Николай ДЕНИСОВ (г. Тюмень)

ДВЕ ПОЭМЫ

ЗМЕЯ НА СОЛЁНОМ
Описываемые ниже события имели место на целебном озере Солёное, близ села Окунёво Бердюжского района, на границе Тюменской области с Казахстанской степью - в лето 7508 года от сотворения мира, в 2000 году от Рождества Христова.
                                        Автор

1
Первой Люба решилась - и сходу,
Возмущая спокойную воду,
Упоительно плюхнулась: «Ух!»
Так и прянул упругий, застойный,
Погребной, не смертельно убойный,
Солонцовый, целительный дух!
Люба сразу в пылу и экстазе
Забурилась в целебные грязи, -
Ледниковой эпохи замес.
Следом мы полуголой ватагой,
С безоглядной туземной отвагой
Погрузились в лечебный процесс.
Поврачуем суставы и спину,
Пополощем водичкой «ангину»,
Помечтаем о сытном борще,
Размышляя о жизненной связи
Идиомы «Из грязи да в князи!»
О житье, о бытье вообще.
Рыбка в море, корыто разбито,
На Гавайях-Канарах элита,
На Солёном - «совковый» народ.
Кто ты нынче, поэт именитый,
Иль степняк, ревматизмом побитый?
По раскладу элитному - сброд!
Словом, Люба к раскладу приспела
Наперёд нас!
И вдруг побелела,
Заметалась, сама не своя,
Как по углям горячим, босая,
Мезозойские хляби пронзая
Переулочным криком:
- Змея!..
- Где Змея? -
«Паруса» наших плавок
Не встречали тут даже пиявок,
А уж змей - отродясь и вовек!
- Во-о-н, однако! - казах замечает,
Головою, как кобра, качает.
Пригляделись - в себе человек!
А Змеища по озеру рыщет:
Сатанинский оскал!
И глазища! -
Позавидовать впору сове.
Мы, как зомби, недвижны и немы.
Тихий ужас…
Развитие темы
Во второй судьбоносной главе.

2.
Нет покоя на Русской земле!..
Президент в самом пекле, в Кремле,
Тоже мечет державные искры.
Кто-то нынче падет под топор?!
- Олигархи? Вас ждет прокурор!
Пусть войдут силовые министры.
Президент в ситуацию вник:
Со споранок какой-то мужик
Из Бердюжья трезвонит надсадно,
Не звонки - обдирающий душ:
«Срочно вышли хоть пару «катюш», -
Мы ответим Змее адекватно!»
Бросил трубку:
- Ну что за народ?!
Нет самим бы в обход или в брод,
Окружить и держаться стеною! -
Посмотрел в заоконный простор:
Колыхался с орлом триколор,
Солнце встало. И пахло войною.

- Ваше слово, министры войны?..
А министры вошли - хоть бы хны,
Словно только пленили Хаттаба.
- Дайте карту…
Бледней белены
С трёхверстовкой возник из стены
Офицер Генерального штаба, -
Указал на «квадрат», на «дыру»,
На жестокие промахи ГРУ
В обретенье геройского духа:
«А у Змей нынче самый балдеж!
Погранцы не сработали то ж,
Проморгали. И всем - оплеуха!..»
- Не скулите! Я поднял полки,
Как Верховный, согласно закону!
Напружинились силовики,
В ясных взорах сверкнули штыки,
Встрепенулись орлы на погонах.
- Поручаю, товарищи, вам
Оценить всю серьезность момента....
Напружинились! Руки по швам!
И - глазами едят президента.
Оба -двое готовы в бою
Хоть сейчас умереть на Солёном,
До седьмого колена Змею
Истребить!
И зачистить ОМОНом!
- Моджахедов пора проучить!
- Словим всю их кровавую банду!
- Исключается! Будем мочить!
Передайте дословно десанту.

Но недаром зияла «дыра»,
А в «дыре» однозначно сквозило,
Чтобы войско не только «ура!»,
И набором калибров разило.
Для острастки нашли моряков,
А для шмона и общих затирок -
Три телеги латышских стрелков
И отряд вертухаев с Бутырок.
Маскируясь под общую стать,
Со щитами, ну как исключенье,
И ОМОН, что горазд побеждать
Стариков лишь, вступил в ополченье!
Жириновцев ловили везде,
Чтоб бесстрашно - без шума и пыли
Поплескались в целебной воде,
Сапоги да и морды помыли.
Провожали, как на целину,
По саперной вручали лолатке.
Словом, третья глава про войну,
Про Змею. И подробности схватки.

3.
В тот же час зоревой на «Тойоте»
Сам глава - ну, ребята, даёте! -
Прикатил из Бердюжья и сник,
Мол, бензина последняя банка,
А нужна и солярка для танка,
А еще - тут какой-то старик -
Еле дЫбат, а посох в зените,
Столько ярости: что, мол, творите!
Отцепился от деда с трудом
И на «газ», инцидентов хватает,
Скоро наш президент прилетает,
Что не так, объясняйся потом!..
Ну, поэт, и затеял ты дело!
Где Змея? Не видать. Присмирела.
В кои веки хоть ягод поем…-
И пошел на лужок.
А машины
С ревом-грохотом прут из Ишима
Боевые - советских систем.
БМП едут - включены фары,
Субмарину, как груз бочка-тары,
По частям на «Камазах» везут,
Соберут и нацелят торпеды.
Русский дух не учли моджахеды,
Словом амба и Гитлер капут!
Степь желта, как прищур азиата.
В небе гул.
- Перехватчик, ребята!
Замечаю весь ужас травы.
Узнаю оперение МИГа,
По ракете на крыльях - не фига!
Ну долбай же, соколик! Увы.
Взмыл под облако. Вольному воля.
Разворот и… заходит на поле,
Где ячмень рос, а нынче осот.
С горстью ягод, кипящий, как чайник,
Подоспел и районный начальник.
Буря пыли. И - сел самолет!
Вот и САМ он. Сошел неторопко:
Гермошлем, чемоданчик и кнопка
Государственных ядерных сил.
Посмотрел на казаха устало.
Любе руку пожал. Засияла!
- Одолеем? - Нас, братьев, спросил.
Мы давно уж при экипировке:
По хорошей, в руках, монтировке,
И «ЗИЛок» - два ведущих моста!
Как в песок истекают минуты.
Снова гул в небесах. Парашюты.
И Верховный сказал:
- От винта!
Чика в чику, в железные сроки
ВДВ приземлились в осоке.
Вот вам Ханко и новый Хасан!
Все сошлись - и секретная «Кобра»,
И береты спецназа и СОБРа,
И кой-где пиджаки партизан.
Донный ил БМП - не преграда,
Но вначале ударили «Грады»,
Из - под солнца добавили СУ.
Взвыла адом озерная тина.
За отсеком отсек - сумбарину
В приозерном собрали лесу.
«По местам!» - и подлодка ликует,
Сам Верховный кувалду целует,
Как зеленый матросик-«черпак».
Пусть дрожат моджахеды-шакалы:
Главковерх на борту! Адмиралы
Твердо держат Андреевский флаг!
Слабоват лишь вопрос провианта.
Но тотчас сундуки-интенданты
Приступили к закупке скота.
В бурном натиске кончили дело,
Перещупали страждущих девок,
ППЖ* завели. Лепота-а!
Постановка врага на колени
Поручалась чекистам Тюмени,
В ноль часов доложили:
- Сдались!
В Окунёво - в ДК гарнизона -
Ждали враз Пугачеву с Кобзоном.
Тут салют!
И без них обошлись.
Слава нам!
Но в истерике «ящик»:
Где наличие трупов смердящих?
Кем был отдан преступный приказ?
Где кредиты Всемирного банка?
В ФСБ позвонили: - Лубянка?
- Да, Дзержинский! Я слушаю вас…
«Ящик» в панике выпал в осадок,
Многим драпам пришлось без оглядок,
Только баксы и чад прихватив.
Тридцать «Боингов» взлет запросили!
Вскоре шутку ЧК раскусили, -
И своим дал отбой Тель-Авив.
А в полках в пацифистском угаре
Комитет матерей комиссарил,
Генералам давал трепака.
И Генштаб, ошалев в перебранке,
Дал согласье распиливать танки.
Но броня оказалась крепка!..
На Солёном - жарища, истома,
Да азартно добытчики лома
Копошатся в грязи и траве.
А Змея где?
В «дыру» ускользнула.
Нас-то ладно, Державу обула.
Обратимся к последней главе.

4.
Лет пяток бы назад - забухАл,
Эвон как обернулись леченья!..
Но однажды, как раз на Успенье,
По селу старичок шкандыбал
С посошком и в своем направленье.
Просветленный, открытый мирам,
Вроде Ленина, кепка в кармане.
Вижу, топчет тропинку за рям -
На погост, где у нас двоедане.
Богомолец? Похоже! С сумой,
От которой шалеют собаки.
Присмотрелся я. Боже ты мой,
Он, конечно же, Павел Замякин!
- Дедка Па-а-вел!
- Да ты не базлай…
Он, сосед наш! Не мог обознаться…
- Ты зачем же опять, Николай,
Фулюганишь? А мне отдуваться!..
- Ты живой, что ль? - пытаюсь обнять.
- А не знаю, схороненный, вроде.
Но, как видишь, спокой исполнять
Ни хрена, брать, и там не выходит.
То овечки, холера возьми,
Забредут, то мычат телятишки.
Тут война! Я уперся костьми
В домовину и - в сторону крышку.
Вылез: что это - новый потоп?
Нет, смотрю, расторопней решили:
Еропланы, туды вашу в гроб,
И орудья! Всего наташшили.
Рвут где попадя бомбы, тротил -
Долбанули б по энтому клану!
А Змея? Я уж всяко судил:
Может, Ельцин диканился спьяну?

…Балабоним себе, ворошим
Черт-те что, а все ближе к итогу.
Поздний рейс «Окунёво - Ишим»
Тормознул: поезжай себе с богом!
Догорал на закатной золе
Короб солнца. И вот уже нету.
Поползли, умножаясь в числе,
Гады мрака и нежить кюветов.
- Ну попёрли! И удержу нет.
Ты ступал бы, Никола, не мешкал…
- Что-то ж было на озере, дед?
- А не знаю… Скорей всего - вешка.
Эк поверили бабе - Змея!
Ну бомбить - моджахеды, угрозы!
Там же, помнишь, зимой полынья,
Не берут никакие морозы…
- Слушай, дед, от твоих повестей
Впору выпить змеиного яда…
- Не вмастил, знать? Язык без костей.
Ну да ладно, поправишь, как надо!..
Тут и канул он. Ужас и шок.
Только зрил ведь?!
Везде обыскался.
Никого! Лишь в траве посошок
Зло шипел и в колечки свивался.
-----------------------
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Ждёте правду сермяжную, суть?
Многим пали награды на грудь!
Был Указ. Фейерверк из орудий.
Всё бывает в родимом краю…
Видит Бог, услежу и Змею,
Покараю. И кончим - о сути.
Столь уж гадов низвержено в ад:
Рубишь головы, снова шипят!
Глянешь на руки - руки в кровище!
В черной крови и плаха стола, -
Лезут, лезут и несть им числа:
Сатанинский оскал и - глазища!
2000, 2016 гг.

--------------
*ППЖ - походно-полевая жена.

ОКУНЁВСКИЙ РУБЕЖ
          Вот и всё. Земля опять тиха
          Или…притворяется такою.
                    В. Луговской

И застал меня декабрьский закат
Посреди родных калиток и оград,
Средь немереных сугробов, среди звезд, -
Погодился и подвёз молоковоз,
А не то сейчас бы пёхом штурмовал
И Песьяновский, и Карьковский увал.
А потом бы на Крутом, сколь видит глаз:
От дирекции - до скотных ферм и баз,
Открывалась бы в заборах и плетнях
Панорама Окунёва - вся в огнях!

Здравствуй, родина! Не все я сжег мосты!
Вон темнеют православные кресты
Возле ряма, где кичиги* сторожат
Вечный сон, мои родители лежат.
И замечу я по поводу судьбы:
Жили ладно - не двужильны, не слабы!
Вспомню лето - там озерный плеск весла,
А весна - вся медуницами цвела.

Вспомню осень - золотой разлив стерни,
Журавли там пролетали. Где они?
Где осинник, что багрянцем полыхал?
Там пары я перед армией пахал.
Открутилось, отвилось веретено,
Дом отцовский был, но все разорено.
Не согреться - меж ухватов - на печи,
С пылу - с жару! - уж не манят калачи.
Кто тут жив еще? Небесный стон в груди.
Кличет Петр Николаич: «Заходи!»
Ставит рюмочки, «перцовку» - два стручка...
Извиняюсь: «Мне б парного молочка…»
«Ну, беда! Ведь не видались столько лет!
Огорчил, племянник… Тоже мне - поэт!..»
На трезвянку рассуждаем про родню,
Телевизор - про Балканы и Чечню,
Про раздоры: отчего и почему?!
И про Ельцина... В конце - аминь всему!

Жарко в горнице. Привольно, как барон,
Я под фикусом улёгся, вижу сон:
Ходит Ельцин, как чеченец за рекой,
И грозит мне, бля, трехпалою рукой.
Я за дрын, а он скрывается в пурге,
Как медведь, скрипит на липовой ноге…

Шли охотники - ребята, будь здоров,
Отметелили «гаранта», поднял рев.
В Петропавловск гнали «фуры» шофера,
Рассчитались с ним - за все «ваучерА»…

Просыпаюсь. И впотьмах пальто ищу,
Зреньем внутренним слежу: не упущу!
Отощал он и, к тому же - с похмела,
И опасен мирным гражданам села!
Потому и все калитки, ворота
Нынче заперты - порядок, лепота!

Кто пограмотней, лопочет - «Вери гут!»
Но собаки, чуя зверя, цепи рвут.

Воет вьюга. Спит округа. Ни души.
В частной лавке лишь кайфуют алкаши.
Там где лозунг цвел «Мы строим коммунизм!»,
Безысходность, беспросветность, дебилизм.
Ветер в базах - ни коровы, ни овцы,
Погнобили демократы - подлецы.
Лишь блажит, за Соколовкою, баран, -
В государстве сопредельном - Казахстан.

Шло путём всё. По заветам Ильича
Ладный выстроили клуб из кирпича,
Но решили балалайку - под кровать:
Как в Нью-Йорке будем жить, ядрёна мать!
И задули в саксофоны русаки,
И задергались, как негры, мужики,
И когда уж обрели товарный вид,
Взял нас тепленькими Запад-троглодит…

У окошка «Приму» горькую курю, -
«Просыпайся, Николаич, - говорю, -
Будет дрыхнуть! Эй, товарищ-господин,
Ты же брал «тридцатьчетверкой» град-Берлин!
Нешто Ельцина отпустим без тюрьмы?»
Скрипнул панцирной кроватью: «Дай пимы!»
Вышли в темень, пошарашились вдоль стен,
Танк сейчас бы, но в Тагиле сдох мартен.
Отыскали, быстро вспомнив старину,
Две рогатины и - ходом на войну!

Чисто поле: ни былинки, ни куста.
Залегли, как светлы воины Христа.
Обустроились в сугробе, как избе,
Типа бывшей агентуры КГБ.
Спит село. Горят кичиги. Лай собак.
Черти в ступах дорогой толкут табак.
Мчится мимо и скрывается, как бес,
Пограничной грабь-конторы «мерседес».

Как на царстве, на снегу сижу: «Беда!
Николаич, от Бориски ж нет следа!
Просочился, знать, суметами во мглу -
К Нурсултану - в Астану иль в Акмолу!?»

Ничего не молвил воин, не сказал,
Взял рогатину, острее обстругал,
Получились, неуклюжие слегка,
Как подствольные - два спаренных штыка.
Дальше выдохнул: «…иди, я не держу,
В одиночку тут гаранта дослежу,
Чую, близко он, не делся никуда,
Затаился от народного суда…»

Тот же самый проезжал молоковоз,
Он бы взял меня, стихи писать повез.
Но и я залег в «секрете» - до зари,
Сосчитав на всякий случай сухари.
Топят печи. Над плетнями дым и чад.
Стратегически рогатины торчат.
Признак битвы - кружат стаи воронья.
И в «Вестях» о нас - три короба вранья.
1999, 2016 гг.

--------------------
* Кичиги - две вечерних звезды.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную