Все дарования без любви - ничто (1Кор. 13, 1-2). Этими апостольскими словами можно определить духовное и художественное мерило русской поэзии. Автор, переступивший эту черту и утративший способность любить, теряет эстетический вкус и нравственное чутье. Светоносный алмаз превращается в черный уголь. Сама любовь – дар Божий, гораздо более высокий, чем дар поэтический. «Бремя мое легко», - говорит нам Господь. Но сами-то мы слабы бываем, чтобы нести это бремя. Остается в душе только желание любви. Но любовь Божия вечно с нами пребывает. Об этом нам напоминают, прежде всего, христианские песнопения, а также русская поэзия, которая, по слову Н.В. Гоголя, вся пронизана духом Евангелия, Благой вестью Господа. Мне дорого стихотворение В. Соловьева, которое перекликается со словами апостола Павла и вселяет надежду: Люди живы Божьей лаской, Люди живы той любовью. Это удивительно емкая по смыслу поэтическая строка из стихотворения М.И. Карачёва (альманах «Литературная Вологда – 2015, с. 16). Ее духовная и художественная сила основана на парадоксальном содержании. С одной стороны, несбывшаяся любовь, а не сбыться - значит не осуществиться, не исполниться (о чем-либо предполагаемом или желаемом). А с другой стороны, полон мир ... любви. Однако такие аналитические рассуждения могут разрушить поэтическую мысль, которая всегда основана на смысловом синтезе и глубоком чувстве, а потому органична. Чтобы понять эту мысль нужно прислушаться к голосу души, который начинает звучать при чтении этого стихотворения: Ветер дул. Осины на погосте Ветер дул. Сияя над погостом, Ветер сник. К далёким перелескам Что желать? О чём молиться Богу? Только здесь могильные перины Только здесь, в молитве одинокой, Всегда возникает чувство вины перед умершими. Всегда кажется, что мало их любил, был черств, не понимал их, не ценил... Но, несбывшаяся любовь, прерванная смертью, может полностью осуществиться уже не здесь, а в мире ином. Ведь у Бога все живы. Лирический герой стихотворения и сейчас, этим ветреным осенним днем, и здесь, на родном пепелище, у этих родных могил, слышит «в радости незримой голоса отставших далеко» и молится, «далёким воздухом дыша». Действительно, такое поэтическое чувство – сродни молитве. Если задуматься над поэтикой этого стихотворения, то поражает её родство с древней поэтической картиной жизни и смерти. В тексте проступает мистический сюжет восхищения души из этого мира в мир иной. Этот сюжет, в котором восхищение души противопоставлено смерти, зародился в античной культуре, а затем был воспринят христианскими мистиками. Он связан с символами ветра и грозы. История этого сюжета и его символов в мировой культуре прослеживается о. Павлом Флоренским в отдельной статье (Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырёх томах. Том 2. М., 1996. С. 143- 188). Рассмотрев различные произведения античной литературы и библейские тексты, он пишет: «Незримый, неосязаемый и, однако, могучий и порою всесокрушительный порыв ветра, конечно, есть символ наиболее сродный потусторонним силам, врывающимся в мир житейского попечения и восхищающим отселе человека в миры иные. Вот почему едва ли не каждая мистическая система включает в себя и понятие о таинственном порыве нездешнего дуновения» (с. 162). В стихотворении М.И. Карачёва символ ветра встречается в трёх строфах из шести, а о восхищении души лирического героя в мир любящих и любимых свидетельствуют фразы: Осины на погосте / Трепетали в счастье молодом ...; Слышу, слышу в радости незримой / Голоса отставших далеко ...; ...далёким воздухом дыша. Поэтическое восхищение души – сила, побеждающая смерть. Однако о. Павел Флоренский предупреждает: «Для человека, мистически одарённого ... и видящего пред собой силы и знамения иного мира, подумать, что духовных дарований самих по себе достаточно и что большего ничего не требуется для спасения, - очень привлекательно». При этом может возникнуть «повод для величайшего соблазна» (с. 185). Поэты опасно ходят. Это их особенность. * * * Кроме смерти, бывает и иная разлука, мешающая осуществлению любви. Это трагедия двух любящих людей, утративших взаимопонимание и доверие друг к другу: Не унижай меня неправдой обо мне, О, если б мог на равный разговор Далее поэт опять обращается к мысли о том, что только в этом мёртвом мире любовь может быть несбывшейся, а в мире истинной любви - она вечно жива: Так мира мёртвого спадает оболочка, В этом удивительном стихотворении В.И. Карачёв продолжает традиции русской духовной поэзии, утверждающей бессмертную силу любви. Эти ставшие крылатыми строки о любви написал В.С. Соловьев. Этот же мотив несбывшейся земной любви и любви вечной звучит и в стихотворении Н.М. Рубцова «Цветок и нива», которое заканчивается такими словами: Взойдёт любовь на вечный срок, Следуя библейской традиции понимания любви (Пс. 102, 15), земную жизнь человека поэт уподобляет полевому цветку, который быстро отцветёт и завянет. А вечную душу поэт называет «неувядаемым цветком». «Неувядаемая нива» - это жизнь будущего века, наполненная бесконечной любовью». * М.И. Карачёв также прозревает это состояние осуществившейся в вечности любви: Но и в этих стихах, в последней строке, звучит печаль о несбывшейся земной любви. Ведь истинная любовь – это всегда жертва, а все мы так мало жертвуем, и так много просим. А потому возникает сердечная боль - чувство вины и покаяния перед близкими людьми, любившими нас, и перед родиной, взрастившей нас: Зачем я жду сердечной укоризны, Где этот зов живой сердечной воли, Особенно примечателен конец этого стихотворение, свидетельствующий о душевной тонкости поэта, его духовном зрении: Ещё чуть-чуть - сожнётся поколенье, Этим душевным состоянием, которое можно только почувствовать сердцем, но трудно передать обычными, непоэтическими, словами, проникнуты и другие стихотворения М.И. Карачёва. Например, в стихотворении «Это хрупкое время не право ...» путник возвращается домой по лесной дороге «и выходит к родимому берегу, к деревушке за тёмной рекой». А затем звучат пронзительные строки о том, что чувствовал человек, в непогоду вернувшийся после многих лет скитаний на оставленную когда-то родину: Над стремниной тягучей, глубокой А в лесной затаённой округе И забвенья беспамятный холод Отчего же восторженным стоном Следует отметить, что по силе трагического звучания стихотворения М.И. Карачёва близки к поэзии Ф.И. Тютчева, например к таким его строкам: И бездна нам обнажена Это же видение тёмной бездны забвения и хаоса, хождение по её краю в поэзии М.И. Карачёва. От падения в неё спасает только любовь, теплота которой согревает душу и рождает в ней искру радости и надежду на Жизнь Вечную: Пусть во тьме осыпаются маки, Всё, что умерло, - рядом таится. Живое человеческое сердце, полное любви, светит во тьме и преодолевает смерть. __________________________
* Об этом стихотворении более подробно в нашей статье «Взойдёт любовь на вечный срок ...» Христианский идеал любви в поэзии Н.М. Рубцов // Н.М. Рубцов и Православие. Сб. статей о творчестве Н.М. Рубцова. - М., 2009. с. 307-316. |