Владимир ЯКУШЕВ
МАСШТАБ ИЗМЕНЕНИЙ, ГЛУБИНА ИЗМЕНЕНИЙ, НЕОБРАТИМОСТЬ…
Заметки по поводу не самого сильного стихотворения поэта Тюленева

Мониторят

Тюленев – герой, сильнее Геракла и умнее Одиссея. Именно поэтому он наш, из русских.

Неизменно с большим интересом – всегда – знакомишься с книгами Игоря Тюленева. Этот пермский поэт на протяжении последних десятилетий своей творческой жизни втащил нечто кондовое, именно «пермское», в общероссийскую литературу… А русское современное – в мировую.

Если вспомнить, то так:

Сказали, что виновен в этом был.

Недавно говорили же другое…

Я море на себе домой тащил,

Как при пожаре тащат дорогое…

Только «море» заменим на родное, например, пермское или русское. Которое поэт спасал… одним словом, своим. Конечно, не он один.

…И, безусловно, в мировое её осмысление, ибо нисколько не сомневаюсь, что умные люди за бугром, в иностранных центрах и институтах, продолжают пристально изучать Россию и её живое воплощение – народ. Продолжают наблюдать, что с Россией происходит. А точнее – что происходит с народом. Не сдох ещё?

Не хочется думать, что наблюдают они с любопытством и удовольствием.

И среди значимых интересов поэтому, в которых, как сейчас обезличенно говорят, «мониторят» происходящее – это, конечно, литература. Она многое может рассказать о нас всех, если не всё. Тут и от автора зависит, понятно, точно ли он «первороден», замечает ли новое, привлекает к нему внимание, задевает нас или зарубежных «их» этим самым происходящим с нами. Он – первородный, значит, и те, кто читает, получат более верное представление о российской действительности, а не такое искажённое, о каком предупреждали, к примеру, Розанов или Солоневич, и которое может наделать нам всем ещё беды. Гитлер поверил Горькому – и проиграл.

Тут мы можем сразу заметить, что есть в нашей жизни грамогласная литература искажений (клеветы), но состоит она из брани, вранья, штампов и шантрапы. И она, бывает, изумляет. Будучи «со штанами», в смысле – успешной. Но «без штанов», в смысле – бесстыдной.

Ю. К.

— Вот этот стих и Пушкин мог заметить!

Большой поэт поставил мне на вид.

Поэт с поэтом, господи мой свете,

От имени поэта говорит.

 

Ни графоманы и ни толстосумы

Не попадут на сей духовный пир.

Хорошие поэты, словно гунны,

Когда-нибудь

вновь

завоюют мир!

О графоманах и толстосумах, или избитая тема

Не самое, прямо скажем, сильное стихотворение. Для кого другого – сильное, для Тюленева – нет. Оно – реплика в диалоге. Но интересно, что толстосумы – графоманы. Уравнены.

Притом, конечно, у стихотворения есть своя творческая история, которую может рассказать сам автор.

Ни провинции, ни столицы по существу ничем не отличаются друг от друга. Во всяком случае, в литературной жизни. А то даже можно объявить где-то что-то «силиконовой долиной» или «культурной столицей». И там начать это что-то осуществлять. Жизнь пошла такая, что твой кабинет – уже в столице. Если, конечно, есть интернет. И ты, насколько ума хватает, занят чем-то «столичным» или «силиконовым». То есть находишься в курсе своего дела, как опять же по-птичьи сейчас говорят, в мейнстриме.

Но везде, там – сям, если увеличить разрешение микроскопа (как замечал в своих размышлениях Лев Гумилёв), мы увидим, как кишмя кишит активная жизнь миллиардами «микроскопических субъектов», с которыми человек в своём деле сталкивается и которые всегда говорят, что они делают то же самое, что и ты, только лучше. И это тот прискорбный для тебя факт, который не зависит от того, где ты, что ты, кто ты.

Это уже не тот случай с Твардовским. Когда к нему подошёл поэт и спросил, мол, почему его не печатают в «Новом мире»:

– Ведь я пишу не хуже тех, кто у вас печатается.

– Дело не в том, что не хуже, а в том, что не лучше, – отвечал Твардовский.

А сегодня его бы сразу перебили:

– Не тебе решать!

Да, тогда было кому судить, и было кому отвечать. Ныне никто никого слушать не будет, сразу будет ждать, по меньшей мере, признания и уважения, потому что равновеликость и равнозначность всего со всем и между всем взведены в принцип. И это даже выдают за нечто похвальное и архиважное: человек раскрепощён, без комплексов, не занижает свою самооценку…

А президент Чего-то Там (как раз из тех, кто это всё насаждал) обижается, что его не уважают. Как же будут уважать, если ты сам сказал, что ты только менеджер. Не Бог, не царь и не герой!? Не нравится – уходи. Кем ты там был до этого?

Нет никаких столиц и провинций. И давно это касается культуры (потому что нет границ), но я – про литературу. И беда не в месте нахождения, а совсем в других явлениях.

Попросту говоря, где Пушкин – там и столица, где Ясная поляна – там и жизнь.

А теперь тем более. Но мириады-то мельтешащих, их куда девать? На дорогах шофёры с купленными правами, что говорить! Опасно. А в литературе и прав-то никаких никогда не надо было. Сегодня – тем более. Этих-то, бесправных, больше всего и заметно. Они права и качают. Только шубы заворачиваются. Шумят, затевают скандалёзу или лезут в проекты, ходят по кабинетам, интригуют, сплетничают и подучивают против тех, кто с ними не вяжется. Бьют массой. Акции объявляют.

Я знаю таких, даже с учёными степенями, даже не бесталанных, даже в руководителях. Но подонки – все до глубины души. То есть сегодня нет никакого устойчивого критерия, по которому ты точно не нарвёшься на гавно.

Выдвигаются всеми способами. Врут: Пермь – не Пермь, а Юрятин. Законы культуры не совпадают с естественнонаучными. Например, в культуре только в худшие времена гавно – плавает.

Там, где могут тебя унизить, – унизят. Так что в массе своей они становятся большими, плотными и непроглядными, и микроскоп тут может понадобиться разве только для рассмотрения отдельного маленького организма. А так – задавят.

Именно эта микроскопическая среда формирует литармии и мобилизует очередных бездарностей (и дарностей, кстати) в войска графоманов, чтобы быть. Человек со способностями тоже может быть графоманом.

И это до такой степени надоедает, что, конечно, возникает зуд, как сказал бы поэт, сладко бить этого обнаглевшего гнуса. Но это сейчас сизифов труд.

 

Иисус Христос неубедителен

Шантрапа! Но вот если эту шпану начнут изучать за бугром! То войны не избежать. Потому что о нас сложится самое превратное мнение. Может, и там сидят дураки в креслах, как у нас? Или не дураки? Предателей и самозванцев там всегда привечали. А это – умно.

А президент продолжает обижаться, ведь он столько делает для культуры и образования. Снижает общий уровень литературы, портит впечатление от неё. Вот пусть тебя за это уважает Боря Моисеев и поэт Газманов. И ещё мириады инфузорий.

Добротная литература, мягко говоря, выглядит неубедительно, потому что… Не знаю почему, но, помнится, Иисус Христос тоже выглядел неубедительно…

Тут есть отдельная реплика. Литература не для придурайства. Графомания тут ни при чём. Литература «меча», и другой не бывает, то есть убеждений, мировоззрений, предпочтений. И тут уж – в материальной жизни – кто без бабла, тот и проиграл.

Культуры сражаются, они сражались всегда. У нас в литературе полно культур, которые сражаются с Россией, при помощи государства в том числе – и это странно. Это понимает даже «доярка из Хасапетовки». Не только церковь отделена от государства, но государствообразующая культура отделена в России от государства. Единственно, кто держит оборону – это ополчение писателей России. Но не о них речь.

Речь о ничтожном – о графомании. Я не говорю обо всех, что они не понимают, с чем имеют дело. Но слушатели, но свидетели и посетители различных мероприятий и акций, читатели!!! – народ, в общем и целом, ему-то каково? Он травится «палёнкой». Палёная литература – удачное обозначение Владимира Бондаренко.

Читатели!!! – это самый удивительный феномен, потому что «инфузории» печатаются неизмеримо больше и чаще. У них есть потребители! И эту «палёнку» зачастую помогает производить и власть, и бизнес. Тут Тюленев прав, что поставил их в один ряд – они одного разлива.

Приходится с горечью сознавать, что это касается и «низовых» специалистов-гуманитариев, можно сказать, соратников по определению – библиотекарей, учителей литературы и русского языка, историков – и они в добросовестном заблуждении! Имена знают (по законам маркетинга), а кто чего стоит – не понимают. Не желают понимать, не руководствуются своим пониманием. Они полагаются на рейтинги. Предпочитают тех, кто в маркетинге преуспел, в котором не обманешь – не продашь. Не работают ни образно, ни философски, ни эстетически, некогда им соотносить одно с другим, это называется – компетентный (сформированный) потребитель.

Но он не компетентен.

И беда не ходит одна. Некондиционный товар сходит с рук, ведь он каким-то боком привлекательнее. И библиотекари, и учителя в выигрыше. Они предлагают то, что предлагается само. Они сделали своё дело – организовали потребление. Мавр отдыхает. Проститутки сами себя предлагают.

Я могу отчаяться…

Но вот Тюленев. Он – нет. В нём есть такая вера в русскую жизнь, что всё переломит и превозможет! И в силу высокой культуры! Эта вера явственно ощущается и в выше помещённом стихотворении. Его национальное чувство всегда дышит неукротимой энергией. Это заметно и по диковатому сравнению поэтов с гуннами .

Понятно, что можно было бы написать и правильно, не сравнивая поэтов с гуннами, а, наоборот, противопоставляя их дикарям. Например, «хорошие поэты, а не гунны…» и далее по тексту. Можно было бы, но тогда высокий горний дух как-то бы сник, сам на себя не походил бы после Пушкинского «Пророка» и «глаголом жечь сердца людей» уже никак бы не смог.


Комментариев:

Вернуться на главную