживать листья алоэ, потом их рубить, смешивать с вином, мёдом, и принимать эту бурду по ложке два раза в день? И дочь обеспечила снадобьем. Жили бы в разных квартирах, он бы давно выкинул чёртову банку, а тут –– выкинешь, мать ей другую даст.

–– Коля, и ты попей, –– подходила тёща к нему, держа банку уже наготове. –– Люди годами пьют для профилактики.

–– От всего не застрахуешься.

–– Осторожность не помешает.

–– Тогда сядь в угол и накрой голову тазом. Вдруг будет война?

Перед Новым годом, возвращаясь с работы, Николай, любитель пальбы и грохота, накупил пиротехнических взрывпакетов. Заглянул в «Пельменную»: не случится ли кто из друзей? Случился Рашид, с которым в детстве жили в одном дворе.

Рашид зашибал по-чёрному, до галлюцинаций. Видел чертей, вампиров, прятался от них. «Приду домой, по углам посмотрю, помолюсь… тогда можно и спать ложится», –– рассказывал Николаю. «По-татарски молишься?» –– «Да как придётся».

Теперь, разливая водку под пельмени, Рашид рассказал, как ездил в деревню к своему шурину.

–– Грязь у них там непролазная. Давай шурин меня таскать по своим братанам. Гоняем на его «Москвиче» из деревни в деревню, у каждого братана брага, пиво; отведём душу у одного, к другому едем.

–– По бездорожью да пьяные?

–– А трезвый там вообще не проедет. Отдохнул лучше некуда. Главное, не один по ночам, не страшно. Ну, а ты что поделываешь?

–– Да ничего. С тёщей ругаюсь.

Друзья доели пельмени, поздравили друг друга с наступающим Новым годом и разошлись.

Уже у подъезда, глянув на тёщино окно –– низкое, можно рукой дотянуться, –– Николай придумал хитрую каверзу. Достал из сумки взрывпакет, положил на наоконник и поднёс к шнуру зажигалку. Заскочив в подъезд, встал у своей двери.

С воплем вылетела из квартиры тёща!

– Ой! Коля! –– повалилась на него. –– Ой, что это было? Громыхнуло! Окошко в пламени! А Полина где?

–– На работе, –– отстранился он. –– Ниоткуда не громыхало, я только что с улицы.

–– Нет, громыхнуло! И огонь был!

–– Это у тебя лекарственная горячка. Глотаешь свое зелье, и продолжай.

Тёща надулась, но ужин всё равно собрала. Пока она, отвернувшись, резала хлеб, Николай поджёг еще один взрывпакет, кинув его в мусорное ведро. Бабахнуло! Вылетели картофельные очистки, вонь заполнила кухню, но тёща не испугалась.

–– Дурак, –– сказала, не обернувшись. –– Щётку бери. Подмети на полу.

НОЧЬ ПОД СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД

За неимением средств на гостиницу, четверо заезжих любителей адреналина договорились с директором музея, что заночуют в этом почтенном здании. Днём они спускались в пещеру, и к ночи пришли в музей. Умывшись, готовились к новогоднему ужину, но сторож провёл их в просторную комнату, где на столе стоял самовар. Решив, что здесь по-другому нельзя, «спелеологи» вынули хлеб, колбасу и печенье.

Скромно поели. Спать не хотелось. Ночь новогодняя. Младший из них показывал паспорт и, глядя на «праздничный» стол, повествовал:

–– Вы не думайте, я таким никогда не был, это случайность. В нашей милиции создали сервис: как входишь в здание, то слева дежурный, прямо –– паспортный стол, а справа вот этот сервис. На двери написано: «ФОТО».

Ну, значит, вхожу.

–– Мне бы фото на паспорт.

–– Садитесь, –– фотограф показывает на стул. –– Голову держите вот так, –– поднимает мне подбородок, –– смотрите прямо, не шевелитесь, а то придётся переснимать.

Он ушёл за мою спину и пропал.

«В чём дело? –– думаю. –– Со спины, что ли, будет фотографировать?» Но сижу и не шевелюсь. Жду.

Вдруг грохот!

–– Где-ее вы-ыы? –– спрашиваю, не разжимая губ и вообще, чтобы позу не сбить.

–– В шнурах запутался, едрит-твою в кочерыжку! Ну, сволочь! Как на атомной станции!

«За что же меня сволочить?» –– думаю, но подбородок держу строго как надо, и взгляд туда, куда следует.

–– Снимаю, –– выполз фотограф. –– Всё. Погуляйте пятнадцать минут.

Погулял. Возвращаюсь. Вроде не я на фото: глаза выпучены и жилы в три пальца.

–– Это не моё лицо, –– говорю.

–– Как не ваше? Ваше.

–– Нет, тут кто-то испуганный.

–– Да что вы городите! Вы здесь получились лучше, чем в жизни. Гляньте на себя в зеркало. Гляньте! Сравните! С вас сорок рублей.

Компания дружно хохочет и смотрит на сторожа: не уйдёт ли он спать? В углу рюкзаки, и тянут к себе как магнит. Но сторож сидит и внимательно слушает.

Второй «спелеолог» начал рассказ о знакомом поэте.

–– Коля жил у нас за Канавой. Не имел ни жены, ни детей, а дом достался ему в наследство от пасечника. Пасечник и споил его: медовуху держал постоянно. Сам он почему-то не спился: то ли меньше употреблял, то ли был к медовухе привычный, а вот Коля, как пасечника не стало, перешёл на брагу, и уже никто его трезвым не видел. Всё село у него опохмелялось и стихи слушало. Я и сейчас кое-что помню:

Лист осенний кружит,
Падает под ноги,
День как будто сужен,
Вечер одинокий,
Мысли на бумагу
Скучные ложатся,
За окном дворняги
На кого-то злятся...

От таких стихов жалко себя становится, ну и просишь: «Коля, налей». Вот так и жили: со стихами и брагой.

А тут однажды идут по селу два монашка, интересуются, где больница, зубы им надо вставить. А монастырь на горе, нам его из села видно. И прямо выходят они на Колю. А Коле что, он им сразу стихи читать. День читает, второй, четвёртый… Монашеки плачут и пьют, –– чем они от простых-то людей, отличаются? На пятые сутки глядим, настоятель летит.

–– Не видели двух монахов?

–– А там они, у Канавы, –– показываем ему.

Он прямо к Канаве, и мы за ним.

Как он увидел монахов, аж отшатнулся, начал креститься, потом дар речи обрёл.

–– Куда вы пошли и зачем?! –– пытает. –– Вы пошли зубы вставлять, а сами, как непотребные! Сейчас же вместе идём в больницу!

Тут Коля, не читая ему стихов, говорит:

–– А зачем попу зубы?

Настоятель сначала даже не понял. Но строгость с лица смахнул, посветлел, и смотрит на Колю… И вдруг выражает ему:

–– Хоть ты и такой сякой человек, но мыслишь ты верно.

Завернул монашков в монастырь, и больше оттуда к нам никто не ходил.

Сторож заметил, вздохнув:

–– Жалко, что брагу теперь не ставят, очень полезная штука, да и дешевле, чем водка.

Все согласились, что брага полезна.

–– А почта совсем обнаглела, –– сторож продолжил о ценах. –– Подорожание конвертов идёт вместе с водкой. Я специально прослеживал: десять конвертов –– и бутылка.

–– Так, может, сложиться на пару конвертов? –– зашевелилось застолье. –– Один-то конверт у нас есть. Где тут почтовое отделение?

–– Рядом! –– просиял сторож. –– Работает круглосуточно!

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

Возле ларька, где покупал телепрограмму, Сергей Константинович потерял записную книжку, –– из кармана вывалилась, когда доставал мелочь.

«Как же я так опростоволосился? –– расстроился он. –– Хорошо, что фамилии моей нет, и вообще нет фамилий, а то пропадай тогда и ничего больше. И зачем я делал эти записи? На кой чёрт они мне были нужны?»

Между тем, книжка лежала на том самом месте, где он её обронил, и содержала следующее:

Прямо с утра начинаю думать: деньги, связи… да как бы обмануть и притом без обмана прожить.

Мой отец говорил матери, когда она лупцевала нас с братом:
–– Маруся, бей, но только не по голове, а то дураками сделаешь.

Встретил вчера Евгения, он говорит:
–– Пришёл домой в два часа ночи, у Алёшки был. Утром встаю, брюки узлом завязаны. У жены семь книг по чёрной магии, на мне практикуется.

Бабка у нас на крыльце жаловалась на внука:
–– Не пьёт, не курит и нигде не работает.

В автобусе один паренёк втолковывает другому:
–– Будь хоть семь и пять во лбу, всё равно ничего не докажешь!
Узнать бы, в какой он школе учился.

Михаила встретил, он в администрации работает. Говорит:
–– Я настолько изоврался на своей работе, что уже и лицо, кажется, не моё: гляну в зеркало –– то ли я, то ли нет?

Надька рассказывает про своего попугая:
–– Поставлю на проигрыватель русские песни, он сразу крылышки за спину, с лапки на лапку переступает, лопочет… А Вовка поставит свою убойщину, попугай глаза закатит –– и всё, окоченел.
Ещё рассказала, как ездила к мужу на кладбище. Взяла двух парней, чтобы поправить там что-то, купила бутылку, закусь, к обеду управились, выпили, а ночью ей снится, что муж её ходит вокруг могилы.
–– Вася, чего ты ищешь?
–– Выпить ищу.
Поехала снова и вылила на могилу поллитру.
Говорит, что это не первый случай, когда ей Вася подсказывает, что ему надо. Как-то в родительский день она у него побывала, а ночью привиделся Вася: в зубах у него две сигареты.

Сын весь вечер на компьютере девок раздевал. Утром говорит мне:
–– Сон приснился, будто мы с тобой приходим в кинотеатр, а нам заявляют: «Снимайте штаны, в штанах не пускаем».

Старый Мамед на днях рассказал, как его провожали в армию.
–– Родни набралось полный дом, песни поют, веселятся. Вышли к калитке, коза как заблеет: «Мам-ме-ееед!» И все заревели.

Наташа мне говорит:
–– Вижу сны и живу снами, а настоящая жизнь где-то отдельно.

Был на вечере поэзии. По мере чтения своих творений литературные мэтры превращались в дециметры, потом в сантиметры.

У нас очень много одаренных: одни приспосабливаются жить чужим умом, другие свой ум приспосабливают к чужому.

Записную книжку подобрала старушка. Перелистала, вырвала исписанные страницы, кинув в урну, а чистые на что-нибудь да сгодятся.

Вверх

Комментариев: