Началось вот с чего. Лариса Ивановна, мой школьный учитель русского и литературы, несколько лет назад, когда я закончил служить и принес ей свои первые опусы, настоятельно посоветовала мне прочитать “Патологии” Захара Прилепина. Она была впечатлена его пронзительной прозой, да и не она одна, я знаю. Тогда (хотя, наверное, и теперь тоже) ее мнение было едва ли не самым важным для меня.

- Очень талантливый молодой писатель, - говорила она, - но тебе, вероятно, будут не слишком интересны эпизоды из, так сказать, мирной жизни, лирические отступления. Зато военные сцены! Язык, динамика... Неужели война действительно так ужасна?

Мне стало любопытно, и я начал читать. Захар посвятил книгу деду, “честному солдату Второй мировой”, это правильно, подумал я. Сам автор заявляет, что он участник “т.н. контртеррористической операции” в Чечне. Ай, ладно, можно не обращать внимание на “так называемой”, мало ли у кого какие впечатления и воспоминания остались. На фотографиях - Захар в черном берете и тельняшке, или еще в бандане, с голым торсом, рядом автомат. Сзади стена. Наверное, укрепления. Но перспективы не видать. Ни гор, ни разрушенного города. Шучу. Я стал искать информацию о нем и нашел очень немного. Родился летом 1975-то, с 16 лет начал трудовую деятельность, окончил филфак, служил командиром отделения ОМОНа, участвовал в боевых действиях в Чечне в 1996 и 1999 годах. Подробнее об этом - ничего. Тут я призадумался. Родился в 75-м, значит, в 96-м ему был двадцать один год. Про его службу в армии информации нет. Вопрос - как он попал в ОМОН? У нас, насколько я знаю по своему опыту, в такие подразделения попадают только после армии, специальной “учебки” и двух лет службы в отделах попроще - ППС там или охрана. Я, к примеру, пробился в СОБР в двадцать четыре, после спецроты, через разные тесты. Когда он успел все это освоить, мне непонятно, если он отслужил срочную с 18 до 20 и еще закончил филфак. Да и стать командиром отделения в ОМОНе нелегко, и дело не такое быстрое... А-а, точно, может, он заочно учился! Или на филфаке была военная кафедра, тогда да. Тогда можно и командиром отделения устроиться. Прошу прощения.

Дальше. Описываемые в романе события относятся к 1996-му, к августу, когда Лебедь отдал Город Масхадову, и не все наши подразделения успели вовремя покинуть его. Информации об этом теперь много, и нижегородцы сражались тогда в окружении, и наши тоже, я знаю. Разговаривал со свидетелями. Понятно, что герой романа - это не автор, а всего лишь герой, и не надо позиционировать его как автора, но тут дело в другом. По моему убеждению, самому не до конца понятно на чем основанному, о войне надо писать только голую правду. Только то, что лично сам видел и знаешь, ни слова больше. Как Ремарк или Константин Воробьев, с которыми некоторые восторженные журналисты сравнивают Захара Прилепина. А меня терзают смутные сомнения, что он описывает пережитое лично. Что-то - да, но не все и даже не главное. И еще - в тексте о войне очень важны детали, вот на них-то я и хочу обратить внимание читателя.

Мне сорок лет. Почти год я работаю подсобником печника и учусь строить печи - камины. Моему учителю Илье двадцать четыре, и шесть лет он уже их строит, уже мастер. Вечером в командировке, после рабочего дня, я даю ему читать “Патологии”, а сам варю макароны и слушаю, что он скажет. Человек он сугубо гражданский, в войну играет только на компьютере, авось глаз у него не замылен и он увидит то, что я пропустил.

- А почему он, вроде командир отделения, вроде спецназа, не работает вместе со всеми, не разгружает самолет, а прячется и отлынивает? Так бывает? - спрашивает Илья.

Я улыбаюсь. Начало есть.

- Мне кажется, за это хлебало бьют, - задумчиво говорит он, и я киваю. Это точно, между потными сухим не проскочишь, не та ситуация. У нас, по крайней мере, не проскакивали. Однажды один молодой водитель “Урала”, на котором мы очень быстро ехали по Городу, отказался его разгружать со всеми вместе, мотивируя отказ тем, что он устал, это не его обязанность, и вообще он не в нашем отряде. Получил он за это по пузу, а когда спсиху схватился за автомат, был разоружен и отправлен домой с волчьим билетом.

- А что, в спецназ чеченцев берут, против своих воевать? “Пиф-паф” делать, как тут написано?

Я пожимаю плечами. У нас не брали. Хотя, может у них и брали, мало ли... Это смотря какой спецназ. Я, к примеру, до конца романа так и не понял, в каком служит герой Прилепина, Егор Ташевский. Хотя подозрения есть.

- Странный какой-то у них спецназ, игрушечный, что ли? Не солдаты, не офицеры, а вольнонаемные будто. Это для конспирации он так пишет?

Мне долго объяснять, что самовольное обзывание себя спецназом карается разными способами, от презрения и насмешек до мордобоя. Право называться спецназом имеют только подразделения, в официальном наименовании которых присутствует приставка “спец”. Подразделения СпН 8-го управления ГРУ ГШ МО РФ, например, или Управления “А” Центра Спецназначения ФСБ России, или СОБР (ОМСН) при МВД РФ. Это немаловажная деталь. Ощущение такое, что Прилепин не знает, к какому спецназу прилепиться.

- Как это - “майор в беретке”? - продолжает спрашивать Илья. - “Берет” и “беретка” ведь разные вещи?

Тут я фыркнул, вспомнив, как мой друг Андрюха называл таких спецназовцев “убийца Булкин” за грозный вид и любовь к антуражу: беретам, банданам, “берцам” и т. п.

- Зачем командир взвода в больную собаку стреляет? Жалеет? Странно как-то. Разве можно стрелять при въезде колонны в город?

Хочется сказать ему, цитируя фразу из известной комедии: “Можно-то можно, да нельзя!” Дуракаваляние это и неоправданный риск.

Тот же комвзвода, инструктируя своих подчиненных перед выходом на ночной пост на крыше, говорит: “Вязаные шапочки наденьте, береты не надевайте”. Мне так и хочется добавить: “мои плюшевые монстры”. Какой спецназ, какие береты?! Как в детском саду, ей-богу. “Надеюсь, трассерами не зарядили?” - продолжает комвзвода. Тут уже впору спросить его: “А почему бы и не зарядить трассерами, один через три, для целеуказания?” Я так понимаю, что спецназовцы боятся себя обнаружить трассерами в случае ночной перестрелки. Но вспышки выстрелов не спрячешь, они выдают стрелка гораздо сильнее, чем пулевые трассы, которые хотя бы дают представление о том, куда ты палишь в темноте. Или командир допускает, что его бойцы могут набить магазины автоматов сплошь трассирующими патронами, как идиоты?

Герою романа Егору в “разгрузке” мешают “игрушечные гранаты”. Странно. Не должны бы. Надо подгонять форму, думать, соображать. От этого жизнь зависит. Разгрузочный жилет - вещь не очень удобная. Приличные люди или перешивают ее, или просто не носят. Заменяют ранцем или поясом.

- А кто такие “чичи”?

- Видимо, чечены.

- Их так называют?

- Изредка, только ухари в беретках.

- Дурацкий какой сленг. Борт, ствол, корова, разгрузка, чичи. Как будто для скрытого понта, - Илья чешет в затылке, - и еще мне вот что кажется. Он незаметно ставит себя выше, умнее, что ли, остальных. Разве можно так на войне? Тебе же потом в спину и выстрелят, а?

Мне странно другое. Оставим длинные, не имеющие смысла споры о философии и теологии героям романа. Но отношения между сослуживцами в отряде - стремные. Заместитель командира взвода обзывает подчиненного, очень злобно и болезненно для последнего. Зачем? Хочет поднять его боевой дух? Но ведь “замок” сам ветеран Таджикистана и должен бы знать, что обидеть и разрушить психологический климат в отряде легко, а вот надеяться потом на того, кого унизил, нельзя. Подразделение развалится на отдельные единицы и в итоге станет равным нулю. Бойцы одного отряда должны если не дружить, то хотя бы уважать друг друга.

Дальше - все без исключения издеваются над тем, кто трусит больше других. Именно над тем, кто трусит, но не трус пока, еще никого не подвел. У профессионалов такого быть не должно. Иначе они просто сброд. И грубые, сальные шутки подтверждают это. Еще более плоский эпизод с танцем у костра. “Буду погибать молодым! Нам ведь пое...ть!” - читают рэп бойцы, танцуют в обнимку и потрясают автоматами. Как тинэйджеры, приехавшие на полигон для игры в пейнтбол. Где война и где танцы? Или это завуалированный отсыл в каменный век, к пещерным охотникам?

Постепенно, потихонечку, этот текст начинает раздражать меня все сильнее. Пытаюсь сформулировать - почему, и делаю промежуточный, не окончательный пока вывод: Прилепин старается изобразить своих персонажей живыми людьми со слабостями и недостатками, а не просто героями. Но, на мой взгляд, он так утрирует и перегибает, что мне становится противно. Повар Плохиш мочится на стену, поводя задом, и спрашивает у товарищей: “Любуетесь на мальчишечку, педофилы?” Нравится? Ну что это за лажа? Никогда ничего подобного я не замечал ни в одном отряде, наоборот, в нормальном мужском коллективе к таким вещам относятся очень холодно. Подобной... ерундой маяться могут только невоспитанные подростки в пубертате. Тот же Плохиш, остающийся в тылу, предлагает своему боевому товарищу, уходящему на опасное задание, помыться перед выходом, чтоб потом было меньше возни с трупом. Это такая шутка. Какие сильные духом и веселые ребята, не правда ли? Вот так повышают они свое настроение и боевой дух товарища. В тех же местах, но в другом обществе, в котором мне довелось или, скорее, посчастливилось вращаться, таких шуток не звучало. Их просто быть не могло.

Ну а дальше странности стали попадаться все чаще. Описание первой зачистки от начала до конца вызывает у меня не просто сомнения, но откровенное недоверие. Сначала смелый и опытный спецназовец по прозвищу Язва, имеющий боевой опыт Таджикистана и, видимо, представляющий себе менталитет мусульман, отвратительно шутит над найденным Кораном с вырванными страницами, предполагая, что они пошли на подтирки. Потом полстраницы звучат коллективные прибаутки об этих подтирках-подмывках, словно говорить больше не о чем на мероприятии. Потом вдруг воины находят в полуразрушенном доме обгоревший труп с “разрубленным кадыком” (или с “эрегированным членом”? - не очень понятно), и Язва предлагает подчиненным сделать ему искусственное дыхание “рот в рот”, может, не поздно еще? Мило. Стараясь не замечать эти шутки, удивился я вот чему. Откуда в городе труп, если город, по собственному утверждению автора, днем - наш, а ночью - боевиков? Трупы всегда, даже во время и после штурма города, почти моментально убирались воюющими сторонами или мирными жителями. Это же не окурки, их невозможно не заметить. А сейчас не штурм, и номинально власть установлена. Если это мертвый боевик или местный житель, ни свои, ни местные не оставят его ни минуты лишней, а если наш солдат - не поверю, чтоб его просто забыли. Те же чеченские старики и женщины, люди набожные и правильно воспитанные, даже с риском для жизни сообщили бы о нем федеральному командованию, а в крайнем случае - похоронили бы по-человечески сами. Но спецназовцы проходят мимо, только посмеиваются. Прикольно! Им-то что? Они готовы при необходимости писать письма домой на сапоге убитого врага, а можно и товарища. “Вражьи кости нам, как снег под каблуком”. Их ничем не смутишь, только веселятся.

Потом - бесконечное описание страхов главного героя. Он постоянно борется с охватывающими его ужасом, робостью, слабостью, дрожью и тошнотой, и ведь побеждает их, в конце концов! Ну, сказал раз, сказал два, и хватит, быть может? Нет, ведь тогда читатель потеряет ощущение преодоления, ощущение постоянного душевного напряжения, одним словом - подвига.

Теперь к используемой автором терминологии. Он почему-то называет автоматы и пулеметы стволами, стволы автоматов дулами, а магазины - рожками. Мужчина, служивший в армии, а тем более в подразделении специального назначения, должен быть отучен непосредственным начальником от этого дурного тона. Поясню, что непосредственным начальником для солдата является сержант, для спецназовца - командир отделения, который действенными способами внушит нерадивому подчиненному, что автомат называется автоматом, ствол автомата - стволом, а не дулом, и что ствол и дуло находятся у подчиненного в другом месте. Ну, а емкость для патронов по уставу именуется магазином, никак не рожком, и рожки у него еще появятся, если он не изменит отношение к боевой подготовке. (Нерадивость - лишение отпуска и увольнений - измена девушки.) Сматывание двух магазинов изолентой или пластырем тоже дурная привычка, хотя и весьма распространенная среди псевдоспецназовцев. Автомат Калашникова удобен и легок, причем устроен таким образом, чтобы эффективно вести стрельбу из разных положений. В том числе лежа, упираясь локтями в поверхность, с которой стреляешь. Смотанные магазины меняют вес автомата, неправильно распределяют его и, самое главное, меняют геометрию оружия, упираются в землю, снег или бетон, отчего поймать в прицел движущуюся цель становится неизмеримо труднее. Плюс перевернутый магазин, упираясь в грязь, черпает ее и толкает потом в патронник автомата.

Вернусь к описанию зачистки. Сами того не ожидая, герои романа задерживают шестерых (!) чеченцев. Бьют и топчут их головы в грязь - это понятно, это от страха. Хотя те - безоружны. Начинают допрашивать и тут же ловят на нелепом проколе, когда на заданный вопрос отвечают невпопад сразу двое. Они, чеченцы эти, не школьники ведь, начавшие хулиганить, а, как предполагается, боевики. И нормальная легенда у них должна быть, и говорить должен только старший. Ладно.

Потом расстреливают проезжающий грузовик, даже не пытаясь остановить. С какого перепугу? Не зная, кто едет, куда, зачем. Убивают водителя и пассажира, снова не найдя ничего подозрительного. “На рожу Плохиша, стоящего возле, как будто махнули сырой малярной кистью - все лицо разом покрыли брызги развороченной глазницы”. Откуда такие кровожадные подробности? Возглавляют все это командиры. Доброволец Плохиш обливает трупы бензином из найденной в кузове канистры и поджигает. Они горят, “потрескивая”. Видимо, по замыслу автора, они должны сгореть, как газеты, и пепел разлетится по ветру. А если бы не нашлось бензина, бросили бы так. Плохиш действует по своей инициативе.

Теперь самое интересное. Отделение, оставшееся охранять первых, как мы помним, шестерых задержанных, “выстроило восемь чеченцев у стены”. Откуда ВОСЕМЬ? Было же шесть? В горячке сочинительства Захар, похоже, потерял счет врагам. “Спросите своих, кто хочет? - тихо говорит мне и Хасану Шея, кивая на пленных”. Замечу, что Шея - командир взвода. Интересная постановка вопроса - кто хочет! “Вызывается человек пять”. Все равно как картошку почистить. Надо еще суметь расстрелять шесть (или восемь?) человек впятером. Расстреляли-распилили, “аккуратно” облили бензином из той же канистры, что нашли в грузовике, и подпалили. Посомневались секунду, мол, вдруг это не боевики, и тут наступила кульминация: “В сапогах у расстрелянных начинают взрываться патроны. В сапоги-то мы к ним и не залезли”. Тут уж я не выдержал и за голову схватился. В сапогах - патроны! Сколько патронов можно запихать в сапог, чтобы они не мешали ходить? Три? Пять? Пачку? Сомнительно. Если только сапоги не сшиты по спецзаказу, с карманами для скрытого ношения патронов. Потом какой дурак пойдет без оружия, но с патронами в сапогах? И еще. Представляет ли читатель, сколько надо бензина, чтобы сжечь труп? Поливая бензином, его вообще не сжечь. Бензин быстро выгорает, а кожа, мышцы и кости практически не поддерживают горение. Здесь же истребители боевиков из одной канистры облили восемь (или десять?) трупов и сожгли их. По два литра бензина на одно тело. Да на нем даже одежда не сгорит, не то что патроны начнут взрываться в сапогах! Не хватит ни времени, ни температуры. Выдумка, не имеющая ничего общего с реальностью...

Но и это еще не все. Рассмотрим правовой аспект этой акции. Подразделение, относящееся к какой-то силовой структуре, проводит “зачистку”. Что такое “зачистка”? Это не войсковая операция по уничтожению вооруженного противника, а всего лишь проверка местности и паспортного режима. Цель ее - выявление лиц без документов, задержание и установление их личности. При необходимости - доставка в местный орган власти. Этим занимаются подразделения милиции или внутренних войск. Стало быть, кем является пресловутый спецназ Егора Ташевского? Милиционерами. На каком основании представители власти расстреляли неустановленных лиц, не оказывающих им сопротивления и являющихся, скорее всего, гражданами России? Да еще и на территории России, где должны действовать российские законы? Вопрос может показаться неуместным, однако у меня возник сразу. “Спецназовцы” совершили тяжкое преступление, улики и следы преступления уничтожить беспечно не потрудились, не посчитали нужным, да еще и свидетелей оставили: “...подъехал БТР из заводской комендатуры. На броне - солдатики.

- Парни, шашлычку не хотите?..”

Спецназовцы шутят.

Как все просто, круто и весело! Убили восемь (или все-таки десять?) безоружных, не сопротивляющихся людей, опалили трупы, как свиные туши, бросили их - и на базу, пить водку, праздновать победу. Слушать, как похвалит командир. А в реальности через полчаса приедет военная прокуратура, и всех соучастников преступления во главе с командиром арестуют, будьте уверены. За каких ослов принимает Прилепин читателей, не участвовавших в “т.н. контртеррористической операции”, я вижу, но не понимаю, почему считает дураками тех, кто в ней участвовал? Знает, поди, что солдаты книжек почти не читают. Иначе бы они очень удивились.

После этого я устал читать роман и продолжал это делать только “на морально-волевых”, как говорят знакомые спортсмены. Пробегаю глазами строки и все меньше верю, все больше напрягают меня неточности и придумки автора. Помощник повара обменял двадцать банок сгущенки на бронежилет. Надел, выходя на задание, два бронежилета и сверху бушлат. Это... как бы помягче... невозможно. Теперь из-за его трусости “мы завтракаем без сладкого”. Какая досада! Как жить рядом с такими негодяями, да еще и без сладкого? “Аллах акбар!” - при входе в туалет, и дешевый ответ сидящего на очке: “Воистину акбар!” Зачем? Шутки повара Плохиша, что он мочился в чан со щами, - зачем? Зачем злыми и непристойными цепляниями доводить до истерики тех, кто мучится сомнениями или просто боится?

А как ведут себя герои романа на следующей зачистке? Это же просто срам. Никогда не видел, чтобы так по-свински вели себя спецназовцы, вступая в контакт с местным населением. Люди для них - скот. А ведь они с женщинами общаются. Женщин толкают, пугают, бьют. Угрожают пытками. Старика, прятавшегося в шкафу, забирают с собой для проверки. Вдруг он духовный лидер? Дешевый текст. Никогда чеченский старик не унизится до того, чтоб в шкафу сидеть, за женскими спинами. Почему-то вспомнилось, что у горцев в обычае кровной мести есть правило: за одного убитого мужчину убивают одного мужчину, а за одну женщину убивают двух мужчин. Это хороший обычай.

Когда начинается перестрелка, главный персонаж романа оказывается, как и ожидалось, самокритичным и мужественно побеждающим свой страх бойцом. Товарищи ему под стать. Так, конечно, и должно быть. Повезло им, наверное, что “чичи” (опять!) не попали в них с пятидесяти метров из автоматов. Зато уж наши дали им достойный отпор! Только вот снайпер в спецназе косой. Это не шутка, он натурально косой. Диагноз такой. Снайпера выбрали (!) на общем собрании спецназа перед отправкой в командировку. Что же за спецназ такой все-таки? Где снайпера, медбрата, повара выбирают?

Так вот, отпор дали, как я уже сказал, достойный. Егор уперся “рожком” (!) в землю и выпустил “несколько длинных очередей”. Любой солдат, прошедший курс молодого бойца, знает, что длинными очередями стреляет только Джон Рэмбо, удерживая пулемет в мускулистой руке. Егор, конечно, понимает, что наиболее эффективной является стрельба одиночная, в крайнем случае - короткими, по два патрона, очередями. Естественно, он помнит, как отсекать по два коротким нажатием на спусковой крючок, просто от избытка адреналина у него вырвалось “несколько длинных очередей”.

Для полной победы ребята стреляют по вражескому дому из “мухи”, небольшого такого гранатометика, и “напрочь” сносят угол чердака. Кирпичного. Сильная “муха”! Или чердак слабый.

Все враги убиты, и теперь надо почистить оружие. “Как моют свою изящную женщину”. Оп, опять “рожок”! И конечно, необходимо сделать зарубки на прикладе, открыть, так сказать, благородный счет. Не за расстрелянных ли пленных? Будто умышленно Прилепин дискредитирует своих героев в моих глазах. Для чего он это делает, не знаю. Для чего столько выдумывает? Может, фантазией заменяет недостаток опыта и знаний?

Очень тяжелая сцена встречи героя романа со строем трупов солдат, лежащих на асфальте возле аэропорта, может шокировать читателя. Однако и тут, грех сказать, я вижу мелкие неточности, которые заставляют меня усомниться в том, что автор сам видел все это. Убитый солдат у Прилепина одет в гимнастерку. Гимнастерки вышли из обихода русской армии в середине прошлого столетия. Возможно, герой был настолько ошеломлен этим зрелищем, что просто не нашел слов или перепутал их? Не знаю. Жалко солдат.

Спецназ едет на задержание, и командир взвода с командиром отряда (!), толкнув ногой дверь, входят в дом. Остальные ждут вокруг дома. “Всем лежать!” Получают пулеметную очередь. Двое убитых. Без комментариев. Только один вопрос из фильма “Чапаев”: “Где должен быть командир?”

Я близок к финалу. Последний бой. Начинается он с того, что после поминок по убитым товарищам заснули все. Даже посты внутреннего караула. По логике бой должен был тут же и закончиться, но Егор просыпается и в последний момент поднимает тревогу. Из туалета поутру похищен доктор. За туалетом боевики отрубают ему руки по локоть. Вот это интересно. Почему же Захар не живописал это в деталях? Как трое бородатых мужчин держат одного, безбородого, за руки над круглым, залитым кровью, пнем, а четвертый, размахиваясь и хэкая, рубит эти руки в локтях топором с широким лезвием? Ножом же не отрежешь руку, это не палка докторской колбасы. Там кости, сухожилия, суставы. Топор они принесли с собой, а пень уже стоял там. В мирное время школьники жарили неподалеку шашлыки.

Дальше - больше. Враги идут цепью на укрепления. Эх, не довелось мне в жизни видеть ни одной штыковой атаки! Когда боевики лезут прямо по стенам школы в окна, как Челопуки. (Один знакомый мальчик пяти лет называл Спайдермена для краткости Челопук.) Двумя гранатами Плохиш на куски разрывает двоих боевиков, пробравшихся в школьный туалет, забирает их автоматы, и спокойно, мне даже кажется, сквозь зубы, комментирует: “...Все в говне и мозгах”. Возможно, боевики прятались в одной кабинке, тогда их могло серьезно ранить. Но скорее всего их бы просто посекло и оглушило, даже сознания не потеряли бы. А чтоб до говна и мозгов...

Кто-то “...бьет из мухи в сарайчик <...> Во все стороны летят кирпичи, доски, даже, кажется, банки...” Сарайчик Плохиша - кирпичный, напомню, там кухня, значит, не маленький. Ручной противотанковый гранатомет РПГ-18 “Муха” может пробить нетолстую броню, но фугасное действие у нее не такое сильное, как в сериале “Спецназ”, на кирпичи гараж не разложит. Потом из гранатометов стреляются уже в упор, не обращая внимания на реактивную струю, пробивают под ногами пол (бетонные перекрытия?), отступают-наступают по коридорам, в дыму проваливаются в эти свежие дыры, падая со второго на первый этаж. Это вообще полный бред. На коротком расстоянии под очень острым углом граната из гранатомета не сработает, не разорвется. И не пробьет дыру метр на метр...

Все, хватит. Дальше я просто пролистал и понял, что кое-кто остался жив. Среди них, естественно, Егор Ташевский, иначе автору не с кого было бы лепить главного героя. И последний форшлаг - “взвод СОБРов”. СОБРы не делятся на взводы. Я никак не могу решить для себя, автор искренне и серьезно заблуждается - или это сознательная pr-акция?

Помните повесть Бориса Васильева “А зори здесь тихие”? Там пять девушек во главе с хромающим по инвалидности старшиной на несколько суток связывают боем в лесу семнадцать или восемнадцать немецких егерей-диверсантов. По повести снят и фильм - прекрасный, эмоциональный, героический и лирический одновременно. А в редакцию журнала “Север” одно время приносил дурные стихи старик, ветеран войны, который воевал в этих местах. Так он, когда речь заходила о васильевских фильме и повести, плевался, матерился и кричал, что эти егеря, опытные диверсанты, специально подготовленные для действий в лесах, за час вырезали бы всех девушек ножами, а старшину обошли бы и продолжили выполнять свое задание. Так волновала старика видимая ему неправда...

Меня интересует примерно то же самое. Почему с 2004 года, когда был опубликован роман “Патологии”, ни у кого не возникло сомнений в его правдивости, почему звучали только хвалебные отзывы и рецензии? Рецензии российские, польские, французские, рецензии девушек, студентов, журналистов, конечно же, рецензии литературных критиков. И ни одного трезвого взгляда обычного солдата.

Вывода два. Первый. Военные книжек о войне не читают, и это знают те, кто их пишет. Поэтому заявленная проза о войне вполне может трансформироваться в фантастику, причем не научную. Из первого вывода следует второй. Стоит только нагнать жути, налить крови побольше, самокритично размазать грязь, добавить чуток эротических сантиментов, и определенный читательский электорат твой. Можно двигаться в политику. Интересно, с какой целью?

Сложное впечатление оставил мне не полностью прочитанный роман талантливого молодого писателя Захара Прилепина “Патологии”. С моей учительницей я о нем не вспоминаю, а она, слава богу, забывает спросить. Мы редко видимся, и нам есть о чем поговорить.

г. Петрозаводск
(Опубликовано в журнале "Ворпосы литературы")