Александр ГРОМОВ, г. Самара
Координаты спасения

Люблю хорошие названия: они порой могут рассказать больше, чем сами книги. Ну, а если и автор будет под стать, ты вместе с ним начинаешь жить раскрытием смысла слова, словосочетания, то тогда вообще испытываешь неподдельную радость от того, что ты русский и можешь не только говорить и понимать язык, но и чувствовать его.

Такой стала для меня книга Николая Переяслова «Под московским небом», вышедшая в 2012 году в издательстве «Российский писатель». Хотя, казалось бы, что уж такого в этом названии, ну пишет человек про Москву. А тут ещё на обложке картинка с Кремлём из времён советского телевидения. И название первой части – «Я шагаю по Москве» – тоже отсылает нас в прошлый век. Всё это подталкивает на ожидание неопатриотического панегирика. Что первое стихотворение и подтверждает: тут тебе и восклицания «О, столица моя», тут и «мудрый Арбат», и пнутые по ходу дела депутаты, и желание, чтобы внуки имели московскую прописку.
Даже начинаешь забывать, что в названии книги присутствует второе слово, которое и является определяющим для понимания заложенных смыслов (ведь непросто же так умный автор напихал в книгу стихов, он ведь их отбирал, расставлял в определённом порядке). А ведь именно слово «небо» изначально задаёт ту главную ось координат, в которой должен ощущать себя читатель. И уже второе стихотворение нам об этой оси координат наглядно напоминает, и хоть автор и не поднялся на само небо, но вот его взгляд с 19-го этажа – это уже взгляд как бы из поднебесья. И оттуда уже никакие депутаты не видны, тут открывается другая панорама:

По реке плывут катерки,
как по синему небу – ангелы…

И уже другое открывается зрение, когда:

Слева – сбился в кружок Париж,
Справа – башни, как у Нью-Йорка.

Вот тут начинаешь чувствовать, что «под московским небо» – это не только конкретная географическая точка, но нечто большее, неразлечимое для человека, ибо:

Горизонт застилает смог,
даль сливается и мельчает.
Как же нас замечает Бог?
Да при этом ещё различает?

Итак, вон у нас какие координаты выстраиваются: от земли до неба и во весь мир. А в центре – да, Москва. И что же мы наблюдаем в Москве?

…Стихов не слышно. Время – прозы.
(И та – пугающе груба)…

…Снова туманною дымкой
смог припадает к земле…

…Ночная Москва – как огромный кроссворд из горящих
И аспидно-чёрных – погашенных – окон домов…

Н-да, не так уж и радостно нынче в столице. Тут даже, если и восторгаешься, например, осенью, то невольно образы приходят не самые радужные.

…В Москве листопад. Словно шкура шарпея,
лежит на газонах в три слоя листва.
Как грудь перекрёстным ремнём-портупеей –
проспектами стянута туго Москва…

Ведь все эти сравнения – это весьма точно ухваченное состояние от сегодняшней Москвы. Переяслов не старается измыслить какие-то новые необычные образы, а точно передаёт свои ощущения: именно борцовская собака из Китая, и именно комиссарские портупеи.
Ну, не так, конечно, всё мрачно. Это я выдёргиваю фразы, которые для меня, в первую очередь, расставляют вешки почувствованной с самого начала оси координат.

Тут вот:

И глядит с улыбкой Патриарха
до бровей заснеженный январь…
…И стоят, как в Божьем храме свечки,
над домами белые дымы…

И невольно выдыхаешь вместе с автором:

…Огляжу окрестности с балкона,
И как будто кто напомнит мне:
«Так бывает. Чем темней икона –
тем светлее краски в глубине».

Но как должно произойти обновление? Вообще возможно ли это? Возможно. Об этом напоминает первый снег.

Мир за ночь стал другим. Всё то, что было чёрным –
сияло белизной, когда настал рассвет.
Земля, дома, сады – всё излучало свет
и ластилось к ногам слепым щенком покорным.

Но это чудо преображения одномоментное, внешнее, первый снег, скорее, напоминание, что это чудо возможно. Преображение должно произойти в нас. И вот тут, если начать двигаться по заданной оси координат (пока хотя бы по горизонтали), то:

…Москва – а вокруг соловьёв голоса…
Воистину, любит Господь человека!

Голоса-то соловьёв всё-таки – вокруг, не немота и не одно рычание автомобильных моторов!..

Как в гараже пробензиненном «ЗИЛами»,
в душной Москве пропотев от души,
ринусь к природе за новыми силами,
что средь берёз вызревают в тиши.

Можно и просто ехать в поезде, допустим, из Самары в Москву и глядеть за окно купе:

…где вот уж много дней
мелькает профиль Родины моей.
…Гляжу вокруг – кругом простые люди:
смеются дети, дремлют старики
(советских строек передовики).
Вагон летит через поля и чащи
моих Мордовий и моих Чувашей,
моих Удмуртий в снежной пелене.
Душа грустит, душа в тоске томится.
– Эй, проводник! (А лучше – проводница).
Налей-ка снова, что ли, чаю мне…

И тоска-то ведь от того, что возвращается автор не куда-нибудь, а в столицу.

А ведь у заданной автором оси координат есть не только пространственное измерение, но и временное. Этому посвящена вторая часть книги, но многое, настраивающее читателя на перемещение в координатах времени, помещено и в первой части. Особенно хорош «Сон», мне кажется, это лучшее стихотворение сборника.

Детство. Прообраз желанного рая.
Снится мне сладкое время твоё…
Кошка лежит. И котята, играя,
Носятся кубарем возле неё.

…Мама из сумки кульки и пакеты
тихо кладёт на клеёнку стола.
Пахнут пургой и морозом конфеты,
что она с улицы в дом принесла.

Вот она – за ожидание плата!
Мы раздираем обёртки скорей…
…Тихо пищат возле печки котята.
Капает с валенок снег у дверей.

И здесь, кстати, «рай» не только унесён во времени, но и в пространстве. Но ведь не может же всё быть в прошлом, не может же всё быть вне столицы. Русский человек удивительный оптимист. Мы привыкли поругивать себя, но это только для того, чтобы стать лучше. Сами-то мы, к сожалению, не можем. Сами можем только поругивать. Но надо пытаться становиться лучше. И тогда приходит помощь. И тут же на полную мощь начинает работать самая важная ось координат – та, которая от земли до неба. Об этом в третьей части книги. А точнее, в поэме «Пяточка матушки Матронушки». Это дивная песнь святой, ставшей спасением для Москвы. И продолжающей спасать и Москву, и всю Россию в нынешнее время. Надо только ухватиться за её пяточку. То есть не просто говорить, какие мы плохие, а начать делать что-то, начинать менять себя. Ну, для начала хотя ухватиться за спасительную пяточку.

И что особо изумительно в этой книге: все координаты сходятся опять в Москве, ибо матушка Матронушка прибывает в Москву из провинции (пространство), в советскую эпоху (время), а уходит на небо.

Наш век прольёт немало кровушки.
Но, веря в Божьи чудеса,
держись за пяточку Матронушки –
и будешь с ней на небесах.

Всё верно. Тут бы и поставить спасительное многоточие и поблагодарить автора за путешествие в пространстве и времени и за грамотно расставленные на этой оси координат вешки, но в книге есть ещё одна поэма «Над Переделкиным – снега».
Мне она представляется самой слабой в книге и, видимо, потому, что занимает не своё место. Ведь она очень хорошо вписывается в выстроенную автором систему координат: пространство и время здесь работают замечательно, ибо автор находит спасение, возвращаясь воспоминаниями в прошлое Переделкино, которое, как известно, находится на границе Москвы. Но здесь нет неба, хоть и поминается патриаршая резиденция. Там всё только человеческое, и это желание обрести уголок в Переделкино – тоже человеческое. Хочется автору, чтобы его дочка дышала чистым переделкинским воздухом, и хочется спросить: а почему не моя? Ну, или не дети других людей (есть же, наверное, люди и получше нас)? Ещё у меня всегда возникает вопрос к тем, кто восхищается политикой Сталина в отношении писателей («часть расстрелял, часть заставил замолчать, а остальных-то приветил, обеспечил необходимым и заставил работать на государство!»): откуда такая уверенность, что именно вы оказались бы среди привеченных и обеспеченных? В общем, в этой поэме человек ищет спасения, уповая на Сталина (государство), то есть на земное, в этой поэме нет выхода в небо и оттого Москва-то не спасается, получается. Чтобы спастись надо бежать из неё.

Матронушка поступает иначе: она едет в Москву, чтобы спасать. Может, у меня такое неприятное отношение к «переделкинской» поэме сложилось от того, что сначала я прочитал про Матронушку и мне уже особо ничего и не хотелось читать больше, а тут меня вернули снова к мирским страстям? Может, если бы расположение было бы удачнее, не было бы и такого резкого восприятия, когда и свои страстишки разогрелись, и захотелось тоже плюнуть на окружающий мир, ухать куда-нибудь в Борское, где воздух чище, чем в Переделкино? Из-за этого хочется начать придираться по мелочам к хорошей книге. К излишним восклицаниям типа «О, Русь моя…», перифразами с отечественной классикой, словно автор цепляется за них, чтобы от них оттолкнуться и начать писать самому. Но это не пяточка Матронушки, они не вытягивают. Даже наоборот, читаешь хорошее стихотворение «Мороз и солнце», а в голове невольно всплывает оригинал Пушкина, и всё время думаешь: а Пушкин-то лучше. (Хотя, впрочем, за это Переяслову тоже спасибо – дал лишний раз убедиться в силе стихов нашего национального гения!).

Но хотелось сказать автору «спасибо» без всяких примечаний в скобках, ибо блестяще показанный путь спасения делает его книгу спасительной. Переяслов так умело расставил пространственно-временные координаты, так умело подвёл читателя к единственно возможному пути на небо, что ничего не остаётся, как взять и начать следовать по этому пути.
Поэтому не поеду я ни в какое Борское, чего там! Я здесь всем должен…


Комментариев:

Вернуться на главную