* * *
В продажном Киеве хрипят политики
И жадно требуют кровопролития.
И начинается война уродов
И мерзких выродков с родным народом.
На танках катится лжедемократия,
Стреляют в женщин, в детей каратели,
И безоружных сжигают заживо,
И пламя мечется, как встарь, - оранжево,
И дым колышется гигантским трауром,
и кровь струится по тротуарам.
Бомбёжки, беженцы…
О, Украина,
Ужели снова ты лежишь в руинах,
И вурдалаки спешат упиться
Славянской кровью братоубийства?
Над мамой, взрывом из жизни вырванной,
Перед могилой недавно вырытой
Кричит ребёнок в слезах и копоти.
А в Раде весело убийствам хлопают.

БРАТОУБИЙСТВО
Сотни лет кровь славянская льется,
и, взойдя на былинный бугор,
хан поганый и сытый смеется,
поощряя безбожный раздор.

И в разгар наших междоусобиц,
превращая поля в пустыри,
к непонятным делам приспособясь,
богатеют средь нас упыри.

И глазами Бориса и Глеба
в каждый братоубийственный час
из бездонного синего неба
смотрят древние предки на нас.

ЧЁРНЫЙ ДЫМ
1.
Хохочет на горе шайтан:
Славяне вышли на майдан,
Покрышки жгут, кричат в чаду –
Столица древняя в аду.
Слетел на Киев-град дракон,
Чтоб сжечь порядок и закон.
Огонь ползёт свиваясь в жгут –
Тараса Бульбу ляхи жгут.

Славяне! Ваша ль здесь гроза?
Несите к людям образа!
Когда идёт на брата брат,
Сам сатана безбожно рад.
Когда мы врозь – нам к смерти шаг,
Когда мы вместе – гибнет враг.
Где Святослав, где князь Олег?
Течёт кровь русская на снег,
Течёт, который век течёт…
По хатам свищет, рыщет чёрт.
Не чёрный застит дым окно –
Над Украиной флаг Махно.

2.
И вот шумит Верховна Рада,
А в ней сидят исчадья ада,
Продавши совесть, честь и души.
У них торчат по-волчьи уши:
Без мочек, в стороны торчком.-
Ни дать, ни взять – родной ревком.

Шуми, шуми Верховна Рада –
Ума тебе не много надо,
Чтоб русский памятник свалить
Иль православный храм спалить,
Иль кровь славян опять пролить.

Гуторьте на родимой мове –
Приедут – ждите! - к вам панове
И привезут вам шекеля.
О, где ты, Русская Земля!
Ужели скрылась за холмом?
Сверкает в тучах тёмных гром…

3.
Когда ж разверзся чёрный дым,
То мы увидели,
что Крым
С российским флагом!..
Но волки рыщут по оврагам,
По всем яругам Украины
Щетинят злобно волки спины.
Иль то в их облике чинуши -
У них торчат по-волчьи уши…
Завыли, позабыв о мове
И жадно жаждут жаркой крови,
И жаждут крови не овечьей,
Славянской, крови, человечьей.
И шепчет им Барак Обама:
«Всё будет, братцы, без обмана!»
Уплачено. Не спорьте с ним…
А, может, это чёрный дым?

ЮЛЬКИН БУБЛИК
Юлька «бублик» на голову -
И айда на майдан!
Мужика свалит голого,
Чтоб прорваться к верхам!
Говорит, москаляки
Виноваты во всём,
Вздрючим их на голяки,
Гарно мы заживём.

Эта баба орущая,
Так её евромать,
Из ракеты-оружия
Рвётся нас расстрелять!
Эту дочь армянина
Разбирает разбой -
Словно смерть Украины,
Приведенье с косой.

Бабки губы развесили,
Лижут Юлькин портрет.
Хлопцы хлопают весело...
А страны-то уж нет.
Крым давно промайданен,
Промайданен и газ,
Зарубежные мани
Промайданят сейчас.

Украина-республика,
Не погасни в толпе -
Юлька дырку от бублика
Обещает тебе.
Украина свободная,
Братский мудрый народ,
Верю сила народная
Проходимцев сметёт!

РУБЕЖИ
       На выход посмертного сборника стихов
       А. С. Зайца («Вся жизнь», М.,2004)
Вот поэт -
Анатолий Семенович Заяц.
В этой книге стихов
слышен плач окарины.
Он в последние дни,
смертной мукой терзаясь,
дотянуться хотел
до родной Украины.

А страна, как и он, -
вся синела рубцами!
Все под нож -
от столицы
до дальней станицы!
От Курил до Карпат
пролегли между нами,
как надрезы по телу,
больные границы.

Рубежи, рубежи -
незажившие раны.
Зашумело враждою
славянское поле,
и ударило горе
в перекрестие рамы,
и душа содрогнулась от боли.

Один режет поэта,
другой - государство, -
все ножом по живому, все больно...
Анатолий Семеныч,
Вам небесное царство,
на земле Вы всего натерпелись.
Довольно!

Как живется теперь Вам
в заоблачной куще?
Что останется нам
от былой Украины
в этой жизни болезненной,
быстротекущей?
Неужель ваши вирши
да плач окарины?
2004

СВЯТЫНИ
Когда народ плюет в свои святыни,
прольется горе горькою рекой:
нагрянет мор,
и закрома пустые
откроет смерть костлявою рукой.

И на страну слетятся иноверцы
со всех сторон, как стаи воронья,
и, с болью вздрогнув,
оборвется сердце
от наглых криков, подлого вранья.

Чтобы не жить
среди руин в пустыне,
чтобы друг друга нам не убивать,
не отвергайте отчие святыни:
другим, -
поверьте, -
больше не бывать!

КОХАНА
Стало слышно в потёмках далёкий ручей.
Всё весеннею силой наволгло…
От столичного шума, от подлых речей
отдохнуть я приехал сюда ненадолго.

Твоя хата тут с краю, и ты молода, -
как вот эта весна, засветилась невестой.
То ли вишня цветёт, то ли это фата,
то ль качнулась в окошке твоем занавеска.

Выходи в переулок, кохана моя, -
я тебе подарю черевички!..
Украина!.. До боли родные края!
Позабытые Богом кулички.

То, что было нам близко, теперь далеко.
Но пока делят Крым, делят Раду,
сад сбежал, как на кухне твоей молоко,
белой пеной в овраг сквозь ограду.

Соловейко запел где-то возле ручья.
Как свежа гроздь сирени тугая!
Выходи за калитку, кохана моя!
Что делить нам с тобой, дорогая?

СТАРЫЙ ДОМ
Слегка подрагивает дом,
когда проходит поезд.
Писатель в старом доме том
слагал о прошлом повесть.

Жужжит оконное стекло,
в шкафу звенит посуда.
А в доме тихо и тепло –
везде следы уюта.

Но подступает к сердцу мрак
и тишь из переулка,
едва затихнет товарняк
в ночи, сырой и гулкой.

В сознанье плавают стихи,
как рыбы в тесной верше,
и различаются шаги
людей, давно умерших.

Нет в старом доме никого,-
покой стоит в нем ровно…
И слышно, как скрипят его
под грузом лет сухие бревна.

Здесь явь загадочней, чем сны,
и веет Русью древней,
и звездной россыпью полны
за рамами деревья.

В ТЁМНОМ ХРАМЕ
Вечерами в тёмном храме
загорается свеча
и горит в разбитой раме,
перед бездной трепеща.

На горе стоит высокой
позабытый древний храм -
отдалённый, одинокий,
недоступный больше нам.

Заросла к нему дорога.
Кто ж в него опять зашел
и опять во имя Бога
в темноте свечу зажёг?

Или ангел то незримый
искру выронил, спеша,
или чья-то тень из Рима -
многогрешная душа?

В рваной кровле над горами
долго ветер будет выть,
но свечи святое пламя
он не в силах погасить.

Значит, всё же есть спасенье,
воскресенья чудеса?
Из пустого храма пенье
улетает в небеса.

* * *
(Икос 12)
Христос, ты цвет благоуханный –
Овей мне душу ароматом,
Ты весь - тепло любви желанной, –
Согрей меня лучистым взглядом.

Христос, ты камень драгоценный –
Блесни животворящим светом,
Ты солнце правды вдохновенной –
Сияй врагам прямым ответом.

Ты свет святой, ты свет воскресный –
Простри над бездной луч спасенья,
От всех грехов, от всех болезней
Пошли скорее избавленье.

Христос, ты чудный храм надежды –
Впусти меня под вечны своды,
Даруй мне белые одежды –
Укрой от зла и непогоды.

Приди ко мне Христос-Спаситель,
Исполни благодатной силой,
От вечных мук неугасимых
Спаси, Сын Божий, и помилуй.

ДИАЛОГ НА МАЙДАНЕ
- А есть ли в Европе галушки,
А сало солённое есть?
- К обеду там только лягушки.
- Тады туды не хрен нам лезть!

- А гарны ль в Европе дивчины,
Окажут ли нам они честь?
- Мужчин там кохают мужчины.
- Тады туды не хрен нам лезть!

- А много ли газу в Европе
Мы сможем себе приобресть?
- Не больше, чем в Манькиной ж…….
- Тады туды не хрен нам лезть!

СТАЛИНГРАДСКАЯ МЕТЕЛЬ
(Рассказ фронтовика)
1.
Ревел мотор, полуторка дрожала.
Навстречу мёл зловещий снегопад.
Снегам конца не видно и начала –
Как отыскать дорогу в Сталинград?

Повсюду степь. На ощупь фары рыщут –
Среди снегов пытаются найти
Хоть колесо, хоть старое кладбище –
Какие-нибудь признаки пути.

Да где там! Всюду степь немая,
Повсюду мёртвый безответный снег…
А что вдали торчит, напоминая
Ряд придорожных странноватых вех?

Буран замёл следы дороги чисто,
Но мы туда рванули наугад,
А там… обледеневшие фашисты
Вдоль трассы всей навытяжку стоят.

Проедешь метров сто - и снова немец
Стоит в снегу по пояс, неживой…
Стрелял в солдат, насиловал он пленниц
Вот этот столб застывший верстовой.

Но, в плен попав, погиб он не от пули,
А от мороза одеревенел.
Его проезжие в сугроб воткнули
Заместо вехи – в том его удел.

Здесь гнали пленных, и они, как мухи,
Едва живые пО снегу ползли…
Толкали в спину вьюги-заварухи
Больных завоевателей земли.

Валились фрицы пленные в сугробы..
Немые немцы … Мертвецов парад…
Мела метель – уже без всякой злобы …
К живым мы пробирались в Сталинград.

2.
Метель - по всей России!..
Эк, намело - по грудь!
Снега летят косые
и некуда свернуть.

Гляди, собьются кони-
задаром сгинешь вдруг....
Как при Наполеоне,
снега свистят вокруг.

Снега летят, как стрелы,
как сонм стрибожьих стрел!
И ружья поржавели,
и порох отсырел!

Нет прежнего задора,
фанфар померкла медь.
Морозец гренадеров
дерет, как злой медведь.

До Франции едва ли
своей они дойдут -
сугробы их завалят,
их волки загрызут.

Их с честью не схоронят,
не примут небеса -
голодные вороны
им выклюют глаза!

А вслед за ними фрицы
разрозненной гурьбой
бредут, понурив лица,
дорогой древней той.

По всей Руси останки
разбросаны врагов.
Примерзли насмерть танки
среди немых снегов.

Бескрайняя Россия,
метель заносит путь, -
снега летят косые
и некуда свернуть.

ВОЙНА МЕРТВЕЦОВ
Над нашим народом взлетели тарифы -
Кружат, как в степи двухголовые грифы.
И галочки Коха, Бурбулиса, Грефа
Слетают с отчётов, как чёрные трефы -
В руках шулеров, проходимцев, воров
Они превращаются в стаи ворон,
И мчатся ордою на пир похорон.

И крестятся бабки: «Господь, нас спаси!».
И стрелы летят к нам из древней Руси, -
Незримые, насквозь незваных пронзают,
А те, что их смерть просквозила, не знают…
Рулеткою над разорённой империей
Кружатся, роняя чугунные перья.

Но мы уж не слышим тяжёлые взрывы,
И сами никак не поверим, что живы,
Ведь сделали всё, чтоб мы больше не жили:
Разъяли страну и народ отравили,
И каждой семье в самой дальней сторонке
Приносят счета, как с войны похоронки.

ОТЕЦ
Отец согнулся - шуршит, строгает,
ворчит устало - судьбу ругает.
А то забудется,
поет чуть слышно
у верстака,
под белой вишней;
отложит в сторону свои рубанки,
достанет гвозди из ржавой банки,
брусок обструганный
с бруском сбивает
и за работой
все забывает...
Весенний ветер сирень колышет.
смеется батя, мол, всё бывает.
А в волосах его
снежок колымский
который год никак не тает..

* * *
Умер фронтовик в своей квартире
с холоду и голоду... Примерз
к полу... Вот такие вот картины,
вот такой диагноз и прогноз.

Все у нас давно поотбирали,
скоро будут воздух продавать!
Ветерана ломом отдирали,-
это легче, чем отогревать.

А метель мела на всю катушку.
нету сил в телеэкран смотреть:
шепелявит в микрофон старушка,
что надежда только лишь на смерть,

что в войну намного было легче,
что тогда не мерзла так страна...
Как ей объяснить, что нам на плечи
навалилась новая война?

Фронт незрим и мерзкий враг невидим,
мрет народ спокойно, без стрельбы.
Кажется, зимой, куда ни выйдешь, -
не сугробы всюду, а гробы.

Голосуйте, голосуйте, люди,
верьте в лохотроны и успех,
только не забудьте, как в Усть-Куте*
умер этот русский человек.
________
* Город в Иркутской области, где в 2003 г. произошел этот случай.

ПИСЬМО ВЕТЕРАНА
«Товарищ Сталин, если бы вы видели,
что сделали с великою страной
враги народа и вредители!
Такое даже не сравнить с войной!

Отторгнута треть лучшей территории,
в Манхэттен превращается Москва,
про нас во все учебники истории
змеиным ядом вписаны слова.

Как после атомной бомбардировки,
промышленности сектор опустел,
и человек в промасленной спецовке
остался нынче как бы не у дел.

Сейчас в чести воры и спекулянты,
предатели теперь на высоте:
они все - расфуфыренные франты,
а мы живем в грязи и нищете.

Товарищ Сталин, нас осталось мало,
но прикажите - и нам хватит сил!
Отряхивая землю, генералы
на бой последний встанут из могил!»

Так ветеран писал…
                             Куда же это
письмо отправить? Некому служить.
И приказал он, не вскрывать конверта
и в гроб его с ним вместе положить

РУССКАЯ ЯБЛОНЯ
Степь повсюду голая
И на сотни вёрст
Лишь один бурьянище
В человечий рост.

Ни села, ни хутора
Не видать окрест,
Ну откуда яблоня
Среди этих мест?

Старая, горбатая,
Чёрные сучки, -
Одичало дерево
И плоды горьки.

Следопыты шустрые
Объяснили мне:
«Кто-то похоронен здесь
в спешке на войне».

Засверкали заступы,
Кирки, топоры.
Кто прикопан наспех
Был тут до поры?

Оказалось – немец…
Шёл он без дорог
С надписью на медной
Бляхе: «С нами Бог!»

Шёл в рогатой каске
С верою в блицкриг.
Не услышал сам он
Свой предсмертный крик.

Вот держу я череп
С пулевой дырой.
Что же ты оскалился,
Доблестный герой?

Для отваги шнапса
С фляжки пригубил
И попутно яблоком
Русским закусил.

Знать, со зрелым семечком
Проглотил куски,
Из него и выросло
Дерево тоски.

Посреди Европы
Надо, может быть,
Яблоню на память
Эту посадить.

Чтоб потомки рыцарей,
Родовых господ
Сморщились, отведав
Пораженья плод.

Чтоб сказали, вспомнив
Скорбные деньки:
«Яблоки раздора
до смерти горьки!»

ВОРОНЫЕ
         Се – последние кони!
                     Юрий Кузнцов
Всюду подлость, согбенные выи,
вновь предательство стало с руки -
за развал, за разврат не впервые
на княженье дают ярлыки.

Словно клички в тюрьме воровские
имена инородных господ.
«Эх вы кони мои вороные», -
ветеран в переходе поёт.

На груди у него две медали -
за отвагу, за город Берлин…
Вороные давно ускакали -
не морочь ты меня, гражданин.

Вороные давно уже сдохли,
Мерседесы не вытащат Русь,
ну а я к буржуинам в оглобли
запрягаться уже не берусь.

Не терзай меня аккордеоном!
Смолк старик…
А вокруг всё равно
вороные летят эскадроном,
словно в кадрах немого кино…

КУЛЬТ СМЕРТИ
Культ смерти в стране процветает. –
Кладбище, гробы в новостях,
И запах тлетворный витает –
Здесь всё на крови, на костях.

Приспущены в трауре флаги,
И пресса – что стая ворон! –
Опять налетает в отваге
На дьявольский пир похорон.

Процессия… Гроб крупным планом…
Вот речь президент говорит
Над «Курском», потом над Бесланом…
Конца, видно, этому нет!

«Булгария», «Лошадь хромая» …
В стране за бедою беда!
Круша на пути всё, сметая,
На Крымск покатилась вода!

А телеканалы до рвоты
Вещают – до горестных слёз,
Как бьются в стране самолёты,
Летят поезда под откос…

Пылают деревни и склады…
Текут триллионы с казны,
Но всюду сидят казнокрады,
«Козлов» подпирают «козлы».

И слышится голос утробный
Откуда-то из-под земли:
«Подобное станет подобным –
вы смерть над страной возвели.

Когда-то был культ человека,
Здоровья, труда и семьи,
А ныне в стране – культ калеки,
Культ смерти, насилья, тюрьмы.

Взрываются ваши жилища,
Сужается жертвенный круг,
И Кремль превратился в кладбище –
Могилы, могилы вокруг»…

* * *
Над разорённой Россией ржет «Аншлаг»,
ржут мужики, напялив бабьи юбки,
и власовский вознесся флаг
над нами, видно, тоже - ради шутки.

Заткнешь себя руками, чтобы срам
не видеть и не слышать больше,
и думаешь: «Доколе нам,
доколе нам терпеть все это, Боже?»

Средь нищеты поёт, пирует тварь –
в том механизме черт завел пружины.
Но ты очнись - и в колокол ударь
и разбуди победные дружины!

И в шлемах - наподобие ракет,
полки восстанут, и, врагов смятенных
повергнув в ужас, полыхнет рассвет
над Русью грозной от щитов червленых.

Сверкнув штыками, под Бородино
поднимутся убитые солдаты,
и оборвется подлое кино
и смеха идиотского раскаты.

На полуслове смолкнет депутат
проплаченный, прокрученный, проклятый…
И во весь рост поднимется сержант,
как в сорок первом, и пойдет с гранатой.

И грянет неподкупный, грозный суд!
За чемоданы схватятся «семейства»,
но их уже ни банки не спасут,
ни бункеры…
           Ну, что ж вы?
                    Смейтесь!

НАШЕСТВИЕ
Будто бы нашествие Мамая
прут они – несметная орда:
вековой уклад Руси ломая,
мирно занимают города.

Перепродают, перекупая,
сыто ухмыляются в усы…
Правосудье – статуя слепая –
тянет на их торг свои весы.

Чаша – как настроенная мина…
Взвешивай!.. Нет силы больше ждать!..
Кто-то за два грамма героина
полстраны готов уже продать!

В КРУГОВОРОТЕ
           "...бес нас водит, видно,
              Да кружит по сторонам"
                             А.С. Пушкин
Во тьму кромешную - вперед
Состав по стыкам полетел.
Грохочет мусоропровод –
московский метрополитен.

Мы под землёю в царстве тьмы!
Вот крУги ада, человек,
где круговой порукой мы
друг с другом скованы навек!

И кто мне голову вскружил,
какой идеей, боже мой?
В каком я веке страшном жил,
как возвратиться мне домой?

Нам словоблудья не избыть,
мы в центрифуге лет и зим
не можем прямо говорить –
вокруг да около мудрим.

Кружит нас бешено метро,
и мысли кружатся хулой,
нам скоро вывернет нутро
круговращенье под землёй.

И наверху лицом к лицу
(держись за поручни, а то...)
нас автотрасса по кольцу
вращает день и ночь в авто.

Летит, вращается Земля
и звёзды - кругом голова!
Аптека, улица, семья.
Санкт-Петербург, Нью-Йорк, Москва.

Порви скорей порочный круг,
круг наших "завтра" и "вчера",
попробуй вырваться из рук
невидимого гончара.

И я хотел бы напрямик,
и я хотел бы напролом,
но не могу, но не привык
с размаху в стену биться лбом.

Свистят секунды и века,
проходят миллиарды лет.
О, центробежная тоска,
ужель тебе исхода нет?

* * *
Посыпал снег -
              легко и густо,
и всю окрестность замело!
Ещё вчера мне
               было грустно,
а нынче - тихо и светло.

Как будто я обратно молод,
как будто Бог, прочтя стихи,
за чистый ландышевый холод,
простил мне прошлые грехи.

А снег летит, летит в ладони
и от мороза так тепло!
И чувство в сердце молодое –
что делать? – снова расцвело

* * *
Снег валит - деревни не видать,
не найти тропинок поутру!
Буду здесь, тоскуя, зимовать,
как журавль, прикованный к ведру.

Буду чувства чистые таскать
из глубоких недр души своей.
Отпусти меня, моя тоска,
догонять высоких журавлей!

Все бело. Полей печален вид.
Разгулялась сельская метель.
Кандалами целый день гремит
над колодцем старый журавель.

Но когда он закурлычет вдруг,
и, расплескивая воду из бадьи,
в небеса рванется из-под рук, -
сердце обрывается в груди!

РОЖДЕСТВО
Я сегодня пленен тишиной.
Снегом ветки берез перегружены,
А снежинки летят и летят надо мной
И плетут свое легкое кружево.

Все в снегу – старый кремль, монастырь…
Ой, зима, ты совсем не суровая!
Как веселый румяный снегирь,
По бульвару шагает суворовец.

Снег летит и летит в тишине,
снег летит осторожно, торжественно…
И трамвай, и огни, и герань на окне -
Все мне кажется сказкой рождественской.

СНЕГИРЬ
До свиданья, снегирь. Вот и кончились сроки
снеговой канители, морозной мороки.

Открывает просторы великие солнце.
Прилетел ты проститься ко мне под оконце.

Как мы славно с тобою, снегирь, зимовали!
Были хлебные крошки –
                      всей гурьбой пировали!

Я чуть свет поднимался на твой свист удалой.
Ты скакал по сугробам, как солдат молодой!

И навстречу друзья твои, малые птахи, -
нараспашку летят - в русской красной рубахе!

А метель как завоет по выстывшим трубам!
Мол, сейчас я озноба поддам жизнелюбам!

Ну и что? Мы от родины не отреклись,
только крепче характером добрым сошлись.

Мы в беде научились беду забывать.
Было весело нам у окна горевать!