 В тучные двухтысячные годы немало литературных авантюристов обрядилось в брусничные с искрой поэтические ризы, дабы на чужие деньги вылепить памятник – кособокий, корявый, но зато себе.
Одним из таких умельцев стал Виталий Молчанов, невесть откуда свалившийся на голову оренбургскому литературному сообществу.
Пришлец быстро очаровал тщедушное местное отделение Союза российских писателей до такой степени, что оказался не только его членом, но и председателем.
Протоптал Молчанов дорожку и к спонсорам, и в министерство культуры. Восхищенные его менеджерскими ухватками, чиновники не придумали ничего лучшего, чем назначить его директором областного Дома литераторов – развивать литературные проекты Оренбуржья (в ущерб интересам Оренбургской писательской организации Союза писателей Россиип). От должности председателя отделения СРП он так и не отказался, хотя и обещал.
Поэт за неполные два года директорства усердно нарубил стихотворной и премиальной капусты.
Издал книгу стихов для детей «Про лешего и не только», отхватил почти все местные литературные премии: имени С.Т. Аксакова, имени П.И. Рычкова, «Оренбургская лира».
Апогеем капусторубства стала книга «Фрески», с провинциальной гордостью изданная Молчановым не где-то, а в самой Москве, «у Никитских ворот».
Предисловие к ней написано совсем заплутавшим в собственном синтаксисе и принципах секретарем Союза писателей России, лауреатом многих литературных премий СССР и России знаменитым писателем Петром Красновым, который как работник Дома литераторов находится у Молчанова в подчинении.
К написанию одностраничного предисловия боссу-стихотворцу Петр Краснов подошел со всей многотомной натужностью, основательностью, не жалея синонимов. Так, «метафорическая избыточность» Молчанова, по мнению Краснова, «преследует художественные, образные, изобразительные цели».
Какие цели преследовал Петр Краснов, приняв на себя часть ответственности за слабую, но восхваляемую им книгу стихов, нам неведомо.
Речь не о Краснове, а о «Фресках». Впрочем, о метафорической избыточности замечено верно. Вот пример типичной молчановской метафоры: «В кошельке души воняет скверно / Тридцатка под размен иудиных рублей». Автор не дает ответа на вопрос – можно ли «вонять нескверно»?
Молчанов пытается быть в патриотическом тренде, но ему это плохо удается: фальшивость стихов выражается или в скандировании штампованных лозунгов («Пусть кровь сосёт чиновничья орда, / В газетах – сплошь враньё на грани бреда...»), или в слезливой, донельзя противной интонации: «Русь, Россиюшка, Расея, сколько горького страданья...»
За личиной отчизнолюбца скрывается хитрый, расчетливый литератор, наловчившийся крутить хвосты пегасам, но не имеющий ни таланта, ни художественного вкуса.
Молчанов не графоман даже, ибо графоман пишет искренне, из любви к искусству. Он – литературный коммерсант, сам себе имиджмейкер. Молчанов тонко чувствует литературный, а особенно премиальный мейнстрим – при спросе на детскую литературу (и большом количестве премий для детских писателей) издает книгу стихов для детей.
Как только появилось множество премий для православных авторов – Молчанов тут же аттестуется: «Я – Богомаз. Пишу земные лики / И падаю пред ними на колени». Вот и образец его офтальмологического стихобогословия:
В глазах Марии небо торжествует,
Иисуса очи кладезям подобны,
Их чистоте слагают аллилуйи,
В них силу веры черпают голодным.
В чём же эзотерический смысл употребления в двух соседних строчках слов «глаза» и «очи» одновременно? И «аллилуйя», кажется, поют, а не слагают.
Язык этой книги – очень корявый, примитивный. Тюремное арго вполне органично смотрится в стихах, и по ритму, и по содержанию близких к песням из репертуара зоновских романтиков: «удар отменный – отпали коры», «зенки округлив на сомелье», «на заказ лабал аккордеон», «в налоговую стукнет», «дружно начали базлать», «халяву любят многие».
С последним утверждением нельзя не согласиться – сборник «Фрески» – яркий образчик поэтической «халявы», навалянной беззастенчиво и бесплатно – в том смысле, что творческая и нравственная стоимость ее – нулевая.
В поэме «Фрески», давшей название книге, повествуется о временах татаро-монгольского нашествия. Здесь в полной мере раскрылась страсть автора к напыщенным словам из старославянского лексикона. Неплохо бы еще понимать их смысл.
Например, «бабам прать, подъяв подолы» очень тяжело – они или прут (стирают), или держат подолы поднятыми. Стихотворец хотел сказать, что бабы подоткнули («подткнули») подолы.
Там же утробное, совершенно невозможное «мыкнет выпь – отпрянет кречет».
Орнитологическую тему продолжают перепевы горьковского «Буревестника»: «Огневое тело в тучи прячет солнце запоздало...»
Мыки и муки автора увенчиваются дикими молитвенными воззваниями: «холь его, как Богоматерь нежно ненькала Исуса...», а также продолжением офтальмологического богословия об открытии у живописца третьего глаза: «верой в Бога взгляд утроен сотворяющего фрески».
Понятно, что старославянский язык не под силу многим, но, может быть, автор сведущ в новых языках?
Вот Молчанов макаронически вводит в поэтический текст иностранные словечки:
– Мне бы Jack’а успокоить нервы,
Daniel’s – фамилия врача.
Неведомо любителю виски, что фамилия «врача» – Дэниэл, а Daniel’s – это притяжательный падеж.
Впрочем, заграничные восторги Молчанова соразмерны его поэтическому дару:
Постоять у Манекена Пис.
Мальчуган смешной всегда на взводе –
Тонкой струйкой звонко песнь выводит:
«Захотел, месье, так не терпи-с!»
Жаль только, что Молчанов взял этот совет на вооружение в творчестве – и теперь читатели вынуждены наблюдать результат несдержанности автора в книге «Фрески».
Молчанов посредственно рифмует, и этот недостаток не изгладить творческим напором или «метафорической избыточностью» («монголов – заколот», «излома – Никола», «покровом – просторном», «судьба – тропа», «документы – медным»).
Виталий Молчанов – непревзойденный мастер штампа, трафаретности. За мнимой энергией, бравурностью прячется пошлейший пересказ банальностей: «К нам дверь открыл родной земли кумир – / Великий зодчий русскости Аксаков», «Нельзя нас, русских, победить, народ наш – победитель! / В достатке пороха, свинца и для письма бумаг» (заметьте, не «бумаги», а «бумаг»).
Жаль, что «в достатке бумаг» на издание таких виршей.
В стихотворении «РОА» молчановская муза «подъяла подол» со всей публицистической бесстыдностью:
Потомки палачей, лизнув очко Европе,
Привычно кал сглотнут – возьмутся за перо
Историю строфой корявою дистрофить,
Чтоб ложью отбелить замаранных зело.
Правда, этот вариант остался только в интернет-публикациях. В книге эти строки переправлены, видимо, у издателей сохранились остатки художественного вкуса.
Автор неравнодушен к фекальной теме, вот как он высказывается о текущей политической и экономической ситуации:
Пусть кризис – мировой понос,
Питает в штатах афро-босс.
Что ж, и о его «фресках» можно сказать гоголевскими словами: «Они бачь, яка кака намалеваны!»
Иван Ерпылёв родился в 1989 году в городе Медногорске Оренбургской области. Аспирант. Юрист. Член Литературного объединения имени В.И. Даля (г. Оренбург). Член Союза писателей России. Автор книги стихотворений "Дети полынного века" (Санкт-Петербург, 2013).
|
