Светлана ДЕМЧЕНКО (г. Львов)
"Тайновидение" духа

Эту ехидную злопыхательскую интонацию диктора в новостной программе по местному радио никак не убрать из памяти, де-мол, «наших» (воинов украинской армии) погибло за время «ато» около двух тысяч, зато «колорадов» — более четырёх… Какой ужас: радоваться гибели людей, не задаваясь вопросом, а во имя чего и почему, по какому праву у них отбирают жизни?! Кощунственной бесчеловечности сегодня нет предела. Как и неправедности всего происходящего на юго-востоке Украины.

Это никого не оставляет равнодушным. Есть достаточно много толкователей происходящего. Кому-то хотелось бы оправдать вопиющие зверства карателей (не имеет значения под каким соусом — либерального сюсюканья, или исторической мести, то ли геополитических расчётов), кто-то хотел бы «по-хохляцки» не замечать их, — «моя хата с краю, я нічого не знаю». Но есть правда, от которой никуда не деться.

Я далека от того, чтобы здесь разбирать все хитросплетения, на самом деле, спровоцированного международного конфликта. Скажу лишь, что сердце болит за святое: нельзя рушить вековую дружбу наших народов, православный мир силён лишь своим единением, а не разобщением.

Увы, государства «Украина» ныне нет, есть земля, родная и близкая, на которой многие из нас выросли. Её уже топтал фашистский сапог, и нельзя допустить, чтобы это повторилось. Теперь не только белорусская, но и одесская Хатынь, взывают к этому.

* * *

Поэтому такие произведения, как «Засечная черта» Н.Иванова, не просто читаются. Они впечатываются в наши читательские эмоции и оставляют в душах   засечки навсегда.

Моё читательское восприятие повествования именно такое, тем более что прочитала, пожалуй, первое прозаическое художественное произведение о нынешнем дне событий на юго-востоке Украины, которое не столько соотношу с формой новеллы, сколько с художественно-публицистическим очерком. Да простит мне автор эту литературоведческую вольность.

Что прежде всего хотелось бы отметить?

Актуальность темы. Не в избитом смысле. Ведь актуальная литература – это не литературный мейнстрим, как и не пересказ происходящего, этакое «бухтение» на тему дня.

В истинной актуальности — философская весомость, интерпретирующая реальность, исходя из гораздо бoльшего, чем простая злободневность. И этим «бoльшим» в данном случае выступает судьбоносность, связь прошлого с настоящим и будущим. Сегодня нет человека на той же Украине, который не задавался бы вопросом: к чему приведёт затеянное антинародным режимом противостояние на Донбассе, какое будущее уготовано его народу? Возможно ли прощение непрощаемому: измене дружбы братских народов?

Ответ на этот вопрос — это, если угодно, негласный «социальный заказ». Но заказ не просто на освещение тех или иных фрагментов реальности, а на те её смыслы, которые в какой-то степени подспудны, но наиболее насущны в наше время. А таковыми сегодня являются пути сохранения дружбы и сотрудничества России и Украины, преодоления последствий развязанной олигархатом войны на Украине против собственного народа?..

Писатель глубоко проникает в тонкую психологию военного противостояния, которое несёт разруху и горе людям. Сцен этой беды в повествовании более чем достаточно, что, кстати, характерно и для других работ Н.Иванова. Автор не сотрясает воздух лозунгами и выводами, а оставляет значительный эмоционально-психологический люфт для читательского осмысления происходящего.

«Спрыгнул с БМП, удерживая от тика щёку, полковник. Неожиданно сделал то, что обязано было исходить, наверное, от меня — перекрестился. Знать, повидал и прочувствовал за время нашей разлуки что-то более значимое в этой жизни. Он уводил от могил моих родных и близких, к которым я ненароком, думая только о военной выгоде, привёл войска собственными ногами, войну. Словно заглянув в неведомые мне глубины, полковник распознал какую-то неправильность сделанного мной, и теперь прикрывал не только страну, выделенный ему участок границы с моим селом, но и лично меня. Уралец оказался мудрее на ту самую контузию, которую заполучил без меня на одной из войн».

Здесь авторский художественный взгляд видит зорче: русские не принесли эту бойню на Украину, а сами украинцы собственноручно разожгли её, и всё, что может теперь «уралец», — помочь понести меньшие потери, спасти и защитить невинные жертвы конфликта. Вглядываясь в суть происходящего, писатель исподволь нащупывает те моральные скрепы, которые держат человека в рамках приличия и человеческого достоинства.

* * *

Литературное поле у Н.Иванова не расползается, а, наоборот, фокусируется на главной, весьма удачной метафоре — образе «боли», содержание которой из физической плоскости перенесено в духовную, морально-нравственную сферу.

Этот образ – полноценный активный персонаж повествования, который возникает и заявляет о себе с первой же строки текста.

«В Россию текла боль. Она с усилием переваливала своё рваное, длинное тело через косогоры, глотала пыль с терриконов и собирала для пропитания колоски среди сгоревшей на полях бронетехники. Она из последних сил тащила себя на костылях, её толкали в детских колясках и несли спеленатой на руках. Везли в набитых нехитрым скарбом машинах. Именно по ним, по машинам, и узналось: а боль-то сама по себе бедна, богатые на таких стареньких «Жигулях» не ездят».

Известно ведь, что «боль» в прямом значении слова — «неприятное сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения…».

Но вместе с тем, она и «нечто большее, чем чистое ощущение, связанное с существующим или возможным органическим повреждением, поскольку обычно сопровождается эмоциональным переживанием». — Эмоциональным переживанием русского человека за украинских братьев, друзей, близких. Ведь историческая «телега» у всех нас одна, общая.

«Потому что наша телега с дедом Федей – она тоже из той, общей боли, что течёт к нам с юго-востока. И как желал командир, но как пока не будет на самом деле, – пусть окажется последней».

Увы, не будет, не получится. Природа общественной боли такая: нескончаемая. Зло рождает её, лелеет, грозится превратить в вечность. Но она не сдаётся. И так веками.

«Её останавливала, пытала и исподтишка пинала на блок-постах родная украинская армия, обвиняя в предательстве и грозя то ли отлучить от родины, то ли наоборот — никуда не выпускать. При этом боль сама могла тысячу раз, ломая шею, сорваться с крутых склонов, свалиться с искорёженных пролётов на разрушенных мостах и навеки остаться на родной земле под наспех сколоченным крестом. Но всякий раз она находила и находила силы двигаться дальше. Её двужильность удивляла, это нельзя было ни понять, ни объяснить. Особенно тем, кто не видел, с какими муками она рождалась под минами в посёлке Мирном».

Почему так? Откуда эта «двужильность»? Да потому, что даже в физическом плане, боль — компонент защитной системы. А уж в переносном, — мобилизующий стержень, тем более, если рождён борьбой со злом. Автор мастерски подводит нас к мысли, что боль за всё родное, укрепляет дух.

Она неизбежна в любом противостоянии, её надо вынести, говорят нам ивановские персонажи, как бы, помня древних, что «умение терпеть боль — настоящее оружие воина. Научись этому, и тебя никто не победит». В таком умении заключена сила воли и духа.

И это «тайновидение» духа в работе Н.Иванова сродни пророчеству: ополчение, простые люди выдержат свалившееся на них горе, ибо они не одни,- с ними Россия.

И что примечательно: читая, ловишь себя на мысли, что всё происходит с тобой (а ведь и вправду – с каждым из нас); ты мысленно не мечешься в непонимании (знаешь наверняка: там на Донбассе гибнут родные люди по духу и крови); и глубина твоего человеческого переживания не мелеет от узнаваемости известных событий, а, наоборот, заставляет сопереживать и соучаствовать в происходящем.

Не иначе: здесь срабатывает и магия художественного слова. Оно знаковое. Уже хотя бы в силу того, что со знанием дела вбирает в себя реальность, словно ненасытное существо, глотает её проявления, не оставляя «объедков» в виде суесловия.

«Севастопольский вальс» «только что, этой весной прозвучал для России, и весь мир в оцепенении осознал её величие и силу: когда возродилась «Рашка», когда вышла из-под послушания немытая Рассея? Ведь к слабым целыми полуостровами не уходят!».

Вот так красиво и иносказательно можно поведать о мощи России, поддержать возвращение Крыма в своё историческое лоно.

Такой не показной, спокойной жаждой смысловой насыщенности Н.Иванов, словно стремится вытравить из действительности ложь, приобретшую ныне некую правдивую видимость для непосвящённых жителей Украины и стран Европы. А этой неправды СМИ на Украине и Западе ушатами ежедневно выливают на наши головы. О! Как бы всем хотелось рассорить наши народы!

* * *

Сегодня корпоративная этика делает торжество литературной посредственности знамением времени, даже публичная порка, видимо, мало кого и чему учит. Хотя, «порки» этой в нашем цехе практически и нет.

Тем более ценно рассматриваемое произведение Николая Иванова. Автор ответственен перед собой и читателем, у него есть художественная и нравственная совесть: он реалистично доносит до читателя всё то, что видел сам, что переживают люди на Донбассе.

И это не примитивное «глазение»; мы видим не наносное, а подлинное человеческое переживание, включающее не только душевность, но и, исключающее лживость, слово. Это и рождает доверие к писательскому голосу. Тем более, что его личный военный жизненный опыт – это часть всеобщего народного опыта, его истории, старших поколений.

«Рывок на скорости не долгий — пошли рытвины от плугов. Они перед нашим сельским кладбищем и словно тормозят ретивых – к нам торопиться не надо. Не будем. Там уже лежат моя бабушка, первая учительница, облучившийся в Чернобыле друг. Стволы синхронно, как на плац-параде, кланяются их могилам, и вслед за оружием, вроде бы просто потому что качка, кланяюсь и я. Вот, привёл защиту. Теперь можете лежать спокойно. Может, и хорошо, что не дожили до таких времён…».

Художественная эмоция всецело владеет писателем, включая его внутренние порывы; едущий по израненным дорогам Донбасса, он уже солдат, а не просто гость, писатель-отпускник; он участник здешних боёв и событий.

Его собственное «я» расслаивается на множество ролей и функций, сливается с ополченским явлением, с теми земляками, кто повстречался ему в пути. Никакого перенасыщения личным присутствием, и это композиционно и стилистически вполне оправдано.

«Господи, как всё вдруг сошлось около деревенской телеги. И боль, что текла из Украины в Россию далеко-далеко отсюда и, казалось, не затронет меня вживую, вдруг выцелила острием в самое сердце. Дотянулась через сотни километров, отыскала меня средь перелесков, пронзила, заставила бессильно замереть. И я со своей — не своей колонной, опоздавший на какие-то сутки. Авось бы наш проезд утихомирил горячие головы там, за берёзовыми дубками, вдруг непреодолимой стеной разделившими всех, кроме контрабандистов».

И здесь просматривается символика авторской мысли, за ней — и надежда, и указание на общность испытания этой болью, на возможность как братской поддержки, так и необходимость собственных усилий.

«Боли нынешней тоже не гарантировалась безопасность и потому она вместе со всеми мечтала лишь об одном — побыстрее увидеть засечную черту. С пограничными вышками. С русскими солдатами на них. Там, за их спинами, за их оружием и могли прекратиться все мучения. Но не торопилась, не спешила открываться граница. Словно, оберегая собственный дом от близкой войны, оттягивала и оттягивала засечную черту вглубь России. А может, просто давая людской боли возможность испить свою чашу до дна».

* * *

Радует оптимистическая нота, звучание которой нарастает по ходу освещения сюжетной линии.

«А может, как в былые времена, станцуем вместе? Ради будущего. Оно ведь всё равно настанет, на Луну друг от друга не улетим. А вот Америка останется за океаном, его не выпьешь. Так что, приглашаем! Пройдём по острию каната, как шутят в армии. Училища-то заканчивали одни и те же, ещё пока есть за что зацепиться в общем прошлом. В нём не называли презрительно фронтовиков колорадами, портрет фашиста Бандеры не висел в государственных кабинетах, от русской речи скулы не сводило…».

Читательское спасибо Николаю Иванову за его «тайновидение духа» (по Ф.Достоевскому) братства народов, за то, что он подарил нам литературное повествование, вселяющее веру в единение русского мира.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную