Поздравляем Лидию Думцеву!

Писатель, член Союза писателей РФ, член Товарищества детских и юношеских писателей России - Лидия Александровна ДУМЦЕВА родилась в Ленинграде. Сказки она начала придумывать в пятилетнем возрасте, когда её семью эвакуировали из окружённого фашистами, блокадного города в Алма-Ату, в республику Казахстан. Телевизоров тогда не было, игрушек в чужой квартире не оказалось. И чтобы младший братик не плакал, Лиля скрашивала его полуголодную жизнь своими волшебными историями. И тогда, благодаря способности девочки видеть живым то, что было вроде бы неодушевлённым, с детьми заговорили не куклы, а стол, стулья, кровать, сами стены, обеденные ложки, тетрадные листы. Одиночество запертых в пустой комнате детей располагало не к тоске и скуке, а к творчеству! Много позже, в 1972 году, когда писательница издала свою первую книгу, она скажет, что пишет и для того, чтобы развлечь детей, и для того, чтобы знала кроха, что такое “хорошо”, а что такое “плохо”. И по-прежнему чистая душа сказочницы слышала то, что не уловимо людьми с нечистой совестью и дурными помыслами: как сказал о её творчестве видный советский издатель Александр Нечаев, она умеет увидеть духовную суть и природных, и общественных, и частных явлений.

Лев Аннинский (критик):

«Она может стать вторым Андерсеном, если внешность не уведет ее по другой дороге», – сказал Александр Нечаев о Лидии Думцевой. Внешность не увела, об этом свидетельствуют 14 книг, вышедших у дебютантки за годы, миновавшие с момента, когда мэтр ее напутствовал... Хорошо смотрится ее Малый мир на фоне той оголтелой агрессивности, которая палит со всех экранов и составляет общий фон нынешней цивилизации! Надо выращивать цветы «на нейтральной полосе»: между старинным «Жили-были...» (по-английски: once upon a time...) и звездными войнами (где кричат от ужаса тоже по-английски)"...

Владимир Климов, Заслуженный деятель искусств РФ, Народный артист России, кинооператор-постановщик киноконцерна «Мосфильм»:

"В наше смутное время, когда зарубежные компьютерные игры, сказки и мультфильмы заражают детей непримиримостью и жестокостью, крайне необходимо нейтрализовать эту мертвечину живительной одухотворенностью произведений, следующих лучшим традициям русской культуры. Мне думается, что во всех своих книгах Лидия Думцева выполняет эту благородную миссию. За красотой её языка нетрудно угадать красоту души автора. Не случайно одна из её книг переведена в Чехии, Польше, Венгрии и Германии".

В эти дни Лидия Думцева отмечает юбилей. Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" сердечно поздравляют Лидию Александровну! Желаем Вам удачи, радости и вдохновения!

Лидия ДУМЦЕВА

Несравненная

Жила-была на свете Чашка. Да-да, самая обыкновенная чашка... Ох, простите... Если бы она узнала, что ее назвали обыкновенной... — такой скандал закатила бы на своей полке посудного шкафа! Ах! Снова простите... Своей эту полку Чашка не признавала никогда! Еще бы — такое соседство приводило ее в негодование: фаянсовый Сервиз, неуклюжий пузатый Чайник да бледный невзрачный Колокольчик-рюмка... Какая скука! Не то, что на самой верхней полке, где разместились разнообразные посудные диковинки. Там, если и наступала тишина, то — царственная или презрительная.

Впрочем, Судьба, может быть, и впрямь нехорошо обошлась с нашей героиней. И все потому, что не оказалось у нее ни пяти сестер, ни — тем более одиннадцати — для полного комплекта. А ведь заметно отличалась она от тех чашек, из которых хозяева пили чай каждый день.

Итак, Чашка была натурой тонкой, очень чувствительной и мечтательной. Она мечтала о многом, о разном... Но главной ее фарфоровой мечтой было — очутиться там — наверху, среди избранных...

«Если бы, если бы только это свершилось! Как обзавидовались бы все красотки чашки со средней полки! — Чашка хихикнула, обвела презрительным взглядом своих соседей, покосилась на обитателей средней полки. — Нет, выше не смею, не смею, — задохнулась от неслыханной собственной дерзости Чашка. — Ах, как сладка и как несбыточна эта мечта!»

Оставалось только жадно всматриваться и вслушиваться во все, что происходило там — в высшем обществе.

А наверху в Резном Графине с вытянутым горлышком сидел на корточках узкоглазый Стеклянный Человечек с желтым круглым лицом и длинными тонкими усами. Графин и Человечек подолгу вели между собой умные беседы о форме и содержании.

«Нет, все же ничего не может быть главнее формы», — так начинал каждую беседу Резной Графин.

«Разумеется, главное — содержание, — надменно отвечал Человечек, — содержимое, содержание... Впрочем, ты до сих пор и разницы в этих словах не уловил...»

«Ах! Сколько можно — об одном и том же!?» — вздохнула Крышечка-Голубка. Она украшала и без того нарядный, весь расписной шестигранный Фарфоровый Сосуд. Когда из него наливали вино, Крышечка-Голубка нежно ворковала. Жили они душа в душу, и не было им дела до всех остальных.

Из желто-золотистого стеклянного Самоварчика можно было пить коктейль — так хитро придумали его трубочку-спираль, и затейливый краник, и кокетливый чайничек — колпачок, очень вертлявый и любопытный.

А Заморский сплюснутый Флакон, внутри которого покачивалась в вине настоящая спелая Груша на веточке с двумя зелеными листочками...

Словом — все-все там были редкостными и удивительными. Конечно же, не соседи нашей Чашки.

«Как же подсматривать за ними надоело, — с досадой подумала Чашка. — А этих слушать противно! Болтают одни глупости! О! Неужели мне не суждено попасть туда — наверх!»

И однажды скромный фарфоровый Колокольчик-рюмка, заслоненный обеденным сервизом, случайно оказался возле Чашки. И... коснулся ее.

«Дили-дим» — раздался мелодичный нежный звон!

Мгновенно прекратилась болтовня на нижней и средней полках. Смолкли умные беседы на верхней...

«Какой дивный голос! — послышалось отовсюду, — О! Спой нам, спой еще!»

Чашка, едва не задохнувшись от блаженства, выразительно взглянула на Колокольчик. Он понял. И снова «Дили-дим-м-м...»

Неожиданное происшествие обсуждалось несколько дней. И все более лестные слова долетали до Чашки: «Удивительная, необычайная, редкая, редчайшая и даже — несравненная!»

«Да-да! Они правы! Я несравненная! — упивалась восторгом Чашка. — Наконец все поняли! Теперь скорей, скорей на самый верх! Там, только там, мое место!»

«Я безмерно счастлив, что помог открыть Вашу необыкновенную душу», — тихо промолвил Фарфоровый Колокольчик...

«Вот еще нахал выискался! — презрительно фыркнула Чашка. — Не ты, так другой!!»

«О, простите, простите! Я и не помышлял Вас обидеть, — пролепетал Колокольчик, — я только...»

«Не хочу и слушать! — негодовала Чашка. — Разболтался тут!»

«Вы правы, — пробормотал, запинаясь Колокольчик. — Я никогда не посмею... Но я так счастлив! Так счастлив!»

Чашка не соизволила ему ответить. Еще бы! Ведь он мешал ей мечтать о новой жизни, совсем-совсем другой.

«Графину с узкоглазым Человечком я скажу, что споры их так пусты! Вот я сама себе и форма, и содержание — моя сущность, моя натура... А они — что они друг без друга! Стекляшки!!! И Сосуду с Голубкой я тоже кое-что скажу...»

Чашка замерла от восторга. Мысль о том, что она может потягаться с Крышечкой-Голубкой рассмешила ее и стала очень заманчивой. Да, да... Подумаешь — воркует! А я буду дарить ему трели, и он не вспомнит о Крышке.

«Ну что ж... Пожалуй, теперь ты могла бы породниться и с нами», — важно произнес Чайник, нарушив мечты нашей Чашки.

«Я-я? С Вами? На этой презренной полке? — ужаснулась Чашка. — Фу! Еще один наглец!»

«О, несравненная, не покидай нас! — взмолился Колокольчик. — Я не смогу жить без твоего дивного звона!» Несчастный, он робко коснулся Чашки, и вновь послышался нежный протяжный звук.

Все мгновенно забыли о грубости и надменности Чашки. Слушали, замерев.

А вскоре сбылась ее мечта — она оказалась среди диковинок.

«Мы рады приветствовать тебя, наша гостья», — первым торжественно произнес из Графина Стеклянный узкоглазый Человечек.

«Нет, нет и нет! Вот еще! Я вовсе не гостья!, — фыркнула Чашка. — Это мое место по праву!»

«Успокойтесь, Несравненная! — промолвил Графин. — Простите его, он всего лишь мое содержание. А главное, как известно — форма!»

«Я никогда не слышал более дивного голоса, чем Ваш, Несравненная Чашка!» — вмешался шестигранный Фарфоровый Сосуд, погасив спор о форме и содержании.

«А как же я?» — всхлипнула Крышечка-Голубка.

«Что ты? — вздохнул расписной Сосуд. — Твое воркование так однообразно, отныне я хочу наслаждаться только ее голосом!»

«Ну, началось...» — подумала во Флаконе желтая Груша и сжалась испуганно.

«Но я, право, не знаю! Мне трудно выбрать — кто достоин моего пения», — кокетничала Чашка. А ведь совсем недавно трепетно мечтала о расписном Сосуде.

«Ты права», — сказал Заморский Флакон.

«И имеешь полное право выбрать себе лучшего из нас», — подтвердил Графин.

«Ах! Я так натерпелась там внизу, — жеманно отвечала Чашка. — А здесь я боюсь ошибиться». И принялась придирчиво рассматривать всех поочередно.

«Но ты! Почему ты ничего не сказал мне, надутый Самовар, — капризничала она. — Или не находишь меня чудной?!»

«Насколько я понимаю — ты ведь только для чаю, — изрек Самовар. — И будь я простым, ты бы мне пригодилась... Но я...»

«Не смей! Не хочу! Никогда! — перебила его Чашка, — Противный пузатый урод! И как тебя здесь держат!»

Диковинки в изумлении промолчали. Лишь Стеклянный Человечек отважился было заступиться за Самовар.

«Но он же дольше всех нас на этой полке! А хозяева знают — где чье место.»

«Я тоже так думаю», — пролепетала Крышечка-Голубка.

«Ах! Вот ты как! — негодовала Чашка. — Да если б Хозяева соображали — не держали бы меня там внизу ни одной секунды! Ме-ня!! И вообще — надо со всеми тут разобраться! Тоже мне — диковинки!»

Отныне на верхней полке Чашке беспрекословно позволялось все, что ей заблагорассудится. Без ее разрешения никто не отваживался даже начать беседу. И называли ее теперь не Чашкой, а одним словом — «Несравненная».

«Всем молчать! — приказала Несравненная. — Не смейте нарушать бесценный покой! Иначе мой дивный голос...»

«Ах нет! Только не это», — перепугались Диковинки. И самым испуганным был голос расписного шестигранного Сосуда. Лишь Самовар побоялся промолвить слово, да Крышечка-Голубка тихо лила слезы. Остальные с трепетом и нетерпением ждали — когда же Несравненная сделает свой выбор...

«Нет, нет и нет! Я не могу, я утомилась, — изрекла, наконец, Несравненная. — Графин с Узкоглазиком недостаточно мудры для меня, в заморском Флаконе меня раздражает Груша и расписной Сосуд... Нет, я не могу простить эту Крышку-Голубку! А про Самовар-урод я и думать не хочу! Нет, нет и нет!»

Всех охватила глубокая тоска. Одна Крышечка-Голубка облегченно было вздохнула, но ледяной взгляд расписного Сосуда заставил ее громко всхлипнуть.

«Ох! Наши сердца разбиты...» — печально вздыхая, перешептывались Диковинки и с обожанием глядели на Несравненную.

«Да, да и да! — заявила, наконец, Несравненная, — я поняла!» И все застыли в ожидании — сейчас, сейчас решится их участь...

«Да, да! — продолжала она. — Вы меня заслоняете! Вы мне мешаете! Очутившись среди вас, я расхотела петь! Остается только одно — покинуть вас! Мне нужно особое место, место лишь для меня одной!»

«О! Нет! Только не это! Не бросай нас! Не покидай, — взмолились Диковинки. — Мы будем выполнять все твои желания и капризы!»

«Несравненная права, — промолвил неожиданно узкоглазый Стеклянный Человечек, — она слишком хороша для нас. — И он незаметно подмигнул Крышечке-Голубке. — Мы можем только умолять её спеть нам на прощание».

«Спой же нам! Спой, Несравненная, — стали просить все наперебой, — чтобы мы запомнили это чудо и всегда могли беседовать об этом!»

«Уговорили! Так и быть. Спою, — жеманничала чашка, — но кто из вас достоин чести коснуться меня! Кто осмелится?»

Все затаили дыхание. Разве могли они отважиться на такую дерзость.

«Пусть это будет... шестигранный Сосуд», — важно изрекла она, бросив презрительный взгляд на Крышечку-Голубку. Несчастная приготовилась разбиться от отчаяния.

В безумном восторге расписной Сосуд коснулся Несравненной и... — «Тринь!»

«Прочь! — Вскрикнула Несравненная. — Какой ужас! Пусть лучше Графин с Грушей!»

И снова — «Тринь!»

«Убирайтесь! — взвизгнула Чашка, — Другой! Кто-нибудь другой!» Осторожно или трепетно, или боязливо — по очереди все касались Несравненной. Даже Самовару была оказана эта милость. Но каждый раз звук был ничуть не лучше...

«Я знала, я чувствовала, что вы загубите мой голос, — в отчаянии и злобе вскричала Чашка. — Ах, немедленно, не медля прочь отсюда! Скорей найти мое место и чудо-голос вернется ко мне!»

«Дили-дим-дим-дим-м-м-м» — неожиданно раздался дивный звук с нижней полки.

«Ах! Это же мой голос! Кто-то украл мой голос!» — воскликнула Несравненная. — Надо поскорее отыскать вора!»

«Да, да, это ее голос», — перешептывались пораженные Диковинки.

Чашка молчала, а дивный звук слышался снова и снова. Вот он уже разлился трелью...

«Но кто тогда, если не ты, Несравненная?! Где это? Откуда?» — вопрошали Диковинки.

А это был голос влюбленного в Чашку фарфорового Колокольчика. В горе от разлуки с любимой, он заметался по своей полке. И все, к кому бы он ни прикасался, начинали нежно и тонко звенеть: разные чашки, толстая масленка и даже — пузатый чайник. И потому, что они звенели одним голосом, все догадались — голос принадлежит Колокольчику.

Вот были удивление и неожиданная радость — особенно для Колокольчика. Он веселил всех и веселился сам. Трели его разливались звонче и звонче...

«Так вот оно что...» — первым вымолвил стеклянный Человечек. И Диковинки демонстративно отвернулись от Чашки.

Когда же ее снова поместили на нижнюю полку, а фарфоровый Колокольчик переселился к Диковикам, на верхней полке воцарились прежние мир и согласие. И к Крышечке-Голубке вернулось тихое счастье.

Только фарфоровый Колокольчик не мог забыть о Чашке, и казалось ему, что голос его звучал тогда... тогда звучал...

А впрочем, как знать?

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную