Сергей БУЗМАКОВ (Краснодар)

ПАЛАТА НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ

Эта, почти святочная история, приключилась, в самую что ни на есть, летнюю пору. Мне эта история часто вспоминается и, непременно, с улыбкою и лёгким сердцем.

Итак, угораздило меня пару лет назад в любимом месяце июне улечься в больницу. В пульмонологическое отделение одной из краснодарских лечебниц.

Опыт подобного времяпровождения у меня небольшой, ещё советских времён  -  всё потому интересно. Какова она - то ли капиталистическая, то ли социально ориентированная медицина - в стационарных условиях?

Выводы меня утешили. Прежде всего, был развенчан миф (по крайней мере, в случае со мной) о тотальной коррупции в кубанской медицине. Мол, за всё надо платить, а чтобы в больницу более-менее нормальную попасть, где лечат, а не калечат, в сферу моих любознательных ушей проникали и конкретные, весьма немаленькие цифири. Но ни одной копейки, как явила мне практика медицинского обслуживания, я не заплатил. Никто даже завуалировано, не намекал мне о том, что надобно за нахождение в больнице «отстегнуть» энную сумму.

Удивила ещё, приятно удивила, вежливость и внимательность врачей и медсестёр. Никакой раздражительности от жахающей жары, от совсем не баснословной зарплаты на  пациентов не переносилось.

В  небольшой, опрятной палате  нас было трое.

Кровать напротив едва вмещала могучего телосложения мужчину с казачьими усами на коричневом от загара лице и цепким взглядом насмешливых, чуть навыкате, глаз. Голос оказался под стать стати.

- Богдан, - пророкотал, вставая и уменьшая палату в разы, богатырь, и словно извиняясь, добавил, широко разведя руки. – Вот, кондиционер в машине поспособствовал. Вы тоже сквознячка подхватили? Или пивко ледяное?

Богдан - коренной краснодарец, долгие годы после окончания сельскохозяйственного института работал в мелиоративном проектном бюро, работал до тех пор, пока мелиорация не приказала долго жить.

- Что тогда? Плакаться и хныкаться? Не дождётесь! Голова есть на плечах, силы тоже. Организовал с приятелем строительную фирму.  Потом приятель подался в чиновники. Зато у меня сыновья выросли. Ничего живём, государству не мешаем, налоги платим.

Второй же мой сосед по палате охарактеризовал себя при знакомстве исчерпывающе:

- Генрих Рафаилович. Армянин. 1939 года рождения.

Он был, несмотря на возраст, лёгкий, подвижный, я бы даже сказал непоседливый.  Лысина Генриха Рафаиловича бликовала от заглядывающего в палату солнышка и увеличивала и без того широкий лоб, а из-под нависших косматых бровей сверкали  янтарём глаза азартного человека.

Богдана лечили по какой-то ускоренной программе и чаще чем нам ставили уколы – через неделю у него самолёт до Дюссельдорфа, куда он спешил на тридцатилетие старшего сына, который живёт в Германии уже семь лет. Сваты у нас немцы, рассказывал Богдан, всё думали-думали, да и надумали, наконец, на историческую родину возвращаться, и неплохо очень даже там устроились – дом, вот,  сын достроили с тестем, второй внук родился недавно…  

А с младшим сыном Богдан вёл почти беспрерывные переговоры по мобильнику, консультируя его, подсказывая, а иногда бодряще так, призывая не расслабляться – младший остался на хозяйстве.

Из разговоров я многое узнал о свойствах, например, песка. Строительный песок, оказывается, есть разный. И какому-то нужному человеку из начальства  абы, какой продавать не следовало ни в коем разе.

К Богдану часто заходил один из лечащих врачей, судя по общению – давний и хороший знакомый.

Распорядок же больничной жизни у Генриха Рафаиловича кроме лечения состоял в том, что он часто выходил в коридор и там, на лавочке, предавался со своим ровесником, столь же азартным старичком,  прогнозам на начавшийся в Бразилии  чемпионат мира по футболу.

Прогнозам сопутствовали сдержанные споры. Когда споры переставали быть сдержанными, старички начинали дружно кашлять и расходились по своим палатам.

Однажды мы с Богданом разговорились на тему  архитектуры славного и стольного града Краснодара. Я придерживался  при этом магистральной линии:

- Своеобычный город. Со временем привыкаешь даже к его эклектике. Но лучше Барнаула, поверь мне, города не найти.

-А ко всему со временем, Сергей, привыкаешь, и тоску твою вижу и понимаю.  Я подростком с родителями три года в Норильске жил. Поверишь, нет - каждую ночь по родной Рашпилевской улице путешествовал, - степенно говорил Богдан.

Так мы любезно и продолжали бы беседовать, да дёрнул меня известно кто за язык и  высказался я по поводу неухоженности городских улиц.

- К юбилеям, к дням города, -  говорю, - Краснодар прихорашивается по поговорке: губы покрасили, помыться забыли.

Богдану это не понравилось. Очень не понравилось. О чём он, коршуном на меня глянув, красноречиво и высказался, мол, понаехало тут, критиков…+

И стало в нашей палате тихо.

Богдан только продолжал консультировать младшего сына, и я невольно узнавал, к примеру, чем среднефракционный щебень отличается от искусственного гравия.

Генрих Рафаилович вдумчиво потирая лысину, читал «Спорт-Экспресс», потом резко отбрасывал газету в сторону, выходил в коридор  и продолжал самозабвенно предаваться занятиям по прогнозированию. Однажды пытался вовлечь меня в самостийный тотализатор, но я отказался.

А тут наши с южнокорейцами ничейку сгоняли, совсем не впечатлив, главное, игрою. Утром Генрих Рафаилович раздражённо (мы смотрели ночной прямой эфир, а где - это больничная тайна) заметил: не умеют русские в футбол играть!

И вдруг, представьте себе, Богдан - выспавшийся, к футболу индифферентно относящийся (при  нашем ещё первом разговоре-знакомстве обо всём, только и заметивший, что футбол он не смотрит лет двадцать уже и, что его сильно раздражают эти, пешком бродящие по полю долларовые миллионеры) - неожиданно так ехидно у Рафаэлыча интересуется, потягиваясь при этом  могучим телом своим и грозя сим движением обрушить кроватку:

- Может я что-то пропустил? А что сборная Армении у нас в чемпионах мира ходит?

Из искры, как известно, возгорается пламя, и Генрих Рафаилович это наглядно продемонстрировал:

- Я русский армянин! Я тридцать лет в Цхалтубо прожил и там я себя называл русским армянином! Даже при Гамсахурдиа! Зачем так говоришь?! Эл бану гордз чунес? Я тебе весь состав нашей сборной назову! От Акинфеева до пижона Кокорина. Сборную Советского Союза всю наизусть знаю с пятьдесят второго года!

Генрих Рафаилович по-молодецки вскочил с кровати и вернулся в палату после обеда. А вечером опять националистический спор  возник между ними. Теперь совсем уж по серьёзному поводу.

- Армяне лучшие в мире воины! – задиристо сказал бывший житель Цхалтубо, когда Богдан с каким-то радостным упрямством стал донимать старика - в чём ещё армяне сильнее всех. – Кого больше всех из генералов и адмиралов?

- Неужели армян?

- Э!.. Не смейся, глупый!  Считай! Шестьдесят генералов и адмиралов в годы войны  были армяне. Пять маршалов. В Великую Отечественную армян погибло в боях больше трёхсот тысяч. А всего воевало шестьсот тысяч. Вот и считай! Каждый второй не вернулся. Армяне, знаешь, да? - не сдавались в плен!  Я родился в Варденисском районе.  Озеро Севан, знаешь? В каждый третий дом - похоронка. Это тебе известно? А село Чардахлу? Знаешь? Э! Ничего ты не знаешь кроме щибонки (именно так уничижительно это прозвучало, поскольку говорил Генрих Рафаилович почти без акцента). Из села ушли на фронт  все мужчины! Все до единого!   Два маршала в селе - Баграмян и Бабаджанян.  Двенадцать генералов. Семь Героев Советского Союза. Есть ещё такое село, а?!

- А украинцы с русскими по лесам прятались, ещё скажи! – Богдан уже убрал усмешку, и усы его грозно топорщились. При этом он  призывно  посмотрел на меня – что молчишь-то, славянин?!

Я высказался предельно информативно – с мальчишеских пор знаю всю героическую статистику наизусть, а недавно на уроке говорил на эту тему старшеклассникам:

- Если говорить о Героях Советского Союза в Великую Отечественную, то русских Героев  семь тысяч девятьсот девяносто восемь человек. Украинцев – две тысячи двадцать один Герой. Среди отмеченных  высшей степенью воинского отличия – белорусы, татары, евреи, казахи, грузины, армяне, узбеки, мордвины.… В минувшем апреле исполнилось восемьдесят лет, как было учреждено это звание. А победил в войне всё-таки великий советский народ.

Богдан на последних моих словах поморщился. И продолжил упрямо:

- Это всё выдумки! Славяне победили! Ну, и кое-кто им помогал!

Тут уж и я не выдержал:

- Напряги, Богдан всю свою фантазию. И представь, что такой спор у наших дедов и отца Генриха Рафаиловича случился. В госпитале. В году этак 1943-м…

Не знаю, чем бы это всё закончилось,  но в этот именно момент телефон у Богдана исполнил начало диппёпловского «Дыма над водой». И Богдан с готовностью начал объяснять старшему сыну, что всё по  – плану. Иду на поправку, ждите. И далее что-то, но уже выходя из палаты.

Генрих Рафаилович с кровати поднялся, по палате прошёлся. Потом посмотрел на меня и сказал:

- Вот у меня в  моём большом доме комнату снимает, нет! не думай! так чисто символически беру с него плату, совсем молодой парень. Русский. Спортсмен. Не пьёт, не курит. Работает грузчиком. В армии десантником служил. Как сын он мне.  Книги читает умные, выписывает их, да! Историю знает так - не вам с ним тягаться. Так он мне говорит, что спорят громче всех те, кто ничего не знает и голосом только норовит взять. А, скажи? Мудрый, хоть и молодой, да?

И опять стало в нашей палате тихо и как-то неловко тихо от такого дешёвого спора.

А через три дня нас с Богданом выписывали.

И мы чрезвычайно довольные этим обстоятельством опять стали общаться.

Я желал Богдану успешно, во всех отношениях, попроведовать старшего сына, он мне, с мягкой иронией –зорче вглядываться в красоту краснодарских заулков и прошпектов…

Старик сидел на кровати нахохлившись. Ждал.

И мы сделали то, что должны были сделать.

Ведь мы же, прежде всего люди, а потом уж представители своих наций.+

-Ну, счастливо, дидко! Бувай, здоровий! Послезавтра, врач сказал, и тебя выпишут, – обнял осторожно Генриха Рафаиловича Богдан. – Не обижайся на меня. Видишь, який громадина, а ума…

И рокотал, и  улыбался он с той мягкой, напевной обворожительностью, которую никто в мире не обнаруживает лучше и естественнее украинцев, когда они, как говорится, в настроении.

- Счастливо тебе, хлопчик, слетать. И возвращайся на родину. И сына назад тащи. А не сможешь – так внуков, нечего им онемечиваться - отечески наставлял Богдана Генрих Рафаилович. 

Я же сделал то, что задумал ещё раньше. Мне это было несложно сделать. Именно в тот год, я, восьмилетний мальчуган, был пленён навечно великой игрой – футболом.  Задержав руку старика в своей, я начал торжественно, и вместе с тем, интригующе:

- Значит так, Генрих Рафаилович. 1973 год. Золотой дубль ереванского  «Арарата». И золотой состав.  В воротах – Алёша Абрамян. Второй номер –Санасар Геворкян, третий – Арменак Саркисян. – Четвёртый, - подхватывает с повлажневшими глазами русский армянин. – Саша Коваленко. - И вместе мы продолжаем, делая при каждой фамилии жест, как будто мы поднимаем заздравный кубок. – Норик Месропян, Аркадий Андреасян, Сергей Бондаренко, Сергей Погосов, Левон Иштоян, вай! сам Эдуард Маркаров! Сурен Мартиросян, Назар Петросян, Николай Казарян, капитан команды железный Олег, - Оганес, -  мягко поправляет меня Генрих Рафаилович. – Заназанян!..

…И с этим замечательным ощущением лёгкости, возникающим, когда вы сделали невзначай  доброе и приятное, нет, не всему человечеству, а конкретному человеку, мы с Богданом и покинули нашу палату национальностей.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную