Светлана Сергеевна Голубева

Светлана Сергеевна Голубева родилась в 1967 году в Пскове. Закончила Псковский ордена «Знак Почёта» педагогический институт им. С. М. Кирова. Жила и работала в Белгороде. С 2006 г. живет в Орле. Член Союза писателей России с 2010г., автор трёх книг. Участник региональных литературных семинаров в Курске (2008г.) и Гусь-Хрустальном (2009г.). Печаталась в «Белгородской правде», «Псковской правде», «Орловской правде», «Орловском вестнике», альманахе «Орёл литературный», сборнике молодых литераторов «Зеркало пегаса» (г. Орёл); литературном альманахе «Толока» (г. Курск); «Уроки литературы», «Роман-журнал 21век», «Народное творчество», «Дом культуры» (г. Москва); в «Бийском вестнике», «Красноярском рабочем», «Новом Енисейском литераторе», интернет-журнале «Стражник» г. Воронеж, в альманахе «Огни Кузбасса», «Аргамак» г. Казань Дипломант конкурса им. А. Толстого 2012г., лауреат Всероссийской поэтической премии «Вешние воды» 2014г.

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ОЛЬГА
(Поэма)

«Я с вами во все дни до
скончания века. Аминь»
Евангелие от Матфея гл. 28

«…отныне блаженны мертвые,
умирающие в Господе; ей, говорит Дух,
они успокоятся от трудов своих,
и дела их идут вслед за ними»
Апокалипсис, гл. 14

Псков. На Крому1
Пролог

Будь сто веков благополучен,
Мой град, судьбы моей исток!
Ты с детства витязем могучим
Казался мне, и нем и строг.
Часами в юности, бывало,
Осенним неприветным днём
Я в хмуром городе гуляла,
Мне всюду мнились тайны в нём.
Булыжник старых Псковских улиц,
Плитняк Довмонтовых палат –
Безмолвен камень, потому ли,
Что знает весь мирской уклад?
Кром дремлет, точно страж уставший.
Все звуки здесь приглушены,
Здесь часто дождь кропит тишайший
Резные листья бузины.
Струй шелест – будто глас смиренный.
Щекой приникла я к стене,
Казалось, доверяя мне,
Заговорил мой град почтенный
Про Русь за сумраком эпох,
Когда был смутен русский «Бог»,
О становленье и борьбе,
О славной Ольгиной судьбе.
Молва, княгиню пережив,
В акафист обратила миф,
Спустя одиннадцать веков
Она – всё повод для стихов,
Где правда в вымысел поэта,
Как нить в ушко иглы, продета…

1.  Старая княгиня
Холодный, светлый день осенний
Уже к закату солнце нёс,
Гоняя облачные тени,
Мял травы ветер, словно пёс.
На берег, где у ног катила
Свинец днепровская вода,
Седая женщина всходила,
Нетороплива и горда.
Не в пышном княжеском уборе -
Во впалых старческих висках,
В несуетном спокойном взоре,
В увитых жилами руках
Читалось воли превосходство.
Вещала клинопись морщин
О разуме и благородстве,
Что мнятся в слове «господин».
Она взошла на холм устало
(Ходьба давалась ей с трудом).
Поодаль свита поджидала.
Княгине стоило перстом
Чуть повести – скамью, меха ли,
Платок ли, хлеба и вина
Ей тотчас на берег подали б.
Но зачарованно она
Во временной блуждает дали,
И нет во взоре – видит Бог-
Ни сожалений, ни печали.
Бесстрастен лик её и строг.
Но вот, уставшая княгиня,
Чуть голову поворотя,
Манит, и верная рабыня -
Сей миг у Ольгина локтя.
- Малуша, - подалась к ней Ольга. –
Нет, ничего. Домой пойдём.
И молча шла. Спросила только,
Оставшись в горнице вдвоём:
- Зачем ты служишь мне, древлянка2,
чураясь чести и даров?
- Ты знаешь, - молвила служанка,
поправив госпоже покров. –
Со дня, как не погибла в поле,
я здесь, послушная судьбе.
- О нет, голубка, Божьей воле.
Я это знаю по себе.
………………………………………..
Кто ведать может промысел Господень?
Без Вышней воли волос не падёт.
Всяк в одиночку путь судьбы проходит,
Но с каждым по пути идёт народ.

2. Встреча
Откуда – ни слуге не знать, ни князю -
Нагрянет то, что все зовут судьбой:
В пути догонит, встретит на пороге,
Метнётся ли, как зверь, наперерез?
А может, в той бокастой плоскодонке
Подчаливает к скошенным мосткам
И озирает князя, будто зоря:
Приветливо, а словно бы поверх?
«Ох, я ж тебя, красава, заломаю», -
Подумал Игорь, в лодку заступив
И бросив лис убитых деве в ноги.
- Перевези, - велел, а на воде
запястья стиснул юной незнакомке.
Та на него без робости глядит:
- Коль господин, так воля твоя свята –
возьмёшь меня, но мёртвой, из реки.
И подалась за качкий борт лодчонки,
Но вдруг раздумав, села на скамью:
- Да ты не князь.
- Почто? – Он глаз сощурил.-
Не вышел ликом, платье не по мне?
Мнишь, тать презренный лис набил украдом
во княжеских владеньях. Донеси –
на Выбутах3 у вас стоят варяги.
Ответ селянки молодца смутил:
- Не тот властитель, кто губил, желая,
а тот, кто, и желая, не сгубил.
Не тот хозяин, чьи леса и реки,
а кто хозяин самому себе.
На том и лодка ткнулась носом в берег,
князь ветерком взбежал на косогор.
- Как звать тебя, мудрёна? - молвит.
- Ольгой.
- Сватов внедолге, Ольга, поджидай.

Отважная селянка из-под Пскова
Княгиней стала Киевской Руси.
Когда б рассказ на этом был закончен,
Его вообще не стоило писать.
…………………………………………………….
Судьбы дороги неисповедимы.
О, если б знать, откуда что грядёт…
Едва вспомянут князя вместе с Ольгой,
Её поднесь же помнят без него.

3.  Смерть князя. Гибель древлянских посольств
В два дня домчались к Киеву древляне,
Подстёгивая вороных коней
Черней хвоста сорочьего вестями,
Ночи ноябрьской вороной черней:
- Мы на полюдье Игоря убили4,
А Ольгу Малу5 нашему хотим.
И гости в ожидании застыли,
Но лучше в пепел превратиться им.
Ах, горюшко, змеиное ты жало;
Отравлено княгинино житьё.
- Наш князь-то люб? - посольство вопрошало,
А лучше бы кричало вороньё.
Как мало слов. Как много изменилось.
И в камень превратился Ольгин лик,
И словно бы телега накатилась
На грудь княгини, сердце и язык.
Гортань, свинцом как будто налитая,
Её почти не слушалась теперь:
- Решенья пусть до завтра ожидают.
Подите все и затворите дверь.
О, как окаменелыми губами
Непросто даже слово произнесть,
Но коль для госпожи над племенам
Есть тоже повелитель – княжья честь, -
Безжалостной стать должно, как мужчине,
Мужчины ради – чада своего6,
Не после, а сейчас во имя сына
Отринуть чувства, все до одного.
И повелела Ольга горожанам
На площади копать глубокий ров,
А чтоб к утру он напитался жаром,
Прожечь в нём больше хворосту и дров.
Наутро все посольские древляне
Нашли во рву мучительную смерть.
Но этим, гомонили киевляне,
Навряд ли  утолится княжья месть.

Второе тоже сгинуло посольство7;
Давно древлянам не было вестей.
Упрямый Мал, вовлёкшись в жениховство,
Не прозревал княгининых затей.
По языкам, однако, расходилась
Тревога, будто волны по воде:
Народ не верил в киевскую милость:
Всё тихо – это значит, быть беде.
Но вот и весть, что ждали и не ждали:
С Днепровских берегов в Искоростень8
Грядёт обоз через лесные дали
С невестой. С Ольгой!
Нужно лишь на день
Ей на могиле мужа задержаться,
Почтить в бесчестье опочивший прах
Да тризною великой оправдаться
За пыл любовный и за новый брак.
Мал воинов к ней выслал подначальных
Навстречу пятитысячный отряд
С тяжёлой ношей мёдов поминальных,
Чтоб княжий щедро был свершён обряд.

4.  На могиле князя Игоря
Всё кончено. В тумане предрассветном
Тела, тела да липкая трава.
И тихо так, как будто в мире этом
Одна княгиня только и жива.
Пять тысяч полегли…
Ходила Ольга
Меж убиенных чёрная, как тень.
И что-то солнце не вставало долго,
Земли, наверно, испугался день.
Кругом всё трупы. Ратник вон, парнишка
Лежит, что спит вольготно среди мхов.
Сын Ольгин, Святослав велик не слишком,
Тож будет воин через пять годков.
Невольно княжич к матери метнулся:
Среди недвижных скорчившихся тел
Костлявой скорбной тенью куст качнулся.
Как прост и страшен воина удел!
Вот он, итог отпущенных ей суток.
(О, Мал, пославший стольких на убой!)
Обман удался. Лишь на сердце смута
И лада у княгини нет с собой…
Всходило солнце ничему не радо.
Лучи и кровь резни в одно слились.
По диким тропам киевлян отряды
К Искоростеню змеями вились. 

5. Переговоры
О, как порой жестока очевидность:
И надо б верить, да невмоготу.
Скорей уменьем ратным, чем воочью
Дозор почуял: ближние лески
Наполнились движеньем, загустели
Войсками, будто варево крупой.
Искоростенцы заперли ворота,
Готовясь не сдаваться без борьбы.
Когда дружинник Малу на рассвете
Тревожно обстановку доложил,
Мол, киевляне город осадили,
И веет вовсе тут не сватовством,
Князь разумом прозрел, но что до сердца -
Тому хотелось брака хоть умри.
(Смерть, впрочем, угрожала и без свадьбы,
Навряд ли предстояло выбирать).
На стенах крепостных народ собрался,
В предчувствиях недобрых вдаль глядел:
Из тени леса выехали трое,
К Искоростеню полетели вскачь,
Над ними белый стяг, как птица, бился.
Искоростень не отворил ворот-
Народ не верил в замиренье с Ольгой.
Но кто бы жизни детям не хотел?
В молчанье хмуром княжескому слову
Внимал древлянский осаждённый град:
- Уж отомстила. Уведу на Киев
Войска, лишь дань за мужа получу.
- По правде молвить, и платить-то  нечем…
- Ой ли? Ни воробья, ни голубка?
Возьму всего по птице с домочадца,
Но только чтоб сегодня, не поздней.
Как не поверить в то, что любо слышать?
Сумела Ольга город убедить.
Искоростенцы наскоро собрали
Крылатую воркующую дань.

6.  Гибель Искоростеня
О, птицы, птицы, кроткие созданья,
Не знают птахи человечьих дум,
Ни козни им неведомы, ни нужды
В товариществе, мести и войне.
Откуда птицам знать, что трут горящий,
Невольно принесённый в коготках,
Привязанный им воями на лапки,
Мучительной погибелью грозит?
В родные гнёзда птицы устремились –
Туда, где переможется беда
И умалится боль. Но малой искре
Там тоже есть чем силы напитать
И стать всепожирающим пожаром.
Как зверь, он поднял лапы, лют и слеп,
Виновных нет ему и нет безвинных,
Всё – пища. Всем - погибель. И народ
Бежал, снеся ворота городские,
Но киевский был наготове меч,
Разивший всех, кто спасся из пожара,
Не разбирая лиц и возрастов.

Поодаль Ольга с княжичем  и свитой
Окружно проезжали на конях.
Гнедой вдруг прянул: под его копытом
Травяно-земляная каша вдруг,
Зашевелясь, ком плоти обнажила;
Беспомощные детские глаза
Смотрели в грудь коню, и отползала,
Трясущейся ручонкой заслонясь,
Девчушка, не зарубленная воем,
Забытая в кровавой толкотне.
В очах ребячьих увидала Ольга
Глаза недолго живших дочерей,
Которых ей не довелось лелеять9,
И княжича тревожные глаза,
И было что-то в них ещё такое –
Не от земли, не от людей. Вдова
Малышку на коня к себе сажает
И чувствует тепло её и дрожь.
Молчит княгиня, на пожар не смотрит,
А город будто скорчился и лёг.
Вот-вот с дымами в небо воскурятся
Последний стон и боль последних мук.
Глядеть на то нет надобы и силы.
На Киев бы пора поворотить.
И как рога чудовищной улитки,
Втянулись в лес отряды киевлян.
Неспешно едут, ветви отклоняют.
Молчание угрюмое прервав,
Спросила Ольга имя у найдёнки.
- Малуша, - та ответила, шепча.
- Малуша, - эхом повторила Ольга
и после горько усмехнулась:
- Мал…

7. Мал
Непостижимо женское коварство.
Будь проклята, любимая моя.
Лишь на твоей груди алкал я царства, –
Ты жизнь и честь украла у меня.
Древляне гибли в муках и обиде,
Я с ними только умереть и смог.
Народ меня, наверно, ненавидел.
Из всех богов – любви лютейший бог.
О, женских чар обманчивое иго:
Любовью называл я злую месть.
Не всё ль равно, князь Мал я или Игорь?
Бесславная нас уравняла смерть.
И умерший, народом проклинаем,
Из памяти глубин взываю я,
Кто обольщён, отринут, презираем:
Будь проклята, любимая моя.

8.  Святослав
Я вырос для войны, я – воин, воин,
И сеча мне сподручней, чем суды,
Погосты, дань, налоги. Я спокоен,
Когда от этой волен маяты.
Пусть это всё пребудет в попеченье
Великомудрой матери моей.
Поменьше б только ластились с ученьем
Магометанин, хитрый иудей.
И льнут и льют устами сладко мёды
(Мню, лести много, а корысть одна),
Всяк к сердцу госпожи торит подходы,
Да Ольга к легковерью не склонна.
По мне ж, держава та непобедима,
Где воинским успехам счёту нет,
В слитой дружине сила господина,
Почёт и долговластия секрет.
Я верю в то, во что и воин в сече,
Бог ратников - и князю божество.
Изранит враг - Малуша всё залечит,
Есть конь да меч – и будет таково.

9. Малуша
Я прикипаю к Ольге больше, больше,
Хотя питать бы ненависть должна.
Суровости её броня всё тоньше,
Всё ближе и роднее мне она.
Не звать мне Ольгу матерью своею,
Но скорбь любую за неё стерплю.
Княгиня смотрит на меня теплее,
Когда я Святославича10 кормлю.
Я с госпожой своею на полюдье,
На межеваньях спорщиков-князей.
У кривичей, полян, у меря, чуди
Я следую, как ниточка, за ней.
Служу, в затеи Ольги не вникая,
В каких погостах11 с ней ни появлюсь,
К княгине - вижу,- также прикипает
Разрозненная родовая Русь.
Вон, данники: всё с честью да поклоном,
С руки княгини разве что не пьют,
Суды чинят не силой, а законом,
Крови в междоусобицах не льют12.
Но всех счетов к себе у ней – не на год,
И с совестливым сердцем нелады;
Как видно, отпущенья вин и тягот
Ей не дают державные труды.
Где взять ей мира в сердце, у кого же?
Перун одобрил ту лихую месть,
А искупленья даровать не может.
Но чувствую, надежда всё же есть:
В часу, когда растает день-кормилец
В прозрачной постепенной темноте,
К нам тихо входит инок византиец
Повествовать смиренно о Христе,
Как в знойных землях кроткий Назарянин,
Презрев обильный хлеб, просторный кров,
Благое слово правды нёс мирянам,
Он сам был – свет и правда, и любовь,
О Матушке небесной, Всецарице,
Кто милостью не минет никого,
О том, как полегли каппадокийцы13,
Являя смертью веры торжество.

10. Византия
Угрюмый Понт был к людям благосклонен,
Как бусины, с ладони на ладонь
Пересыпал ладьи славян и руссов,
Лопатой ветра в спину подгребал.
И виделись надоблачному оку
Они змеёй в безжизненных песках,
Стремящейся к ещё незримой цели.
Стрела пути вела людей в Царьград,
Но больше знал Небесный Наблюдатель:
Цель каждого – в себе, земных дорог
К ней нет.
Но Русь желала Византии.
Вот горизонт стал тёмен и волнист:
Надменный город выплыл из тумана,
Рассыпался широко по холмам.
На русичей взирал, чуть вскинув брови,
Вскормлённый златом Константинов двор.
Искать в нём дружбы – княжеское ль дело?
Святого покровительства Христа
Единственно княгиня Ольга алчет.
О том и речи долгие ведёт,
Всем сердцем веру обрести желая.
За словом слово - чистый острый ум
И женская, и царственная гордость
Затмили образ диких тех краёв,
Откуда гостья русская явилась.
Беседами с княгинеюпленён,
Царьградский властелин Багрянородный14
Не только крёстным Ольги стать готов.
Придворные шипят в углах дворцовых:
- Он ей себя в супруги предложил.
И то была воды чистейшей правда,
Скрывать её не думал господин.
- Мне должно быть одной с тобою веры», -
промолвила княгиня.
(Мал кусок,
Вскормить способный страстную надежду).
Внедолге киевлянку окрестив,
Ждал Константин и брачного согласья.
Ответ был Ольгин на вопрос похож:
- Ты – отче крёстный мой, а разве может
Отец быть мужем дочери своей?
Быстрее птиц уносятся надежды.
Казалось, в Константиновой руке
Бьёт крыльями, трепещет птица счастья,
Да вот поди ж ты… Властелин не мог
Прогневаться на киевскую гостью,
И на обратный путь благословил.

Не чая берегов, ладья княгиню,
Вздымая нос, несёт домой на Русь.
Безмерный Понт - как сумрачная Лета,
Влекущая в неведомую даль,
В туманную грядущую Россию
С суровыми чертами образов,
С большими коренастыми церквами,
Что как душа народа, как судьба,
Как иноки, святые страстотерпцы,
Как витязи – защитники страны.

Владимир.
Эпилог

Княгиня, взяв Малуши руку,
Сидит недвижно, будто спит,
Растущему внимая звуку,
Что где-то за дверьми царит.
Дверь распахнулась, и вбегают
Мальчишки – внуки мал-мала,
В игру какую-то играют
И не выказывают зла.
Шумят, смеются. Ольга веки
Подняв, следит за детворой:
Сколь жизни в малом человеке!
Особенно вон тот, второй
По росту, сын её Малуши
И Святослава15, белокур,
В любой игре, в ученье лучший
И ликом никогда не хмур -
Владимир, Солнышко...
Средь думок
Смежила бабушка глаза.
Шум отдалился, дрёмы сумрак,
Сну уступая, раздался.
Толпа приснилась, в центре – двое:
мужи.
И слышит их она:
- Проститься мы пришли с тобою,
И ты, княгиня, прощена.
Виденья в краткий миг не стало,
Всё поглотил туманный вал,
Но Ольга тех мужей узнала.
То Игорь-князь и рядом – Мал.
Прощенье – вот, к чему подспудно
Душа стремилась столько лет,
И с ним покинуть мир нетрудно,
Уйти в небесный тихий свет.
Пусть вечность сковывает вежды,
Но о Руси печали нет:
Владимир – вот её надежда –
Поднимет православный крест.
Во внуке Ольгином смешалась
Кровь бывших недругов-племён,-
Грядущее Руси, казалось,
Молило, чтоб он был рождён.

Молитва
Ещё не ясно смысл осознавая,
А только ощущая силу слов,
Не мозгом – сердцем, нервом понимаю:
Что есть для нас Вселенская любовь.
Кто первый услыхал в себе молитву,
И кто в словах её запечатлел?
С ней на устах шёл человек на битву,
С ней горемык и странников жалел…
Её напевность, будто рек разливы,
Нам омывают души, бытиё.
Свет есть во всём, что создано с молитвой,
Темны деянья наши без неё.
Чрез Ольгу Русь вняла Господню слову,
И долго жить училась по нему,
И припадала к образам Рублёва,
И кланялась Софии на Крому16.
Быть может, тихим иноческим словом
Библейские княгине чудеса
Открыли мир в незримом свете новом,
Душевные отверзли очеса.
И быль о сорока каппадокийцах
Руси разноплемённой – точно луч:
Когда бы верой истинной сплотиться17
Народ родится, стоек и могуч,
Кому не в страх ни битвы, ни лишенья,
Ни странствия в иные берега,
Кто никнет перед Господом в смиренье
И гневно меч подъемлет на врага.

Примечания
1 Кром – высокое укреплённое место (Кремль) средневекового города с палатами для князя и дружины.
2 «Зачем ты служишь мне, древлянка» – Малуша, ключница княгини, была из радимичей.
3 «На Выбутах у вас стоят варяги» -  Выбуты – поселение недалеко от Пскова, родина княгини Ольги. Ближние к нему леса были княжескими ловищами – местами охоты Киевских князей. Варяги составляли дружину молодого киевского князя Игоря.
4 «Мы на полюдье Игоря убили» - Древляне привязали князя Игоря к двум пригнутым берёзам и разорвали. Полюдье – сбор дани.
5 «…Малу нашему хотим» - первое древлянское посольство прибыло в Киев не только, чтоб сообщить Ольге об убийстве мужа, но и посватать её за князя Мала, данника Киева.
6 «Мужчины ж ради – сына своего» - единственный сын Игоря и Ольги - Святослав.
7 «Второе тоже сгинуло посольство» - второе посольство древлян по приказу княгини было сожжено в бане, куда обманным радушием и посулами заманили знатных сватов Мала по приказу Ольги.
8 Искоростень – столица древлян.
9 «Глаза недолго живших дочерей» - Ольгины новорождённые дети умирали во младенчестве.
10 Святославич – будущий великий князь Киевской Руси. Его мать, Малуша была сослана княгиней Ольгой в Будутину весь (близ Пскова), где и появился на свет бастард Володимер, в грядущем - Владимир Креститель.
11 Погосты – гостевые избы, где останавливались князь и знать, а также территории – единицы административного государственного устройства, впервые установленного княгиней Ольгой на подвластных землях.
12 «Крови в междоусобицах не льют» - за многолетнее правление Ольги (ок. 60 лет?) на Руси не случилось ни одного вооружённого междоусобного конфликта.
13 Речь идёт о сорока святых воинах - каппадокийцах, принявших мученическую смерть во имя православной веры.
14 «Багрянородный здешний властелин…»  Императоры Византии появлялись на свет в специальных покоях, обитых красной тканью – символом власти и могущества, оттого именовались Багрянородными. В данном случает речь идёт о Константине Багрянородном, крёстном отце княгини Ольги.
15 «Сын её Малуши и Святослава…» - будущий князь Владимир Креститель - незаконнорожденныйсын - князя не имел шансов занять Киевский стол.
16 «Не встала бы София на Крому» - Софийский собор в Киеве – жемчужина древнерусского зодчества.
17 Православная вера сыграла главную роль в становлении русского народа.

НОСТАЛЬГИЯ
Я растерялась, словно ветер
Меня на атомы раздул,
Разнёс на сто дорожных петель,
Оставил от меня лишь гул.

Теперь в морях былья степного
Я - дальний бесприютный вой.
А где мне взять тепла родного,
А где мне снова стать собой?

Когда закончатся порывы
По всей земле, во все края,
На берег опущусь счастливый –
То будет родина моя,

Где мне сложиться воедино,
Где поднимать своих детей;
Там жить – судьба, а не судьбина,
Там ветер – лишь слуга вестей.

* * *
Услышу Господа не в храме
Среди жужжанья голосов.
Я, может быть, поеду к маме
Послушать древний шум лесов.

Там на стволах – опорах небу -
Закатный присмолился луч,
Как мёд, растёкшийся по хлебу,
Горяч и терпок, и пахуч.

Шум сосен – выдох облегченья,
Нашёптывание молитв,
Издревле данных в утешенье
Держащим неба монолит.

9 МАЯ
Какая тишь! И так необорима
В рассветной неге дремлющая жизнь,
Как будто все снаряды были мимо,
Все мины до одной не взорвались,

И генералы живы и солдаты,
Все дети родились у матерей,
А если здесь и слышались раскаты,
То разве гроз, примчавшихся с морей.

Зарёй румянясь, в лепестках лежала,
Дыша малейшей гранулкой земной,
Такая жизнь, как будто не пропало
Из завершённых судеб ни одной.

ГОРЫ ТЯНЬ-ШАНЬ
Иллюзия обманутого зренья,
Которую не выдумаешь сам, –
Так странно их над городом паренье,
Так их странна причастность к небесам,

Не верится, что по ущельям где-то
Разрушены обвалами мосты,
И долы изнуряющее лето
Боится, как девчонка высоты.

Безмолвны горы, а точнее, чутки,
И невозможно знать наверняка,
Боясь чего, дрожали незабудки
Меж валунов у края ледника.

БАБУШКА
Костисты, помню, её запястья
И вены – синие провода…
Господь был скуп на земное счастье,
Зато был щедрым на соль труда…

Косарь старушка была отменный,
В деревне мало кто так же мог.
Надев на платье жилет толстенный,
Она обкашивала ложок.

Рядками на бок ложились травы,-
Тянулся ровный медвяный след;
Работа с видимостью забавы
Далась надсадой прожитых лет.

Поодаль я на траве сидела,
В живой, стрекочущей тишине
Коса на взмахе чуть-чуть звенела –
Так почему-то казалось мне.

В ЗАБРОШЕННОЙ ДЕРЕВНЕ
Забытый край, осиротевший дом.
Здесь было всё, что мне вдохнуло душу:
Букеты льна, который рвёшь с трудом,
И лес, в котором сызмальства не трушу,

Валок недавно скошенной травы,
Окутанный прощальным ароматом,
Осенний сад, уставший от листвы
И жёлтый плёс за ближним перекатом.

Здесь ржали кони, грузовик пыхтел,
Был слышен зычный покрик бригадирши, -
Крапива лишь теперь да чистотел
Глядят из срубов, уронивших крыши.

И тихо всё. И сгорбились дома,
Из тына накрест вывалились жерди.
Один лишь сад замшелый вдоль холма
Весь в поросли, не нужный даже смерти.

Скрипят тоскливо ветви ли, душа ль,
Вдоль улиц ветер смерчиком пылится.
Вернуть бы всё. На то себя не жаль.
Вернуть бы всё – и в этом раствориться. 

НА РОДИНЕ
Средь холмов, где притихли озёра
В просмолённой сосновой тайге,
Хорошо бы в вечернюю пору
Прогуляться вдвоём налегке,

Любоваться, как в солнце закатном
Раскалилась сосновая медь;
На шершавом стволе красноватом
Так и хочется руки согреть.

Вон, курится туман по озёрам,
Поклоняясь вечерней звезде;
Мы с тобой побежим косогором
Искупаться в туманной воде.

До чего же пугливые ночи:
Только смерклось – и тут же рассвет!
Видно, солнце отсюда не хочет
Уходить на другой континент…

Мы вернёмся на зорьке, вдыхая
Быстротечный, прохладный покой.
Безмятежные радости рая
Здесь повсюду у нас под рукой.

ЗИМНИЙ ПЕЙЗАЖ
В моём окне такие виды
Морозной утренней поры:
Пушистых ёлок пирамиды
И лип хрустальные шары.

Блестят засахаренно крыши,
Сосулек стынут леденцы;
Висят во всех оконных нишах
Узорных шалей образцы.

В пуху кусты, забор, деревья,
Дернинки жухлого былья.
Плывёт в снегах корабль- деревня
С флажками мёрзлого белья.

* * *
Вода не была голубой.
Оливковой – в озере в чаще лесной,
Похожем на листик ракиты весной;
Асфальтовой - в тихом, заросшем пруду,
Забывшем давно про свою красоту;
Был на море ртутным тяжёлый прибой -
Вода не была голубой!

Сиял Иссык – Куль бирюзовым кольцом;
Катунь в рукава изливалась свинцом;
Струилась Многа серебром меж камней,
Медовою отмель казалась на ней,
И омут чернел под отвесной скалой-
Вода никогда не была голубой!

* * *
Ветры метались калёные, будто из стали,
Видно, луну, непутёвую девку, искали.
В клочья порвали её бархатистые юбки
(Хватит отныне плясать ей, бедовой голубке).

Тщетно ревнивцы носились, сверкая серпами,
Тщетно от них закрывались деревья ветвями,
Нет здесь беглянки, за юбкой она не вернётся:
Бёдра нагие ей шёлком укутает солнце.

ВИД С ПОГОСТА
Отсюда мне видны коробки
Многоэтажек городских,
От них по полю стёжки-тропки
Сюда, к исходу дел мирских.

Пейзаж таков, что помни всякий:
Прожить – не поле перейти,
Но вот дорожки в поле, злаки
И вот он, крест в конце пути.

Град Жизни против града Смерти,
Меж ними - рябь дневной жары,
Как будто отразились в Лете
Взаимочуждые миры.

САВЕНКОВО
Какая, однако, стоит тишина.
Она будто в сговоре с дымкой приречной.
Серёга с двустволкой, с котомкой заплечной
Понуро бредёт, не убив кабана.

Кабан поплатился недолгим испугом
И ладно, пускай себе дальше живёт.
В заречном леске над задумчивым лугом
Влюблённая птица зазнобу зовёт.

А я, человек для деревни бездельный,
На сочное дня угасанье гляжу
И с ним растворяюсь в тиши беспредельной,
И отсветом бледным над лесом скольжу.

* * *
Мотовка осень мне отрадна всякой
На каждой из ступеней увяданья:
Сентябрьским расточительным гулякой,
Мятежницей, отвергшей подаянья, -

Игуменьей сурово непреклонной,
Параличом разбитой на восходе;
Она не мчится в бездну по наклонной –
Но к одинокой гибели восходит.

* * *
Да, осень…
Бог с вами! Не худшее зло.
Кому-то и больше в году не везло:
То спать не давал подгулявший сосед,
То мужа, то денег, то совести нет.

Ах, осень. До боли простая пора.
Ты истина, осень, а лето – игра,
Щедра на посулы пустышка-весна,
Зима хороша, да и та… холодна.

Что ж, осень: колючий, занозливый дождь,
И если боишься – гулять не пойдёшь,
Не сыщешь поэзии в серости дня
И в парке туманном не встретишь меня.

* * *
Дождь словно тысяча заноз:
Не видно звёзд, не видно слёз,
Неспешны мысли и просты –
Без суеты.

Ни вышины, ни облаков,
Ни редких красочных мазков
В рисунке городского дня,
И нет меня:

Туманной серостью за мной
Тёк по аллеям свет дневной,
Широкой лентою обвил
И растворил.

И я – бесплотная душа-
Скитаюсь в парке не спеша,
Как жуть иль грусть;

Что мне за дело до зонтов,
До мокрых ног и сквозняков –
Не простужусь.

* * *
Земля промёрзла, будто вдовье сердце.
И ветер, как судьба, неотвратим, -
Ни скрыться за углом, ни отвертеться,
И воли, кроме Вышней, нет над ним.
Не ведает коварства, превосходства,
Не разумеет ни добра, ни зла,
Не проклинает вечного сиротства –
Вот так бы я свободною была.

* * *
Две звезды горят на расстоянии
В неба сине-бирюзовой чаше.
Светят, будто бы от их старания
На земле зависит счастье наше.

Загустев от отсветов и отблесков,
Растворила ночь коробки зданий,
И столбцы окошек-иероглифов
Светят неким сокровенным знаньем.

И бледнеют звёзд лучи холодные
В по-житейски приземлённом свете.
Видно, звёзды - дырки небосводные
За земное счастье не в ответе.

НЕБО
Ноябрь. Время обнажённых истин.
Как честен мир, освободясь от листьев!
Рассвет на ощупь проникал в квартиры:
Небесный свод мутнее улиц сирых
Всей мощью навалился к нам на крыши.
Такое небо мне родней и ближе,
Понятнее, быть может, милосердней,
Чем в пору синевы его весенней.
Времён и эр свидетель неизменный –
Ему ль не знать наш мир несовершенный;
Отец туманных зорь и неуюта –
Ему ль не знать моей душевной смуты.

* * *
Не молчи, мой попутчик, мой друг, говори, говори:
Нам так мало осталось быть вместе – всего до зари,
Утром наши пути разойдутся уже навсегда,
И на вёрстах моих от тебя – ни следа. Ни следа…

И покатятся дальше составами ночи и дни
К встречам старым и новым среди суеты, толкотни.
Будут снова колёса стучать, километры дробя.
На какой же мне станции снова услышать тебя?..

Пусть слова невпопад, всё равно говори – не молчи.
Я услышу твой голос когда-нибудь в тихой ночи,
Я печальный почувствую взгляд в растревоженном сне
И наутро решу: это ты вспоминал обо мне.

АЗИАТСКОЙ ЛУНЕ
Ты – глиняное блюдо
С шафрановым узором,
Подброшенное в небо
шалуньей чернокосой.

И за тобой подспудно
Следят, полны задором,
Ивовые листочки
очей её раскосых.

* * *
В моём окне такие виды
Морозной утренней поры:
Пушистых ёлок пирамиды
И лип хрустальные шары.

Блестят засахаренно крыши,
Сосулек стынут леденцы;
Висят во всех оконных нишах
Узорных шалей образцы.

В пуху кусты, забор, деревья,
Дернинки жухлого былья.
Плывёт в снегах корабль- деревня
С флажками мёрзлого белья.

Из новых стихов

 

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную