Татьяна ХОЛОДИЛОВА

ГЕОРГИЙ СВИРИДОВ: ЗАРИСОВКИ ПО ПАМЯТИ

В 2015 году Россия отметила 100-летие со дня рождения Георгия Свиридова

Страна Христа

«Россия – страна простора, страна песни, страна минора, страна Христа». Так еще в 60-е годы говорил Свиридов в кругу своих, самых близких, да еще на страницах дневника. Россия – одно из немногих мест, где жизнь жительствует еще, – утверждал композитор. – Но свет земли нашей сознательно помрачается с помощью валюты и низких душ, ну и наших слабостей тоже.


В.Белоненко, племянник композитора

Почти полстолетия спустя Василий Сергеевич Белоненко (а мы расположились в одной из комнат свиридовской квартиры в Москве, что на Большой Грузинской) вспоминает те далекие годы:

– В нашей семье все очень радовались его приездам. Слушать Свиридова было захватывающе интересно, потому что любил шутить, знал, как тогда казалось, про все на свете, умел рассказывать как никто другой.

Василий Сергеевич приходится племянником композитору, его мать Тамара Васильевна – родная сестра Георгия Васильевича. Василий был младшим в семье, поэтому, наверно, дядя всегда ласково подшучивал над ним, называя не иначе как Васютой. А сам Вася Белоненко с детства гордился своим знаменитым родственником.

Василий Сергеевич рассказывает неторопливо и весьма обстоятельно, стараясь начертать картину, максимально достоверную и полную:

– Одно из самых ранних моих музыкальных воспоминаний: как только появлялась новая пластинка, семья собиралась в большой комнате, все садились и в полной тишине прослушивали новую вещь. А надо сказать, что семья у нас была музыкальная. Наша бабушка (мама Георгия Васильевича) в молодости – жили они тогда в Курске – пела на клиросе. Ее называли курским соловьем. Мама (сестра Георгия Васильевича) работала музыкальным воспитателем в детском саду. Очень любил петь и отец (он строил подводные лодки). Старший брат имел абсолютный слух. Учился сначала в музыкальной школе, а затем в консерватории. Впоследствии стал музыковедом. Только я никаким особым даром в этой области не отличался. Музыку, слава Богу, слышал. Хорошую – слушал с огромным трепетом и волнением. Но частью биографии она так и не стала – стал историком.

По свидетельству Василия Сергеевича Белоненко, о тяжелом вспоминали крайне редко. Между тем старшему поколению достался не один фунт лиха. Когда Георгию было четыре года, его отца Василия Сергеевича Свиридова – он был почтовым служащим уездного Фатежа Курской губернии – белые, войдя в город, убили. Как это тогда случалось, без суда и следствия. До младших в семье докатились слухи, что зарубили его саблей. Гражданская война отличалась скорыми расправами и жесточайшим кровопролитием.

Елизавета Ивановна Свиридова утрату переживала тяжело – тем более, что вскоре на свет появилась дочка, даже во сне не видевшая отца.

Одним из тяжелейших испытаний для Елизаветы Ивановны (Георгий жил в то время в другом городе) стали месяцы блокады – ко времени Великой Отечественной войны семья переехала в Ленинград.

– Бабушка рассказывала об этом времени мало, – признался Василий Сергеевич, – не любила ворошить блокадное прошлое. Но однажды поделилась: как-то в то голодное страшное время в доме появилось невиданное лакомство – картофельные очистки. Тогда казалось, ничего вкуснее не ели.

Была она человеком глубоко верующим, как, собственно, и все в семье Свиридовых. Это давало силы жить, мужественно переносить все тяжкие испытания и невзгоды. Каждый год в канун Пасхи бабушка, жившая в Ленинграде с нами, отправляла в Москву родным полный пасхальный комплект, куда непременно входили вкуснейшие куличи.

В ее доме, а позже и в семьях сына Георгия Васильевича Свиридова и дочери Галины Васильевны Белоненко, жили скромно, особого достатка не было. Свиридов – композитор, снискавший известность не только в стране, но и за рубежом – всю жизнь арендовал инструмент у Союза композиторов. По сей день рояль, десятилетиями верой и правдой служивший ему, стоит в московской свиридовской квартире на Большой Грузинской в окружении великого множества книг. А вот библиотека была роскошной. Она сохранилась – две с половиной тысячи книг и журналов, и каждая книга стоит на своем законном месте.

– Помню, все на цыпочках ходили, когда он отдыхал после концерта. В изнеможении, как я сейчас понимаю. Он ложился, и воцарялась полная тишина. На его концертах была несколько необычная реакция зала, – вспоминает Василий Сергеевич. – Вместо бури аплодисментов сразу после окончания воцарялась тишина. Порой она длилась и длилась. Люди были настолько наполнены музыкой, она продолжала звучать в них. Они не здесь сидели, они сидели в свиридовском мире. Как молитву сохраняли ее. Ну а потом, конечно, гром аплодисментов. То есть требовалось время, чтобы вернуться в «дневное» сознание. А когда он выходил на сцену еще и как пианист, казалось, звучал не просто рояль – гремел оркестр. Честно говоря, я лучшего исполнителя (фортепианного) свиридовской музыки не слышал. Сам себя он лучше всех играл. А лучшим исполнителем своих вокальных произведений он считал певца Александра Ведерникова. Всякий раз он поражался: «Бог его знает, как это у него получается?!»

 

«Послушай, какой певец к нам пришел»

Мой собеседник – народный артист СССР, в прошлом – солист Большого театра Александр Филиппович Ведерников.


Г.Свиридов и А.Ведерников на прогулке

– Однажды, – рассказывает он, – мне предложили исполнить произведение молодого композитора Свиридова на слова Аветика Исаакяна «Страна отцов». (Поэма эта написана была сразу после войны, но разрешения исполнить «Страну отцов» Шостакович добился только после смерти Сталина  Т.Х.). Я взял ноты и стал разучивать. Признаться, этот монументальный цикл показался мне довольно трудным. Казались, например, очень длинными музыкальные фразы. И когда я, наконец, выучил несколько вещей вчерне, то решился показать сделанное автору. В условленное время направился к нему домой. Георгий Васильевич любезно меня встретил. Провел в большую комнату, где стоял рояль, и я стал ему петь. Он аккомпанировал и тут стал звать жену: «Эля! Ты послушай, какой певец к нам пришел. Это тот, кого я ждал, о котором я мечтал». Он одобрил то, что было уже сделано, и мы стали работать над циклом вместе.

Мы беседуем в кабинете Ведерникова, певец вспоминает, как началось их творческое содружество:

– При первой же встрече Свиридов поинтересовался, что я вообще пою. Очень оживился, когда узнал, что исполняю многие произведения Мусоргского, Бородина. Как потом оказалось, он любил этих композиторов. Сел за рояль: «Не поете ли вы «Морскую царевну?» – «Да». – «Ну-ка, давайте споем!» Без нот. А у Бородина очень сложная музыка. Меня это потрясло: такую музыку трудно в голове держать, а он играл легко, вдохновенно, не испытывая ни малейших затруднений. Мы очень скоро сблизились – дружили домами.

– Однажды Свиридов рассказывал, как сочинил «Поэму памяти Есенина», – продолжает Александр Филиппович. – Была осень. Он шел по жнивью (дело было под Звенигородом). Шел по скошенному полю вдоль Москвы-реки. Наверно, наслаждался видами русской природы. И вдруг, как гром среди ясного неба, вся музыка у него зазвучала. Он побежал домой и тут же все записал. И мне как-то довелось стать свидетелем такого озарения. Дачу Свиридовы обычно снимали где-нибудь в Подмосковье. В то лето они жили рядом со мной в Ново-Дарьино. И вот мы как-то в лес пошли. Шли, грибы собирали. Кажется, говорили о чем-то. И вдруг он засуетился, заспешил обратно на дачу. Ничего не объясняя, прямо побежал. Я – за ним. Едва вбежав, сел за рояль: «Эльза! Давай магнитофон». Она принесла, поставила. И он заиграл музыку, которая потом вошла в его кантату «Ладога» на слова Прокофьева, есть там такая песня о бороде – символ непокорности русского характера.

Александр Филиппович негромко басит, показывая песню. Но совсем нетрудно представить, какой мощью обдает она слушателей, когда звучит со сцены: «На земле вода и горы, под землей одна вода. Под землей у Зимогора вырастала борода…»

– Потом, конечно, ее дорабатывал, но идея была готова. Не изобретенное, не вымученное! А ниспосланное свыше. Кстати, он не раз говорил, что самое трудное в музыке – сочинить мелодию. Сейчас вот слушаешь: «Бум-бум-бум!», а мелодии нет. У Свиридова вся музыка – это мелодия.

Рассказывая о своем старшем друге, Александр Филиппович то и дело вспоминал, какова была потрясающая сила воздействия на слушателей свиридовской музыки, глубоко патриотичной по своему содержанию.

– Мало я знаю произведений, которые так потрясали публику. Например, в 1972 году в Большом концертном зале Лондона во время исполнения финала «Патетической оратории» публика встала. В газетах потом писали, что с тех пор, как звучали оратории Генделя, англичане столь же мощной музыки не помнят.

Александр Филиппович Ведерников считает, что в «Патетической оратории» воплощен народный порыв к справедливости, к добру:

– Там есть образ Ленина, но ведь до недавнего времени многие люди верили в его справедливость, честность. У нас некоторые, например, тот же Ростропович, меня старались убедить, что он (Свиридов) был государством ангажирован. Но этого не было. Я хорошо знаю, как и что делал Свиридов. И во имя чего. Это Шостакович написал: «Да здравствует Сталин! Да здравствует партия!» У Свиридова этого нигде не было. Вся его музыка – это чистый кристалл, это всегда искренность и правда!

В июне 1974-го на фестивале русской и советской песни, проходившем во Франции, местная печать представила Свиридова своей искушенной публике как «наиболее поэтичного из современных советских композиторов».

Незадолго до этого события во Франции вышла пластинка с записями «Курских песен», хоров, «Маленького триптиха» и многих других произведений. И тотчас прозвучала оценка знатоков серьезной современной музыки, изобилующая восторженными эпитетами: «захватывающая душу красота», «богатое вдохновение», «большой музыкант и большой поэт современной России».

– Вот «Венецианская ночь» на слова поэта Козлова. Свиридов это играет так, что слышится дальний звон, движение волн, кажется, ощущаешь аромат теплой южной ночи. Все эти пейзажи он играл невероятно. Ничего от себя. Но у него особенность одна была – играет на рояле, а слышится целый оркестр. Вообще музыка Свиридова, его оратории вобрали в себя бесценное сокровище – русскую народную песню, которая, как известно, находится на грани вымирания, – мнению Народного артиста СССР Ведерникова вторят многие современные певцы и композиторы, деятели культуры, писатели. Да и как не согласиться с этим, когда в лучших произведениях Свиридова, как отозвался о них писатель Леонид Леонов, невозможно не почувствовать исконно русское, в особенности, когда звучат его хоры – «кряжистые и раскатистые, с глубоким проникновением в тайны нашего простонародного напева».

«Наиболее действенным из искусств представляется мне синтез слова и музыки», – писал Свиридов.

– Он прекрасно знал поэзию и литературу, – говорит Александр Филиппович. – Наизусть Есенина, Блока, Пушкина. Он знал их письма, их жизнь. И в своей музыке опирался на это. Многое предназначалось для исполнения солистами и хором: хоровой цикл на стихи Блока «Песни безвременья», поэма для голоса с фортепиано «Отчалившая Русь» на слова Есенина, опять-таки на слова Есенина кантата «Деревянная Русь».

О Есенине он в дневниках пишет с любовью и состраданием: «Это великий поэт, чье сердце надрывалось от боли и тревоги за Родную Землю и Родной народ». В.Белоненко рассказывал, что Свиридов, чувствуя душу великого поэта, не верил, не допускал мысли, что Есенин – самоубийца. И это подтверждают последние изыскания историков и литературоведов. В его дневнике есть запись: «Блок, Есенин, Рубцов, Мусоргский, Корсаков, Рахманинов – поэты национальные (народные). Они никому не служат, но выражают дух нации, дух народа».

И тут же композитор с горечью признает, что есть великое множество сочинителей иного типа. Они служат силе. Это прислуга. Таков, например, Маяковский: «Это был человек без любви, без чести, безо всякой совести, палач по душе». «Маяковский истекает злобой в своих произведениях. Кого только он не очернил: Толстой, Пушкин, Шаляпин, Есенин, Рахманинов, Глазунов. Человек, продавшись за деньги или честолюбие, лишается любви. Сколько вреда нанесли такие люди! Среди них Маяковский – поэт государства».

 

Пахло медом, воском и ладаном

У Александра Филипповича Ведерникова есть книга, которой он дорожит особо, – сейчас это уже библиографическая редкость. К изданию эта книга – «Музыка как судьба» – была подготовлена племянником Г.Свиридова, музыковедом А.Белоненко. Это дневниковые записи композитора, его размышления о музыке, об искусстве, о России. В ней нет почти ничего о личной жизни. Всего несколько скупых строчек. Тем более ценны эти свидетельства самого Свиридова:

«В церковь (это о детстве  ред.) я ходил вместе с бабушкой, которая была очень религиозна. Помню, что особенно любил службу Чистого Четверга. А ходили мы в церковь Флора и Лавра – в маленькую, уютную, с хорошим хором. Почему-то вспоминается множество детей с фонариками. При помощи этого фонарика бабушка делала копотью от свечи кресты на всех дверях (на притолоках сверху), чтобы в дом не проникла нечистая сила».

– Жил он одно время у попа. Как-то летом домашние его уехали, – Александр Филиппович слышал об этом от самого Георгия Васильевича. – А Георгия оставили под присмотром священника отца Константина. Это в детстве, еще в городке Фатеж, до переезда в Курск. Для него это было счастливое время. Казалось, что все как в сказке. Пахло медом, воском, ладаном. И запахи эти всплывали в памяти многие годы спустя ароматным облаком. У батюшки был сын Витька. С Витькой бегали на речку, ловили пескарей, играли. Дом священника, его семью он всегда вспоминал с благоговейной любовью, словно какой-то светлый сказочный островок.

В Курске, куда переехала семья, было много церквей. Одна красивее другой. И ни одна не похожа на другую. Сначала в Фатеже, а потом и в Курске Свиридов учился музыке. Завершил свое музыкальное образование в Ленинградской консерватории в предвоенное время. Как водится, студенческая жизнь была богата событиями (кстати, учился он у самого Шостаковича). Но! Почти все время донимало полуголодное существование. В общежитии, кроме него, в комнате одновременно проживало человек 15-20 студентов, но композицией занимался только он, и некоторые не упускали случая «ущипнуть». Едва переступал порог, слышалось дежурное восклицание: «Пришел гениальный композитор!» Конечно, никто из сокурсников не мог предположить тогда, что слова шутки обернутся пророчеством. Но все главное произошло годы спустя, а тогда в общежитии можно было только отшутиться или нырнуть в сон, стараясь забыть про свой голодный желудок. Даже просто вечерний чай с кусочком хлеба или сахара был для него недосягаемой роскошью.

В начале войны Георгия Свиридова, уже примерившего военную форму, комиссовали: больные глаза, шаткое слабое здоровье, невозможность встать в строй защитников Отечества, вероятно, были для него предметом юношеских страданий. Но зато послевоенная Россия вскоре обрела композитора, равных которому в XX веке было очень и очень немного.

 

Портрет по эскизам

С эстонкой Эльзой Густавовной он прожил большую часть жизни. Она была терпеливой, верной, надежной подругой.

– Возле него все, – утверждает Александр Филиппович, – ощущали колоссальную ответственность. Пустословие, фривольности не допускались. Абсолютно. У него бывали артисты, драматурги, режиссеры, композиторы, писатели – лучшие умы России. Людей случайных за столом не бывало. Все понимали друг друга с полуслова. А говорили обычно об искусстве, музыке, литературе, обсуждался широчайший круг вопросов современности, основные коренные события в жизни России. Если это был день рождения или вечер после концерта – на столе красовались изысканные по тому времени блюда – тетерев в сметане, например. К чаю подавался вкуснейший пирог – Эльза Густавовна умела приготовить так, что пальчики оближешь. Вот, допустим, человек десять за столом, и о каждом Свиридов говорит тост-спич. Все складные и все разные. Он умел очень точно, с юмором отметить недостатки и светлые стороны человека.

Александр Ведерников признался, что иной раз со Свиридовым было нелегко. Но ему, Александру, позволялось многое. Сандро (так называл его Свиридов) мог попенять старшему другу за гневливость. Георгий Васильевич бывал резок со своими домашними, с женой, например. Гневался на музыкантов, певцов хора. Василию Белоненко, племяннику композитора, случалось бывать на таких репетициях:

– И для солистов, и для хора это был большой труд. Георгий Васильевич и сердился, и голос повышал, когда не получалось. Но он умел объяснять – ярко, точно, как должен звучать инструмент или голос. Скажем, как молитва или как шум леса. И люди через образ понимали, к чему надо стремиться и как это сделать. Как правило, результат достигался незамедлительно.

Помнится, впервые оказавшись в гостях у Александра Филипповича, я увидела портрет Свиридова работы Ведерникова. На заснеженной равнине стоит, опираясь на палку, человек в зимнем пальто. Немолод. Грузноват. Кажется, он надолго застыл в неподвижности. Ласково жмется к ногам кошка, а поодаль – на дереве – такой же окаменело застывший филин. Александр Филиппович пояснил:

– Это его любимая кисонька. Он ее просто обожал. Филин – символ мудрости его души. А вообще на картине – его зима. Как бы состояние его. Кстати, он удивлялся всегда тому, что я рисую. Говорил: «Меня все рисуют, но я не похож. А ты единственный художник, который пишет меня похожим». Но это естественно. Ведь я его хорошо знал. И у меня была цель – выразить то, что я знаю. Вот видите, какой он тут стоит. Как статуя. Безо всяких движений, сосредоточенный, весь в себе. Вот эту монументальность, трагичность натуры, ее трудно взять, уловить, понимаете?

У меня был друг – свердловский художник Геннадий Мосин. Однажды я пригласил его в гости к себе на дачу. Он тогда писал портрет Свиридова. Был своей работой недоволен, сжег ее в печи. Но он много сделал карандашных рисунков, эскизов. И по этим рисункам потом высек голову Свиридова из мрамора. Я был просто потрясен этим портретом. Его много лепили, но, по-моему, сущность удалась только ему – Геннадию Мосину. Такая голова древнеримского сенатора. Чувствуется, что там все гудит от мыслей, от глубины, от громадной натуры.

Мой собеседник, смеясь, стал рассказывать, каким страстным рыбаком был Свиридов:

– Из Италии (я проходил там стажировку в театре «Ла Скала») привез ему шестиметровую удочку. Тогда только что появились телескопические удочки. Ну и крючки швейцарские самые лучшие. Леску ему часто привозил. Это всегда были самые дорогие подарки для него – рыбацкие. Однажды утром пошли мы на рыбалку в Звенигороде, в Савинской Слободе. И вот клюнул у него крупный лещ. Надо признать, он был очень результативным рыбаком. Хорошо знал повадки рыб. Знал, где какие рыбы водятся. Вот стал он этого леща тянуть. Совсем было вытянул на песчаный бережок и он уже предвкушал, а в это время лещ как ударит хвостом! Оборвал леску и ушел. Георгий Васильевич с досады бросил удочку и стал ее топтать. Очень рассердился и на леща, и на себя. Ну а потом почти плакал: Сандро, ну, сделай. Может, ты можешь починить удочку? И я взялся – чинил долго очень, но все-таки починил.

Однажды он вместе с супругой отдыхал на Ладоге под Сортавалой в Доме композитора. И меня туда пригласил. Он тогда очень удачливо ловил. Эльза Густавовна у него на веслах была. А он забрасывал блесну. Один раз поймал громадную форель. Много щук вытащил. И всегда очень радовался, хотя старался виду не подавать. Рыбу отдавал на кухню. Ее отваривали или жарили, и начиналось застолье – всех самых близких друзей приглашал. Рыбалку он с детства любил, но не выносил червяков копать. После такой работы в десяти водах мыл руки. Брезговал.

 

Время утрат

Однажды Свиридов записал в дневнике: «Искусство – не только искусство. Оно есть часть религиозного (духовного) сознания народа. Когда искусство перестает быть этим сознанием, оно становится «эстетическим» развлечением». Это вполне выражалось в его взглядах на музыку, на труды разных композиторов.

Александр Филиппович Ведерников подчеркнул, что Свиридов очень уважительно относился к своему учителю Шостаковичу.

– Но, понимаете ли, не всегда с пиететом. Он высоко, очень высоко ставил его. Но иногда был не согласен с ним. Например, считал, что музыкальный язык должен быть более прост и понятен. Считал, что Шостакович ради признания часто идет на поводу, потрафляет тем, кто помогает утвердиться, открывает дорогу на большую сцену.

И еще одно наблюдение, записанное в дневниковых тетрадях: «Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть – вот что Россия привнесла в мировое сознание».

В конце 70-х появились горькие слова о современном искусстве: «Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что настоятельно и талантливо проповедует бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество: упоенно воспевает и поэтизирует всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение, обновление мира».

В 80-е годы у Свиридова окончательно сложилось убеждение, что современный театр – зачастую царство вульгарности. Весьма нелицеприятно отзывается о режиссерских работах Ефремова, Покровского, Эфроса, Любимова. Это о них и о многих других он записывает фразу-приговор: «Изгрязнили, принизили все русское: драму, оперу, поэзию, музыку, все, все».

Усталость и горечь слышатся в последних записях (это середина 90-х) Свиридова: «Я устал от беспочвенных воплей и сетований по поводу «нецивилизованности» России, нецивилизованности русских, главным образом. Странно слышать, когда так говорят соотечественники Лобачевского, Менделеева, Гоголя, Лермонтова, Тютчева, Есенина, Достоевского, Чайковского. Правда, я говорю о культуре, а не о цивилизации, о «Слове о полку Игореве», а не о позолоченном унитазе».

Георгий Васильевич Свиридов был человеком беспартийным, а значит, в определенном смысле, неблагонадежным. В Москве знали о его принципиальности, бескомпромиссности. К тому же у него бывали люди разных взглядов и убеждений. Словом, квартира его прослушивалась. Но хозяин и гости были осторожны – темы политики старались не касаться. Однако иногда в Москве или Подмосковье, на лесной тропе или в поездке со своими близкими, да еще, пожалуй, на страницах дневника он позволял себе ошарашивающую откровенность.

«Союз композиторов не занимается творческими задачами, – возмущался Свиридов. – Он превратился в кормушку для предприимчивых чиновников. Народные миллионы тратятся на всякого рода прихлебателей». «Продажность достигла за это столетие размеров общего бедствия, – писал он. – За деньги люди готовы на все. Деньги – кумир, божество. Мнится, что над миром во весь рост возвышается какой-то гигантский Иуда. Утеряно всякое чувство стыда, всякое чувство уважения к своей стране и народу, наоборот, поощряется всякая продажность».

– Некоторое время он был председателем правления Союза композиторов России, – вспоминал эту семейную трагедию Василий Сергеевич Белоненко. – Его больное сердце с трудом справлялось с ударами и подвохами советской действительности. Он успел наступить на любимые мозоли многих, потому что пытался выправить, что-то сделать людям – тем же композиторам, музыкантам. Будучи совершенным бессребреником, тщился повернуть финансы Союза на пользу всем сочинителям. Это вызвало у сидящих возле «кормушки» боевое, хорошо организованное сопротивление. Свиридов, наивный человек, думал, что его власть поддержит. Идеалистом был в этом смысле. До некоторых пор. Власть же втихую хорошо сотрудничала как раз с теми людьми, с которыми он пытался бороться. Когда произошла наша бюрократическая революция – последняя, 1991 года, – он тут уже все понял. Понял еще и потому, что видел происходящее за кулисами большой политики – в 80-е он был депутатом Верховного Совета РСФСР. Тогда и лишился последних иллюзий.

Незадолго перед смертью он говорил о происходящем: «Саша, ты думаешь, лучше нам будет жить? Только подлецам лучше будет жить. А простому народу лучшей жизни не будет. И творческому народу. Тебе будут платить, когда им (толстосумам) нужно будет твое искусство. А за то, которое им не нужно, не будут платить».

У Георгия Васильевича Свиридова был сын Юрий. Образованнейший человек, японовед, он в последнее время жил в Токио. Болел неизлечимо и тяжело. И когда трагическое известие о его смерти дошло до Москвы, жена не решилась сказать о случившемся: у Свиридова был обширный инфаркт. Вскоре он последовал за сыном, перешагнув порог вечности в ночь под Рождество – с 6 на 7 января 1998 года.

 

Самая великая тайна – Христос

«Человек, с детства воспитанный на книгах Священного Писания, вживается в величие мира, – писал Свиридов. – Он знает, понимает, что в мире есть великое, торжественное и страшное… Страх перед Богом помогает человеку возвыситься. Человек, знающий, что Господь – истинный властелин Мира, Жизни и Смерти, с подозрением относится к самозваным посягателям на величие. Таким человеком не так легко управлять, он имеет в душе крепость веры».

Племянник Свиридова вспоминает, что Евангелие для композитора было настольной книгой. Православным он был всегда. Но явственный поворот в творчестве произошел, когда в Москве в Малом театре ставились пьесы, где звучала свиридовская музыка. Исторические пьесы, в том числе трагедия А.К.Толстого «Царь Федор Иоаннович». В конце 70-80-х гг. были написаны «Песни Великой Субботы», «Из песнопений Пасхи», «Величание Пасхи», «Обедня».

Неизмеримо выше всей прочей ставил Свиридов музыку духовную. Кроме того, что увидело свет и было исполнено, у него остались две больших, еще не изданных тетради церковной музыки.

– Я думаю, – голос Александра Филипповича Ведерникова зазвучал твердо, как бы отметая всякие сомнения, – что он сущность христианства в наше время выразил так, как никто из композиторов не выразил. Свиридов считал, что жизнь народа без веры – это скотская жизнь. Чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его веру. Он полагал, что запрещение советской властью и изъятие из обращения духовной музыки (церковной) нанесло колоссальный духовный ущерб. Ведь все наше великое искусство – оно христианское. Если искусство не несет в основе своей Христа, это искусство не глубокое и оно не имеет жизни, оно очень кратковременно. Только искусство, которое несет в себе идеалы христианства, долговечно. Это долгожитель. Что давало ему силы писать музыку до самых последних его дней? Конечно же, вера. Он всегда был православным. Всю жизнь и безо всякой внешней рисовки. На искусство, вообще на все происходящее смотрел через эту призму. Поэтому в последнее время писал только духовную музыку. Чем более трагичная картина современной России открывалась его очам, тем светлее становилась его музыка. Музыка, устремленная к небесам. Песнопения и молитвы, подготовленные к печати, составляют шестнадцать частей. А план его сочинения получил условное название «Из литургической поэзии». Увы, свиридовские произведения духовной музыки большей частью не только не исполнены, но и не опубликованы. Вся надежда на его друзей, учеников, на тех, кто еще жив и полон сил, кто может донести эту музыку до слушателя.

* * *

«Для серьезно, глубоко мыслящего человека мир полон тайн, тогда как образованный культурный обыватель думает, что он знает все на свете. Священные книги древности полны тайн. Самая же великая тайна – Христос».

«Духовный мир может быть очень прост и вместе с тем очень глубок. Высшим выражением этого характера представляется Христос. Этот мир не ведает раздвоения, какого-либо внутреннего противоречия. Это линия, устремленная в бесконечность… Мир Бога прост».

…Выписав напоследок из дневника эти мысли композитора, я закрыла свою тетрадь. Вышла из библиотеки и почти бегом спустилась в метро, спеша домой. А через несколько минут в одном из переходов остановилась, зачарованно слушая свиридовский вальс из «Метели». Его наигрывал на стареньком баяне студент, пришедший в метро подзаработать. А все-таки душа радостно встрепенулась и было невозможно пройти мимо. Вспомнилось признание Ивана Козловского: «Вот пушкинский вальс из «Метели». Слушаешь эту музыку и, хоть неловко, плакать хочется».

Вот и я слушала, замирая и волнуясь, едва удерживая слезы…

https://clck.ru/9eiBT

 

Георгий СВИРИДОВ

ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК

+ + +

Когда иной раз говорят о том, что невозможно или очень трудно объяснить музыкальное содержание, чаще всего бывает, что имеют в виду такую музыку, в которой содержания вовсе нет или, по крайней мере, оно крайне незначительно. Можно научиться двигать музыкальную материю (во времени) самыми разными способами, дело в том лишь, что сама эта материя, ее ядро должны быть ценным, живым. Живую музыкальную материю чрезвычайно трудно двигать во времени, изменять, манипулировать и т.д. не умерщвляя, не уродуя ее. Она оказывает большое сопротивление.

+ + +

...И чем ни ярче эта материя, тем труднее с ней обращаться, тем более бережным должен быть автор. Всего же легче иметь дело с мертвой материей (не вдохновенной, не возникшей от таинственного движения душевного побуждения, а придуманной, измышленной). С ней можно делать все, что угодно: расчленять ее, читать ноты задом наперед, изменять их подобным же механическим образом. Можно сообщить этому иную эмоциональную энергию; тихое сделать громким, слабое - напряженным и наоборот. Можно придать этому любой волевой импульс. Но нельзя оживить эту материю, ибо она духовно мертва от рождения. Ее интонационный строй не содержит элементов ДУХОВНОЙ жизни.

+ + +

Чем ни глубже духовно музыка, тем менее она распространяется в мире, чем она сокровеннее, тем более узок круг людей, воспринимающих это сокровенное. И наоборот: чем ни поверхностней музыка касается предмета внутреннего созерцания, тем легче ее распространение.

Большой соблазн для художника заключен в этом поверхностном касании. На этом построен, например, весь стиль Стравинского: поверхностное касание русского характера, русского обычая, обряда, античной трагедии (без какого-то глубокого раскрытия душевных движений героев), католического богослужения (взята, опять-таки, его внешняя сторона - обряд, а не символ веры). Словом - стилизация, имитация, муляж, декорация.

Современный пышный оркестр немецкого типа с его, якобы, громадными возможностями, в сущности, перенасыщен выразительными средствами. Как ни парадоксально, это изобилие средств приводит к тому, что он способен изображать только пустяки. Изобилие средств, их дробность, дотошность, изобилие деталей ведет к тому, что оркестровая музыка раздробилась, она способна изображать лишь мелкое, второстепенное, незначительно-характерное; раздутый, пышный механизм не способен уже выразить цельное, мощное душевное движение.

+ + +

Технический прогресс - это еще не прогресс человечества, путать эти понятия нельзя и, я бы сказал, вредно.

+ + +

Новые звуки - это не значит новый язык. Придумать новые звуки может, вообще говоря, любой человек, для этого совсем не надо быть композитором. Мне пришлось однажды иметь беседу с изобретателем "конкретной" музыки, парижанином Пьером Шеффером, очень симпатичным, и в своей области, несомненно, даровитым человеком. Он сказал о себе: "Я не считаю себя композитором, и не являюсь им. Я - инженер-акустик. Но я человек, и, как всякий человек, имею некоторую долю фантазии, умение комбинировать. Таким образом я создаю музыку - чередованием звуков, которые представляются мне интересными. Но ведь это делал и Мусоргский, и Шопен".

Дело здесь, конечно, не только в таланте и технике. Дело, и главное притом, в духовной посылке, в побудительном мотиве Творчества и, если угодно, только в нем. Легкомысленные стихи Пушкина воспринимаются нами так хорошо потому, что мы знаем, что это Великий Пушкин. Его величие только украшает иной раз свойственное ему легкомыслие, шутливость, озорное начало и т.д. Оно его делает более близким нам, более человеком. Но главное в нем, разумеется, не это, а то Великое, недоступное, что делает его Гением.

О первой "большой" лжи 
Ребенком я воспитывался на литературе классиков, читал очень много. Я привык верить Печатному Слову, оно было для меня всегда Правдой. Тогда же я часто ходил в кино. У меня были, разумеется, свои вкусы и т.д. И вот в Курске (где я жил) однажды были по городу расклеены афиши, на которых значилось: "Гордость Советской кинематографии - "Броненосец Потемкин"", даже значились фамилии режиссера и оператора. Я стал заранее требовать билеты у матери и отчима. И вот мы все пошли в кинотеатр под моим давлением.

Разочарование было полным и у старших, и у меня. Картина провалилась и была снята через два дня (на второй день залы были пустыми). Я, вдобавок, испытывал конфуз перед ними от того, что заставил их потерять вечер, хотя никто меня не упрекал. Было очень скучно, не жалко тех, в кого стреляли, т. к. мы не успели их полюбить заранее с тем, чтобы потом пожалеть. Неприятное физиологическое чувство убийства - вот все, да еще черви, которые очень запомнились.

Лет через тридцать я снова захотел посмотреть эту "Гордость нашей кинематографии". К этому времени я уже многое знал и думал, что по-другому буду смотреть фильму. Но фильм произвел совсем нехудожественное впечатление. Его грубый натурализм отталкивал и был мне противен. Что касается публики (которую всегда, конечно, презирают), то она никогда не ходила на эту картину. "Глас народа" - глас божий. Увы, эта пословица ныне не в моде.

И вот в конце 1978-го года случилось мне быть во Франции на научной конференции (собеседовании) об искусстве, которая происходила в Сорбонне под председательством ее ректора. В обширном выступлении одного французского профессора, специалиста по киноискусству (читающего лекции в Университете Монпелье), речь опять зашла о фильме "Броненосец Потемкин". Картина называлась также крупным достижением, но уже Советского кино, а не величайшей картиной всех времен и народов.

Лекция была с диапозитивами. Более пяти минут на экране показывались знаменитые "черви" в мясе - крупным увеличительным планом. Около пяти минут профессор говорил о символическом, новаторском изображении старой России, которую символизировали тухлое мясо и черви. Он говорил с восторгом, с упоением, наши ученые слушали. Бог их знает, что они думали, соглашались с ним или нет. Никто ему не возразил. Тут я понял, почему эта картина считается "Гордостью нашей кинематографии".

+ + +

"Быть художником - это значит не заниматься выкладками, а расти подобно дереву, которое не подгоняет свои соки... но доверчиво противостоит бурным весенним ветрам и не боится, что лето не наступит".

Р.М. Рильке

+ + +

Много есть и иных точек зрения на искусство (творчество). Например, такая: Таинственное искусство превращается в выполнение чисто технического задания, иной раз и замысловатого...

+ + +

За последнее время о музыке написано огромное количество слов. Десятки, сотни и даже тысячи людей занимаются ее толкованием. Мусоргский называл их "музыкальными цадиками". Тысячи людей сделали своей профессией толкование музыки. Обилие бессловесной, бестекстовой музыки особенно располагает к этому. Это называется философией. Признаться, я никогда не понимал, что значит философия в музыке. Чаще всего это произвольное толкование содержания музыкального произведения, если оно не открыто автором. Чем ни более суха, неэмоциональна и безобразна музыка, тем больший простор она дает толкователям, этим "Цадикам".

Чего только не приходилось читать? Иногда один толкователь говорит одно, другой его опровергает и т.д. Совершенно из "Гамлета" -

Гамлет: Не правда ли, это облако похоже на кита (тигра)? 
Полоний: Да, совершенный кит (тигр). 
Гамлет: Спина как у хорька! 
Полоний соглашается.[1]

Фантазия здесь работает во всю. Чего только не написано о музыке? Разумеется, все это - самое великое: мироздание, жизнь и смерть человечества, космос, судьбы мира и тому подобные материи.

Весь этот пышный словесный набор часто прикрывает полнейшую чепуху, лишь чисто техническую фантазию автора, пускает пыль в глаза доверчивых простаков. Такие толкователи иной раз состоят при особе композитора, они толкуют, разумеется, с позиций высшей философии, любую ученическую фугу, приплетая, чем автор руководствовался, сочиняя то или другое.

Вся эта "философия" вышла из немецкого корня, главным образом из Вагнера, Ницше, но уже давно служит иным национальным идеям, попала, что называется, на "тротуар", опошлилась, стала достоянием любого теоретика, который запросто оперирует всей этой громкой, "пышной" некогда терминологией. Чем ни суше, ни схоластичнее музыка, чем она ни безобразнее, ни бездушнее, тем больший простор она дает для фантазии теоретика. Можно говорить, можно придумать что угодно - здесь ничего нельзя доказать и ничего нельзя опровергнуть. Каждый волен фантазировать, как угодно. Вокруг этого создается целое общество людей, которых в ужасающих масштабах плодят консерватории, в огромном количестве (совершенно не нужном!) созданы ныне в СССР.

Я не знаю, например, какого выдающегося композитора, певца или виртуоза выпустили: Ростовский, Горьковский, Астраханский, Воронежский институт и т.д., но они регулярно выбрасывают в жизнь десятки этих самых "цадиков", которые с важным ученым видом рассуждают об искусстве музыки священной. Обучая студентов, они воспроизводят сами себя в будущих поколениях, воспитывают (с малых лет на немецкой музыке) новых слушателей в снисходительном презрении к Русской отечественной музыке, культуре, убивая в зародыше, всякое национальное чувство, если оно появится у студента.

За последние лет тридцать симфонии Шенберга (эта музыкальная каббала) проникли к нам повсеместно. Опорой ее являются консерватории и Союзы композиторов почти по всей РСФСР. В республиках еще стараются противопоставить этому, хоть отчасти, свое национальное духовное сознание.

В России это сделать не так-то просто. Например, наша духовная хоровая музыка - некогда гордость и самобытность нашего духовного сознания, объявлена уже десятки лет вне закона, оскорбляется и истребляется повсеместно. Исполнить духовную музыку иногда можно, но, фактически, нежелательно (и это все понимают). Духовная же музыка католиков объявлена высшей ценностью (даже когда подобные произведения не являются особо интересными), хранятся, исполняются и у нас. Музыка Русского православия истребляется, унижается, третируется в последнее время. Подобно тому, как церковная роспись католических храмов объявлена бесценным сокровищем, а Русская иконопись почти полностью уничтожена и продолжает уничтожаться.

+ + +

В цирке - чистое искусство, чуждое какого-либо "разложения", декаданса, всякого уныния. Искусство, вызывающее восторг. Цирк - всегда праздничное, бессмертное, здоровое, "традиционное" искусство. Никогда не умирает в человеке восхищение удалью, красотой, ловкостью, смелостью, выдумкой, грацией. Нравственное искусство, здоровый народный юмор.

Дело композитора - постановка и разрешение технической задачи, иногда поставленной довольно сложно, замысловато и т.д. А дело теоретиков (их теперь очень много) - оснастить эту музыку пышным словесным "философским " орнаментом. Здесь фигурируют: "философское размышление" (так называется всякая медленная музыка), медитация, мироздание, космос, жизнь и смерть, добро и зло, становление личности, трагичность и прочее и прочее.

Создан специальный "воляпюк", чисто музыковедческий. Признаться откровенно, я никогда не мог понять - о чем вдет речь? Эти термины всегда казались и кажутся теперь весьма сомнительными. Подобные люди без всякого стеснения (создается впечатление, что и без глубокого понимания того, что они сами делают) пользуются цитатами, словами знаменитых художников прошлого, приспосабливая в своих трудах чужие мысли для своих собственных, часто совершенно противоположных.

Именно так один критик заимствовал выражение Мусоргского "К новым берегам" (это обозначало поиск новых, неизвестных ранее путей развития национальной культуры) и обозначил так переход Современной музыки на рельсы доде-кафонии.

Впрочем, возможно, что далее во времени наша музыка снова обретет черты коренные национальные. Но сомнения нет в том, что она их в значительной степени утратила. Для того, чтобы заявить о своей национальной принадлежности, композитор вставляет в свои сочинения цитату из Русской классики, зачастую бестактно. Есть такое выражение - амикошонство, - весьма точно объясняющее смысл подобного деяния, так сказать: "Мы с братом!"

+ + +

Современную музыку не упрекнешь в мелкотемьи. Тут и Шекспир, и Толстой, и Библия, и Гоголь, Петр Великий, Иван Грозный, Борис Годунов и даже сам Господь Бог откалывает антраша! Поражает - невероятная легковесность, бездумность по отношению к очень серьезным вещам и одновременно разросшееся авторское самомнение, какое-то уверенное, сытое самодовольство. Выдуманная грусть, боль в соединении с этим сытым самодовольством.

Измыслить можно все, даже скорбь, боль - все, чего в жизни интеллектуального круга ощущается недостаток. Это измышленное также выбрасывается на рынок.

О новаторстве 
Данным давно прошли времена, когда с новаторством связывалось у нас представление о бедности, одиночестве, чердаке, всеобщем непонимании, отвергнутости и т.д.

Ныне есть те, кто сам себе наклеивает ярлык новатора. "Новаторство" ныне ходкий товар, на нем крепко спекулируют. Те, кто торгуют этим делом, ныне соединены в целые корпорации. К их услугам мощный аппарат пропаганды, союзы композиторов, оркестры, подобострастная журнальная и газетная критика. Да она им не так и нужна, они владеют сами органами печати и пропаганды музыки, защищая и насаждая силой свое искусство, третируя и уничтожая то, что им неугодно. Тут они не считаются ни с какими средствами.

Словом, жизнь художника, музыканта или поэта по-прежнему весьма сложна, судьба его непредсказуема; например, судьба Есенина, М. Булгакова или Николая Рубцова, Клюева.

+ + +

"Литературная газета" и некоторые периодические издания являются в некотором смысле барометром избранного "интеллектуального" круга общества. Критики пишут, что надоела "техническая" поэзия, прославление ХХ-го века НТР, сверхмощных самолетов, супермашин, Американизма, в сущности. Нужна "тихая грусть", некая усталость, печаль без перспективы и т.д. Поэт, который вчера долбил этот самый "техницизм", сегодня грустит, говорит, что в жизни ему не везет, а у самого сытая, наглая, самодовольная морда, не умещающаяся в телевизор.

+ + +

Как это ни странно - ГЛУПОСТЬ часто сообщает человеку (человеческому характеру) смелость, активность, действенность. Ум же обычно неразделен с сомнением.

+ + +

То, что в природе кажется простым, часто оказывается вообще недоступным человеческому пониманию.

+ + +

Что мне дорого в поэзии? - высокое, благородное движение души.

+ + +

Мусоргский считается новатором, а Рахманинов - консерватором, но музыкальная среда при их жизни боролась и с тем, и с другим. Потому, что борются не с новатором или консерватором, а борются с самой сущностью искусства, с его духом, в данных случаях с христианством и православием.

+ + +

11/Х-81 год 
В нашем веке (теперь) создается большое количество музыки, вся сущность которой заключена в разнообразном и подчас весьма замысловатом движении музыкальной материи. Сочинение такой музыки требует, подчас, большой, кропотливой работы, своеобразной (комбинаторической) фантазии, способной к комбинаторике. Всем этим, несомненно, обладают ее авторы, разумеется в различной степени.

За исполнением таких сочинений можно с интересом следить по партитуре [да и вообще подобного рода музыка бывает интересна для глаза - зачеркнуто - С. Б.].

Такая музыка имеет своеобразную прелесть для дирижера, который с ловкостью престижитатора, показывает музыкантам палочкой, руками, пальцами, головой, иногда всем корпусом, где им вступить со своей игрой, а музыканту интересно также попасть в нужный момент со своей нотой, чтобы заполнить некую ткань, придуманную автором и ожидаемую или неожидаемую слушателем.

Как правило, для такой игры используются уже устоявшиеся иногда веками формы, имеющие часто "самоигральную" конструкцию, привычную для слушателя. Задачей автора является ошеломление, поражение неожиданностью музыкального слушателя, особенно критика, примерно знающего способы построения формы и, тем самым, замечающего неожиданность. Если этого не происходит, автор в предисловии обычно дает ключ к своему опусу.

В результате довольны все - автор, которого признали, дирижер и музыканты, успешно продемонстрировавшие умение, дисциплину и звуковую сноровку, часть слушателей, падких до нового, критик, разгадавший новизну и т.д. Правда, за последнее время подобная игра надоела, нужно новое. Теперь объявлен неоромантизм.

Подобная музыка напоминает мне замысловатый кроссворд, состоящий подчас из разнообразных, иногда красивых слов, которые не так-то легко подыскать.

Еще большую ассоциацию музыка эта вызывает с детективным романом с замысловатой интригой, различными происшествиями, разнообразными убийствами и прочим. Читая такое произведение, следишь за его рациональным построением, к сущности дела оставаясь совершенно равнодушным.

Нравственная сторона поступков (жизни) вообще не принимается во внимание. А между тем, нравственный смысл, нравственное значение искусства - вот главное в нем. Эту нравственную сторону искусство обрело усилиями великих творцов, великих гениев, великих людей нашей эры. Вот против этой великой нравственной идеи и ведется борьба, надо сказать, далеко не безуспешная.

+ + +

Балетно-симфоническое искусство существует и активно поддерживается Государством для престижа (главным образом - международного). Искусство, как составляющая часть духовной жизни народа, почти перестало существовать.

+ + +

Прогресс цивилизации, рост науки и техники привел к тому, что земной шар превратился в гигантскую коммунальную квартиру, в которой живут разные, чужие, ничем внутренне не связанные люди, царит постоянная свара, злоба, скандалы (совсем как у Зощенки).

+ + +

Я хочу создать миф: "Россия". Пишу все об одном, что успею, то сделаю, сколько даст Бог.

+ + +

Принадлежал к тому типу художников, которые особенно льнут к власти, извлекая из этого выгоду для своего имени и платя за это лишь частью своего таланта. Проэксплуатиро-вав одного хозяина, под конец жизни он сделал великолепный в своем роде вольт, заявив, что того, перед кем он пресмыкался - не любил, а ненавидел, а любил (втайне!) всегда другого.

Роман Евтушенко - "Зубатовщина"[2] 
Литературный сексот, провокатор, которому, в силу особенностей его службы, разрешено говорить иногда некоторые "вольности". "Есенин сам себя наказал". За что же его надо было наказывать? В чем он виноват? В чем его преступление? В чем были виноваты Н. А. Клюев, Павел Васильев, Б. Корнилов, Н. Рубцов, А. Прасолов и многие еще, погибшие в расцвете лет? Двадцатые годы и начало тридцатых были годами интенсивного разрушения Русской культуры. В России было 80 000 церквей и монастырей. Где ценности их наполнявшие, куда они исчезли? Куда исчезли попы и монахи как класс? Само слово русский не существовало. О музыке: аутодафе во дворе Московской консерватории[3]". Цитата из журнала "За пролетарскую культуру" о Рахманинове, о Прокофьеве - "фашисты" и т.д. [4]" Подобного рода точка зрения на "русскость" и "русское" в принципе не нова. Она уже имела место в двадцатые-тридцатые годы и предшествовала весьма трагическим событиям. (Из романа Евтушенки).

+ + +

У Пушкина: культура, постигнутая с детства, была столь естественна, что не мешала проявлению чувства самого пылкого, но придавало выражению его блеск и силу Богатство словаря Пушкина - нигде не видно слова неестественного, непростого, все органично, все усвоено душою, все пережито, все от себя. В то время, как у человека недостаточно образованного изысканное слово выглядит заплаткой на сером фоне собственного небогатого словаря.

Заметка для Курского сборника

Часто я вспоминаю свою Родину - Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края - особенно. До пятидесятых годов (как я знаю) хранились в памяти народных певиц и певцов, передаваемые изустно, из поколения в поколение дивные, старинные напевы. Как они прекрасны, как они оригинальны, своеобычны, какая радость - слушать их. Один из музыкальных ладов, на котором построена моя кантата "Курские песни", говорит о глубокой древности своего происхождения. Этому ладу, я думаю, сотни лет. Теперь уже так не поют. Жизнь - неумолима! Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку. Будет жаль, если она совсем исчезнет.

21/ХI-81 года

О Рахманинове 
"ВСЕНОЩНАЯ" 
В самом деле, демоническое "богоборчество" Скрябинского "Прометея", парижское "язычество" Стравинского с его культом человеческих жертвоприношений ("Весна Священная"), балетное дикарство ("Скифская сюита") Прокофьева - все это было ново, ярко, красочно, пикантно, так будоражило сознанием "избранности", щекотало нервы проповедью абсолютной свободы человеческой личности: свободы от социальных обязанностей, свободы от религии, от долга, свободы от совести...

Всему этому буйству оркестровых красок, звуковой фантазии, разрушению гармонии и лада, пряности балетных пантомим, отказу от "нудной" христианской морали, Рахманинов противопоставил свою "Всенощную", написанную всего лишь для хора, без сопровождения: строгие старинные напевы и стройную классическую гармонию, храмовую музыку, уходящую своими корнями в глубины эллинской культуры, обретшей новую жизнь в горячо любимой им России, судьба которой его так тревожила.

+ + +

Достигшие большого распространения безъязыкие, космополитические, интеграциональные искусства - балет или симфоническая музыка, - в наши дни стали "престижными" государственными занятиями, вроде игры в шахматы, состязания по боксу, гимнастике или хоккею.

Другой тип искусства, по идее своей предназначенный для духовного совершенствования нации, влачит теневое, в сущности, жалкое состояние. Это - как бы провинциальное, местное, диалектное творчество, в то время как музыкальный язык, например, симфонической, современной музыки становится однотипным, общераспространенным, среднеевропейским, как у нас теперь говорят. В центре этой Средней Европы как-то оказывается Польша, во всяком случае, польский элемент очень силен у таких, например, значительных авторов, как Стравинский, Шостакович, Пендерецкий.

+ + +

"КРАСНЫЙ ДЬЯВОЛ" 
Первый сатирический журнал, который издавался в России после установления Советской власти, начал выходить в 1918 году. Он назывался "Красный дьявол".

Очень красноречивое название.

21 ноября 1981 года

+ + +

Сергею Ивановичу Субботину [5]

Уважаемый Сергей Иванович, письмо Ваше давно получил, отвечаю поздно, оно требовало вживания, размышлений, хотя и непосредственный отзвук сердца был силен. То, что Вы решили заняться сохранением, собиранием и изучением наследия Н. А. Клюева и отдаете этому так много сил и своей души, я не только что могу приветствовать, но - вижу в этом особый знак.

Великому не должно больше пропадать! И так его исчезло слишком много в результате планомерной и беспощадной деятельности людей, желающих обратить Россию в ничтожество, в мизевабль.

Из стихотворений, которые мне были знакомы раньше, прекрасны: "Деревня", напечатанная в альманахе "День Поэзии-80" (особенно первая, зачинная ее часть), а также другая - "Деревне - сон бревенчатый, дубленый". Хорошо также "Я гневаюсь на Вас", относящееся к теме искусства, Поэзии и ее судьбы. Но особенно сильно: "Старикам донашивать кафтаны..."

Закончив эпическую тему "Пугачевым", Есенин ушел всецело в свою судьбу, в лирику и показал неминуемую гибель восторженной личности. Клюев же остался в духовном эпосе и здесь возвысился до Апокалиптического! Для меня они - величайшие русские поэты нашего века, есть нечто апостольское в их типах: нежное, от Иоанна у Есенина, и суровое, от Петра в Клюеве. Я очень был рад узнать, что Вам деятельно помогли Лазарев и Костров. Хочу рекомендовать Вам Юрия Ивановича Селезнева, автора изумительной книги "В мире Достоевского" (хорошо бы Вам ее прочесть, если не читали). Селезнев работает теперь в редакции журнала "Наш Современник". Он - первый заместитель и ответственный редактор. Это - очень талантливый критик. Может быть он мог бы оказаться вам полезным для Вашего дела? Я немного его знаю и берусь с ним поговорить, если надобно.

Да, забыл: статья Клюева "Порванный невод" также замечательна. Он многое увидел, глубоко смотрел! Будьте здоровы! Хочу пожелать Вам бодрости духа, сил и успеха Вашему делу.

Георгий Свиридов

+ + +

То, что теперь называется Советской музыкой, лишь в очень малой степени наследует многовековым традициям Русского искусства. Это - эклектическая мешанина, в основе которой лежат немецкие формы, немецкий же способ движения материала, безнациональная, общеупотребительная музыкальная интонация.

Для того, чтобы Русский композитор наших дней обозначил свою национальную принадлежность, он должен прибегать к вставлению в свое сочинение кусков из Русских классиков. Эти цитаты являются чужеродным телом, не имеющим ничего общего с остальной тканью музыки ничего общего с ее посылом, внутренним смыслом, типом эмоции и миросозерцания. Это - неорганичное соединение чуждых здравых элементов, не более того. Возникновение подобных вставок, и не всегда из отечественной музыки прошлого, - чисто умозрительная идея композитора. Это - тот вид искусства, который должен объяснить стоящий рядом критик или специально напечатанная программа. Удел такого искусства - поистине жалок!

Журнал[6] 
...Но на деле редакция журнала несомненно ведет борьбу с нашими музыкальными традициями. Конечно, это делается гораздо более тонко, умело и ловко, чем 50 лет назад, когда в журнале "За пролетарскую музыку" критик Л. Лебединский называл Сергея Прокофьева "фашистом", а творчество Рахманинова характеризовалось им же как "фашизм в поповской рясе""". Но, по сути дела, современные руководители журнала - наследники РАПМа или ЛЕФа. Они руководствуются одной и той же идеей, поддерживая голый техницизм, искусство - как проповедь зла, безнравственности. Сочинительство Щ. - духовно бесплодное, своего рода духовный онанизм.

Во главе редакции стоят опытные и ловкие в своем деле люди. Композиторы четко разделены ими на несколько "своих" и всех "остальных". "Своих" безудержно расхваливают. За много лет почти ни одна точка зрения редакции не была в журнале оспорена. Статьи эти печатаются, как правило, без просмотра редколлегии.

Животрепещущие проблемы отношения к классике (классическому искусству как русскому, так и искусству братских республик) не находят почти никакого отражения в журнале. Тем самым сознательно углубляется разрыв с классической традицией.

Журнал выпячивает, главным образом, агрессивный отечественный додекафонизм (шенгбергианство). Одновременно с этим, на протяжении многих лет систематически унижается искусство, развивающее национально-народные традиции. В том числе творчество активно работающих выдающихся мастеров, гордость Советской музыки (например, Б. Чайковского, В. Тормиса, О.Тактакишвили, В. Гаврилина). Я не называю здесь имена авторов, но если дело дойдет до того, то можно будет назвать известные имена. Люди, заправляющие редакцией, абсолютно обнаглели от вседозволенности. Ни одна статья их никогда не была оспорена.

+ + +

Большой театр должен быть театром по-настоящему большого масштаба. А он превращен в своем ядре в маленький, однообразный, НЭПовский коллектив типа театра Мейерхольда, созданный для постановочных экспериментов одного режиссера. Театр перестал быть театром, прежде всего, национальной оперы и превратился в разбухший эклектический организм, невысокого художественного вкуса. Упадок театрального дела так велик, что трудно даже вообразить, кого можно поставить на место давно себя исчерпавшего Покровского.

Чего только стоят некоторые оперы или балеты, идущие на сцене Б.[олыпого] Т.[еатра], в которых великие, глубочайшие произведения русской и зарубежной литературы обращены в рыночную дешевку.

Кто же пойдет работать в этот еврейский лабаз? Тот, кому недорога жизнь, и это - не преувеличение. Там запросто убьют и тут же ошельмуют после убийства, и опозорят навеки. Судьба Есенина доныне в памяти у всех людей (моего поколения, во всяком случае).

+ + +

О размежевании художественных течений

Водораздел, размежевание художественных течений происходит в наши дни совсем не по линии "манеры" или, так называемых, "средств выражения". Надо быть очень наивным человеком, чтобы так думать. Размежевание идет по самой главной, основной линии человеческого бытия - по линии духовно-нравственной. Здесь - начало всего, - смысла жизни!

+ + +

Под трагизмом часто подразумевается мелодраматическая истерика, а глубокие страдания человеческой души подменяются животным визгом.

+ + +

Художественный бунт творческой интеллигенции, "особенно" конечно, в нашем веке, заключается, как правило, в дальнейшей европеизации, а с начала ХХ-го века - "американизации". (Маяковский, параллельно с Маринетти, идеализировавший Америку. Правда, он находил ее несовершенной с "классовой" точки зрения. Что под этим подразумевалось - теперь уже ясно: замена одного привилегированного слоя - другим. Современные же эпигоны Маяковского попросту идеализируют американизм и Америку.) Русское, и раньше воспринимавшееся как отсталое, косное, некультурное (при наличии гениальной церковной архитектуры, музыки, Пушкина, Достоевского, Мусоргского, Блока и т.д. и т.д.), третировавшееся и презиравшееся, за последние десятилетия подверглось невиданному разгрому и уничтожению. В Новой истории даже нет примера подобного варварства, жестокости и беспощадности.

+ + +

Консерватории, большей частью, плодят людей, умеющих имитировать искусство в то время как задача заключается в том, чтобытворить его.

+ + +

Если дать волю воображению и представить себе землю после атомной войны (как мы воображаем ее теперь), трудно подумать, что музыка будет звучать над мертвым камнем. Да останется ли и камень? Не обратится ли и он в пар? Но не хочется думать, что дело именно дойдет до этого! Может быть хоть что-то останется. Останется ли музыка? Такой странный вопрос! Человека сейчас трудно без нее представить. Стало быть, оставшиеся в живых Нomo sapiensы все же будут причастными к музыкальной культуре, той или иной, из существующих ныне на земле.

Какой музыкальный инструмент уцелеет? Скорее всего, человеческий Голос, он всегда при человеке и не нужно специально учится, чтобы играть на нем. Ощутив душевную потребность в музыкальных звуках, человек должен запеть. А инстинкт, который потянет его к себе же подобному (также уцелевшему), родит разговорную речь и совместное пение. Вот куда я веду, очень неумело, бестолково и сбивчиво: к хору к хоровому пению, к соединению душ в звуках, в совместной гармонии.

Я ощущаю, сейчас, сидя за столом, что здесь есть зерно верной мысли. Хор - насущное (сейчас!) искусство. Утраченная миром гармония (дисгармония), выразитель которой - оркестр (Европейский музыкальный голос) после катаклизма уйдет, как уходит из организма болезнь, до того живущая в организме как самостоятельный иной, чуждый организм, который борется с основным и пытается его победить, уничтожить.

Если болезнь не уничтожит основу, то она должна будет уйти. И в слабом, изнуренном теле возникнет тихая гармония катарсиса, очищения мира. Это будет - звучание хора.

23-ХII-81г. 
Журнал [8] 
Насаждение безнационального космополитизма и прививание сниженной точки зрения на любое проявление народно-национального элемента в искусстве.

+ + +

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ


Мощный, суровый, эпичный Федор Абрамов 
Возвышенно-поэтический Василий Белов 
Пронзительный, щемящий Виктор Астафьев 
Драматичный Валентин Распутин 
Мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов 
Сергей Залыгин - тонкий и умный 
Блестящий эссеист Владимир Солоухин

Я люблю и необыкновенно высоко [ставлю - С. Б.] их творчество, они - украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что это люди - мои современники, не дает мне с такой силой почувствовать свое одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и, вместе с тем, "вечный" Русский язык. По-новому раскрытые современные Русские характеры.

+ + +

Под новизной подразумевается дальнейшая разработка (главным образом техническая) шенбергианской идеи. Мне же думается, что новаторство заключено, прежде всего, в новой идее. Россия выстрадала новую художественную идею. Наша музыка, покрытая Шенбергианской коростой, несомненно, от нее избавится, должна избавиться, если захочет существовать. Движение это я вижу в литературе. Достаточно назвать таких писателей, как Абрамов, Астафьев, Белов, Распутин, Василь Быков с его изумительным "Сот-никовым", Айтматов...

+ + +

Фашизм - это, конечно, никуда негодное явление, справедливо осужденное всем миром [и антифашизм был благотворен и благороден - зачеркнуто - С. Б]. Но, оказывается, бывает такой антифашизм, который ничем не лучше фашизма.

+ + +

Весь Маяковский (все почти 14 томов!) - придуманный поэт. Придуманная любовь, придуманная Революция, придуманные заранее рифмы, придуманный, Сам фальшивый до конца, до предела.

Не придуманная лишь распиравшая его дикая злоба, изливавшаяся на всех. Сначала на богатых и сытых (но с разбором!!! далеко не всех!), а под конец жизни на бедных (рабочих людей), представлявшихся ему безликими, ничтожными, на новых чиновников (но также, далеко не всех!!!). А сам - был носителем зла и преклонялся лишь перед еще большим злом из выгоды, из желания удовлетворить свое непомерно раздутое тщеславие. Это тщеславие и было главной, движущей его силой.

+ + +

О потере ДУХОВНОЙ самостоятельности. Важнейший вопрос для всей нашей культуры и всего искусства.

+ + +

Когда-то, лет 30-40 тому назад, была в моде борьба с "формализмом", под которым в нашей музыкальной среде подразумевалось очень многое и очень разное. Мне, лично, казалось, что "новое" искусство (главным образом ХХ-го века) - есть продолжение старого, его следующая ступень и совсем не обязательно более высокая, ведь движение искусства не идет обязательно по восходящей линии. Рассуждать так - было бы большой ошибкой (нельзя, например, сказать, что теперь стихотворения и поэмы пишут лучше, чем это делали Пушкин и Лермонтов). Так вот мне казалось, что новые оперы, допустим, займут свое место на сценах театров рядом рядом с операми Глинки, Даргомыжского, Бородина, Чайковского, Римского-Корсакова. Подчеркиваю: займут свое место, являясь их как бы продолжением и, в свою очередь, родив естественную реакцию у слушателей, дадут толчок к созданию композиторами произведений (неясно! сбивчиво!). Но теперь ясно видно: это искусство обладает глубокими чертами "несовместимости". Оно призвано не продолжать ряд классического искусства, а заменить его собою, уничтожить его. Да, такова - идея, такова платформа этого нового искусства. Всем своим строем, всем смыслом оно активно направлено против основной идеи, основного пафоса классического Русского искусства и предназначено сменить его. И не то, чтобы эта смена произошла естественно, как бы по желанию публики, слушателей, народа, назовите как угодно. Совсем даже наоборот: сами эти вкусы народа, вкусы публики будут объявлены отсталыми, косными, национально-ограниченными, вредными или, согласно появившемуся теперь термину, "мещанскими" и, следовательно, подлежащими упразднению, что ли, осмеянию и сдаче в архив. Силой, огромной силой, организованностью в государственном (не менее!) масштабе будет это искусство отброшено, сдано в архив, как, например, сдано в архив, уничтожено великое, гениальное искусство Русского православного хора, как попросту уничтожены десятки тысяч церквей и монастырей, икон и других бесценных сокровищ, творений Русского гения, саму память, о котором стараются уничтожить. Мы и сейчас видим много посильных помощников Сатаны (который имеет, конечно, вполне земное свое воплощение!) в деле уничтожения Русской культуры как идейной культуры. Против нее двинуты могучие силы, в том числе и новое искусство. Оно обладает обязательным качеством - агрессивностью, ибо не несет в себе позитивного заряда, а предназначено для борьбы, для разрушения... Не надо обладать особым умом для того, чтобы провозглашать: "Сбросим Толстого, Достоевского и других с парохода современности", "время пулям по залам музеев тенькать", "Расстреливайте Расстрелли" - неправда ли, как остроумно! Или "Я люблю смотреть, как умирают дети" - провозглашаемого вместо скучного, постного "Не убий!" "Выбирайте забившихся под Евангелие Толстых, за полу худую, об камни бородой!" "Если Казбек помешает - срыть!" А как унижено Русское творчество! Например, возьмем Ленинградский Эрмитаж. Есть ли где, в какой-либо стране музей Мирового искусства, в котором не было бы произведений своих национальных художников? Можно ли представить Лувр. Британский музей, музей Будапешта или Мюнхенскую Пинакотеку без произведений французских, английских, венгерских или немецких мастеров?

У нас же в Эрмитаже нет ни одной иконы, ни одного полотна Русского художника [9] [даже Дионисия или Рублева - зачеркнуто - С. Б.]

+ + +

Опера "Воццек" явилась своего рода открытием нового стиля - "Экспрессионизма". Этот стиль возник не на пустом месте, не из подражания, а как естественное продолжение предшествующих тенденций в искусстве Австро-Венгрии, а, вернее сказать, в определенной части Венской музыкальной школы. Он явился продолжением Вагнеровского оперного стиля, музыкальной драмы, где центр действия перемешен со сцены в оркестр, но органически связан с действием.

Иллюстративно-музыкальные тенденции Вагнера, при которых музыка многое изображала, а не только выражала (чему способствовал эпический характер действия, обилие рассказов), музыка "изображений", а не непосредственно "переживаний", у Берга обретают большое значение. "Переживенческие" эпизоды действия носят экстатический характер, например: Смерть Изольды, многое в "Парсифале", "Лоэнгрине" и т.д. Их не так много, но они очень сильны.

Все это освоено и претворено Бергом. Эта опера и явилась высшей точкой "экспрессионизма". Дальше этого пошло лишь повторение, смакование зла, смакование низменного, грязного, грязно-сладострастного, вонючего, пьяного, оборванного и т.д. У нас это обрело свою жизнь в опере "Нос" - карикатуре на столичную Россию, "Леди Макбет" - карикатуре на провинциальную, мещанско-народную Россию и т.д.

А в наше время получило новое продолжение, уже окончательно мало интересное, попало в балет и утонуло в эпигонстве.

+ + +

Грандиозные, пышные оркестровые звучности Берга как нельзя лучше более соответствуют стилю музыки, характеру действия, городу, душной его атмосфере, улице, по которой ходят солдаты с Военным маршем, кабаку, где играется Полька, все это подлинно - это реализм, доведенный до крайней точки болевого ощущения жизни.

Однако подобные эффекты мало соответствуют атмосфере повести Лескова, тишайшему уездному городку, где вызрело зло. увы непоказанное автором, а все злое перенесено в атмосферу действия и это создает впечатление фальши, ибо вместо того, чтобы выразить это зло (возникшее или, скорее всего, от начала существовавшее в натуре), понадобилось опачкать все окружающее, всю жизнь, и обелить, оправдать убийство как идею, само это зло, изначально существовавшее в человеке и под влиянием жизни только лишь проявившееся. Надо было загрязнить, опачкать православного священника (что это имеет общего с Лесковым, поэтом православного духовенства?), чтобы оправдать убийство православного патриарха (зубным врачем Гуревичем, впрыснувшим ему яд вместо лекарства по заданию соответствующих органов, покаявшимся и принявшим православие перед смертью), ссылку и истребление десятков тысяч представителей православного Русского духовенства. Опачкать и загрязнить купечество, разоренное и истребленное в последующих поколениях. [Детям их нельзя было учиться и т.д. - зачеркнуто - С. Б.]

Опера эта - оправдание ссылок и репрессий, истребление всего русского. Недаром так горячо она приветствовалась при своем появлении извергами вроде Бу[харина][10].

+ + +

План разрушений: архитектура, живопись, работы из драгоценностей, хоровая музыка; далее - театр, далее - музыкальный театр, который более другого сопротивлялся, далее - литература (а сначала была философская - самостоятельная - мысль и идея жизни народной, критика и прочее), как путем отрицания и запрета (полного, либо частного: Достоевский, Мельников, Писемский, Лесков, Крестовский и многие другие + Есенин, Сологуб, Мережковский, Бунин, Замятин, Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Клюев), так и путем ложного толкования, переделки (постановки с ног на голову), извращения - в театре, в чем особенно преуспел театр наших дней, в том числе - музыкальный.

Комиксы - в которых глубина содержания (никогда даже не делается попытки ее раскрыть!) подменяется поверхностным гаерством, а то и вообще отбрасывается и заменяется мыслью, находящейся в прямом противоречии с писательским замыслом.

+ + +

Е[вреи] (типа Либединского и других) возненавидели Революцию, как любовницу, которая их разлюбила. [11]

+ + +

Современное воинствующее искусство пытается знанием заменить наитие, умением заменить талант. Один, склонный к умозрительному, стихотворец, понимая свою однобокость, художественную недостаточность (на которую ему, кстати, указывает и критика), пишет стихи о "безотчетном" (которого ему, кстати, весьма недостает). Беда только в том, что "безотчетное" чуткий читатель почувствует сам, без специального указания, если оно есть в стихотворчестве. А если его нет, если оно не свойственно поэту, то никакими умозрительными декларациями или призывами его не добудешь. Раз творчество самим автором называется "безотчетное", значит оно не безотчетное. Оно - свойство души и рассуждать о нем специально - бесполезно, оно проявляется именно безотчетно.

+ + +

В послевоенное время, особенно со второй половины 50-х годов, с появлением скрыто (а позже и открыто) буржуазных тенденций, в нашем искусстве все больше стал распространяться тип делового человека, дельца ловкого, небрезгливого, хорошо ориентирующегося в обстоятельствах жизни (нового для подобного рода людей), умеющего найти ключ к действию в этих новых обстоятельствах.

Подобного рода тип (в сущности - Чичиков) очень распространяется. Появились: певцы-Чичиковы, дирижеры-Чичиковы (их очень много) и прочие. Торговля стала валютной, международной. Торговать стали крупно, вплоть до Христопродавства. Мелкие выжиги и кулаки уступили место дельцам международного типа <...>.

+ + +

Существует искусство - как голос души, как исповедь души. Такова была русская традиция. В 19-м веке, а может быть и раньше, из Европы пришла (и особенно распространилась) идея искусства - как развлечения для богатых, для сытых, искусства - как индустрии, искусства - как коммерции. Искусство - как удовольствие, как комфорт. Искусство - принадлежность комфорта.

+ + +

Все это - пустоватое жонглирование словами или звуками, какое-то устарелое стремление поразить "оригинальностью", которое уже давным-давно неспособно поразить никого кроме тех, кто специально желает быть пораженным (кроме "заведомых простаков").

Все это, повторяю, уводит искусство в сторону от чего-то важного, значительного в жизни, серьезного, глубоко касающегося всех нас, сокровенного, скрытого от глаз, что лишь подлинному художнику дано обнаружить и явить людям в слове ли, в звуках, красках или мраморе. Это лишь - единственное, думается мне, и является настоящим искусством, которое останется во времени или выразит сокровенную сущность наших дней.

+ + +

Распространилось, как в 20-е годы, эпатирование Русского человека, русского национального чувства, стремление унизить Россию, во что бы то ни стало унизить ее народ, представив его сборищем скотов, унизить и опошлить его культуру [сознательно окарикатурив - зачеркнуто - С. Б.], разрушить архитектуру, разграбить ценности (заниматься "музыкальной фарцовкой").

Целая бездна лежит между страданием и болью души Гоголя, который видел несовершенство окружающей его жизни, [убогость - зачеркнуто - С. Б.] жалкость человеческих помыслов и желаний, порой убогость души человеческой, от которой сердце его обливалось кровью и слезами, которые мы чувствуем в его творениях. Целая бездна, повторяю я, лежит между этими чувствами и САМОДОВОЛЬНОСТЬЮ современного сытого пошляка, обращающего в пошлый фарс, в эстрадный скетч то, что для высокого художника (гения) было исполненным трагизма.

+ + +

В чем разница между Моцартом и Сальери

Слепой скрипач в трактире играет "из Моцарта". Невозможно представить, чтобы он, слепой - т. е. играющий по слуху! - играл "из Сальери". Музыка Сальери не носится в воздухе, она остается на бумаге, она не летит, мелодия его не крылата, она - не мелодия, она - лишь тема, звуковой ряд.

+ + +

"Царство их до будущего катаклизма, в котором мир может погибнуть или исцелиться".

+ + +

Продажность, оказывается, прекрасно соединяется с талантом, ошибка думать, что это несоединимо. Например, Маяковский был очень даровит к стиху, остроумен, изобретателен и продажен; и сам понимал, что продажен, открыто об этом кричал. Вот какой выверт! Он был куплен на корню от начала своей деятельности. Талантливый человек смолоду берется под опеку и направляется по НУЖНОМУ пути. Ему обеспечено внимание, реклама и т.д.

+ + +

Из Достоевского:

"Всемирный Ротш[ильд] воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремиться дать миру свой облик и свою суть..."

"Ключ ко всем современным интригам лежит... [не там и не здесь, и не в одной только Англии - зачеркнуто - С. Б.] во всемирном заговоре против России, предрекающем ей страшную будущность".

"Теперешнее поколение - плоды нигилятины отцов. Страшные плоды. Но и их очередь придет. Подымается поколение детей, которое возненавидит своих отцов."

+ + +

Из книги "Достоевский"

"Кто изменяет Русскому делу и способствует антирусскому, тот находится на правом пути. Что бы таковой ни говорил, ни делал, все будет одобрительно. Кто, напротив, будет в России мыслить и действовать в русском смысле, тот проклят, и что бы таковой ни говорил, все будет омерзительно..." Мих[аил] Никиф[орович] Катков

Партитуры, удручающие обилием нот, страшным звуковым безвкусием, грубой звуковой "материальностью" без какого-либо духовного наполнения. Манерность, несамостоятельность мышления приводит к компилятивности языка, приемов, являя зависимость от уже имеющихся образцов "новой" музыки (что во все времена называлось эпигонст-вом), приводит к эпигонству

+ + +

Первая консерватория (Лейпцигская), основанная на деньги банкира Мендельсона-Бартольди, преследовала и унижала национально-направленное Романтическое искусство Шумана, Листа, Вагнера, которые ее ненавидели.

+ + +

Прожив 66 лет, я вижу, что мир хаотичен не первородно, т. е. это не первородный хаос, а сознательно организованный ералаш, за которым можно различить контуры той идеи, которая его организует. Идея эта - ужасна, она сулит гибель всему, что мне дорого, что я любил и люблю, всему, что я сделал (и что будет истреблено за ненадобностью) и самому мне.

+ + +

Фантазирование под музыку, развилась целая профессия людей, занимающихся этим делом, рассказывающих всем желающим свои фантазии, выдавая их за содержание музыки.

+ + +

Анти-музыка, как и всякая анти-культура, появляется (за последнее время) тут же (рядом) с подлинной культурой. Она как бы оттеняет эту последнюю, являясь в значительной мере пародией на нее, противоположением ей. Именно таким был, например, буржуазно-декадентский театр Мейерхольда, возникший и противостоящий по всем своим тенденциям коренному пути нашей [Русской национальной - зачеркнуто - С. Б.] культуры, если понимать под нею: Пушкина, Глинку, Мусоргского, Достоевского, Блока, Рахманинова, Нестерова.

После Октябрьского] переворота Мейерх[ольд], сменивший до той поры несколько] духовных убеждений: из еврея превратившийся в католика, из католика Карла Франца Казимира в православного с многозначным именем Всеволод, из православного [в партийного атеиста - зачеркнуто - С. Б.] (такой человек должен был примкнуть к силе) в члена партии, занявшего сразу же пост управ[ляющего] всеми театрами РСФСР, почетного красноармейца войск внутренней охраны, вождя Театрального Октября. Под руководством этого деятеля была предпринята попытка разрушения Русского театра, не совсем удавшаяся при жизни ее инициатора, но успешно довершаемая теперь его последователями типа: Ефремова, Эфроса, Покровского, Темирка-нова и др[угих].

Можно ли возродить Русский театр? А почему бы и нет? Существует же, например, во Франции театр Французской Комедии, Театр Мольера. Наряду с ним существуют бесчисленные (возникающие и умирающие) маленькие буржуазные театры, иногда очень интересные. Но это театры обычно одного режиссера, одного или двух актеров, а иногда и ансамбля. Но это не национальный театр, театр Французской] Комедии, театр Мольера, воплощающий для всего мира дух Франции. Удалось ли сохранить во Франции такой же Музыкальный театр? В известной мере - да, но только в известной мере. Несмотря на величие французского музыкального гения и в опере выразившегося с изумительной силой и своеобразием, достаточно назвать Бизе, Гуно, Дебюсси, "Кармен", "Фауста", "Пеллеаса и Мелизанду", в опере у французов нет своего Мольера.

Оперный стиль французского театра несколько пестроват и не столь, м. б., целен.

Иное дело - Русская опера. Это - монолит. Без всякого преувеличения мы можем сказать, что здесь Россия сказала одно из своих самых заветных, сокровенных слов в мировой культуре, в жизни мирового духа. Рахманинов - наследник культуры Русской оперы, наследник "Китежа" и продолжатель этой линии [в Русском искусстве - зачеркнуто - С. Б.], самой глубокой и значительной в русском музыкальном искусстве. Русская опера XIX-го века - это горная гряда, горный кряж, великие вершины которого и по сей день остаются недоступными, а отходя в даль времени от нас, делаются все более и более недосягаемыми.

"Иван Сусанин", "Князь Игорь", "Борис", "Хованщина" и "Китеж" - этот ряд принадлежит к величайшим созданиям мирового искусства, я бы сказал, мирового духа. Тут же, рядом с этим грандиозным и глубоко самобытным эпосом, стоят изумительные образцы романтической оперы: "Русалка", "Евгений Онегин", "Пиковая Дама", "Черевички", "Царская Невеста", "Золотой Петушок", "Ночь перед Рождеством", "Сорочинская ярмарка", лирико-драматической (как "Пиковая Дама" или "Онегин"), сказочной, комической, исторической... Что за богатство, что за красота и разнообразие!

Это - миф о России, возвышенный, величественный и трагический миф. Вот против чего ведется война. Вот что оплевывается, замалчивается, пачкается. Россия предстает в этом мифе как народ, одержимый великой и благороднейшей идеей братства и вселенской любви, верности и самопожертвования. Вот против чего ведется борьба, вот что ненавидят эти духовно злобные, хорошо обученные творческие скопцы. Не надо быть специально культурным человеком, чтобы понять разницу между "Борисом Годуновым", "Хованщиной" и "Игроком" или "Катериной Измайловой". В конце концов: "Там, где для понимания произведения искусства требуется специальное образование, там кончается искусство". Так сказал один талантливый "левый" критик предреволюционных лет (Н. Пунин) [13].

+ + +

Состояние здоровья человека, степень его усталости понимает только он сам. Никого нельзя слушать. Особенно людей, которые сами никого не слушают, никому не близки, живут лишь импульсом движения, данным им от природы, ни на кого не обращая внимания. Такие люди обладают значительной энергией, ничем не остановимой (живут без контроля души, без "сомнения" - святого качества, неотделимого от благородно созданного человека), подчиняющейся лишь их рассудку (только им они живут).

Такие люди - очень опасны, из них выходят деспоты, теоретики мироздания, управляющие, охранники и палачи, они не ведают никакого сомнения, никакого вопроса. Беда - если человек такого типа является твоим близким. По своей природе может натворить тебе много зла.

+ + +

Есенин - постоянно оплевываемый, до сих пор третируемый "интеллигентной" литературной средой (говнюк Мандельштам, презренный и бездарный книжный человек Тынянов, не говоря о множестве других - Олеша, Катаев и прочие), удавленный веревкой в номере гостиницы, после смерти извергнутый из жизненного обихода, запрещенный к изданию и упоминанию, ошельмованный в статьях негодяев Сосновского и Бухарина, униженный в стихах подлеца и убийцы Маяковского, остался жив в сознании народа, любим им и неотделим от народной души. Это поэт народа, гибнущего в окопах, в лагерных бараках, в тюрьмах, казармах и кабаках - всюду, где судьба уготовила жить и быть русскому человеку. О, судьба! И народа, и его поэтов.

+ + +

Мусоргский и Вагнер были величайшими из композиторов (величайшими художниками, людьми), а не "спекулянтами", умевшими вылепить форму (по образцу!) и т.д., которых плодят в огромном количестве Мендельсоновские и Ру-бинштейновские консерватории. Они (М[усоргекий] и В(агнер]) видели судьбу наций, крестный их путь!

+ + +

Несмотря на потрясения 1789-93 годов, Франции удалось все же сохранить в целом народ, лишенный былых идеалов (оставшихся как легенда), воскресших позже как дымка прекрасного былого в искусстве у Дебюсси, Равеля, Пюви де Шаванна, Метерлинка [14] и т.д. Но буржуазное все же взяло вверх и утвердилось сначала в литературе, в опере (ставшей космополитической), в мелодраме, [пришедшей] на смену ложно-классической трагедии, позднее в живописи и музыке импрессионизма (вернувшегося к поэтизации национального).

Сумеет ли Р[оссия] сохраниться в искусстве? Похоже, что нет. Разрушение национального идет полным ходом. Утрачена главная идея, объединяющая людей в нацию, да и самому этому понятию... Тайной верой в своего Бога обладают лишь законодатели, вершители судеб, а масса - обезличена.

+ + +

О журнале С[оветская] М[узыка]

В журнале очень, крайне редко, можно сказать, почти, что никогда не пишут активно работающие талантливые композиторы. Зато много пишут случайные, около музыкальные люди потому, что они повторяют мысли, оценки и соображения тех, кто задает тон в журнале. Это своеобразное "эхо", аккомпанемент к некоей давно известной мелодии. Создается видимость общего мнения "среды". Таким образом, руководители журнала выдают свою точку зрения за общую.

+ + +

Союз композиторов из творческой организации, каковой он был задуман, давно превратился в деловую контору по распределению житейских благ и славы. Его теперешние руководители это - крупные дельцы, умело эксплуатирующие свою общественно-выборную должность, имеющие свои издательства, свою печать, фактически зависящие от них театры, исполнительские организации и учебные заведения.

ОСОКОРЕ[15] 
для Арановского[16] 
думается, что нравственная посылка искусства играла здесь большую, может быть решающую роль. Сохор не любил "объективизма" в искусстве, да и не знаю, есть ли такое крупное искусство. Может быть Глазунов? А.[рнольд] Н.[ау-мович] также не любил натурализма, поэтизации низменного, не подвергая, впрочем, сомнению саму по себе талантливость художников подобного направления. Далеко не все произведения Ш.[остаковича] Сохор ценил, а о целом ряде его сочинений, особенно последних, отзывался весьма критически.

+ + +

Демагоги и лгуны, закричав громко против вранья и объявив себя глашатаями правды, они принесли с собою новый тип "вечноживущей" лжи, взамен "старой", которая к тому времени уже явно себя исчерпала. Это - убийцы Моцарта. Это убийцы Правды и всего Живого.

Светлый холод 
Осеннего неба 
Столысо раз растворялся в крови 
Не оставив в ней места для гнева 
Лишь для горечи и для Любви.

Эти слова не только близки мне, они - мои, как бы я сам сказал их из глубины души. Высоко чту Вас как поэта.

4 августа 1981 года [в газете] "Сов.[етская] Россия" была напечатана Ваша подборка.

Наша несчастная музыка - полна этим, быть может, в ней это утвердилось еще более.[17]

ВАЖНОЕ!

Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть - вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне - есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории и выдавать за нее нечто совсем другое.

+ + +

Такой композитор мало похож на древнего иконописца, он похож на бойкого "фарцовщика" [из-под полы продающего иностранцам - зачеркнуто, С. Б.], торгующего крадеными иконами из разграбленных правительством церквей. Для того, чтобы написать религиозную фреску, надо быть религиозным человеком по духу. Иначе - это будет формальное выполнение задания, имитация, бездуховность. Имитация - бездуховность.

+ + +

Православие - музыка статична, все внутри, в душе. Мелодия - хор - гимн. Восторг мира! Выразительность интонации. Идея - свобода. Инструмент - от Бога - голос, хор. ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ.

Католицизм - музыка вся в движении, в динамике. Активность, воля, борьба, власть над миром. РАЦИОНАЛЬНОЕ. Фуга, мотет, конрапункт, инверсии, т. е. механические, умозрительные перестановки нот. Придуманный, сконструированный инструмент - орган, оркестр.Измышленная музыка, невыразительность интонации, но - формообразование. Конструктивизм, драматургия вместо интонации.

Распространенное в наши дни стремление окарикатурить русскую песню, русскую интонацию, шутовство, переходящее в ерничество. Этого как-то было слишком много. Приелось это желание унизить Русское, "идиотизм деревенской жизни", по выражению одного немецкого профессора.

+ + +

Об "эстрадных" поэтах 60-х годов. Закричав громко против вранья и объявив себя глашатаями истины (правды), эти (они) демагоги принесли с собою новый тип "вечноживу-чей" лжи, взамен "старой", которая к тому времени уже явно себя исчерпала.

3/VII-82года

Два типа художников

Первый тип - А. Блок, С. Есенин, Н. Рубцов, Мусоргский, Корсаков, Рахманинов - поэты национальные (народные). Они никому не служат, но выражают дух нации, дух народа, на него же опираясь. Подобного типа художники могут быть, разумеется, в любом народе, если есть предпосылки к их появлению, время как бы само рождает их. Второй тип художника - прислуга. Такой поэт или художник СЛУЖИТ силе. стоящей над народом и, как правило, чужеродной силе. Под видом национального беспристрастия, "интернационализма", в его, главным образом, американском понимании, он служит интересам обычно чужой нации, стремящейся установить свое господство над коренным народом. Примеров этого - много.

Когда-то, в годы перед первой мировой войной в России существовал такой футуристический салон братьев Бурлюков, салон был художественный и литературный. Позднее, когда начались Революционные события, эти братья быстро смекнули, что здесь происходит, им стало неуютно и они сочли за благо уехать, кажется, в США (где по слухам позднее неплохо жили, имея в Нью-Йорке ряд собственных доходных домов).

Это были весьма зажиточные буржуа, которые прикармливали молодого Маяковского, весьма активно, надо сказать, идеологически его обрабатывая и ориентируя всемерно, рекламируя его талант и сделали, надо сказать, ему большую и громкую славу этому талантливому поэту. Но они же и погубили его, в конечном счете!

Речь, однако, сейчас не о нем. Речь о том, что традиции этого салона оказались очень живучими. Именно в этом салоне был сформулирован лозунг "сбросить Толстого, Достоевского, Пушкина и прочих с парохода современности". "Рог времени трубит нами" и что-то в этом духе (? Проверить).[18]

Короче говоря, там были разные поэты, занявшие свое место в Русской литературе, Хлебников - свое, Бурлюк - свое, во всяком случае, они заняли большое место в Русской культуре, раз мы о них вспоминаем и говорим; негативное место.

Я не говорю о Маяковском (сложной и очень противоречивой фигуре), который у нас усиленно насаждался, особенно после знаменитой тирады, в которой он был назван: "Лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи". Теперь - снова к нему возвратились и снова он насаждается в ущерб, надо сказать, другим поэтическим именам, особенно Есенину, имя которого как-то опять уведено в тень.

+ + +

Современный театр: Ефремова, Покровского, Эфроса, Любимова и tuti guanti. Царство вульгарности. Изгрязнили, загадили все русское: драму, оперу, поэзию, музыку, все, все!

+ + +

"Стиль в его целом прочно зависит от эпохи - от характерных для нее идей и представлений, а иногда оказывается реакцией на эти идеи, диктуется сопротивлением эпохе - как в самой литературе, так и за ее пределами" "Литература - реальность - литература" Д. С. Лихачев (стр. 96).[19]

+ + +

Вы люди принципиальные, в этом Вам не откажешь, Вы насаждаете в России шенбергианство, колонизируете нас по заветам Ант. Рубинштейна, который также насаждал здесь мендельсоновщину.

Возможно, что Вы и подобные Вам люди, делающие похожее в других областях жизни и преуспеет - обратите Русских в колониальный, бесправный народ (и сейчас он - полубесправный) без веры, без Бога, с выборочно дозволенной собственной культурой и историей, с оплеванным прошлым и неясным будущим. Тогда - Вы будете на коне и силой утверждаемые насаждаемые Вами кумиры обретут известность, но все равно никогда не обретут любви. Но возможно и другое, возможно что Вам не удастся попрать и окончательно унизить достоинство Русского человека, тогда Вы будете названы своими именами.

+ + +

Я навсегда сохраню благодарную память о таких людях, как И.(ван] И.[ванович] Соллертинский[20], общение с которым в Новосибирске в годы войны имело для меня большое значение, Г. Н. Хубов[21], а позднее Ю.В. Келдыш[22], руководившие журналом "С.[оветская] М.[узыка]" в пятидесятые годы и многое сделавшие для того, чтобы мою музыку лучше узнала музыкальная общественность. Сохраняю я благодарность и критикам А. Н. Сохору, Л. В. Поляковой[23], И. В. Нестьеву[24], серьезно, внимательно относившимся к моей музыке и старавшимся прояснить сущность моей творческой позиции, понять, растолковать мои намерения.

Я сохраняю самую благодарную память о Р. М. Гофмане[25], чьи слова о себе я прочел гораздо раньше нашего личного знакомства.

Р.М. Гофман (сын хорошо известного в дореволюционные годы петербургского поэта-символиста и критика) был человеком редкого таланта и совершенно исключительной образованности. Это тот тип просвещенного русского человека, который ныне почти не встречается. Его отношением ко мне я очень дорожил и горько переживал его безвременную кончину.

+ + +

Я хочу говорить так, чтобы меня понимали, понимали смысл того, о чем я хочу говорить. Я хочу, чтобы меня, прежде всего, понимали те, кто понимает мой родной язык. Стучусь в равнодушные сердца, до них хочу достучаться, разбудить их к жизни, сказать о ней свои слова, о том, что жизнь не так плоха, что в ней много скрытого хорошего, благородного, чистого, свежего. Но слушать не хотят, им подавай "Вальс" из "Метели"...

Те же, кто считает себя знающими любителями искусства, с ними мне совсем нечего делать. Их интересует искусство - как побрякушка, секрет которой им потребно разгадать, и в этом - все их удовольствие. О какой-либо сущности искусства нет и речи, наоборот, ценится "искусство" без всякой сущности, без души, без восторга.

"Мира восторг беспредельный - сердцу певчему дан". Это - и есть драгоценная ноша художника, драгоценный божественный изначальный дар. Без него искусство мертво, это всего лишь пустая побрякушка. Она может быть примитивно-простой или замысловатой, это не играет никакой роли; и в том и в другом случае она не содержит в себе жизни, ибо великое искусство всегда живое искусство именно.

Теперь же часто производится и усиленно насаждается искусство от рождения мертвое, игра ума при сухости сердца. Между тем, Великие творцы напоены, можно сказать, божественным восторгом, вспомните, например, Вагнера или Мусоргского.

+ + +

Занимаясь отбором песен для кинофильма " 10 дней, которые потрясли мир", я выяснил достоверно, что Революция (не только октября 1917-го года) и все революционное движение на протяжении десятков лет, не создали ни одной своей песни. Все песни Революции - это немецкие, французские (Варшавянка, Интернационал), польские и т.д. песни.

Ни одной песни Русской: "Беснуйтесь, тираны", "Смело, товарищи, в ногу", "Красное знамя", Марсельезы разных родов. Ни одной своей ноты и, кажется, ни одного русского слова.

Это - не только удивительно. Россия и Революция оказались духовно несовместимыми. А сама Революция - по выражению Блока - оказалась совершенно "немузыкальным" явлением.

Тексты песен принадлежат, большей частью, Еврейским авторам. Родоначальником этой поэзии в России оказался Надсон с его нытьем и абсолютным отсутствием поэтического видения мира.

+ + +

Т.[аким] образом, есть три слушания:

1) Глубокое, полное - обыкновенное, слушательское, с чистым сердцем, открытым музыке и потому много воспринимающее;

2) Известное по впечатлениям других, книгам и т.д., т.е. по зараннеее составленному представлению;

3) И, наконец, образованное предварительно, профессионала, воспринимающего, большей частью, заданное. Видно, что это писал не музыковед, а композитор, человек, обладающий "внутренним" слышанием музыки, которому (слышно) доступно то, что ускользает от часто просто "слушателя" и, особенно, от музыковеда, часто слушающего уже "заданно", желающего услышать не то, что звучит, а то, о чем уже задано.

Комментарии

1. Цитата из "Гамлета" (акт Ш,сцена вторая) по памяти. Ср. точный текст этого эпизода:

Гамлет: Видите вы вон то облако в форме верблюда? 
Полонии: Ей-богу, вижу действительно, ни дать, ни взять - верблюд. 
Гамлет: По-моему, оно смахивает на хорька. 
Полоний: Правильно: спинка хорьковая. 
Гамлет: Или как у кита. 
Полоний: Совершенно как у кита.

(Шекспир Уильям. Гамлет, принц датский. Перевод Б. Пастернака. Ижевск, 1981,с.99-100).

2. Имеется в виду роман "Ягодные места", опубликованный в ж. "Москва" (1981.- N10.- С.3-123; N11. - С.52-111). Возмущение Г. В. Свиридова вызвала следующая фраза из романа: "А что такого плохого сделал в жизни Есенин? <...>. Если в чем виноват был, так покаялся и сам себя наказал" (N10.-С.П8).

3. Здесь намек на компанию "борьбы с церковщиной" в музыке, которую проводила в конце 1920-х гг. РАПМ (Российская ассоциация пролетарских музыкантов). См, напр.: Виноградов В, Против церковщины в музыке. // "За пролетарскую музыку".-1931.-N17-18.-С.9-18. В Московской консерватории (она называлась тогда "Высшей музыкальной школой им. Феликса Кона") под видом инвентаризации проводилась чистка библиотеки от вредной религиозной музыкальной литературы и православные церковные ноты сжигали прямо во дворе консерватории.

4. "...Именно в это время характерно демонстративное преподнесение с эстрады Большого зала консерватории бывшими самодержавно-церковными композиторами различных арий из "Жизни за царя" под гром оваций и черносотенные крики охотнорядской аудитории, именно это время характерно исполнением совершенно упадочнических, мистических, православных произведений Рахманинова ("Всенощная" и др.). Это была мобилизация реакционных сил. <...>. Конечно, можно и должно говорить о творчестве Сергея Прокофьева, как о творчестве также фашистском" - Л. Лебединский. 8 лет борьбы за пролетарскую музыку (1923-1931). М., 1931, с. 41. Лебединский Лев Николаевич (1904-199... )-советский музыковед. Член КПСС с 1919. Участник Гражданской войны (в 1919-20). В 1930 окончил научно-композиторский факультет Московской консерватории. В 1923-32 один из руководителей РАПМ (в 1925-30 председатель, в 1930-32 ответственный секретарь). В 1930-32 зав. муз. секцией Института литературы, искусства и языка Комакадемии. Впоследствии занимался фольклористикой.

5. Субботин Сергей Иванович

6. Г.В. Свиридов дает свою оценку деятельности редакции журнала "Советская музыка" тех лет.

7. Здесь, скорее всего, неточная адресная отсылка Георгия Васильевича. Приводя по памяти часть названия статьи, он приписывает слова другому автору. Речь идет о статье "Небесная "идиллия" или фашизм в поповской рясе (К концертам А. Коутс 5 и 6 марта 1931 г.)", опубликованной в ж. "Пролетарский музыкант" (1931. - N2(20). - С.27-28) и подписанной "Н. Выгодский".

8. См.сн.-л.

9. Конечно, Г.В. Свиридов знал о существовании Русского отдела Эрмитажа и конечно же это написано, что называется, в пылу полемики. Однако не стоит забывать, что значение Русского отдела, его удельный вес в общей коллекции музея, площадь экспозиции, да и просто качество русского собрания несоизмеримы со всеми остальными разделами Государственного Эрмитажа.

10. В разговорах со мной Г.В. Свиридов не раз упоминал рецензию Н.И. Бухарина на оперу Д.Д. Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда", которая, якобы, была опубликована в газ. "Правда" в 1934 г. Мне так и не удалось найти эту статью.

11. В одном из наших разговоров, Георгий Васильевич вспомнил слова И.И. Соллертинского: "Лебединский относился к революции как к любовнице, которая изменила". И. И. Соллертанский, со слов дяди, считал, что Лебединский был страстным поклонником Л. Д. Троцкого и ненавидел И. В. Сталина.

13. Цитата приводится из книга Юрия Селезнева "Достоевский" (М.: Молодая гвардия,1985, с. 360)

14. Цитата приводится по памяти из статьи Ник. Пунина "Пути современного искусства (По поводу "Страниц художественной критики" Сергея Маковского)" из ж. Аполлон, 1913, ноябрь,. N9, с. 56. Ср. подлинный текст Ник. Пунина: "Там, где для созерцания прекрасного нужны знания, а не только духовное богатство или даже духовная культурность, там кончается искусство".

15. Свиридов, конечно, знал о том, где родился Метерлинк, но относил его творчество к явлениям французской культуры.

16. Сохор Арнольд Наумович (1924-1977). Советский музыковед. Доктор искусствоведения. Участник Великой Отеч. Войны. Окончил в 1949 теоретико-композиторский факультет Ленинградской консерватории, в 1955 аспирантуру НИИ театра, музыки и кинематографии в Ленинграде, в 1954 - философский факультет Ленинградского факультета. Преподаватель Ленинградской консерватории (с 1966. С 1970 профессор). С 1955 и по год своей смерти ст. науч. сотр. НИО Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), с 1971 там же руководитель секции социологии искусства и эстетики. Автор монографий о Георгии Свиридове: "Георгий Свиридов" - М., 1960; "Георгий Васильевич Свиридов" - М, 1964; 2-е изд. 1972.

17. Арановский Марк Генрихович (род. 1928) - советский музыковед. Доктор искусствоведения. В 1952 окончил теоретико-композиторский факультет Ленинградской консерватории. В 1963-66 учился в аспирантуре НИО ЛГИТМиК. С 1966 ст. науч. сотр. сектора музыки НИО ЛГИТМиК. В настоящее время - зам. директора Института искусствознания Министерства культуры РФ.

17.Черновые наброски письма С. Ю. Куняеву

18. "Только мы - лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве. 
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода современности" - Д. Бурлюк, Александр Крученых, В. Маяковский, В. Хлебников. Пощечина общественному вкусу - Цит. по изд.: Пощечина общественному вкусу Стихи. Проза. Статьи. - (М., 1913], с. 3.

19. Цитата приводится по след. изд.: Лихачев Д. С. Литература - реальность - литература. Л., 1984, с. 96.

20. Соллертинский Иван Иванович (1902-1944). Советский музыковед, театровед, балетовед и литературовед. В 1923 окончил Институт истории искусств в Петрограде, в 1929 г. там же аспирантуру по истории музыкального театра, в 1924 романо-германское отделение факультета общественных наук Ленинградского университета. С 1920-х гг. преподавал в высших учебных заведениях, в т. ч. в Хореографическом училище, Институте сценических искусств (Театральный институт), Институте истории искусств, Педагогическом институте, а также в 1930-31 и 1935-1941 в Ленинградской консерватории (профессор с 1939). В 1929-1944 редактор, лектор, зав. репертуарной частью, с 1940 - худож. руководитель Ленинградской филармонии.

21. Хубов Георгий Никитич (1902-1981). Советский музыковед и муз. -общественный деятель. В 1920-1922 занимался по классу фортепиано в Одесской и Тбилисской консерваториях. В 1930 окончил Московскую консерваторию по классу фортепиано и инструкторско-педагогический факультет. В 1932-1935 науч. ред. в изд. Сов. Энциклопедия. В 1932-1939 зам. гл. редактора, в 1952-1957 гл. редактор ж. "Сов. Музыка". В 1941-1945 гл. редактор муз. вещания Всесоюзного радио; в 1946-1952 консультант по вопросам худож. вещания в аппарате ЦК КПСС. Секр. Правд. Союза композиторов СССР (1952-1957).

22. Келдыш Юрий Всеволодович (1907-1995). Советский музыковед. Доктор искусствоведения. В 1930 окончил научно-композиторский факультет Московской консерватории. В 1926-1932 чл. РАПМ. В 1946-1950 ст. науч. сотр. Института истории искусств АН СССР. С 1950 зам. Директора по научной части, в 1955-1957 директор Ленинградского НИИ театра и музыки. В 1961-1974 зав. сектором музыки народов СССР Института истории искусств Мин-ва культуры СССР. В 1957-1960 ред. Ж. "Сов. Музыка". С 1949 чл. Главной редакции "Большой советской энциклопедии", с 1967 гл. ред. "Музыкальной энциклопедии". Секретарь Правления Союза композиторов СССР (с 1974). Чл. Комитета по Ленинским и Государственным премиям при Совете Министров СССР (с 1971). В 1958-1965 чл. Высшей аттестационной комиссии Министерства высшего и среднего специального образования СССР. В 1930-1950 и с 1957 преподавал в Московской консерватории (с 1948 профессор, в 1946-1949 зав. кафедрой истории русской музыки), в 1950-1956 - в Ленинградской консерватории.

23. Полякова Людмила Викторовна (1921-1994). Советский музыковед. Доктор искусствоведения. Оконч. в 1949 теоретико-композиторский факультет Московской консерватории, в 1953 - там же аспирантуру В 1948-1949 муз. редактор Всесоюзного радио. В 1950-1953 преподаватель Московской консерватории. В 1959-1960 зав. отд. редакции ж. "Сов. Музыка". С 1961 по год смерти ст. науч. сотрудник Института истории искусств (Института искусствовзнания). Автор нескольких работ о Г. В. Свиридове: Вокальные циклы Г. В. Свиридова. М., 1961,2-е изд. 1971; "Курские песни" Г. Свиридова. М. 1970 и ряда статей о композиторе.

24. Нестьев Израиль Владимирович (1911-1993). Советский музыковед. Доктор искусствоведения. В 1928-1932 учился в Тбилисской консерватории по кл. фортепиано. Окончил в 1937 историко-теоретический факультет Московской консерватории, в 1940 - здесь же аспирантуру В 1929-1932 лит. сотрудник радиовещания в Тбилиси. В 1937-1938 зав. отд. газеты "Музыка". В 1939-1941 отв. секретарь ж. "Сов, Музыка". В 1941-1945 в Советской армии. В 1945-1948 гл. муз. редактор Управления муз. вещания Всесоюзного радио. В 1954-1959 зам. гл. редактора ж. "Сов. Музыка". С 1956 доцент Московской консерватории (с 1974 профессор). С 1960 и до конца жизни ст. науч. сотр. Института истории искусств (Института искусствознания).

25. Гофман Ростислав Модестович, <...> (1915-1975), французский музыковед, писатель, журналист. Сын Модеста Лю-двиговича Гофмана, первого хранителя Пушкинского музея-квартиры на Мойке в Санкт-Петербурге. Сотрудник различных журналов, в том числе известного журнала "Диапазон", вел передачи на Французском радио "Музыка от А до Z", профессор Русской консерватории в Париже, читал лекции в Парижской Национальной консерватории. Автор различных трудов по истории русской культуры, литературы и музыки. Его перу принадлежат биографии Мусоргского (1952), Римского-Корсакова (1958), Чайковского (1959), Шостаковича (1963), Прокофьева (1964). Первая работа, в которой Гофман открыл французам Свиридова была монография "Музыка в России от начала до наших дней", La musigue en Russie des origines a nos jours (1957).

Источник: журнал "Роман-газета XXI век"

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную