| |
КРЫМСКИЕ СТРОФЫ
ХЕРСОНЕС
Над гладью морскою, под синью небес –
Бесстрастные камни твои, Херсонес!
Но веет над каменной мощью руин
Наитием неопалимых купин…
В античную дымку лишь бросишь свой взгляд:
Налился прозрачным огнём виноград, –
Там греком для радости припасено
В сорокалитровых амфорах вино.
…О, сколько веков над тобой пронеслось,
И сколько миров в тебе переплелось!
Ты знал Византии пленительный сон,
И Рима был твердой рукой ограждён.
Всё сеет Творец сквозь времён решето.
Был – крепость и полис, а нынче ты что? –
Земля одичанья с лежащей на ней
Холодной молчащею грудой камней,
Вневременный Замысел, что не объять…
Где Третьему Риму довеку стоять.
МЫС ФИОЛЕНТ
Чрез сколько бы ни было – даже чрез тысячу лет –
Всё в памяти сгинет, и только один Фиолент –
Мыс, полный величья, не канет в забвенье и Лету.
Ты помнишь ли медный, звучащий над бездною глас,
Цикад песнопенье и не оставлявшее нас
Жарою и грозами жгучее крымское лето;
И море бескрайнее – высь, поглотившая ширь,
И мира древнее, на самом верху монастырь
Святого Георгия; тихих свечей колыханье,
И камней громады, и слёзы плетущихся лоз,
И воздух, в котором смешалось дыхание роз
С разлитым над вечностью Божьим неслышным дыханьем...
БАЛАКЛАВА
Всё переменится. Вспомни же, росс,
Мощь преисподней –
Базу в скалистой твердыни Таврос
Лодок подводных,
Уничтожающий огненный свет
Ядерной лавы –
Ворогу, если зарвётся, – «привет»
Из Балаклавы!
Гладь потаённая. Всё в ней – добро,
Вечность и мера.
Зря ли места сии зрело перо
Старца Гомера?..
Мощные своды – в забвенья пыли,
Брошены штольни.
Пусть – даже лодки куда-то ушли –
Дух наш не сломлен.
Не приведенье и мертвенный прах,
Рыхлая масса, –
Твердью, сокрытою в этих горах,
Дух наш остался.
Как ни беснуется вражия рать,
Оберегаем
Свыше – объект 825
Неубиваем…
Кружит над бухтою, радость лия,
Вещая птица…
Всё возвратится на круги своя.
Всё возвратится!
ХРАМ ДВЕНАДЦАТИ АПОСТОЛОВ В БАЛАКЛАВЕ
Сонет
Храм, вышней волею храним –
Явление святыни –
Века стоит: неколебим
Фундамент Византии.
Сиянье тихое лампад.
Старинные оклады.
Свечами выстроились в ряд
Опоры колоннады.
Друг дальний, верь или не верь,
Но Божий мир стоит, как твердь,
И живы мы, покамест
Здесь служба каждый день идёт,
А по средам народ поёт
Владычице акафист. *
_____________
*каждую среду в 9.00 в храме читается акафист пред иконою
Божией Матери «Скоропослушница»
ЗАПАХОМ КРЫМСКОЙ ПОЛЫНИ…
Солнце палящее. В девственной царственной сини
Время теряется и очертания гор.
Горькой усладою – запахом крымской полыни
Воздух напитан и весь поднебесный простор, –
Духом, врачующим ожесточенье и горе…
Ветер сгущается, гибкую клонит лозу.
Мир – словно вымер, и только бескрайнее море,
Вещее море шумит неустанно внизу.
Эхо далёкое длит нарастающий рокот
Передвигаемых дланью незримой громад…
Солнце да море лишь, да несмолкаемый стрёкот,
Страстное пение и упоенье цикад…
Вот и достигли мы верха скалистого мыса;
За руки взявшись, над синею бездной стоим, –
Здесь, где божественный запах полыни разлился,
С вечностью слился и с ровным дыханьем твоим!
ГОРЛИЦА, ГОРЛИНКА…
К душному вечеру крымские смолкли цикады.
Словно бы вымерло всё на иссохшей земле.
Только сгущаются, близятся грома раскаты;
Молнии шарят в слепой обступающей мгле.
С каждой минутой пронзительнее и живее
В мире притихшем, пока не случилась гроза, –
Ветер с внезапной горячностью страстно повеет,
Зашевелится густыми листами лоза.
Это мгновенное благословенное лето,
Прикосновенье прощальное влажной щеки!..
Слышно, как плачет бессильно и тягостно где-то
Горлица, горлинка – голос щемящей тоски…
Тайна безвестная, чья-то судьбина чужая,
Чем мне утешить тебя и в несчастье помочь?..
Мукой отчаянья сердце моё надрывая, –
Горлица, горлинка спать не даёт мне всю ночь.
ЕСТЬ ВЕЧНОСТЬ, МЫ И МОРЕ…
Гляди, как в споре с тьмою
Разлился зыбкий свет…
Есть вечность, мы и море,
А зла и смерти нет.
А всё, что власть имеет
Над нами, тяготит, –
Солёный бриз развеет,
И бездна поглотит.
Вскипает море пеной,
Волной о берег бьёт…
Нет мрака, – есть мгновенный
К сиянью переход.
Но всё свирепей ветер.
Земную твердь трясёт…
К чему тебе всё это,
Зачем я это всё?
Ты слушаешь, теряя
Мгновеньям счастья счёт,
Как горлица рыдает,
Как иволга поёт.
…………………………………........
На роковом просторе
В передрассветный час
Есть вечность, мы и море…
Да Милующий нас.
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Отгромыхала в безлюдном просторе гроза.
Медленно ожила и распрямилась лоза.
Травы запахли.
В дальнем овраге шумит ещё слабо поток.
Переливаясь, с листа на зелёный листок
Капают капли.
Дланью незримой небесный очистился свод.
Даль обнажилась, и тоненько стайка поёт
В зарослях сада,
В кронах взлохмаченных мокрого березняка…
Стихла покорно в руке дорогая рука –
Божья награда…
ПАМЯТНИК ЗАТОПЛЕННЫМ КОРАБЛЯМ В СЕВАСТОПОЛЕ*
В России, на одной из скал,
Есть восьмигранный пьедестал
С вознёсшейся колонной.
Владыка сущего досель, –
Орёл, – взлетев на капитель,
Хранит морское лоно.
Парящий над пучиной зол
Двуглавый царственный орёл
Величием отмечен.
Он, коего трепещет ад,
Когтящий мировой распад,
Короною увенчан.
Тяжка, тягуче-солона,
Здесь в воздухе растворена
России боль и слава.
Грядущего туманен брег,
Но в клювах у орла навек
Венок из листьев лавра.
……………………………....
«Пилад»… «Сизополь»… «Гавриил»…
«Мессемврия»… «Селафаил»…
О, эта бесконечность
Защитников родной земли,
Что не в морскую глубь ушли,
А в воинскую вечность!
______________________
*Монумент (автор проекта А. Г. Адамсон, архитектор В. А.Фельдман) сооружён в 1905г к 50-летию Первой обороны Севастополя, во время которой были затоплены русские парусные корабли с тем, чтобы, по словам адмирала П. С. Нахимова, заградить вход неприятельским судам на рейд и тем самым спасти Севастополь.
БРАТСКОЕ КЛАДБИЩЕ В СЕВАСТОПОЛЕ
сонет
Лежат – от нижних здесь чинов
И вплоть до генералов,
Хоть мать-сыра земля давно
Всех в званье уравняла.
Незримо – каждый здесь герой –
В аду не сбившись с курса,
Встают в единый с ними строй
Подводники из «Курска».
На взгорье, всем ветрам открыт,
Пирамидальный храм стоит*
Как памятник всем павшим…
Здесь птицы Божии поют
Так, будто славу воздают
За други жизнь отдавшим.
______________
*Храм в честь свт. Николая, покровителя моряков.
ИНКЕРМАНСКИЙ ПЕЩЕРНЫЙ МОНАСТЫРЬ СВ. КЛИМЕНТА
1
…Там подвиги, что не видны
Глазам случайным.
Там келии иссечены
В обрыве скальном.
Там не тревогою земной,
Враждой иль пиром, –
Там вечной дышит тишиной
И Божьим миром…
Доносится глухая песнь –
Иль море ропщет?..
Там главная святыня есть –
Климента мощи.
2
Тому почти две тыщи лет,
С Траяном в споре,
Был с адской злобою Климент
Утоплен в море.
Душой он к Богу восходил
О всех в заботе,
А телом упокоен был
В подводном гроте.
Но словно отблеск грозовой
Из ниоткуда –
Раз в год, в день памяти его,
Случалось чудо:
Громадное, за пядью пядь,
В послушной мощи
Откатывалось море вспять,
Являя мощи
Для страждущей Тавриды всей, –
Как свет во мраке…
И вновь скрывало их в своей
Бездонной раке…
НА ГРАФСКОЙ ПРИСТАНИ
Вот она, глазу отрада,
Словно была испокон, –
Сдвоенная колоннада
Царственных белых колонн!
Флота парады и смотры,
Моря волненье и рёв, –
Всё здесь под строгим присмотром
Дремлющих мраморных львов.
Бухта огня и тревоги
Ныне тиха, и над ней –
Лестница маршей пологих
Из инкерманских камней.
Отобразится во взоре
Над суетою людской
Крымское небо и море
Да величавый покой.
И,повинуясь примете –
Что с захмелевших нас взять! –
Медную бросим монету
В маршей блестящую гладь,
Чтобы России акрополь,
Преодолевший года, –
Вечно стоял Севастополь!
Чтобы вернуться сюда!..
ХЕРСОНЕССКИЙ МАЯК
На выступе мыса маяк-исполин
У самого края гремящих пучин, –
Где чайки и волны, –
Главою упёршись в небесную твердь,
Побед не считая и тяжких потерь, –
Стоит, словно воин.
В рассеянном прахе событий и дней,
Он белой бронёй инкерманских камней
Доверху окован…
Он землю родную во тьме означал
Огнями, и первым победно встречал
Корабль Ушакова.
Последней войны раскалялось жерло.
У ног твоих столько бойцов полегло…
Утраты – доколе?
Когда над страной нависала беда,
Ты русские вёл корабли и суда
Сквозь минное поле.
..................................
Так тихо, как будто Вселенная спит.
И лишь переливчатым блеском слепит
Лазурное лоно.
Пью воздух морской и небес синеву,
И перед тобою седую главу
Склоняю с поклоном.
ВИННЫЕ ПОДВАЛЫ ИНКЕРМАНА
Спущусь в это диво, в сей каменный город подземный,
Лежащий близ брега обжитой таврической бухты,
В скале иссечённый; в её потаённых глубинах,
Её галереях, её уникальных подвалах,
В прохладе пещерной – хранится в объёмистых бочках
Из вечного дуба – хмелящий огонь драгоценный.
На почве, богатой ракушкою, известняками,
Раскрошенным щебнем, под солнечным светом обильным
Взросли виноградные гроздья и ждут винодела.
В бочонках дубовых, в дубовых бутах необъятных
Вино молодое час от часу, быстро «взрослеет»,
Рождая особый – пахучий и неповторимый –
Букет с бархатистым и мягким, как бриз, послевкусьем.
Но это – «пожившие» вина; вино молодое,
В бокалы разлитое, передаёт необманно
Отеческий вкус как свидетельство происхожденья.
Замру в изумленье, окину лишь взглядом подвалы, –
Как тут же с тобой подружиться спешит «Севастополь»,
Мускат «Инкерман», «Бастардо», «Совиньон», «Ркацители»;
Ещё – «Кабарне», «Шато Блан», «Шато Руж», «Эльвиадо».. –
Почтенные жители града близ Чёрного моря,
Смешавшие цвет, что стекают по стенкам бокала
Густым масляничным, златисто-янтарным потоком –
Со вкусом ореха калёного, дыни и мёда, –
И кружит над нами цветистый и радостный запах, –
Как бабочка лёгкий, дарующий отдохновенье.
Ах, друг мой далёкий, укрыться бы в этом затворе,
И сном бы забыться, и слушать лишь вечность и море…
… И ХЕРЕС В БОКАЛЫ НАЛЕЙ
Вновь осень пахнула дыханьем холодных полей,
И жизнь обнажилась до дна, проходящая мимо…
Но ты не печалься и херес в бокалы налей –
Как отблеск далёкого благословенного Крыма.
Ты ныне печальна, но просишь с улыбкой: открой
Мгновенья ушедшие незаходящего лета…
Вот хлопнула пробка, и льётся огонь золотой
С отливом таинственным светло-зелёного цвета!
Взращённый в предгориях солнцем залитых земель
На почве суровой – старинным трудом винодела, –
Вначале бесстрастный, бросается в голову хмель
И сердца касается, кровь разгоняя по телу.
Мы светом миндальным, слепую сжигающим тьму,
Как время горчащим, – прогоним унынье и горе!..
Наполнены чаши, – и вот мы с тобою в Крыму,
Где солнце и лето,
Где плещет бессмертное море…
ДЛЯ НАС ЛИШЬ, ДВОИХ…
За дальнею далью остался, тобою любим,
Веками овеянный, горный воинственный Крым
Как сгусток божественный незаходимого света.
В томительном бархате дышащих страстью ночей –
Окликну лишь память – была ты, краса, горячей,
Чем морем пропахшее феодосийское лето…
Порой громыхало, – там кто-то небес синеву
Рвал молний клинками, и виделись, как наяву,
Шторма Айвазовского, слышались строфы Гомера;
Был грот знаменитый и хрупкая тонкость стекла,
В которую медленно, переливаясь, текла
Янтарного цвета, со вкусом ореха, мадера.
Затем всё стихало, искрилась плодами лоза,
И были светлее младенческих глаз небеса,
И столько любви было в этом сияющем взоре!
И чудилось: мир сотворён был для нас лишь, двоих…
А ты хохотала, из рук вырываясь моих,
И смаху бросалась в объятья ревнивого моря…
|
ТИХ ОБЛЕТАЮЩИЙ САД...
ТРИ БЕРЁЗЫ ПОД ТВОИМ ОКНОМ
Было всё – безгрозие и грозы,
Был обжитый непокоем дом, –
Где встречали белые берёзы,
Три берёзы под твоим окном.
На каком-то неземном пределе,
В поздний вечер или поутру –
Как они плескали и шумели,
Как листвой стелились на ветру!
Как они незаходящим летом
В сердце, преисполненном тобой,
Влажным шумом и зелёным светом,
Певчей негой – пеленали боль!..
Из безмолвья выплывают лица.
Всё нашёл, а счастье потерял…
Помнишь, как перед тобой излиться
Я берёзам передоверял?...
Холод века иссушает слёзы…
Но тревожным лишь забудусь сном, –
Всё шумят высокие берёзы,
Три берёзы под твоим окном!
ЦАРСТВИЕ ЛЕТА
Тёмная и несветимая ночь.
Хмурым обличьем
Ветра ревущего явлена мощь,
Косноязычьем.
Мечется он у закрытых дверей,
Кроны терзает.
Невыразимою болью своей
Сердце пронзает,
Вымолвить словно намерясь уже:
«Холодно, братцы!»,
Словно неузнанной близкой душе
Хочет сказаться.
Слышат стенание над головой,
Но не внимают.
Дикий язык и его самого
Не понимают…
Мир за алеющим влажным окном
Сны отряхает.
Ветер теряется в свете дневном
И затихает.
Тихое пламя берёзовых свеч.
Царствие лета.
Косноязычья высокая речь…
Знал я поэта…
СРЕДЬ ОБНАЖЁННЫХ ПОЛЕЙ
Птицей рассветною пело,
Знойною липой цвело, –
Лето почти что сгорело,
Лето почти отошло.
Не принимает синица
Этот безрадостный сказ...
Капелька лета таится
Во глубине твоих глаз.
Эхом хотя бы остаться,
Шумом – в сосновых лесах...
Запахи лета таятся
В спелых твоих волосах.
Вот уж и ветер ярится,
Крутит листву, словно пыль...
Не принимает синица
Эту печальную быль...
Что же, – под синею стынью
Средь обнажённых полей
С летом простимся, как с жизнью,
Тающей жизнью своей...
…АХ, ЧТО ЭТО БЫЛО?
…Ах, что это было? –
Листами шумящее древо,
Над бездной морскою,
У самого края обрыва
Стоящее прямо…
И родственны были ему
Солёные ветры и штормы,
И звёзды ночные,
И сладость безумная
Сердце пьянящего риска.
О, юное диво,
Когда-то расцветшее пышно,
Нежданное счастье,
Мгновенно вздувавшее вены
Невинным и страстным
Струящимся благоуханьем!
…И вновь я увидел
Высокий предмет обожанья,
Всё так же он молод и строен,
И только лишь запах,
Тот давний, далёкий,
Когда-то сводивший с ума,
Едва различим
В шелестящих струящихся складках
И тайны лишён,
Как лишается осенью древо
Божественной летней
Сиятельной кроны-короны…
ТЫ МНЕ ЧИТАЕШЬ ИВА́НОВА…
…Ветер рождается заново,
Сосен качает верхи.
Ты мне читаешь Иванова, –
Тонкой печали стихи.
Сумрака благоуханнее,
Неотвратимей, чем рок, –
Льётся обманно-туманная,
Дивная музыка строк.
Над белоснежною вишнею –
Тоже, ведь, Божия тварь, –
Виснет пчела неподвижная,
Пьяный впивая нектар, –
Таящий запах витающий,
Сердца оборванный вскрик,
Души нам соединяющий,
Всепроникающий миг –
Мир, неподвластный забвению:
Вечер, скамья, соловьи…
Плечи твои драгоценные…
Страстные речи мои…
ПЕТЕРБУРГ
Как нищему подарок драгоценный,
Сон наяву, - каким-то Божьим чудом
Был даден на неделю этот город
С его имперским выспренним величьем,
С его Невою и Адмиралтейством,
С его садами, парками, дворцами
И грозным Медным Всадником, змею
Не раздавившем, - ту, чьё злое семя
Смертельно через двести лет Россию
Ужалит...
И великий чудный город
Похож был на безжизненное тело,
Оставленное духом...
И ни Зимний,
Ни столп Александрийский, ни Нева,
Ни в высоте пустынной Исаакий,
Ни самодержцев вещие гробницы,
И прочее, и прочее - ничто
Отрадного мечтания во мне
Не шевелило так, как вдалеке,
На Острове, средь вечности и тлена,
На городском ветшающем кладбище -
Смиренная часовенка,- приют
И келья, где блаженная жилица
Скорбящих утешает, где покой,
Прозренье и раскаянье; где ты
Под неприютным леденящим небом
Среди простых, потерянных, убогих
Вдруг понимаешь, -
Кто, зачем ты сам
И всё вокруг -
На этом белом свете...
ЖИЗДРА
Верю, что все будем живы,
Неистребимы, – пока
Плавно течёт река Жиздра,
Тихая Божья река;
Низкие поит долины,
Белые моет пески
На Среднерусской равнине, –
Левым притоком Оки.
Годы забвенья и славы,
Воды ушедших веков, –
В зеленошумной оправе
Солнцем залитых боров.
Тоньше текучие звоны,
Ближе монашеский скит,
Где над рекой, как корона,
Оптина пустынь слепит.
Всё, что в миру прикровенно,
Здесь обнажится до дна…
То разольётся безмерно,
То пересохнет она.
Грезит небесною далью,
Не признаёт берега
Таинство русской печали, –
Русского духа река.
ИЛИ ЖЕ СОН ОТ ВРАГА?..
Осень зальётся дождями,
Ляжет в трясинную гать…
Мне ж от державы, вождями
Преданной, – что ожидать?
Скажешь: безумствует свора, –
Так упакуют в дурдом.
Глянешь налево – Гоморра,
Глянешь направо – Содом.
Эх, побыстрей бы морозы
Да ледяные снега!..
Жизнь наша – русская проза? –
Или же сон от врага?..
НЕ ПОДАВАЯ И ВИДА…
Боль воскрешённой обиды
Иль затаённого зла, –
Не подавая и вида,
Буднично произнесла.
Волны осеннего ветра,
Мокрого парка пожар...
Выверен до миллиметра
В самое сердце удар!..
СЕРДЦЕ
Стоят часы, недвижимые будто.
Багровый вечер за окном разлит.
Ты в трубку говоришь, что почему-то
В разлуке сердце у тебя болит.
В огне осеннем клёны-страстотерпцы.
Дождь заливает давнюю межу.
И у меня вдруг защемило сердце...
Но я тебе об этом не скажу.
СПРОШУ СЕБЯ…
…И я гляжу, как вновь идёт война,
Как, рождена ветрами на просторе,
В гранит прибрежный тяжко бьёт волна,
И с ропотом вновь отступает в море.
Спрошу себя: несчастный человек,
Глупца глупей, бедней церковной мыши, –
На что потратил ты свой краткий век,
Не испросивши указанья Свыше?
ЕСЕНИН
1. Константиново
Холодом света равнинного
Душу опять обожгло.
Здравствуй, моё Константиново,
Русского сердца село!
Это – уму непостижное,
Пламя нисходит с высот,
Это – Ока неподвижная
Божии воды несёт…
Встанем на взгорье, над пристанью,
Здесь, где он бегал босой.
И задохнёмся таинственной
Невыразимой красой…
2. «Англетер»
Ночь. Россия. Без ответа
Дума: быть или не быть?..
Что же – можете поэта
Беззащитного – убить.
Ну, а как вам сладить с жизнью,
Уходящей в небеса,
С несказанной нежной синью,
Отверзающей глаза?
Гой ты, Русь, моя родная,
Младший я твой, третий брат, –
Сколько лет нас распинают,
Понимая, что творят.
Враг крадётся к изголовью,
К основанью бытия.
Скоро огненною кровью
Захлебнётся жизнь моя.
…Их, клевещущих, ничтожных,
В жизни той и в жизни сей
Помяни пред ликом Божьим,
Русский мученик, Сергей.
КУДА? – БОГ ВЕСТЬ…
Куда? – Бог весть – усталою толпой,
Теснясь, спеша, – идут угрюмо люди…
Их, трудною изломанных судьбой,
Терпи, как крест – других уже не будет…
Всем им благодаренья и любви
Мои слова в немой пустыне града, –
Глаза закрывшим на грехи мои,
А также обличившим без пощады…
ПРЕДГРОЗЬЕ
Полдень тускнеет, томится.
Воздух – разлившийся мёд.
В мире – как будто творится
Тайное что-то, грядёт.
Гнётся прибрежная верба.
Холод сжимает сердца…
А на пространстве в полнеба –
Огненный росчерк Творца!
КОРШУН
Полдневный сумрак. Всё живое спит.
В тягучем зное веси, реки, долы.
Лишь он один, недвижимо-тяжёлый,
В слепой необозримости кружит.
Сам воздух тускло зыбится, дрожит.
Каменья раскалённы, дико-голы.
Он из-под туч, что высятся как горы,
Невидимое нами сторожит.
О, хищная медлительность полёта,
Прочерченная над подвластной далью!
Из пустоты немого зазеркалья
Он зрит ему лишь видимое что-то,
И рушится неотвратимой вестью,
Как тяжкий сон, как вещий дух возмездья!
В ОБЛЕТЕВШЕМ ЛЕСУ
Темень ночная, как тягостный сон над душой,
Длится и длится.
А в облетевшем лесу до озноба свежо.
Тинькает птица.
Наших утрат и печалей полны закрома.
Но не горюем.
Милая птиченька, скоро уж, скоро зима, –
Перезимуем?
Как залегла здесь глубоко холодная тишь,
Полная грусти!..
А на тебя, хлопотунья моя, поглядишь –
Сердце отпустит.
ИРГА
Памяти И.Т.
Ныне сердце – на жестокой грани,
Ныне время – отдавать долги.
Жизнь, как сон прошла. Не стало Вани, –
И засох усталый куст ирги.
Помнишь, как весною беспечальной
Распускался он, лилово-рьян,
А хрустальной осенью начальной
Золотился, огненно-багрян!
В потаённых дебрях птицы пели,
Дождь мгновенный освежал сады,
И на ветках гнущихся висели
Синевато-чёрные плоды.
Ныне времена духовной брани.
Ныне время отдавать долги.
Потому-то в память об Иване
Посадили мы росток ирги…
Чтобы улеглась души тревога,
Чтоб не умолкал ответный глас, –
Ты расти до неба и до Бога,
Деревце, связующее нас!
ЦАРСТВЕННЫЕ, ВЕКОВЫЕ…
Царственные, вековые,
Льющие сонный елей, –
Сосны шумят зоревые
Над головою моей.
Что в их мятущейся хвое
Слышится – возглас ли, вой?
Волны морского прибоя
Сходятся над головой?
Но, неумолчная, длится
Песня, избегшая зла:
Свищет безвестная птица,
Каплет густая смола...
Сосен внимаючи шуму,
Сердцем для мира чужой,
Чую их смертную думу
И оживаю душой.
...И В ТЕЛЕ МАЕТСЯ ДУША
…Ужель грядущее есть лжа,
А жизнь – нам только снится,
И в теле мается душа,
Как будто бы в темнице?..
Льют безотрадные дожди,
И быстро так – стемнело!
…Но вот ты вышла из груди,
Свой страх преодолела,
А дале… вверх тебе иль вниз –
В дорогу без названья, –
Ступившей на слепой карниз
Немого мирозданья?..
ТИХ ОБЛЕТАЮЩИЙ САД...
Тих облетающий сад...
Загустевает закат...
Словно чужая рука,
Сердце сжимает тоска.
В сумрак вперились слепцы.
Ночь обрубает концы
Судеб, что не изменить.
Даже не пошевелить
Мыслью, тяжёлой, как сон,
Криком, похожим на стон:
Нерасторжимы, крепки
Жизненной муки силки.
Слово знобящее: смерть.
Птицею в небо взлететь? –
Кануть на тёмное дно? –
Впрочем, не всё ли одно.
...Слушать осеннюю тьму
И разуметь, почему
К Богу восходят сады,
В коих златятся плоды...
ЛЕС, ОБНАЖЁННЫЙ ДОГОЛА…
Лес, обнажённый догола,
Да скрип печальных сосен…
Давно ль, мой друг, весна была? –
А нынче снова – осень.
Но так живуча память гроз,
Вся в молний перекрестье!..
Давно ль с тобой мы были врозь,
Но вот, однако ж, вместе.
Вдыхаешь, как бы ни томил
Под леденящей синью
Спасающий холодный мир…
А ведь прощался с жизнью!
И лес, обветрен и открыт,
Объят осенней дрожью,
Сосною каждою шумит,
Поёт – во славу Божью! |
