|
1. Уже более четверти века я принимаю участие во всех наших писательских съездах. На свой первый – VII съезд Союза писателей РСФСР – я, помнится, торопился, не чуя под собою ног. Еще и потому, что – сначала по кремлевской брусчатке шагал, затем, не дыша, по кремлевскому Георгиевскому залу. На VIII-й чрезвычайный съезд нашего Союза (сентябрь 1991 г.), больше похожий на партизанский сход, я отправлялся даже с гораздо большим волнением, потому что власть вдруг показала всей русской литературе кукиш, но я-то знал, что литературу не задушишь и не убьешь, что власть приходит и уходит, а Гомеровы гекзаметры звучат вечно. С таким же, скажем так, партизанским мажором встречены были и все другие съезды. Кроме последнего. Дело в том, что оптимизму мы научились у Карамзина, и о будущем мы привыкли судить, оглядываясь в не такое уж и безоблачное прошлое. А за последнюю четверть века всё-таки пришлось понять, что уже не только в России, а и во всей Европе, на всём Западе прошлое перестало продолжаться. Мы уже вступили в то настоящее, к которому прошлое никакого отношения не имеет. А значит уже и карамзинские прецеденты прошлого утратили свой сакральный смысл. Например, мы упрямо, по-карамзински, продолжаем верить в то, что новые монголы тоже однажды истают с лица земли, как в прошлых веках истаивали все прочие напасти, что наша любовь к Богу и Отечеству следующими поколениями непременно будет востребована. Но на самом деле сегодня уже не дикие племена к нам нагрянули, это уже нечто нечеловекообразное однажды свою личинку отложило в плоть нашего человечества, она развилась, из нас выползла, а мы на это новорожденное дитя смотрим, как на свое продолжение, мол, вырастет оно, поумнеет, станет таким, как мы. А оно быть таким, как мы, не желает. И вся его культурная ориентация – контркультурна. И при этом оно – это уже не германское варварство, обреченное перенимать у порушенного им Рима его культуру. Оно – это вызревшая, вооруженная самыми высокими технологиями система, заточенная на возвращение человека и человечества из сферы духовной в пищевую цепочку. И если у него есть сверхзадача, то только одна, абсолютно безумная – достичь личного бессмертия и, значит, поедать всё и вся, но самому уже не стать пищей даже для червей и микробов. И вот я, благодарный Богу только за то, что не в газовых камерах и не в подвалах "лубянки" мне предоставлена возможность дожить свой век, вдруг узнаю, что и меня, не пожелавшего стать в строй контркультурного (а можно сказать - сатанинского, но писатель я светский) нового мирового порядка, приглашают на высокое Российское Литературное Собрание, где, в том числе и передо мною, выступит, страшно сказать, сам Президент. Ну разумеется, вскоре выяснилось, что именно контркультурному Союзу российских писателей организаторы Собрания предоставили право приглашать не только всех своих членов, а и замеченных в "измене" членов нашего Союза писателей России. В то время как от нас потребовали строжайший список в 34 человека, потом этот наш ничтожный список существенно сократили и добавили в него, на замену сокращенных, в два раза больше писателей менее значительных. Например, от Самары в списке у нас был крупнейший современный поэт Семичев, но его зачеркнули. И пригласили от Самары трех абы каких из другого Союза. Ради деликатности не буду перечислять всех сокращенных. Но поскольку вычеркнули даже Александра Кердана, возглавляющего Ассоциацию уральских писателей, объединяющую все Союзы в трети российских регионов, то появилась у меня уверенность, что не только неприязнь к русской литературе имела место у организаторов Российского Литературного Собрания, а и простое невежество. Ну некие зомбированные либеральным телеагитпропом и "Литгазетой" люди перестраховались, у патриотов наугад сократили даже выделенный им лимит, а потом и вычеркнутого Кердана в список вернули, мол, не обижайтесь, это вам чаевые.
2. И появилась надежда, что до армагеддона пока еще далековато, что вместо сатаны – обычные перестраховка и невежество. Допустим, весьма уважаемый мной советник Президента по культуре Владимир Толстой (в нашей общей разрухе сохранил и даже обустроил драгоценную для всех нас "Ясную Поляну"!) поручил каким-то знакомым ему чиновникам музейным собрать писателей разных, а они решили проявить энтузиазм, решили показать ему свою "политкорректность", и от патриотического Союза писателей России пригласили число, равное погрешности. Так сказать, в духе времени. Но ведь эта политическая болезнь сменится на другую политическую болезнь сразу, как только в Кремле сменится вектор культурной политики. Допустим, сыграла свою роль и невежественность организаторов Собрания, которым Владимир Толстой доверился. Простительная. Поскольку уже лишь редкие знатоки за пределами Союза писателей России знают, какие высокие литературные имена у этого Союза имеются. А невежество – это, опять таки, не злой умысел. Или, допустим, какие-то невидимые битвы в пространстве Кремля отгремели, и вот его политика в области культуры меняется, вот уже не только писатели из списка иностранных агентов влияния Кремлю понадобились, а и государственники, патриоты, почвенники, охранители… А чиновники мелкие этого еще, допустим, не поняли.
3. Увы, я за четверть века своей отверженности приобрел те свойства, которые, может быть, нормальному писателю должны быть даже и не свойственны. Ну бывает так, что огромное озеро за миллион лет усыхает до размеров лужи. И какие-то пресноводные микроорганизмы или даже рыбешки приспосабливаются жить в его соленой, для питья не пригодной, водице. Вот и я этой привычной ядовитой соли стал радоваться. Например, я радуюсь, когда нахожу приметы тому, что не сам сатана, а всего лишь карьерный энтузиазм чиновника душит нашу русскую, в основе своей православную, литературу. Я радуюсь, когда мне кажется, что какой-нибудь Ерофеев или Сванидзе ненавидят мою Россию по личным расистским соображениям, а не как некая антропофобная мировая система. Тем более я радуюсь невежеству, потому что и с инквизиторского костра невежество можно принять за "святую простоту". Я, как рыбешка, приспособившаяся жить, может быть, даже и в серной кислоте, ликую, когда эта серная кислота не меняет своей концентрации! Вот в "Московском комсомольце" известный номенклатурный пропагандист Леонид Млечин мне напоминает: " Чиновники «вычищали» художников, чью кровь или творчество не считали национальным. Нацисты запретили сто сорок девять писателей, двенадцать тысяч четыреста произведений — огромную часть немецкой и мировой культуры. Сменили духовную элиту страны: одних посадили, других запретили, третьи замолчали сами. Зато высоко ценили тех, кто преданно служил и натравливал народ на врагов рейха. Они получали должности и государственные заказы. И требовали устранить талантливых собратьев по перу. (…) В воздухе ощутимо пахло горелым, но даже самое тонкое обоняние не уловило тогда запаха горящего человеческого мяса". Штатный пропагандист пишет о трагедии "хрустальной ночи" в гитлеровской Германии, голос его, по всей видимости, должен звучать печально, но я – различаю в нем ликование. Потому что нынешние либералы, у коих Млечин состоит на службе, сделали сегодня то же самое в России с русской творческой интеллигенцией. Ну не так грубо (политтехнологи - совершествуются), но с гораздо большим же результатом. Вместо " ста сорока девяти писателей" спрятали они в резервацию всю русскую литературу. Да, в 1991 году попробовали они по примеру нацистов арестовать весь Союз писателей России с помощью "национальных гвардейцев" во главе с писателем-графоманом Игорем Харичевым (если кому любопытен этот матрос-Железняк, тоже, кстати, в Российском литературном собрании участвовавший, то вот справка о нем из Интернета: " Родился в 1947 году в Самаре. По образованию астрофизик. В советское время работал в НИИ, с октября 1991 по февраль 1997 года — в администрации Президента РФ, затем — в Конгрессе интеллигенции России. В настоящее время — ген. директор журнала «Знание-сила». Секретарь Союза писателей Москвы. Рассказы, повести, включая фантастические, с 80-х годов XX века неоднократно публиковались в журналах «Сельская молодежь», «Литературная учеба», «Новое время», «Кольцо А», «Наука и жизнь», «Дети Ра», а также газетах «Литературная Россия», «Собеседник», «Учительская газета», «Российские вести», «Куранты» и в альманахе «Словесность». В № 2 и 3 за 2006 г. литературного приложения «Знание-сила: Фантастика» была опубликована повесть «Будущее в подарок», в № 2 (11) за 2010 г. — рассказ «Будущее. Россия», а в № 1 (12) за 2011 г. — рассказ «Крапивное семя»). Автор художественных книг, вышедших в 1994, 2000, 2006, 2008, 2011 г. г. (в 2008 г. вышел фантастический роман «Своя вселенная», а в 2011 — новая редакция романа «Кремлевские призраки»). Писатели тогда, в 1991 году, прогнали будущего своего заменителя, как шелудивого пса вместе с его "гвардейцами". Но потом, уже при Путине, пришла к нам в Союз более серьезная контора – "Росимущество". Опять же отбились, потеряв один этаж и право на сдачу в аренду части помещений. И вот Ганичев добывает, побираясь, средства на коммунальные платежи, равные бюджету "Литгазеты", Ганичева гнобящей. И весь аппарат СПР работает уже годы и годы бесплатно. Можно было бы, конечно, спросить у Юрия Полякова, кто его натравил на русских писателей, и смог ли он бы найти, как Ганичев, хоть одного единомышленника, который в "Литгазете" вместе с ним работал бы много-много лет подряд бесплатно. Но знаю я, что не нашел бы. Да и сам бы он бесплатно только со своим Переверзиным продолжил бы борьбу. Потому вернусь к либеральному идеологу Млечину, которому телевидение платит больше, чем Полякову его спонсоры и который, наверняка, чином повыше. "Чиновники «вычищали» художников, чью кровь или творчество не считали национальным", – пишет он в "МК". Но дело в том, что с 1991 года чиновники новой России вычищали всё, что считали национальным и, к сожалению, всех, "чья кровь" была русской. Я помню, как хоронили всяких муськиных-пуськиных с великой печалью, разлитой по всем телеканалам только потому, что национальность их была либеральной, и как хоронили мы в вынужденной тайне от народа воистину народных и, к несчастью, русских писателей. Помню, летел я в самолете из Дамаска вместе с крупнейшим русским писателем Михаилом Алексеевым. И в своем еще юном восторге привстал с кресла, поделился радостью с остальными пассажирами: – А знаете ли вы, что рядом со мной сидит автор "Ивушки неплакучей"? И тогда для стюардесс я стал подобием террориста, потому что все пассажиры бросились пожимать руку Михаилу Алексееву. Остаток полета выглядел так: я сидел смирно. Стюардессы установили порядок, при котором к народному писателю его почитатели подходили по одному. Но особенно я ликовал, когда при этом подавали ему на подпись журнальные или книжные публикации его нового романа "Драчуны". Кстати, этот его роман о голодоморе в Поволжье мог бы либералами взят на вооружение как великий и, в отличие от солженицынских писаний, высокохудожественный упрек советской власти. Но – Михаил Николаевич Алексеев бы писателем русским, был, к тому же, русским патриотом, да и к черным страницам советской власти относился как к преступлениям конкретных исторических персонажей, а не социализма как общественного строя. Более того, восторженную рецензию на этот роман, опять-таки, написал русский критик и литературовед Михаил Лобанов. И опубликовал эту рецензию русский редактор журнала "Волга" Николай Палькин. А изгнал за эту статью из редакторов "Волги" Николая Палькина и объявил непечатным на остатки лет советской власти кумир нынешних либералов, дружбан поэта Евтушенко и шеф КГБ Юрий Андропов. Вот и похоронили Михаила Алексеева молча, в отличие муськиных-пуськиных, по которым нас телеканалы заставляли скорбеть долгие дни только потому, что для нынешнего коллективного и уже либерального фюрера он, Михаил Алексеев, даже и упрекнувший советскую власть, был не "одной с ней крови". Вот и слышится мне у Млечина восторг. Ведь сделали эти млечины-либералы в России то же самое, что и немецкие нацисты в Германии, но – обошлись почти без варварских погромов, без концлагерей, обошлись по модели хельсинской, "бархатно". Ну например, спросил Юрий Лужков у Егора Гайдара о тысячах только москвичей, умерших от его реформ. "Это необходимые издержки", – ответил ему Гайдар более "интеллигентно", чем это сделал бы фюрер нацистской Германии. А сколько миллионов умерло по всей России? И где теперь нарушивший нацистскую дисциплину "большевистский" олигарх Лужков? Оставлю Лужкова в покое, продолжу признаниями Олега Попцова: "В начале реформ я сказал Гайдару: Вы ищете средний класс. Но он же есть: это учителя, врачи, техническая и творческая интеллигенция. И услышал в ответ: это не средний класс, а иждивенцы". (Олег Попцов, "Момент истины", ТВЦ, 23.06.2006) http://www.echo.msk.ru/programs/albac/44499/q.html И где теперь основатель российского телеканала Попцов? Ах, если бы мы сыграли с Млечиным в коричневые шахматы, то я бы против ненавистных ему немецких фигур выставил бы гораздо больше фигур либеральных, играющих за такую же по отношению ко мне фашистскую, превратившую меня в изгоя, Россию. Начну с "интеллигентских": А. ЧУБАЙС: «Я перечитал всего Достоевского, и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Когда я вижу в его книгах мысли, что русский народ - народ особый, богоизбранный, мне хочется порвать его на куски». http://newsland.ru/News/Detail/id/526092/cat/42/ Если кого-то смущает абсолютное сходство Чубайса с Герингом, то продолжу помягче: ХОДОРКОВСКИЙ: "…у такого государства стыдно не украсть" Т. ТОЛСТАЯ: «Страна не такова, чтобы ей соответствовать!.. Ее надо тащить за собой, дуру толстожопую, косную! Вот сейчас, может, руководство пытается соответствовать, быть таким же бл…ким, как народ, тупым, как народ, таким же отсталым, как народ». http://samsonov.name/trezv/citaty-o-russkom-cheloveke.html И далее – везде: И.ЮРГЕНС (Институт современного развития): «Какие там инновации, какая индустрия! Судьба России - вывозить нефть и другое сырьё! Забудьте об остальном!» "России мешают русские – основная масса наших соотечественников живёт в прошлом веке и развиваться не хочет... Русские еще очень архаичны. В российском менталитете общность выше, чем личность... Большая часть (народа) находится в частичной деквалификации... Другая часть – общая деградация". "Я не русский человек, это не моя Родина, я здесь не вырос, я не чувствую себя здесь полностью дома". Ю.ПИВОВАРОВ (косит под академика и на телеэкране каждый день): "Я убежден, что Россия в ближайшие полстолетия уйдет из Сибири: депопуляционные процессы будут столь сильны, что Россия географически сузится до Урала. … нужно, чтобы Россия потеряла... (не пугайтесь) Сибирь и Дальний Восток". http://www.politstudies.ru/universum/esse/9pvv.htm «Богомерзкий Сталин создал отвратительный культ Александра Невского». "Может ли здесь быть достойная жизнь, как в Европе? Я думаю, старая русская история закончится, когда Россия потеряет Сибирь и Дальний Восток…" http://ganana.livejournal.com/29524.html А.ТРОИЦКИЙ: Я считаю русских мужчин в массе своей животными, существами даже не второго, а третьего сорта. Когда я вижу их – начиная от ментов, заканчивая депутатами, то считаю, что они, в принципе, должны вымереть… На самом деле, этой породы мне совершенно не жалко. И, если вместо той, которая вымрет (а она вымрет), вырастет новая поросль нормальных мужчин – чистых, опрятных, умных… http://slon.ru/articles/238959/ То есть, Млечин будет выглядеть жалким, если мы посоревнуемся с ним в нацистских цитатах: он от нацистской Германии, а я от современной, теперь уже нерусской России. Да, мы, русские писатели, в отличие от молчаливого народа вроде бы пишем и пишем, но остаемся неслышными и невидимыми. По отношению к нам проводится иезуитская тактика тотального замалчивания. Вместо нас Проханов в газете "духовной оппозиции" протиснул "патриота" Жириновского, который нашу мечту о русской России идиотизирует. Вместо нас он героизировал "национал-большевика" Лимонова, который тоже нам как кобыле третий хвост. И еще Невзорова, который теперь исполняет роль Емельяна Ярославского. То есть, оказывается, даже и без "Хрустальной ночи" можно нас, русских, уделать так, что мало не покажется. По крайней мере, русского населения в России вымерло от голода при либеральной власти гораздо больше, чем уничтожила нацистская Германия своих неугодных граждан накануне второй мировой войны. По крайней мере, наша экономика разрушена более основательно, чем во второй мировой войне. Но когда я начинаю предполагать, что это лишь человеческая, как у Гитлера, злоба, что это лишь та ненависть к нам, которую в середине ХХ века мы уже перетерпели, то я, увы, радуюсь, я тихонечко верю в то, что опять мы эту обыкновенную злобу к нам и перетерпим, и одолеем. Страшно мне не продолжение трагической "Истории Государства Российского" Карамзина, а вступления в историю другую, в историю "Откровения" апостола Иоанна.
4. Но кто же в этом новом мировом нацистском чаду исполнит роль Российской империи, которая от коричневого ига освободила бы всю Европу? Китай? Я был бы рад и Китаю, но он ведь сотрет нашу европейскую, нашу христианскую историческую, с его точки зрения, помарку в собственной, увы, не христианской истории, ведь он, в отличие от нас, русских, не позволит венграм быть венграми, полякам – поляками, чехам – чехами и далее везде. Это, увы, другая, мне не понятная цивилизация. И имя ей – легион. А мы пишем и пишем. Бесплатно. Чтобы сохранить образ и подобие Божье. Нищие. На виду у Полякова, у которого все замы получают в месяц больше, чем мы добываем себе на хлеб за год. И который, к тому же, восторженно нас "мочит". Да, поляковский враг Переверзин - не наш человек. И страшно подумать, как нам, русским писателям, жить дальше, когда и культовый писатель русских патриотов Куняев на съезде нам предложил Ганичева заменить на якобы отвечающего современным вызовам "хозяйственника" Переверзина. Поляков и Переверзин, Переверзин и Поляков… И на сегодняшний день это весь список брошенных нам под ноги каменей преткновения. То есть, привычное дело. То есть, на самом деле не так уж и страшно нам жить, когда хотя бы понятно, как и наподобие кого нельзя жить нам дальше. При этом мы даже и наивно верим, что автор нашего, все-таки нашего, "Козленка в молоке" однажды, покаявшись, вернется в сонм русских писателей. У нас есть Бог, потому и обид мы ни на кого не держим. Карамзинская формула: можно всё перетерпеть, поскольку были времена пострашнее, – у нас в крови.
5. Опять же, можно и без примера Гитлера обойтись в оглядке на времена более страшные, чем нынешнее времечко. Например, большевики тоже первый памятник поставили не своему родному Марксу, а Иуде Искариоту (вот уж истинный армагеддон!). Вопреки тому, что это внутри христианства вызрела та идея справедливости, верхом на которой они во власть въехали. А потом сами же большевики все памятники Искариоту снесли, а русской литературе и культуре вернули нравственную христианскую основу. Вопреки тому, что сами были атеистами. Вполне возможно, что Сталин не по доброй воле делал выбор между апологетикой предательства и человеколюбивой христианской моралью. Взять на вооружение христианскую мораль его, вполне возможно, вынудили американские, любимые нынешними Млечиным и Сванидзе, банкиры, превратившие разоренную Германию в мощную военную машину во главе с Гитлером. И Сталин, возможно, всего лишь понял, что война неизбежна, что дни его сочтены, что если не воспользуется он теми "духовными скрепами", которые только-то и могут превратить миллионы советских людей в единый и непобедимый народ, то и в Москве, и в Куйбышеве, и далее везде Гитлер его поймает и повесит. То есть, у Сталина выбора не было. То есть, даже и тем, кому мы не нужны, мы, народ, бываем нужны.
6. Вот в такие пространные и мрачные размышления я, изгой, я, нынешнее российское подобие еврея или цыгана фашистской Германии, погружался, получив приглашение на мероприятие кремлевское, вот такие исторические, по Карамзину, утешения я себе находил. Итак, пока утром 21 ноября ехал я в метро от своей "Киевской" до "Юго-Западной", время подумать было. И ведь работы у меня полно, а я вот вынужден был целый день потерять, может быть, неизвестно на что. Как кот, которого бесцеремонно взяли на руки, чтобы погладить, а потом кинуть на пол и забыть, я испытывал отвращение к своему решению этот день потерять. Ну и вернулись ко мне те мрачные или, скажем так, храбрые соображения, с которыми я ехал на съезд в Калугу. Например, я все-таки даю себе отчет в том, что личному благополучию и личной безопасности политических элит, правящих сегодня в России и во всем западном мире, в отличие от Сталина, угрозу представляют не некие национальные государства, не некие гитлеры, нетерпеливо размахивающие руками и притопывающие ногами перед фото- и кинокамерами, а невидимые и неслышные (разве что из словесных потоков Сванидзе что-то можно иногда различить) мировые финансовые элиты и контролируемые ими спецслужбы. А значит и судьбы мира, и судьбы властных элит уже решаются вовсе не на полях сражений, где главную роль могла бы сыграть общая масса национального человеческого ресурса и его качество.
7. Вот почему у наших властных элит, в отличие от Сталина, уже нет повода для сбережения своих народов. А значит – что их заставит в России, в Германии, во Франции и прочая-прочая выбирать между затратной народообразующей и народосберегающей культурной политикой и политикой личного встраивания во всемогущее мировое финансовое сообщество и господство? Конечно же своя рубаха ближе к телу! Да даже и само присутствие европейских народов на этой планете для правящих элит теперь более затратное, чем замена их на выходцев из стран третьего мира и из самых бедных, сохранивших в ХХ I веке феодальную ментальность постсоветских государств. Мы-то ведь, русские и европейцы, в результате "холодной войны", когда советская модель социализма соревновалась со "шведской", привыкли к высоким социальным запросам, а нынешние мигранты способны жить даже в худших условиях, чем рабы времен Римской Империи. То есть, я, вопреки своему мистическому предчувствию армагеддона, допускаю, что традиционной культуре либеральные правящие элиты предпочитают контркультурные проекты, может быть, даже и морщась от отвращения. Ну допустим, дустом и всяким другим ядом тоже невозможно дышать, когда возникает необходимость потравить каких-то ненужных насекомых. Мягко говоря, нетрадиционной литературой и культурой, нетрадиционным сексуальным воспитанием и прочей мерзостью либеральные власти всего лишь создают ту нетрадиционную культурную среду, в которой мы – русские, немцы, англичане и т.д. – вместе с человеческим обликом (вместе с образом и подобием Божьим!) теряем даже и способность к размножению. Конечно же, наш писательский Союз, активно отстаивающий традиционные ценности - для либералов, как бельмо в глазу И если кто-то ставит Валерию Ганичеву в вину нынешнее шаткое положение Союза писателей России, то это – тут Ганичев прав – от упрямого нежелания смириться с тем, что в современном мире творится. В конце концов, что значит наш Союз писателей России, созданный в середине прошлого века, в сравнении с гораздо более древней римской католической церковью? А ведь на римском престоле уже досрочно, не дожидаясь его ухода в мир иной, сменили упрямого, как Ганичев, консервативного папу на либерального. И будьте уверены, "со священного римского престола" вскоре прозвучит одобрение содомии. Я уверен, что Куняев либо по причине своего возраста (ну, застрял в 20-м веке этот автор блистательных мемуаров!), либо по причине своего восторга от связи аж с литературным олигархом Переверзиным, предлагая на съезде Ганичеву уйти, просто не понимает, как много значит именно Ганичев для сохранения нашего писательского сообщества, для нашего православного, внятного даже и для мусульман, стояния перед Богом. Ну в самом деле, не захотел же Куняев вдруг пристроиться к Проханову, прекрасно поживающему под покровительством "Суркова". Просто произошел в нем досадный мировоззренческий сбой. Потому и Ганичев ему ответил просто: "Такое время…" Однако же, Ганичев, мечтающий об отставке, писателями был оставлен во главе нашего Союза.
8. Но ведь гораздо проще Ганичеву оставаться на виду у мирового гегемона во главе всего лишь Союза писателей России, чем, например, Путину во главе всей России от Калининграда до Камчатки со всеми её природными кладовыми. И если кто-то всё еще верит, что Путин и его окружение, зная судьбу Альенде, Альдо Моро, Хусейна, Каддафи и многих других истинных и последних национальных лидеров, зная о национальной американской охоте на де Голля, Кастро и Лукашенко, захочет вырвать Россию из когтей антропофобной глобальной системы, то – это оттого, что ничего другого, кроме как верить или не верить, нам уже не остается. А как жить дальше, если не верить? Вот же и Ганичев сохранил Союз писателей России в виде той сплоченной организации, которая заточена именно на поддержку любой национальной, то есть, народосберегающей, все российские народы сберегающей власти, а вовсе не на драгоценный для номенклатурного либерального агитпропа фашизм. Вот же и Ганичев сохранил писательский Союз в виде той "духовной скрепы", которая, как накануне второй мировой войны, только и может вернуть российским атомарным потребителям право быть единым русским и российским народом. Вот же и Ганичев ненавидим всеми теми антропофобами, которые понимают, что его Союз писателей России для России значит.
9. Воистину в бархатной "Хрустальной ночи" мы живем, надеясь только на чудеса. Другого выбора у нас нет. Другого выбора нам не позволено. Вот, например, в Венгрии вроде бы появилась народосберегающая власть. И прозевал её мировой гегемон лишь потому, что Венгрия слишком маленькая. Но нам радостно. Однако же, чудеса творит и наш Президент. Он, например, вдруг заговорил о необходимости "духовных скреп". Тех самых, может быть, которыми Сталин сменил памятники Иуде Искариоту. И самая откровенная порнуха у нас с телеэкранов вроде бы как исчезла вопреки мировой содомии. Ну допустим, академический театр Гоголя превратили в центр по пропаганде содомии, но ведь на улицах содомитам себя пропагандировать уже нельзя… Ну допустим, по всей стране даже при скудности госбюджета сурковские отвратительные ДНК будут воздвигать, но ведь Гельман, являющийся символом этих ДНК, из Перми был изгнан даже новоназначенным, обязанным пока еще каблуками щелкать, губернатором… Мне и многим таким, как я, деваться некуда, если у нас нет выбора между Путиным и кем-то иным, то хуже нам не будет от того, что поверим мы в Путина хорошего, а не в Путина плохого. Хорошо быть Быковым, который, как и Проханов, отказался от участия в Литературном собрании, поскольку его оппозиция власти, это внутренние, родственные разборки. Быков – это даже не Сердюков, уверенный, что свои своих не сдают. Он – это то, что, как и Чубайс, перед Вашингтонским обкомом выше самого Путина. Он – "старый большевик", имеющий перед новым мировым порядком заслуги собственные, личные. Он, как Венедиктов, возглавляющий "Эхо Москвы", может сколько угодно гнобить Президента, но – он всегда будет непотопляемым, в отличие от нас, Президента не гнобящих, глядящих подальше, боящихся больше, чем Президента, сбывания пророчество Иоанна Богослова. Хорошо быть Прилепиным, в "сурковском" списке номенклатурных писателей заменяющим русофобов типа Быкова на якобы "патриотов". А я, жалкий, мелкий, не только не имеющий самых ничтожных заслуг перед новым мировым порядком, а даже и со списком непростительного самовольства, на Собрание все-таки еду. И утешливым Карамзиным пытаюсь одолеть в своих размышлениях грозного автора "Откровения".
10. То есть, мысли мои были о том, что если что-то на Собрании учредят, то почему я не должен ожидать, что это наш Президент Владимир Владимирович Путин осторожно решил повторить прецедент 1934 года? С другой же стороны, как легко уничтожить русскую литературу, возглавив её подобиями русских писателей? Ну например, чтобы из политики навсегда вытеснить серьезных Болдырева, Бабурина и т.д., надо было всего лишь создать оппозицию из шутливой ЛДПР, а потом даже и из полушутливой "Справедливой России"… Итак, перечитывая в вагонной тесноте метро по нескольку раз рекламные наклейки из-за вечного интеллектуального голода, я смутно, краем сознания, как во сне, вроде бы как думал о том, о чем вот тут кое-как, наугад, рассказал. То есть, было мрачное утро. И был повод ненавидеть власть даже и за то, что сменила она время на "летнее", за то, что в 9 часов темно так, как должно быть темно в 8 часов. И за то, что денег, затраченных на смену милиции на полицию хватило бы на наполнение всех библиотек страны современной некоммерческой, высокохудожественной литературой, включая томик стихов самарского поэта Семичева, вычеркнутого из делегатов Собрания, и включая Кердана, вычеркнутого, но затем восстановленного в списках участников Собрания, чтобы мы были благодарны и верили в справедливость власти. О, как же я мрачно ехал на это собрание! Я, малая частица народа, приговоренного к уничтожению, и приговоренного не из простой ненависти, которую можно, по Карамзину, преодолеть, а по причине экономической выгоды для финансового интернационала мира сего... Да о чем я только не размышлял! Вот, мол, Герцену помогали Ротшильды. А Ленину помогал немецкий генштаб. А Троцкому помогали американские банкиры. А Солженицына взял на свой кошт Конгресс США. А у меня сотни тысяч долгов. А я никому не нужен. Я вместо того, чтобы деньги себе на жизнь зарабатывать, упрямо работаю на вот этот сайт. И на меня обижаются, как на самого Путина, все, кого я не успеваю опубликовать… То есть, я, выйдя из метро на Юго-Западной, начинаю искать направление к Университету Дружбы Народов и попутно сочувствовать Путину, которого, наверняка, ненавидят, как и меня. А он такой же, как и я, раб на галерах… А разве мне будет легче, если я так не буду думать?
11. С удовольствием показал содержимое своего портфеля службе безопасности. Такой же ведь я раб на галерах, как даже и эта служба. Будучи прозаиком, дисциплинированно пошел не заседание секции № 7, где обсуждалась проблема "современной прозы, прозаических жанров, дебюта в литературе". Сел в первый ряд. Внимательно выслушал выступления о значении скандала в дебюте. Согласился с выступающим, что лучше полагаться на талант, а не на скандал. Председательствующие на секции прозы Поляков, Шаргунов и некая неизвестная мне девушка были похожи на массовиков-затейников. И выступающие тоже были похожи на меня, показывающего службе безопасности свой безопасный портфель. Я стал давать знаки председательствующим, мол, тоже хочу что-то сказать. Они отворачивались от меня, чтобы мои знаки не заметить. И даже заявляли, что желающие выступить посылают им на мобильники эсэмэски. А я, чтобы не посылать напрасную эсэмесеку, ушел курить. Но прежде чем покурить, обошел другие секции. Там тоже предусмотрительно председательствовали писатели не моего Союза. Затем и покурил, и вернулся. Опять стал показывать, сколь жажду выступить. Но затем и перестал показывать. Потому что в своем выступлении хотел лишь сказать, что главная проблема современного литпроцесса в том, что если появится новый Лев Толстой или новый Валентин Распутин, то никто этого события не заметит. И, тем более, никто на санках не потащит его рукопись ночью издателю или редактору. Ну например, в Иркутской области появился молоденький Андрей Антипин, с художественной оснасткой более великолепной, чем вся, как выражается Бондаренко, "реальная литература". И кто вздрогнул? Больше ни о чем я не хотел сказать. Хотя говорили и о важных проблемах. О том, что государством должна быть, наконец-то, узаконена такая профессия – писатель. Что должен быть принят закон о творческих работниках. Но об этом уже твердим лет двадцать. Потом было пленарное заседание и приехал сам Президент. Опять же ему сказали, что профессию писателя надо узаконить. Много чего важного сказали. И он много важного сказал. Потом ему была пора уходить. И он ушел. Владимир Толстой предложил о проблемах наших вечных продолжить разговор. Но всем было неинтересно говорить уже не Президенту, а друг-другу о том, о чем говорим и говорим каждый день всего лишь друг-другу. На том и закончилось. И ничего не учредили. И значит, опять будем гадать: учредится что-то или не учредится. …С украинским поэтом Борисом Олейником, сидящим рядом со мной, пообщался душа в душу, поскольку очень его люблю и как человека, и как поэта, пишущего на истинном, на драгоценнейшем украинском языке, понятном мне, русскому с украинской фамилией… Потом ехал домой со старейшим коллегой Дмитрием Жуковым, который, как оказалось, тоже живет у метро "Киевская". Потом уже дома пил чай. Жена осторожненько спрашивала: что и как? – Да ничего не произошло, – сознавался я, наслаждаясь привычным и любимым зеленым чаем. В телевизоре увидел самого себя, как с терпеливо закрытыми глазами жду, учредится что-то или не учредится, изменится что-то в культурной политике государства или не изменится.
12. Итак, Президент говорил, что культурная идентификация для граждан России очень и очень важна. И я продолжу заниматься этой идентификацией уже вроде бы как будучи единомышленником и соратником самого Президента. Ну не знаю, какой итог получился и что сказать жене, а в любом случае жить как-то надо и далее. Например, попивши чая, заглянул в почту, читаю: "Здравствуйте, дорогой Николай Иванович! Так на душе тревожно и сумеречно, так болит душа за происходящее вокруг, что кажется, вот оно - дно, и ниже уже некуда. Сужу по нашей области, по нашим учителям и библиотекарям, которым уже всё решительно всё равно. Как в сказке про Марью-искусницу: "Что воля, что неволя..." "У меня нет явных предпочтений" - сказала недавно заведующая городской библиотеки. То есть, что писатель Союза писателей России, что писатель Союза российских писателей, что из воинского содружества, куда собрали тех, кого не приняли ни туда, ни сюда, что поэт какого-то нигилистического кружка, что просто царапающий куриной лапкой юнец, которого и в этот кружок не взяли. Что христианин, что католик, что атеист, что любитель эзотерики. Все - ранимые творцы, поэтому всем - сцена и публика (в основном - школьники). И ведь не скажешь, что от такого всеядства недолго получить завороток кишок. И так уже мы ходим политическими. Диву даёшься от такой изобретательности и эквилибристики. В пятницу имели наглость пригласить известных столичных писателей (...) На душе гадко от того, что все мои стенания по этому поводу воспринимаются извращённо - ревнует, или ещё лучше: завидует! А я говорю, когда же Вы русских писателей пригласите: есть ведь у нас и Валентин Распутин, и Владимир Крупин, и Николай Дорошенко, и Василий Дворцов, и Николай Иванов. Молчание в ответ. Такое, от которого сердцу зябко. Вот и пишу Вам. Давно думала написать, спросить, как Вы, Николай Иванович? Чем укрепляетесь? Надеждой ли? Верой? Я только молитвой живу теперь. Без неё совсем худо... Напишите мне пару строчек. От Вас всегда тепло. Храни Вас Господь. Ваша …" Не буду называть имени, поскольку письмо личное. Да и публикую в сокращении. Пару строк ей в ответ напишу. А что напишу – не знаю. Хотя вот это её письмо мыслей и чувств вызвало у меня больше, чем всё Всероссийское Литературное Собрание. Ну допустим, напишу так: Терпи, моя драгоценная коллега, и радуйся, что на человека похожа, что мы с тобою свой век доживем в образе и подобии Божьем, а не как, допустим, самые знатные черви в мировой пищевой цепочке… | |||
| |||
| |||
