Николай ИВАНОВ

КАМЕРНЫЙ ПОЛКОВНИК
(Главы из романа)

1.

Внутри тюрем конвой ходит без оружия – у зэков не должно возникать не то что малейшей возможности, а даже соблазна завладеть им. Однако и резиновой дубинки охране достаточно, чтобы чувствовать безраздельную власть над человеком с заведёнными за спину руками.

- Сюда.

Егора палкой втолкнули в камеру с белым кафелем. Нос засвербило от запаха хлорки. В узкое толстое оконце воткнуты штыри, сваренные в решётку. Посреди потолка доживающая свой век без суда и следствия, приговоров и какого-либо права на амнистию тусклая от горя лампочка в 60 ватт. В углу над столиком, заставляя его расползаться прутиками-ножками по полу, высилась лысая гора в медицинском халате. Медбрат равнодушно, словно снимая мерку для гроба, обвёл новичка взглядом, и лишь потом кивнул на длиннющую, сплюснутую, словно такса, лавочку – раздевайся.

- Алексей Новгородец? – неожиданно тонким голоском уточнил для порядка. Хотя чего спрашивать, случайные люди сюда не забредают. Но вот с голосом - воистину гора родила мышь...

- Я, – подтвердил Егор, снимая спорткостюм.

- Догола. Ноги на ширину плеч, руки поднять.

Не сомневаясь, что даже писклявая его команда выполнена безоговорочно, медбрат взял в углу палку с намотанной, словно для факела, тряпкой. Сунул её в таз с белым раствором. Хлорка ударила в нос сильнее, и Егор, насколько мог, задержал дыхание. Отработанным движением медбрат ткнул мокрую швабру-факел Егору сначала под мышки, затем в пах.

- Свободен, - посчитав обязанности по дезинфекции выполненными, гора-кастрат поставила в списке напротив фамилии нового обитателя СИЗО жирный крест.

Это верно - каждый несёт по жизни свой...

- С собой и вперёд! – дубинка указала Егору на скрученные в углу постельные принадлежности.

В тюрьму, если кто не знает, надо приходить со всем своим. Из казённого – только матрац с подушкой.

- Шевели ластами, - конвоир то ли отбивал дубинкой на спине Егора морзянку, то ли такт звучавшей у него в голове музыки. И явно не русской раздольной. И лишь за второй решёткой, разделяющей коридор на зоны, поставил точку: - Лицом к стене!

Егор упёрся лбом в тёмно-зелёную, пропахшую кислыми щами стену. Сколько же на ней шершавых слоёв краски!

Заскрежетал ключ. В камерах они не язычки квартирных замочков придавливают – двигают засовы. Задвигают, к сожалению, тоже.

- Первый пошёл!

Егор замер на пороге будущего жилища. Тупой резиновый конец дубинки вновь воткнулся в спину и стал вкручиваться, давить под лопатку. Интересно, если отобрать у конвоиров и её, на сколько этажей вниз они рухнут в собственных глазах? Или помочь это сделать? Тогда дави, ещё, ещё немного... А вот и точка Кадочникова – легендарного рукопашника, мизинцем валившего противника именно в миг, когда теряется равновесие...

Егор резко повернулся. Конвоир, потеряв опору, едва не влетел в камеру. Но Егор шагнул туда сам, заполняя собой теперь уже личную территорию. Развернулся и не без усмешки посмотрел на охранника: попробуешь зайти в гости?

Заходить запрещалось, но дверь захлопнулась так, что сомнений не оставалось: новой встречи долго ждать не придётся! И уже на другой территории.

- С прибытием, - поднялся с дальней угловой кровати невзрачный худой кренделёк, мышкой под веником ожидавший развязки. – Милости прошу до нашей до хаты.

Егор огляделся. За синенькой занавесочкой параша, вдоль стен три свободные кровати. Стол. Высоко над потолком узкая прорубь для оконца, пытавшегося дотянуться до неба. Однако свет в камеру большей частью просачивается сквозь мутное, не разбиваемое оконце из коридора.

Не глядя на соседа, Егор бросил поклажу на кровать в противоположном углу. Раскатав комковатый от старости матрац, лёг, забросив руки за голову. Конвоир прав – первый пошёл! Кстати, так говорят и во время парашютных прыжков...

- И что шьют-то? – не отставал сосед, бдительно оставаясь на своей территории,

- То дело следователя, - не стал вдаваться в объяснения Егор. Демонстративно отвернулся к стене. Сейчас бы и в самом деле поспать, сон лучше любых лекарств и психологов снимает напряжение...

- А вертухай чего пристебался?

В тюрьме ты ещё, оказывается, не принадлежишь и себе.

Кренделька болтало около кровати, оттуда же он и посматривал на новичка. Вздёрнутый носик, потащивший за собой к переносице и верхнюю губу. В таких случаях обычно блестят, как у хомячка, зубы, но свои сиделец съел, видимо, вместе с тюремной баландой. Но тогда с его опытом отсидок можно понять, что Егору не до разговоров.

Однако натура у того брала верх:

- А статья-то какая?

- Ты мне что – прокурор в суде? – резко встал Егор. Сосед, наоборот, плюхнулся на кровать от нежданного рыка. Вот и сиди! В этих стенах не исповедуются, а кто и с чем заходит, нужным людям известно заранее.

Неловкость снял шум в соседней камере и крики охранников.

- Выходить!.. Вдоль стены!.. Не смотреть!

Задвигались засовы, по решётке, как по клавишам, прошлись для устрашения дубинками. Повернулся ключ и в двери камеры Егора. Она тяжело распахнулась, а внутрь втолкнули мужчину лет сорока. Тот посчитал нужным сначала стукнуть по ней ногой, и только после этого оглядел сокамерников. На его лице в первую очередь выделялся грубо обточенный орлиный нос с хищными крыльями-ноздрями. Мочки ушей не имели закруглений, и они долго переходили в щёки – едва ли не у самой шеи. Глаза смотрели властно, под лоб осталось всего три-четыре узких, словно из-под тетради по чистописанию, линейки-морщины. Ученик наверняка был троечником, потому что сверху линеек висела клякса чёрной чёлки.

- Что там? – не без тревоги поинтересовался кренделёк. Оправдывая любопытство, тут же попытался и сам угадать: - Побуянили небось?

Расселять камеры, в которых пошёл мордобой – задача что в СИЗО, что на зоне первоочередная. И мельтешить с этим знанием...

Новый сосед и Егор одновременно посмотрели на беззубого хомячка: там, где трое, уже невольно начинают распределяться симпатии. Кренделёк её явно не вызывал, и новичок, усевшись за стол, уставился на Егора. Тот хотя и не стал вновь демонстративно разваливаться на койке, но и не поспешил подсаживаться к столу. Лишь кивнули друг другу, здороваясь:

- Жора.

- Алексей, - приподнял руку Егор.

- Я - Вася. Вася я, - вклинился остающийся за бортом хомячок, в своей торопливости наверняка тут же забыв имена соседей. Но ведь важнее, чтобы знали и помнили тебя...

Жора прошёл к свободной койке, стукнул по ней ногой, проверяя на устойчивость. Егор молча бросил ему свою подушку. Подарок принялся как должное, подушку взбили, устроили под голову. Вася суетился, не зная, как проявить и свою учтивость, но Жора отвернулся к стене. Повторяя его, то же сделал и Егор. Вдруг удивился ещё одной страничке в познаваемой тюремной азбуке: подумать о том, что с ним случилось в последние дни, оказалось возможным лишь в затхлом каменном мешке...

2.

А вспоминалось с момента, когда на своём деревенском крыльце рядом с разбитыми, искорёженными на Неруссе туфлями Егора замерли незнакомые остроносые и лакированные. Справа. Слева, чиркнув ступеньку, сошли на землю армейские туфли со сбитым носком. Военком! Но почему он? Хотя всё правильно, человека военного если искать, то только через военкомат. Попробовать угадать, кто? А надо? Через секунду всё равно сами проявятся. А лично он никуда не спешит.

Выдержку оценили, и тогда на плечи легли руки. Одна женская, другая мужская. Ещё более интересный расклад. Что дальше? Прозвучал бисерный топоток босых пяток племянницы. Анютке не до таинственности, сразу уселась у колен. В руке шоколадка. Недруги детям их не принесут. Хотя могут те, кто желает войти в доверие под чужим флагом. Через детей в том числе. Так учил «кап-раз», начальник их направления в ГРУ...

Невероятная догадка подхватила Егора, и «Крокодил» едва успел отпрыгнуть от него в своих лакированных туфлях. Сзади навалились Черёмухин и Оля! Откуда? Братцы, ведь вы остались в прошлой жизни!..

- Проходите к столу, - позвала из сенец Вера.

В радостном возбуждении первых минут Егор не заметил её слишком усердного, подчёркнуто уважительного ухаживания за Ольгой. И в красный угол за столом усадила, и первой борща – хоть и половину половника, чтобы на всех хватило, - налила, и ложку лишний раз о полотенце вытерла.

- Не понимаю, - продолжал теребить друзей Егор, однако те упорно отмалчивались за общим столом.

Ну и ладно. Даже если и приехали не проведать, не поинтересоваться здоровьем, а попросить лишь совета для каких-то неведомых своих нужд – это всё равно счастье...

Со скорым обедом, не рассчитанным на ораву, расквитались быстро. Аннушка, осчастливленная целой сумкой подарков, одной рукой на ощупь пыталась узнать в ней лакомства, другой приглаживала прическу перед кавалерами. Женька с Оксаной загуляли где-то после «Кукушкиных слёзок», Василий же, демонстрируя хозяйственность, загремел вёдрами и ушёл к колодцу. Вера, уже понимая, что гости приехали за Егором, и почти не сомневаясь, что тот поскачет за ними обратно в Москву, закрутилась с уборкой стола. Оля принялась помогать, и только в этот момент капитан первого ранга хлопнул Егора по плечу – пойдём покурим. Не забыл захватить с собой кожаную папку, с которой не расставался даже за обеденным столом. Значит, все предложения и просьбы в ней. Странно, что она не из кожи крокодила – любил командир бывать в экзотических странах...

Облокотились на штакетник, на который Вера вывесила для просушки стеклянные банки.

- Красиво тут у вас.

- Николай Семёнович, можно конкретнее, - разрешил Егор приступать к делу без дальних подступов.

«Кап-раз» упрямиться не стал:

- На данный момент я назначен начальником специального оперативного подразделения МВД России. Практически заново создаются два направления: ШГС – штатных гласных сотрудников, и НГС – негласников. Особое внимание, конечно же, «внедренцам».

- Это... – Егор невольно выпрямился. Слово из оперативного лексикона приятно обласкало слух. Так гончая «становится на хвост», когда начинает брать верхний след...

- Внедрение агентов ко всяким плохим дядькам.  Под чужими именами-легендами. Но под конкретные задачи. Через тюрьмы в том числе. Ты нам нужен. Под фальшь, - буднично сообщил «кап-раз», проверяя на прочность попавшую под локоть штакетину. Ещё постоит...

- Это... – вновь попросил расшифровать термин Егор. Что для профессионала обыденность, человеку стороннему режет слух.

- В Россию хлынули миллионы фальшивых долларов. Выходим на канал поставки...

Егор кивнул, останавливая командира. Тот и так раскрылся более, чем возможно перед человеком, который ещё не сказал «да» на службу. А он и не скажет, потому что не сможет оставить племянников. Не говоря уже о Вере с больной Оксанкой.

- Я не просто уволен, Николай Семёнович, с меня сорвали погоны, - отгородился первым же частоколом из прошлого Егор. Но и не без тайного ожидания: «кап-раз» наверняка об этом знал и, тем не менее, приехал. Почему? Что изменилось?

Дошла, наконец, очередь и до заветной папки, столь непривычно смотревшейся в руках «Крокодила». Вжикнул замок. Бумаги внутри были сложены в нужной последовательности, потому что «кап-раз» стал подавать их, не глядя.

- Это твой рапорт с просьбой восстановить на службе. По суду. Да-да. И не смотри так – восстановят. Вот признание юридического департамента налоговой полиции о том, что по твоему делу допущены нарушения. Оно ляжет на стол судьи и будет удовлетворено.

Листочки были отпечатаны, не имелось только подписей и печатей...

- Это – проект приказа о переводе тебя в мой отдел. Служба – день за три.

День за шесть идёт в плену. День за полтора – при службе в ВДВ и на оперативной работе, сопряжённой с риском. День за три остаются на войну...

- Это, - продолжал истончать стопку командир, – о присвоении тебе очередного воинского звания «майор», поскольку сроки вышли месяц назад. Эти три бумаги – выписки финансового отдела. Первая – о выплате двадцати окладов, которые ты должен был получить, если бы с тобой не разрывали контракт. Вторая – зарплата за вынужденные прогулы, вместе с премиями, между прочим. Ну, и в дополнение – небольшая, но приятная компенсация за моральный ущерб по суду. Сейчас это модно. Ты чего? Не нужны деньги? – «Крокодил» остановился перед последним листком, увидев, как стала выворачиваться пропеллером штакетина в руках собеседника.

- Как сказать... Где вы были хотя бы вчера?

- Рассказать, сколько согласований прошли твои бумаги?

- Могу представить. Просто... туфли остались бы целы.

- Здесь на тысячу новых. Тебе и всем твоим родным и близким.

На крыльце грюкнула дверью Вера, понесла в оставшееся без дел поросячье корыто остатки со стола для курей: после смерти отца Егор сам перенёс сюда половину выводка. Фартук сбит на бок, волосы словно специально растрёпаны. В противовес ухоженной Оле демонстрирует золушку-простушку? Ещё взбрыкнёт и деньги не возьмёт, даже если он согласится на условия командира.

- Подумай. Поброжу тут, - «Крокодил» показал на двор, но ушёл на крыльцо, к вышедшим вслед за Верой попутчикам.

Военком прошёл к машине, по пути ободряюще хлопнув Егора по плечу – нормальные мужики к тебе приехали, доверяй им. Оля хотела податься к налетевшим на еду курам, но «кап-раз» остепенил её, почуяв женскую ревность. Занялись Анной, которая хозяйкой вывела из дома Черёмухина.

- А после «Кукушкиных слёзок» из сильных праздников идёт Казанская. Она не вредная, потому что после обеда уже можно работать.

- Где ж про такое рассказывают? В школе?

- Не, в школе уроки. Бабушка. А в классе мне перед каникулами учительница дала задание: продолжите, Анна Буерашина, пословицу: «У кого что болит, тот...» Я, конечно, ответила, что «...тот от того и лечится». А в классе засмеялись и сказали, что неправильно...

Всё правильно, Аннушка. У тебя-то как раз всё нормально с логикой. А тут...

Егор огляделся, словно выискивая ответ на деревенской улочке. Катил тележку, опираясь на неё, Сеня Шанечкин. В детстве потешались над ним, пугая неожиданным криком и смеясь, когда тот падал. Хотя знали, что в войну контузило его близким взрывом и потому так пуглив. Бессердечные всё же были. Навстречу Сене прожигала пространство Алалылиха. Здоровается с ним, а глаза на военкомовскую «Волгу». Зато на пруду соревнуются в многоголосице лягушки с соловьями. Где-то вдали-вдали, может, даже на украинской стороне, обозначилась кукушка. Вспомнилась деревенская примета: при первой кукушке обязательно в кармане должна быть денежка, иначе весь год прокукуешь нищим.

Вернулся к листкам. Ещё вчера он мог спокойно сделать из них бумажные кораблики и запустить по Неруссе. Сегодня в них была судьба Оксаны, которой предстояла операция. И кукушка продолжает куковать... Конечно же, Журиничи продолжат жить своей жизнью вне зависимости от того, останется он здесь или снова на долгие годы исчезнет.

Оглянулся на крыльцо. Там сделали вид, что считают ворон в небе. Из хлева вышла Вера. Намерилась прошмыгнуть в дом через задние двери, отрезая себя окончательно от московских проблем, но Егор окликнул:

- Вера. Подай, пожалуйста, ручку.

Юрка Черёмухин в карман, Оля в сумочку – друзья поторопились оказать личную услугу. Но мудрый «Крокодил», у которого ручка лежала на крокодиле-папке, не дёрнулся, и подчинённые вернулись к журиничским воронам. И впрямь: никто из них не знал, чем жил все эти месяцы после увольнения со службы Егор, какие у него отношения с учительницей, снимавшей  угол в доме брата. А Оле, конечно, не следовало приезжать в любом случае...

Вера не выходила из дома долго, хотя авторучка у учительницы всегда под рукой. И даже появившись на крыльцо, попробовала передать её через Черёмухина. Тот, однако, стал усиленно протирать очки, не замечая просьбы.

- Спасибо, - поблагодарил Егор. Зацепил руку Веры мизинцем, задерживая рядом. – Вот, предлагают... здесь всё хорошо.  

Расписался длинным росчерком на первом листке. И расправил плечи. Вскинул голову. Улыбнулся пусть и закатному, но солнцу. Решилась проблема, которую он не мог осилить для любимой женщины с платной операцией на сердце младшей сестрёнке. Подобрал голос, чтобы даже единственную просьбу озвучить командиру так, словно сам отдавал распоряжения:

- Мне нужно три дня. В четверг я в Москве.

Московская троица не сдержала улыбок, Аннушка забыла закрыть рот. У Веры задрожали руки, которые она поторопилась спрятать под передник. Ничего, всё наладится. Теперь всё наладится! Он никуда не исчезает.

Никуда не исчез и Околелов!

Три милицейских уазика – возможно, все имевшиеся в наличии в Суземке, расшвыривая с дороги грязь и курей, угорело неслись к дому Веры. Едва не расшибив друг о друга решётчатые лбы, баранами упёрлись в единственную калитку в палисаднике. Из распахнутых дверок выскочили экипажи, проткнули стволы автоматов между штакетин.

Какая всё же красота в правильной военной тактике!

И только после этого настал черёд явить себя миру Околелову. И не беда, что в разнокалиберной одежде – короткой куртке, длинных брюках, фуражке старого образца, рубашке без галстука. Скорее всего, что нашли по шкафам во всём отделении, то и наделось после купания в Неруссе. Но ведь у человека при власти важны права, а не обязанности! А своё безраздельное господство над миром и Журиничами участковый Околелов нёс на мушке взведённого пистолета.

Незнакомый народ на крыльце смутил лейтенанта мало. Лишь для придания решительности распахнул калитку так, что зазвенели нанизанные на штакетник стеклянные банки.

- Гражданин Буерашин, - с ходу направился он к первопричине своих несчастий.

С крыльца вдруг пронзительно свистнул «кап-раз». И если это стало неожиданностью даже для Егора, то что говорить об Околелове, словно споткнувшемуся на десятилетиями утоптанном хозяевами и скотиной дворе. Но всё верно, в ступор противник вводится именно неожиданными поступками. И «Крокодил», выхватив у Анютки леденец на палочке, уже протягивал его разнокалиберному гостю:

- Будешь?

Он переключал внимание на себя, тупил острие милицейского гнева со взведённым курком пистолета о свою улыбку. Вера, как ни отнимались ноги от происходящего, пятилась к хлеву – запереться там и не выходить ни под каким предлогом: лучше сжечь себя в нём, чем сгореть от позора за контрабанду на людях. Но ведь деньги на операцию нужны были... Со страхом наблюдала и Аня, но за испарившейся из рук сосалкой: неужели она и впрямь уйдёт к другому?

- А ты почему ещё не младший лейтенант? – продолжал вязать ноги Околелову дурацкими вопросами «Крокодил», возвращая малышке конфету.

Лейтенант мог предположить, что у дома Буерашина собрались, скорее всего, его братки по контрабанде, и теперь в голове вертелось, как повязать всех и получить-таки очередную звёздочку. Капитана, а не младшего лейтенанта. Какие бы покровители ни были у «контрабасистов», но они ему незнакомы, а значит, пришлые и не в доле. За его же спиной целый взвод. И он сам неприкосновенен, потому как при исполнении...

- Ваши документы, - поднял пистолет Околелов на говорливого щёголя.

«Кап-раз» охотно вытащил чёрное в коже удостоверение с блямбой герба России. Распахнул его на манер американских шерифов, являя ламинированную, всю в печатях и переливающихся голограммах, внутренность. Черёмухин и Оля, повторяя командира, также распахнули свои корочки, и все трое пошли на маленький пистолетик, на ощетинившийся автоматами штакетник, на три упёршихся баранами уазика.

Глаза Околелова перебегали с одного удостоверения на другое, в глаза бросались слова «Москва», «центральный аппарат», полковничьи звания, фотографии в форме тех, кто надвигался сейчас на него. Топорщившиеся на пальцах волоски, только что не виляя хвостами, податливо улеглись на толстые колбаски, обнимавшие рукоять пистолета. Почему-то начали спадать брюки, и лейтенанту пришлось поддерживать их локтями. Сослуживцы, не понимая ситуации, нервничали за оградой, и, успокаивая их, Егор присел на чурбак, приспособленный под таз для постирушек. Устало размял спину. Вроде тоже для отвлечения внимания, а на деле подбирая мышцы: пантера всегда прыгает за секунду до выстрела...

- Документы! – вдруг заревел на Околелова «кап-раз».

Тот, забыв про пистолет, полез вместе с ним в карман. В ту же минуту поняв, что в чужих одеждах ничего удостоверяющего его личность нет, повернулся за подтверждением к подчинённым. Однако было поздно.

- Вы! – зарычал на них «Крокодил». Отодвинув с дороги лейтенанта, как щит, выставил непонятное удостоверение перед сошедшимися на нём стволами автоматов. – Слушать меня! Я, как ваш старший начальник, очень бы хотел, чтобы подобное рвение в службе вы проявляли по отношению к реальным бандитам. А теперь хочу, чтобы вы посмотрели и запомнили на всю жизнь вот этого доброго человека, который просто пожалел вас, никого не угробив, - «кап-раз» ткнул пальцем в Егора.

Милиционеры недоверчиво перевели взгляды на сгорбленного, замызганного деревенского мужичка, перед этим загнавшего в реку машину вместе с участковым. Егор приподнял взгляд на командира, и тот настоятельно кивнул: да! Не знаю, что и как, но покажи-ка, сынку, чему обучен. Кусочек. Не подведи командира. И закрой раз и навсегда тему с районными защитниками, чтобы воистину навсегда перестали смотреть в твою сторону. Да и самому пора вспомнить, какой ты есть на самом деле. И что не твое дело протирать штаны на деревенских завалинках.

Первый пошёл!

С каким наслаждением, в какую охотку Егор, выхватив из-под себя чурбак, с разворота вбил в верхний край лаги. Та вырвалась из стояка вместе с ржавыми гвоздями, и Егор дёрнул изгородь на себя. Сложившиеся штакетины придавили стволы автоматов, и пока милиционеры в замешательстве дёргали попавшее в плен оружие, Егор, по пути сорвав посаженные на кол банки, хлопнул ими над головами милиционеров, заставив тех укрываться от мельчайших осколков. Этих секунд хватило сбросить разбитые туфли и взвиться в высоком прыжке. Так работают в Главном разведывательном управлении по головам противника «верхолазы».

Околелову досталось пяткой в лоб. Фуражка, пистолет и участковый полетели в разные стороны, и хотя оружие эффектно поймать не удалось, всё равно через секунду оно, подхваченное с земли, уже упиралось в затылок лейтенанту, распластавшемуся рядом с корытом для свиней.

Хлопали крыльями взлетевшие на забор перепуганные куры. Звякнул леденец, упавший на ступени из открывшегося от изумления рта Аннушки. Крестилась Алалылиха, высматривая с бугра побоище. И бежал от колодца, расплёскивая воду, пропустивший самое интересное Васька.

Равнодушным остался лишь «Крокодил». Даже не оглянувшись на Егора, воспринимая его молниеносный рейд по штакетнику и головам суземцев хотя и как показную, но скучную, сто раз виденную тренировку, он подошёл к замершим милиционерам и тихо-тихо, устало-устало, но непрекословно-непререкаемо прошептал:

- Становись!

О, будьте благословенны, армейские команды! Убирающие разброд и шатания, сомнения и тревоги. Подчиняющие единому командиру волю и оружие. Делающие из толпы строй, из мужика - солдата. Даже военком, прихрамывая, вылез из машины и, как бы не со всеми, но рядом, стал в общую шеренгу.

- Смирно! – более грозно рявкнул Черёмухин, показывая бойцам, что перед ними начальник такого уровня, который может позволить себе лишь принимать рапорты. И едва милиционеры, стараясь не смотреть на всё ещё распластанного лейтенанта, подравнялись, доложил: - Товарищ полковник, личный состав подразделения милиции по вашему приказанию построен.

Команды «вольно» не последовало – следовало держать строй в напряжении, чтобы быстрее выветрились дурные мысли из голов. Зато Егор отпустил, наконец, лейтенанта. Однако тот не спешил вставать, не зная, занимать ли ему тоже место в строю или подальше от греха и «верхолаза» вообще не двигаться.

Зато бросилась к брату Аня, прошмыгнув мимо строя и залепетав тому на ухо о только что произошедшем на её глазах. Время от времени даже пыталась дрыгать ногой, повторяя приемы. И только Вера в оцепенении смотрела на Егора, вытаскивающего из рукоятки пистолета магазин с патронами.

- Я доложу вашему руководству обо всём, что произошло здесь, лично, - то ли пригрозил, то ли снял с милиционеров ответственность «Крокодил». – По машинам!

Только служивый люд знает, с каким наслаждением можно сбежать из шеренги в тесноту и свалку под тентом. Как желанно самим уазикам пятиться от сломанного штакетника. Дёрнулся, наконец, и Околелов, боясь отстать от команды. Извиняющее закивал всем сразу и засеменил в спадающих брюках к машине.

- Как-то так! – извинился перед Егором и командир за цирк с милицией. Посмотрел на часы: – У нас поезд через три часа. Проводишь?

«Да!» - попросила Оля.

«Как хочешь», - отвернулась Вера.

- Через три дня я в Москве, - Егор повёл руками на хозяйство: мне бы теперь успеть справиться с домашними делами.

- Тогда...

Командир подозвал Олю, кивнул ей на сумочку. Та распахнула её охотно, словно желая быстрее освободиться от выпирающего из неё груза.

- Тогда вот. Брали под расчёт, - Николай Семёнович кивнул на пачки денег, теснившиеся в сумочке. Значит, Оля ехала кассиром... – Это чтобы тебе сто раз не мотаться. Но расписаться надо, - извлёк из своей папки последний листок. Вот тут пригодилась и его личная авторучка.

День, начавшийся с грозы и с погони Околелова, засверкал радугой...

- Дядя Егорка, а твои друзья ещё приедут к нам? – дёрнув за рукав, вывела Егора из оцепенения Аня, когда «Волга» военкома, вальяжно прокачав широкими бедрами, исчезла за околицей вместе с гостями.

- Обязательно. Но сначала мне надо будет съездить к ним самому...

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную