Был на днях на Инвалидном рынке, купил там «Литературную газету» №11 за 20 марта. Пришел домой, развернул. Ба! На трех полосах с двумя портретами – не обойти, не объехать - беседа с Натальей Ивановой. Давненько я не встречал её. Где она? Что она? Оказывается, все там же, в журнале «Знамя». Сколько себя помню, всегда там и была. Поди, уже лет пятьдесят. Сколько главных редакторов пересидела… Но тогда, в молодые годы, работала, конечно, рядовой сотрудницей, а вот теперь при ельцинско-путинском благовонном расцвете России она уже первый заместитель главного редактора. Первый! О-го-го! Ведь есть и второй заместитель, а может, и третий. Какую блестящую карьеру сделала. И всего-то за полвека!

Но дело не только в блестящей журнальной карьере. Редакция, уверенная, что после этого читатели так и кинутся к сей публикации, сочла нужным сообщить: Наталья Борисовна доктор филологии, профессор кафедры теории литературы в МГУ, член Американской ассоциации содействия славяноведению, член еще какой-то, возможно, сомалийской Литературной академии, она и автор «множества статей и эссе», а так же «множества книг, переведенных на разные языки мира», в том числе книги «Гибель богов», она лауреат множества премий, в том числе, конечно же, премии имени Иосифа Бродского.

Да ведь и это не все! Она к тому же разъезжает по всему свету и читает лекции о своих богах и их гибели: с Большой Садовой – в Польшу, из Польши в Японию, из Японии во Францию, из Франции в Китай, из Китая в Швейцарию, из Швейцарии в США, из США – Берег слоновой кости… И везде Иванову ждут, конечно же, аплодисменты, цветы, тосты… Как видим, Наталья Иванова это наша Главная литературная дама. Я не знаю, кого можно поставить рядом с ней в северном полушарии.

Да сколько же ей годочков при такой резвости, плодовитости и прославленности? Я заглянул в интернет… О, скоро меня догонит. Это обещают и обе её фотографии в газете. А почему в скобках интернет указывает еще одну фамилию - Аронова? Оказывается, мадам Иванова была замужем за сыном известного когда-то талантливого писателя Анатолия Рыбаков, настоящая фамилия которого как раз Аронов и есть. Две фамилии. Прекрасно! С двумя удобней. А Рыбакова я помню. Как же! «Дети Арбата». Ледокол антисоветчины. Меня Анатолий Наумович очень хвалил и в глаза и заочно, однако, будучи председателем приемной комиссии, пустить меня в Союз писателей почему-то не хотел. Пришлось пробираться огородами….

А имя Наталья откуда взялось у Ивановой? Просто нравилось родителям имя и назвали? О, нет! В жизни таких людей ничего просто так не бывает Она рассказывает, что родители очень любили Льва Толстого и его знаменитый роман «Война и мир», и потому, когда женились, решили детей называть именами героев великого романа, надо думать, в надежде, что дети будут такими же замечательными. Вот и нарекли они будущего доктора филологии и профессора МГУ Натальей - «в честь Наташи Ростовой», говорит профессор. Великолепно! Живи и радуйся тому, что ты вроде как подобие толстовской героини.

Да, есть родители, любящие называть детей именами литературных или исторических героев. Например, гоголевский Манилов и его супруга Лизанька назвали сыновей иенами древнегреческих героев, старшего - Фемистоклом, младшего - Алкивиадом. И отец любил при гостях спросить: «Фемистоклюс, хочешь быть дипломатом?» И тот всегда отвечал: «Хочу». Ну, как и ныне: «Дима, хочешь быть премьером великой России?» - «Хочу!». И стал, и уже сколько лет…

И младшего сына Манилов спрашивал: «Алкид, какой лучший город во Франции?». Он отвечал: «Париж». А сейчас если спросишь такого Алкида, работающего на телевидении, «Где лучше всего прятать награбленное?», он ответит: «А Лондоне, у меня там и гражданство есть»

Возможно, и Иванову года в три-четыре родители тоже спрашивали: «Натуся, хочешь быть профессором?» И она, конечно же, отвечала: «Хочу, и не только профессором, но и главным редактором журнала «Знамя».

А имя названной толстовской героини находится немало охотников приватизировать. Например, известный когда-то сочинитель Александр Солженицын. Ему при Путине даже отгрохали несколько памятников, на которых почему-то в дни полнолуния сами собой появляются вывески «ИУДА». Так вот, по воспоминаниям его первой жены Натальи Решетовской, муж до того, как ушел к другой часто твердил ей, что она, ни дать, ни взять, истинная Наташа Ростова.

Читатель, вероятно помнит, что толстовская героиня была столь живой, непосредственной девушкой, что иногда у нее вырывалось даже о себе самой: «Ну что за прелесть эта Наташа! Как можно не любить её?» И действительно, её все любили.

Возможно, товарищ Иванова, выйдя замуж за сына известного писателя, лауреата Сталинской премии и получив в ЗАГСе его фамилию, тоже воскликнула: «Ну что за прелесть эта Аронова!» Да ведь и мы, читая её новейшую статью в "Литературке", готовы за непосредственность и откровенность автора воскликнуть то же самое.

Ну, хотя бы вот это признание: «На первую аспирантскую стипендию я купила 40-томное собрание сочинений Достоевского, издательства Маркса, только не того, а издателя». Как мало слов, но как много сказано в порыве душевной откровенности! Её аспирантура это 80-е годы. И вот – «на первую стипендию…» Сколько здесь пламенной любви к русской литературе!.. Но закрадывается сомнение: во-первых, могло ли хватить стипендии на все 40 уникальных букинистических томов почти столетней давности? Едва ли. Во-вторых, 40-томного собрания сочинений Достоевского никогда и не было. До революции и в Советское время издавали ПСС по 10, 13, 14, 15, 23 тома, самое большое 30-томное собрание вышло в издательстве «Наука» в 1972-1990 годы. А названное издание А.Ф. Маркса 1894-1895 годов с предисловием В.Розанова, бесплатное приложение к журналу «Нива», это не 40 томов, а только 12. Ну, на это стипендии, может, хватило бы. Зачем же профессор Иванова приплюсовала ещё аж 26 томов, т.е. преувеличила без малого – солженицынский размах! - в четыре раза? А чтобы показать нам, с одной стороны, свою помянутую любовь, с другой: смотрите, как до революции щедро издавали Достоевского, которого - это по умолчанию - не любил ваш Ленин. Наконец, сообщая читателям писательской газеты, как новость для них, что кроме «того Маркса», был и Маркс-издатель, профессор Иванова делает последний мазок в своем автопортрете. И ведь как все это проделано легко и просто, почти изящно. Ну, прелесть что такое! Дальше статью можно бы и не читать, но все же, все же…

С аспирантурой связана еще одна ивановская победа. Мне, говорит, предложили для диссертации тему «Достоевский в американской критике». Странно. Я тоже побывал в аспирантуре, и никто мне ничего не предлагал. Я сам выбрал Макаренко, которого очень люблю. И написал диссертацию.

И Наталья Борисовна написала, представила к защите, но, говорит, «до защиты не дошло». Почему? Представьте себе, «из-за обострения холодной войны и моего упрямства». Откуда оно взялось? Тему предложенную безропотно взяла, писала без упрямства и вдруг!.. Тут что-то загадочное. Но как бы то ни было, а свою незащиту она сейчас зачислила в подвиги: «Не дала себя использовать в пропагандистских целях». Из этого можно понять, что диссертация имела антиамериканский характер, но автор спохватилась: не ко времени это! Тем более, что тогда Анатолий Рыбаков, все-таки свекор в прошлом, умыкнув у моего друга Е.В. молодую жену, укатил в Америку. Вдруг его там спросят: «Что вы скажете о своей бывшей невестке?»

А начинает беседу Наталья Борисовна ab ovo – c родителей: «Моя мама, выпустившаяся из ИМЛИ накануне войны вместе с Ржевской (тогда – Леной Коган), Павлом Коганом, Сергеем Наровчатовым, вспоминала замечательные лекции Абрама Белкина и навсегда осталась «досоветской» по душевному влечению». (Сколько сразу одноцветных имен! Впрочем, Ржевская была не Коган, а Каган.).

И вот по этому дореволюционному, то есть несоветскому душевному влечению мама вышла замуж за папу, имевшего такое же влечение, и они родили дочь, и привили ей такое же несоветское влечение, которое с годами стало еще более.

Но позвольте, а причем здесь в самом начале статьи известный Абрам Белкин, который читал «замечательные лекции» неизвестно о чем? Можно понять Маяковского, который поддевал другого Абрама, хорошо ему известного:

В белом венчике из роз
Впереди Абрам Эфрос.

А тут? Зачем Иванова вдруг вспомнила о мамином Абраме? Для полноты картины? Мы поймем загадку, только дочитав статью до конца. Там автор ведет речь о другом Белкине, об Иване Петровиче, которого породил Пушкин. Помните «Повести Белкина»? И вот какое тут изящное идейно-художественное решение: статья как бы окольцована двумя однофамильцами, но – Абрамом и Иваном. Здесь во весь голос звучит тема дружбы народов и пролетарский интернационализм. Не так ли? Ну что за прелесть эта Иванова!..

Но минутку… Помянутый ею ИМЛИ это Институт мировой литературы им. Горького, институт научно-исследовательский. Абрам Белкин не имел к нему никакого отношения, как и названные почитательницы его. Они накануне войны «выпустились» не из ИМЛИ, а из ИФЛИ, известного Института философии, литературы и истории. Кто-то может тут злорадно воскликнуть: «Эх, ты, черноногая!» Как, дескать, незадачливая гоголевская девчонка Пелагея не знала, где право, где лево, так и ты перепутала ИФЛИ с ИМЛИ... Но мы тут промолчим. Ничего не скажем о смелом речении «мои мама и папа выпустилась из института».

Публикация озаглавлена «Вся эта критика. Всё это критика». Вся… Всё… И вот что говорит Иванова о главном предмете беседы, о всей: «Я считаю, что критика – тоже литература, как проза или поэзия». А кто не считает-то? Назовите. Я могу даже и добавить: «как и драматургия».

«Но (!) у критика сегодня есть ещё искушение властью над умами читателей, над судьбой книги, если не писателя». Коли «Но», значит, у прозы, поэзии и драматургии такой власти над умами и судьбами нет, одна только критика властвует над ними. Да! - подтверждает профессор: «Критика пишет небу…» О!.. И небо выносит приговор. И кто посмеет возражать небу!..

Так обстоит дело с критикой, а о прозе вот что читаем: «Как завещал нам Пушкин, проза все-таки(!), требует мыслей». Наталья Борисовна, зачем по таким вопросам взывать к великим авторитетам: гений, мол, чуть ли не на смертной одре завещал… Да это и без Пушкина всегда всем было ясно, как ясно и то, что критика тоже все-таки требует неглупых мыслей.

И скорей всего не на смертной одре, а под шипенье пенистых бокалов Пушкин между делом и мимолетно напомнил об этом собутыльнику. А на очередном пиру он скажет собратьям совсем другое:

Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Для звуков! И ни слова о мыслях. Тоже завещание, которому надо следовать?

А вообще-то, говорит, картина-то грустная: «Писателей все больше, читателей все меньше…» Но – «для литературы мертвых нет!» Неужели? А жив ли, например, хотя бы когда-то ужас как известный Николай Шпанов (1896-1967) или… Да ведь числа нет литературным покойникам. А Чехов очень боялся: Вот «Вот умрет Толстой, и будет все дозволено...»

Мы работаем, говорит, в присутствии Толстого, Достоевского и Андрея Битова… Прекрасно! Но Андрей-то Битов работал в присутствии не только Толстого и Достоевского, но ещё и в компании с Кондолизой Райс. Он на страницах «Литературной газеты» в день своего 75-летия повторял под её диктовку: «Россия должна отдать Сибирь мировому сообществу», которое-де за это нас ужасно полюбит. А от себя, как живого классика, добавил, что Толстого у нас издавали строго выборочно, «Войну и мир», например, только-де Шолохову удалось один раз где-то издать, видимо, за свой счет. Я тогда живо откликнулся на эти умственные протуберанцы Битова статьей «Закусывать надо».

А если говорить вообще о литературе, то Иванова нас извещает: «Единого литературного процесса после 1917 года никогда не было». А до 17 года был? И в чем это выражалось? Нет ответа… Но продолжает: «Не было даже в советские унифицирующие (Господи, словечко-то!) годы, когда были «советские писатели» и «писатели советского времени».

Скажите, пожалуйста, разделила, обособила. Но ни никого по имени не называет. Что ж так? Да ведь не трудно догадаться, кого куда она сажает. Советские это, конечно, в доску унифицированные Горький, Маяковский, Алексей Толстой, Симонов, Твардовский, Смеляков, Бондарев… А кто «писатели советского времени»? Тут по умолчанию имеются в виду прежде всего, конечно, Пастернак, Мандельштам, Ахматова.. Они, дескать, никакого отношения к делам и событиям советской эпохи, к её духу не имеют. Да, у них есть нечто невнятное, однако же Пастернак воспел не только мятежного лейтенанта Шмидта, но и самого Сталина; Мандельштам не только состряпал пасквиль на Сталина, но, одумавшись, тоже воспел его, и Ахматова… Ни небо, ни кто другой не заставлял их писать эти вполне советские вещи.

* * *

Среди всех многочисленных литературных симпатий и страстей, богов и героев Ивановой особое место у нее занимает Солженицын. Она негодует по поводу того, что «националистическая критика не вписывает(!) Солженицына в положительный контекст». А надо, говорит, обязательно вписывать! Она вне себе из-за того, что эта критика «не включает Солженицына в список писателей – героев русского народа». А надо непременно включать! Кто же, как не он, Александр Исаевич, истинный герой? Он, например, высмеивал наши победы над Карлом Х11 под Полтавой и над Наполеоном. Да и об Второй Отечественной войне говорил, что если бы она завершилась победой немцев, ну и что? Сняли бы портрет с усами и повесили бы с усиками да елку стали бы наряжать не на Новый год, а на Рождество – всего и делов! Героическое заявление! А с какой страстью мечтал он об атомной бомбе на наши головы, с какой яростью грозил нам ею. Геракл двадцатого века! Ахилл! Илья Муромец!.. Ну, что за прелесть эта Наташа! Почти такая же, как Наталья Дмитриевна…

Вверх

Комментариев: