| |
ВЕРБНОЕ
Эти топкие луга, эти ивы...
Звонких птичек на заре переливы.
Да калитки, да мостки у дороги,
И Спасителя Христа лик нестрогий
На иконе ростовой в белой церкви.
Распустился голубой цвет на вербе.
Чтобы к празднику украсить киоты,
Бабы вербу наломают в субботу.
Девки новые достанут платочки,
А на окнах – зеленеют росточки.
Всё в природе с ликованьем готово
Встретить в День Честной Воскресшее Слово!
Но пока грядёт Страстная неделя,
Позабудь свою лежанку, Емеля!
Куличи да пасхи радуют тело,
А Господь целует доброе дело.
Ах, душа моя, восстани, что спиши?*
Всё вокруг живой надеждою дышит!
Не суди, мол, зло творят иноверцы,
Встань, и Господу отдай своё сердце!
________________
* «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися...» – слова из Покаянного канона прп. Андрея Критского.
ЖУРАВЛИНАЯ РОДИНА*
Они поднялись вожжой,**
до здешних полей охочи,
над первой седой межой,
над Вьюлкой, Сестрой и Хотчей.
Растягом в широкий клин,
смешались с огромной стаей –
аминь, журавли, аминь!
Навеки ли мы расстались?..
В холодный поток ветров
вплетая тела и клёкот,
летят вожаки на зов
египетских рощ далёких.
Летят… и разлуки грусть
оскоминой сводит сердце…
Родные, счастливый путь!
Глядеть бы, не наглядеться…
Зато как ударит рань
лучом по низине топкой,
как выпустит цвет герань
в горшке на оконной полке,
как – вздохом одним! – весна
попятит снега к оврагам –
чу, звуков дрожит волна,
чу, в небе гонцов ватага!
Живём, журавли, живём
и что-то на свете можем!
Пусть горло слезами жжёт
и бродит озноб по коже –
такая сквозь душу синь
капелью стекает в вечер…
Аминь, журавли, аминь!
И – талой воды – за встречу!
____
*в Талдомском районе находится заказник «Журавлиная Родина» – единственное место в центре Европейской России, где на осеннем перелете собираются серые журавли, редчайшие птицы Подмосковья. Это имя дал краю М.М. Пришвин.
** лететь вожжой (о журавлях) – лететь цепочкой. Народное выражение.
РОДИНА МОЯ, В ЧАСЫ ПЕЧАЛИ…
Родина моя, в часы печали
Я гляжу, как плавно над рекой
Голубыми вётлами качает
Среднерусский девственный покой!
Спит река, объятая прохладой,
Видят рыбы сны на глубине.
В тяжкий час душевного разлада
Тишиной лечиться надо мне.
Над речным туманом, над осокой
Чуть дрожит рубцовская звезда,
Так поэта вечер одинокий
В слове отразился навсегда.
Отчего-то странно тянут душу
Огоньки знакомых деревень,
Здесь поют на майские «Катюшу»
И с гармонью бродят целый день.
А когда засвищут в ночь Победы
Пойменные асы соловьи,
На побывку с неба, до обедни,
Отпускают воинов к своим.
Мужики хлебнут из мятой кружки –
Поминать убитых – не впервой!
И всплакнут, как водится, старушки,
Затянув «Платочек голубой».
Вот и мне, стоящей у осоки
На мостках в желанной тишине,
На душе уже не одиноко,
Только страшно думать о войне...
В ТУМАНЕ УТРЕННЕМ, В РОСЕ…
В тумане утреннем, в росе,
В её свечении прохладном
К ближайшей лесополосе
Пастух вот-вот погонит стадо.
И соловьи на краткий срок
Смешают ноты в перекличке,
И солнце вызолотит бок
Осоловелой электрички.
Она умчится на восток,
Забыв, что Бога славят птахи,
Что лес и поле – лоскуток
Господней выжатой рубахи...
***
О том, что в праздник всех святых
Однажды выпадет России,
В июне в зарослях густых
Певцы вот так же голосили.
И время, жаркий день суля,
Незримо шло, туман сминая.
И отряхала пот земля,
О реках слёз ещё не зная...
ИЮНЬ
Дождя серебряное пенье
И гром, рокочущий вдали...
Мне по душе твоё цветенье,
Твоё томление любви!
Покуда луг простоволосый
В ночной остуде не продрог,
Ведёт тропинкою белёсой
Цветочный синеглазый бог
К ромашкам, что бегут босыми,
Коленки вымочив росой...
И бродят молнии косые
За дальней лесополосой.
И жарит царственное лето
Румяный блин к поминкам дня,
И ходит смерть моя по свету,
Но не отыщет здесь меня.
А я счастливой и свободной
Стою и пью стихи с листа,
И светит кровью благородной
Берёзы юной береста.
ЛЕТО НА СЕВЕРЕ
А. Болгову
Лето северных островов,
Час блаженства природы нищей.
Этот край к чужакам суров,
Для своих здесь – и дом, и пища.
Дедов остров* хранит вода,
Что не только на вид студёна.
Тащит Сухона лес, суда.
Баржа тянется вдоль затона.
Здесь по солнцу идут часы.
Здесь текут в Заполярье реки.
Над разливом, испив росы,
Облака повернули «в греки».
Здесь затихла моя тоска.
Чья-то лодка плывёт к причалу…
И верней не найдёшь куска,
Лишь его заслужи сначала.
Разгрузи от леща баркас:
Рыбу в вёдра, и вымой днище.
Здесь народ на улов глазаст
И спокойной воды не ищет.
Здесь, на острове долгий день
Над рыбацкой избой курится,
А рукав подлинней надет
Не к тому, чтоб складней лениться.
Ветерок поутру кусач –
Стылый пасынок океана.
Горький привкус от неудач
Выдувается покаянно.
Был на Троицу звон густой,
А к Успению – звон печальный.
Здесь на Божий взяты постой
Скит да пу'стынька изначально.
Здесь мошкой именуют гнус,
Здесь не жалятся, но жалеют,
А ненужная роскошь – грусть
Лишь под утро кольнёт: болею…
Здесь морошки наешься впрок
И забудешь огни столицы.
Здесь привычней свистит юрок
Голоска городской синицы.
Лето северных островов
Отцветёт по-девичьи кратко,
Но запомнится как любовь,
Всё отдавшая без остатка…
_______________
*Дедов остров – хутор в Тотемском районе Вологодской области. Расположен на острове посередине реки Сухоны. На нём находится заштатный мужской монастырь Троицкая Дедова пустынь.
НИКОЛАЮ РУБЦОВУ
Прекрасно небо голубое!
Прекрасен поезд голубой!
Н. Рубцов
Бегут и бегут перелески,
Стемнело в вагонном окне.
Глядят семафоры-подвески:
Куда это вздумалось мне?..
Уютно звенит подстаканник,
Стучит под ногой колесо.
Я нынче счастливый изгнанник,
Избранник полей и лесов.
Зовёт меня рай комариный,
Угорье и храм над рекой
С проросшей на крыше осиной,
Щемящий вечерний покой...
Черёмуха манит в овраги,
В окошках горят огоньки.
Мне здешнего хлеба в сельмаге
Предложат из серой муки.
Напоят чайком и расспросят
В последней у речки избе:
– Надолго ль? а может, не гостем?..
Нашёл бы работу себе…
Хозяйскую скатерть разглажу
И тихо промолвлю в ответ,
Что рад бы, но с бытом не лажу,
И денег отстроиться нет.
Пора мне… Чуть стукнет калитка…
Дорога. Туман. Тишина.
А в небе свернулась улиткой
Над спящей деревней луна.
ДЕВОЧКА-ВЕСНА В ПРИЮТСКОМ СИТЦЕ...
Девочка-весна в приютском ситце,
В башмаках с налипшею листвой...
Что тебе, пичуга, не сидится,
Чем заполнен день продрогший твой?
Нет... прилёта птиц не проморгала –
Встретила, восторженно шепча,
Россыпи грачей на снеге талом –
Сахарной макушке кулича.
Дотемна в пустынном гулком зале
Всё глядишь в старинное окно
Синими огромными глазами,
Словно всё познавшими давно.
А когда в умолкнувшей палате
Пахнет хлоркой кафель голубой,
Нежность материнского обьятья
Разливает ангел над тобой.
В тонком сне твои трепещут веки...
Ангельскому веянью внемля,
Крепко спят в постелях человеки,
Дышит обновлённая земля.
...Завтра хрустнут крашеные рамы,
Хлынет внутрь прозрачная река...
И настанет день, обычный самый
Для апреля, муторный слегка.
ИЗБОРСК
И быстрые, и медленные воды,
на городище – ветер и простор,
и тихие прощальные погоды,
и августа рябиновый убор,
и робкое дыхание Успенья...
Три Спаса, отзвонившие зарю.
Пусть будет всё по Твоему хотенью,
я медленно и тихо говорю.
Купель охватит обжигом студёным!
Сгорят грехи, и в дар от этих мест
Блеснёт на солнце алый листик клёна –
Родной земли живой нательный крест.
«ПСКОВ-МОСКВА»
Эх, Россия... сёла, огоньки,
В сизом небе жёлтые дымки
Изогнулись, что хвосты кошачьи...
Тянутся болота и леса...
Убранное поле, голоса
Стай последних кличут или плачут.
Зов могу я только угадать
Из окна вагона... Снова гать...
Семафор над лентою дорожной...
Станция с окошками в резьбе...
Малая зарубка на судьбе,
Тихий вздрог предчувствия под кожей.
Память крови – это ли не чушь?!.
Но когда едины все пять чувств
В странном узнавании и боли,
Понимаю, потому жива,
Что ломаю сердце на слова,
Словно хлеб октябрьской юдоли...
Псковщина! Родимая тоска,
Ломота у правого виска,
Туч стада и низкое давленье.
И внезапным всплеском – белый храм,
Белый конь и снега первый шрам,
И комком в груди – стихотворенье...
ПУШКИНСКИЕ ГОРЫ
(В Тригорском)
Тени длиннее и строже.
Чёткая ясность пейзажа.
Розы у спален похожи
На монограммы Лепажа.
Пик воплощенья растений –
Август…
С тяжёлою тростью
В парке тоскующий гений
Бродит возлюбленным гостем.
В раннем часу отобедав,
Скромно, заботами няни:
Свежей ушицы отведав,
И кулебяки с грибами,
Он приглашенье соседки
Мягко отвергнет и просто.
Позже за чайной беседой
Легкий рисует набросок...
Смуглы подвижные руки,
Взгляд добродушный насмешлив…
Барышень тайные муки:
Кто же он, ангел иль грешник?..
Летней порою дорожка
Вьётся и вьётся полями…
С мухой играется кошка.
В доме этюды и гаммы.
В доме мечты и порывы,
Хлопоты, сны и приметы…
Где вы, стволы роковые,
Б`алы, снега, эполеты?
Вязь ослепительных кружев…
Белые фрачные груди…
Так вот, бесхитростно, нужен
Больше нигде он не будет!
Так горячо, безысходно,
Тайно, светло, бестолково…
...Не предвещает невзгоды
В небе над парком подкова…
Что это, бред или морок?
Тень набегает на сердце…
Чёрный запахнутый полог,
Cвежая капля на дверце…
Псковская вьюга над бором,
С кладбищем путь разминётся…*
Скоро всё кончится. Скоро
Он в эти сени вернётся.
__________________
*«Матушка недомогала, и после обеда, так часу в третьем, прилегла отдохнуть. Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, а за ним длинные сани с ящиком. Мы разбудили мать, вышли навстречу гостям: видим, наш старый знакомый Александр Иванович Тургенев. По-французски рассказал Тургенев матушке, что приехали они с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и прозябши, вместе с везшим гроб ямщиком приехали сюда… Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы». Фок (Осипова) Е.А. Рассказы о Пушкине. Цит. по: Последний год жизни Пушкина. Переписка. Воспоминания. Дневники / [сост, вступ. очерки и примеч. В.В. Кунина]/ – М.: Правда, 1989. – С. 593.
|
ОБИТЕЛИ, ОЗЁРА, ТИШИНА…
Обители, озёра, тишина...
Белёсая сентябрьская прохлада.
Наполнилась прибрежная волна
Медовой желтизною листопада.
На стенах дремлют сырость и покой,
Здесь речи умолкают отчего-то.
Осыпались древесною трухой
Бока на берег вынутого бота.
Короткая возможность просто жить,
День провести у озера и храма,
Безмолвие природы сторожить,
А на молитве первой вспомнить маму.
Горчинкой мха черничный пахнет лес,
У северных широт короче лето.
Последней паутины лёгкий блеск,
И тихие вопросы... без ответа.
СМЫСЛА В ЖАЛОБАХ НЕТ. НЕ СЕТУЙ...
Смысла в жалобах нет. Не сетуй,
Что посыпалась с веток медь.
Долго с горки катилось лето,
Да не век же ему звенеть?..
Нынче впору гореть румянцем
Щёчкам яблок, тучнеть плодам.
Ближе к вечеру водит в танце
Дождь сентябрьский: па-дам, па-дам…
Он уже не слепой, не тёплый.
Наплевав на иной прогноз,
Так ударит кадриль по стёклам
Что и в сад не покажешь нос.
Тут, вблизи от дождя и леса,
Кофе чёрный, с кистями плед.
И кружит пред глазами пьеса.
Только нас средь героев нет.
Там ружье не висит впустую,
Там страстей неизжитых ком.
А ты любишь меня, простую,
И простой выбираешь дом.
И уже не бунтует сердце.
И в стихи излилась мечта.
Одноверец единоверцу
Поцелуем закрыл уста.
Я ерошу твою макушку…
Год текущий сего числа.
Я тебе завещаю душу.
Я её для тебя спасла.
ПОЛЕ ЖИЗНИ МОЕЙ
Не озарением – нравственным выбором
Станешь однажды ты, поле под Выборгом,
Поле за Троицком, поле печорское,
Поле рязанское, тульское, орское.
Поле в ухабинах, поле несжатое,
Поле, подбитое снежною ватою,
Поле, залитое кровью рассветною,
Поле с ромашками – детское, летнее,
Русское море росистое, пряное,
Поле как сердце, в терпенье упрямое...
Поле – полон городской разрешившее,
Поле с печальным эпитетом «бывшее».
Поле, тебя перейду я когда-нибудь
В жар августовский, в январскую замять ли,
Стану у края, такая обычная...
Вдруг на обочине, глядь, земляничина!
В колкой стерне, или в снеге протаявшем...
Или в глазу оказалась ресничина?
Или я в сонном блуждании давешнем?
Так и стою, и не чую обочины...
Сок земляничный, сомнения кончены.
Август, и облака белое сочиво.
МОЙ ПЕТЕРБУРГ
I
Мой Петербург - властитель в треуголке,
Герой, отступник, мученик, поэт...
Рассыпался, как льдина на осколки,
Но не растаял твой имперский след.
Есть в строгой геометрии строений
Внезапный всплеск бунтующей волны,
Решёток парков медленные тени
Живых страстей умерить не вольны.
Не каземат, не бастион, не карцер –
Лишь золото, и свет, и бирюза...
Не давит грудь Невы холодный панцирь
И смотрят в небо вещие глаза.
Вскипать волнам, и набежавшей тучи
Пронзать подбрюшье лезвию креста!
А я приму как милость каждый случай
Твою судьбу за днями дни листать...
Там, в глубине, где скромная ограда
Нетленное сокровище хранит,
Стучит и плачет сердце Ленинграда
И каплет воск на дедовский гранит.
II. Тёплая осень
Так тихо, и пронзительно, и влажно,
На Петроградской ночь, ноябрь, луна...
Во мгле Нева полощется протяжно,
Пунктиром фонарей иссечена.
Окно без штор, и чай в хозяйских чашках,
Мы здесь в гостях, у случая в чести,
Раз в парке в тёмнорозовых рубашках
Смогли для нас две розы расцвести.
Горят над храмом северные звёзды,
По ним дано угадывать маршрут
И птицам, к их ещё не свитым гнёздам,
И людям, что надеются и ждут.
ЦИКОРИЙ
Алле Шараповой
Звезда моя цикорий* –
Платочек голубой.
Октябрь на Чёрном море.
Приморский день рябой.
Отброшена подушка,
Исписана тетрадь.
Остаток чая в кружке
Нет силы допивать,
Да голубь по перилам
Гули-гули-гули...
Да брызги, как бериллы,
Да в море корабли.
И синенький цветочек –
Святая простота.
И сызмальства у дочки
Горчинка возле рта.
Виной всему окраска
Неяркого цветка,
Да съёмная терраска,
Да взрослая тоска.
И год идёт за годом,
И всё не рвётся нить,
И чтобы быть с народом –
Народом надо быть.
И ночи на терраске,
Где мухи и мячи,
И верно для острастки
Ночной гудок звучит.
И синенький цикорий
Подмешан в лунный свет.
А море... море... море
Шумит – и горя нет.
_____________
*«Звезда моя цикорий» – слова из стихотворения А.В.Шараповой «Длинная командировка».
МОТЫЛЬКИ
У Коломны, на излучине Оки,
Вальс-бостон танцуют в паре мотыльки.
Их лоскутные летучие тельца
Расцветила предзакатная пыльца,
Стали розовы они от той пыльцы,
На головушках их брачные венцы.
– Пам-па-дам, придёт ли осень, всё равно!
Станем пить из тонких рюмочек вино!
Станем жить, покуда милует Господь,
Пусть мы холода не в силах побороть –
Будем в танце дни и ночи проводить!
– Ты придёшь меня однажды проводить
В платье бальном из тончайших лоскутков...
Я махну тебе крылом – и был таков...
Так однажды близ Коломны у Оки
Толковали меж собою мотыльки.
Вот и наши тени пляшут по стенам,
Собираться в путь когда-нибудь и нам.
Хлынет дождь, на двери штору теребя,
Позовёт меня в дорогу без тебя.
А настанут, ах, настанут холода,
И тебя приветит домик изо льда.
А пока мы словно эти мотыльки
Под Коломной у излучины Оки.
Дни закатные, жемчужные деньки...
СМОРОДИНКА
Когда приплющит непогодина
и ветры душу украдут,
заветной баночкой смородины
развею зимний неуют.
Намажу с горкой ломтик хлебушка,
в метельный гляну окоём!
А помнишь, как-то парнем с девушкой
зашли в смородину вдвоём?..
Тугие чёрные жемчужины
(что сны июльские, сладки!)
не в чашки скатывались к суженым –
а мимо прыгали с руки.
Ах, время быстро с горки катится,
Декабрь клюкой колотит в дверь.
Где ты, в разводах синих, платьице?
Где та смородинка теперь?
РАЙ…
Серые хозяйские сараи,
низкие подгнившие мостки...
Ты, поэт, задумался о рае?..
Вот же он, гляди из-под руки!
Буквы «центр» осыпались с таблички,
понизу крапива зацвела...
Райские нарядные синички
полетят с тобою до села.
Вот и храм – распахнутые ставни,
колокольня белая с крестом.
В праздник гул, торжественный и плавный,
здесь течёт над речкой и мостом.
Жизнь течёт... Мелькают в огородах,
будто черносливины, грачи,
у заборов яркая сморода,
что рябина пьяная, горчит.
Не созрела, видно... Погоди-ка
морщить нос, нежданный гость-поэт!
Крупная на радость, земляника
на ладони свой оставит цвет.
Поклонись улыбчивой бабусе,
загляни в печёное лицо!
Отвечай как есть, мужик, не труся:
разведён, да вот ношу кольцо...
Пригласит к столу, поставит чашки:
– Чай, ты свой, а что ж не кажешь глаз?
Ну, уехал, дал в судьбе промашку –
возвращайся! – весь старухин сказ.
Здесь рассвет, закат, и, святый боже,
да какая ж это красота!
Будешь жить, голубчик мой Серёжа,
под защитой Господа Христа.
Отведёшь, милок, по воскресеньям
старую Прасковью в здешний храм,
а потом с малиновым вареньем
чай тебе с оладьями подам...
У старухи мухи да иконы,
над подушкой лебедь на пруду,
и плывут малиновые звоны
над малиной раннею в саду.
«САМАЯ ТИХАЯ, СА-МА-Я НЕЖНАЯ…»
«Самая тихая, са-ма-я нежная
песня о маме моей...»
Спеть бы, да грусть заливает безбрежная
с ветреных снежных полей.
Детская радость слезами не душит, но…
вспомню – и в горле комок!
К тёплым рукам её ладит послушную
голову, словно щенок,
дочка её – фантазёрка упрямая.
Юную спесь распуша,
так ли уж редко бывала ты каменной,
чёрствый подросток – душа?
Что же теперь запинаешься в слоге ты
солнечным днём ноября?
Мама на карточке смотрит не строго, а...
словно прощенье даря.
ЛИСТОПАДНАЯ НЕВЕСОМОСТЬ…
Композитору А.Г. Флярковскому,
моему отцу
Листопадная невесомость,
Листья кружатся, не дыша.
Тихо-тихо над крышей дома
Пролетела твоя душа...
Чуть замедлилась у окошка,
Занавеской едва качнув.
Чутко уши воздела кошка
И покинула старый пуф.
Я стою
И шагнуть не смею.
Лёг под ноги зелёный лист.
Чей-то промельк в конце аллеи.
Чей-то выход
из-за кулис...
Я-то думала – всё мин'уло.
Не расслышишь
дочерних слов.
...Пробуждает далёким гулом
Самолётик из облаков...
ФОТОГРАФИЯ
И девочку, которой нёс портфель...
А. Дидуров
На фото девочка с зелёными глазами:
Открытый, отчего-то грустный взгляд...
Неумолимо близится экзамен
И выпускной не сшит ещё наряд.
Ползут часы до школьного обеда,
И лодочки под партой – велики...
Ещё звучит вчерашняя беседа,
Рождая пульс младенческой строки.
Так важно было всё и так впервые!
Тетрадный лист волнение будил,
И карандаш стихи, а не кривые
На графиках, забывшись, выводил.
Взлетала чёлка под размах качелей,
Над парком грач саврасовский парил...
Томил апрель простудой и капелью
И гнал домой продроглостью перил.
Ждал под подушкой томик Мандельштама,
Тянулась к одиночеству душа,
И чутко отражала амальгама
Твою весну, с тобою в такт дыша…
Все были рядом: бабушка и мама,
Вилась судьбы каштановая прядь…
А первый дождь о счастье телеграмму
Спешил, стуча по стёклам, передать.
***
Галине Филипповой
Не верить в то, что смысла нет
искать добро.
И пусть порой неярок свет,
а век суров.
Пусть сердцу гордость тяжела,
горьки стихи.
Малы пред Господом дела,
но не грехи.
Принять и крест, и благодать,
и в свой черёд
людей, которых гонят вспять,
вести вперёд.
Вести на этот ясный зов
из всех рутин.
Маяк единственный, Любовь,
свети, свети!.. |
Ольга Александровна Флярковская - театровед. Член Союза писателей России. Издано три книги стихов: «Таинственное ремесло» (Композитор: М., 2014), «На кукушкиной зорьке» (Чернильная роза: М., 2017), «Земля-скрижаль» (Серебро слов: Коломна, 2019). Стихи публиковались в журналах: «Москва», «Двина», «Южное сияние», «Северо-Муйские огни», «Граффит», «Плавучий мост», «Зарубежные задворки», «Голос эпохи», газете «Московский литератор» и др.