Ирине снилось, как она съезжает на велосипеде по крутой лестнице. Каждый прыжок колеса по ступенькам отдавался болью.  

Проснулась, - на часах половина пятого. 

- Сережа, - затормошила она мужа. - Вставай, постираться надо - полная машинка набралась. И еду приготовить. У меня схватки начались...

Сергей вскочил как ошпаренный.

- Я "скорую" вызову… И постираю, и приготовлю, -  пытался он попасть ногами в штанину.

Решили идти в роддом пешком. Раннее утро окутывало прохладой, небо становилось светлей и светлей. Редкие прохожие торопились по своим делам. Ирина иногда, ойкая, сгибалась от опоясывавшей острой боли. Замирала, боясь вздохнуть. Сергей испуганно хватал ее плечи, беспомощно озирался по сторонам.

Двери  больничного приемного покоя оказались заперты. 

- Сегодня выходной, - через силу пошутила Ирина. 

Сергей заметил на стене звонок, нажал кнопку. 

Дежурная медсестра возникла на пороге, будто поджидала:

- Заходи, милая, если рожать. А ты, муженек, топай-ка домой.

Предродовую палату мерили шагами женщины, будто пытаясь убежать от боли. Еще одна заполняла кровать всеми телесами, да при ее тучности беременность была и незаметна.

- Кто последний? – улыбнулась Ирина.

- Господи, она еще и шутит… -  простонала роженица с рыжими волосами.

- Сволочь, не подходи больше! Никогда в жизни не дам, - завопила красивая молодая женщина в ярком халате с красными маками, обращаясь к невидимому отцу.

Кричать Ирина стеснялась, до синевы кусала губы. И с каждой новой схваткой подходила к кровати тучной роженицы, поднимала вместе с кроватью и переставляла в сторону. Так ускорить роды ей советовали рожавшие женщины.  

И каждый раз толстуха произносила:

- Уйди. 

Ирина ставила кровать на место. Потом опять подходила. И вдруг завопила: 

- Я без очереди… 

Роды были настолько стремительными, что Ирина и опомниться не успела.

- Девочка…

Устало посмотрела на маленькое сморщенное личико, выпуклые глазёнки. 

- Ой, какая некрасивая...

- С ума сошла! – возмутилась акушерка. - Они все сначала такими рождаются, как сухарики.

- Есть хочу, - вздохнула Ирина…

Тарелку остывшей манной каши с куском черствого хлеба поставила меж грудью и подбородком, начала уплетать за обе щёки. Ей казалось, что вкуснее этой каши не было ничего на свете. 

Палата наполнялась обитателями предродовой, ставших мамашами. Слышалось разноголосье новорожденных, уложенных рядком на большой тележке, которую развозили по палатам. Кричащий сверток подали и Ирине. От тяжести молока грудь приятно покалывало. Девочка жадно ухватилась за сосок набухшей груди.  Ирина разглядывала ее личико, нежными прикосновениями пальцев поглаживала маленький лобик, трогала кнопочку носа. Со счастливым чувством притиснула ее к себе, а потом положила рядом на подушку. 

У окна сидела девчушка лет шестнадцати.

 - Таня, покорми, - медсестра протянула и ей сверточек, но та и головы не повернула. Буркнула:

- Не нужен он мне.

Сжав губы, она смотрела на дождливую улицу и горошины слез катились по щекам. На перевязанной  полотенцем груди просочившееся молоко расплывалось мокрыми пятнами.

- Давайте покормлю, - сказала Ирина. – Молока-то  у меня много.

Ребенок взахлеб сосал молоко, будто запасался впрок. Белые струйки сбегали с уголков губ. Сердце Ирины сжалось: «Что с ним будет?»  

Рыжая шепнула Тане:

-  Какой хорошенький. На кого похож?

Та сердито отвернулась. Встретилась взглядом с красивой и прочла в нем презрение.

С головой нырнула под одеяло, разразилась плачем...

Вечером снова принесли малышей, и опять Таня угрюмо разглядывала потолок. 

- Давай уж.

Ирина взяла малыша, покормила, ласково с ним разговаривая: «Не хочет тебя мамка. Отдадут в детский дом, там таких много».

Таня, будто ее ударили, обернулась, с ненавистью посмотрела на Ирину... 

Когда мамочки уснули, сон долго не шел к  Тане. Вдруг ей почудился плач из детской. Безотчетно подхватилась, побежала. В кроватках спало по два малыша, а кричал один, в стороне. Плакал нетребовательно, будто обидели чем. Таня взяла его рукой под головку, другую подсунула под попку:

- Мокренький. Холодно здесь одному.

 Неумело перепеленала в сухое. Ребёнок притих под её прикосновениями, чмокал губами.

- Кушать хочешь? –  Она прочла бирку на кроватке и ее обожгло: «Мой!» 

Опустилась на кушетку рядом и слезы покатились по щекам. А потом разрыдалась горько, безысходно.

Так и застала ее пожилая медсестра тетя Вера. Уткнувшись мокрым лицом в халат, пахнущий медикаментами, Таня не могла остановиться. 

- Покорми его, деточка, - тихо упрашивала медсестра. -  Покорми, покорми, ты же его девять месяцев под сердцем носила.

Тане стало легче, она выплакалась и захотелось поделиться горем с пожилой сестричкой. Заговорила быстро, будто боялась пропустить что:

- Я в десятом классе учусь, а Коле, парню моему, весной в армию. Колины родители против нашего брака, и моя мать заладила: «Тебе учиться надо… ребёнка оставь». А мы любим друг друга. Неделю назад мы поругались, он не приходит, не звонит. Я только о нём и думаю.

- Ну и глупая. Он, поди, и не знает еще, что ты сына родила, наследника. И бабка внука как любить будет.

Решительно подхватила малыша и подала Тане:

- Покорми.

Таня впервые так близко рассмотрела личико ребенка. Неумело сунула ему грудь. Вера незаметно вышла. Положив уснувшего мальчика на место, Таня вернулась в палату. Во сне видела залитый солнцем цветущий луг, ручеёк под склоном. Они вдвоём с Колей смотрят, как подросший сын гоняется за мотыльками, с удивлением разглядывает цветы.

Когда утром медсестра привычно подложила мальчика Ирине, Таня вскочила, забрала малыша и с вызовом обвела всех заблестевшими глазами… Мамаши переглянулись.

…В день выписки мужья, родственники и друзья с цветами и шампанским торжественно забирали мам с новорождёнными. С глупо-счастливой улыбкой муж взял кружевной сверточек с дочкой, поцеловал Ирину. На улице она обернулась к окнам своей палаты.

За рамой виднелся силуэт Тани. Её взгляд был опущен к кусту сирени, у которого нерешительно топтался парень с букетиком полевых цветов в руках…

Вверх

Комментариев: