Валентина КОРОСТЕЛЁВА
О, ЕСЛИ Б ЗНАЛ, ЧТО ТАК БЫВАЕТ…

10 февраля исполняется 125 лет со дня рождения Бориса Пастернака

Удивительно, но факт: Борис Пастернак связал сразу несколько эпох в русской поэзии. Он дружил с Владимиром Маяковским, долго был под его влиянием – не столько как поэт, а как человек, разделяющий взгляды великого новатора и «рупора революции». И это было почти сто лет назад. И он же, Борис Пастернак, давал Виктору Бокову рекомендацию для вступления в Союз писателей, - уж точно нашему современнику (кажется, только вчера он по телефону прочитал своё новое стихотворение про весну за окном его переделкинской дачи, где мы отбирали стихи для моей первой московской книги). И тем более интересен нам Борис Пастернак как лауреат до сих пор самой известной в мире премии – Нобелевской.

О творческом пути поэта, о фактах его биографии, об отношении власти к нему и его к ней критики и литературоведы до сих пор ломают копья. Одни обвиняют его в лояльном отношении к тирану Сталину, забывая, что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»; другие охотно лепят образ такого несгибаемого бойца с тем самым авторитарным режимом, имея в виду гонения на поэта за изданного за границей «Доктора Живаго». Третьи мусолят перипетии его личной жизни, две женитьбы и «незаконную» любовь к Ольге Ивинской. Хотя по гамбургскому счёту ничего не может быть важнее самого творчества. «Я поэт, и этим интересен», - сказал, как отрубил, Маяковский.

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины,

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья… -

так начинается одно из самых известных стихотворений Пастернака. И, чтобы там ни писали его биографы о раскладе на то время политических сил, Нобелевская премия была присуждена Борису Леонидовичу по заслугам, в чём читатель убедится даже по нескольким стихам, не говоря уже о большем.

А талант поэта вырос отнюдь не на пустом месте. Отец поэта, Леонид Осипович Пастернак, был академиком живописи, и в их доме бывали Исаак Левитан, Михаил Нестеров, Василий Поленов, Николай Ге, музыканты и писатели, в том числе Лев Толстой. Мать Пастернака была пианисткой, и, естественно, это не могло не отразиться на впечатлительном сыне. Вот в такой среде рос будущий большой поэт.

Под влиянием композитора Александра Николаевича Скрябина подросток Борис несколько лет занимается музыкой и сам создаёт несколько произведений, причём многие предсказывают ему композиторское будущее. Добавим к этому, что по пути от музыки к поэзии он очень серьёзно увлёкся философией и несколько лет занимался ею в Германии у известных учёных.
Естественно, что всё это ложилось в копилку будущего творца поэзии, обогащало природный талант, давало знания и многогранность творческого ощущения, гармонию слова и чувства. Не случайно многие стихи Пастернака по сути своей музыкальны, и потому на них пишутся песни. Да вот, пожалуйста:

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

…Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

… На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

У Пастернака мало коротких стихов, поэтому их здесь приходится приводить частично – как иллюстрацию к рассказу о поэте.
И вот – 1913 год, первый сборник «Лирика». Далее, в годы революционных перестроек, вышли книги «Поверх барьеров» и «Сестра моя – жизнь». В них уже явен зрелый поэт со своим видением мира, своим почерком и стилем.
Пастернак так же, как и многие, жаждавшие перемен, возлагал большие надежды на новую власть. Вот как он говорил о Владимире Ильиче: «Ленин, неожиданность его появления из-за закрытой границы; его зажигательные речи; его в глаза бросавшаяся прямота, требовательность и стремительность... его нетерпеливость и безоговорочность... покоряли противников и вызывали восхищение даже во врагах». И он обращается к эпосу. Создаются поэмы «Лейтенант Шмидт» и «Девятьсот пятый год», которые получают читательский отклик и признание критики, а имя Пастернака становится известным и уважаемым, в том числе властями.

В революционные годы он сходится с Владимиром Маяковским как лидером новой поэзии, новых взглядов на искусство. Однако программы футуристов не были ему близки, он не хотел сковывать себя зачастую искусственными рамками, -слишком силён и волен его талант. Но мощная личность Владимира Владимировича приковывала к себе, и не случайно в документальной «Охранной грамоте» Пастернака немало ярких страниц посвящено Маяковскому. Вот несколько строк о поэтическом вечере, где был и Андрей Белый. «Когда очередь дошла до Маяковского, он поднялся и, обняв рукою край пустой полки, которою кончалась диванная спинка, принялся читать «Человека»… то подпирая рукой красивую голову, то упирая колено в диванный валик, читал вещь необыкновенной глубины и приподнятой вдохновенности… Случай сталкивал на моих глазах два гениальных оправданья двух последовательно исчерпавших себя литературных течений. В близости Белого, которую я переживал с горделивой радостью, присутствие Маяковского я ощущал с двойною силой. Его существо открывалось мне во всей свежести первой встречи. В тот вечер я это пережил в последний раз». И ещё: «Когда же мне предлагали рассказать что-нибудь о себе, я заговаривал о Маяковском. В этом не было ошибки. Я его боготворил. Я олицетворял в нем свой духовный горизонт».

Но вернёмся к лирике Пастернака, именно она проторила дорогу к сердцам миллионов читателей у нас и за границей, судя по многочисленным изданиям. И хотя об истинной поэзии говорить очень трудно (гораздо приятнее читать или слушать её), нельзя не отметить, что в его стихах будто сходятся небо и земля, то есть, земные чувства всегда перекликаются с чем-то высоким и тайным для разума, что и составляет волшебство искусства.

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,

И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

Я связан с Россией…

В 1936 году поэт переезжает в подмосковный посёлок Переделкино и вплоть до со своей кончины в 1960 году живёт и работает в этих относительно тихих и живописных местах. Ещё лет 15 назад здесь всё дышало поэзией, творческой атмосферой, поскольку вокруг расположились дачи писателей. Сегодня агрессивный бизнес грубо вторгается в этот уголок, вдохновлявший многих, в том числе Пастернака, и конца этому не видно, и борьба за русскую культуру порой становится драматичной. Слава Богу, живы ещё дачи, ставшие по сути музеями, - Корнея Чуковского, Булата Окуджавы, Бориса Пастернака, - напомню, лауреата Нобелевской премии.

В годы войны Борис Леонидович как поэт и журналист нередко с бригадой писателей выезжал на фронт, колесил по военным дорогам Орловского и Калужского краёв, после чего появлялись новые стихи и очерки. Вот строки из воззвания к бойцам Третьей армии: «В течение двух недель мы, несколько писателей, находились в ваших дивизиях и участвовали в ваших маршах. Мы проходили места, покрытые неувядаемой славой ваших подвигов, мы шли по следам жестокого и безжалостного врага. Нас встречало нечеловеческое зрелище, разрушения, нескончаемые ряды взорванных и сожжённых деревень. Население угонялось в неволю или, прячась в лесах, переживало бесчинства отступающего неприятеля...»

В эти же годы был продолжен большой цикл переводов из Шекспира. Заметим кстати, что именно Борису Пастернаку обязаны многие грузинские поэты, ставшие известными не только на своей родине. Это Бараташвили, Пшавела, Чиковани, Табидзе и другие. Несомненный талант переводчика делал эти произведения предметами высокого искусства.

И наконец, о драме, связанной с Нобелевской премией. Роман «Доктор Живаго», включивший в себя цикл стихотворений, автором которых стал главный герой Юрий Живаго, был завершён в 1956 году, сначала одобрен цензурой (обязательным в то время «контролёром», разрешающим издание книги), а потом вдруг объявлен антинародным. Только за то, что была правдиво показана одна из страниц российской истории – накануне революции. Но роман в скором времени напечатали за границей и в 1958 году Пастернаку присудили ту самую премию.

А на родине его вынудили отказаться от неё. Началась тайная и явная травля, провоцирование на отъезд за границу, на что Борис Леонидовичем ответил отказом. «Покинуть Родину для меня равносильно смерти... – писал он в обращении к Хрущёву. – Я связан с Россией рождением, жизнью и работой».

Художественная правда снова оказалась опасной для власть предержащих - нередкая в Россия история. Не потому ли и сегодня у неё не доходят руки до Закона о творческих союзах, о справедливом отношении к тем, кто всеми силами ещё старается сохранить в людях духовность, без которой не может быть нации, о создании достойных условий для их жизни и творчества, адекватной оплате их отнюдь не простого труда? Чашу эту в полной мере хлебнул и Пастернак, и многие лучшие сыны и дочери страны.
Известно, что ещё до этих событий Пастернак одним из первых услышал страшные строки из уст Мандельштама в адрес вождя, но в разговоре со Сталиным не признался в этом, чтобы не подводить смелого поэта. Сталин очень ценил Пастернака и считался с его мнением. В результате дальняя и суровая ссылка Мандельштама была заменена на воронежскую. Вот роковые строки из этого стихотворения.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

Через несколько лет уже сам Пастернак, как мы знаем, прошёл те же нравственные страдания, которые, как правило, трудно отделить от физических.

Вчерашние друзья-писатели резво поспешили с «чего изволите»: Сергей Михалков, к примеру, откликнулся на присуждение Пастернаку премии басней про «некий злак, который звался Пастернак». Поэта исключили из Союза писателей. И несмотря на поддержку мировой интеллигенции, Борис Леонидович не был прощён, а общение с ним стало небезопасным. Эти два года после присуждения премии оказались для него последними. Тяжела ты, шапка Нобеля!

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

Гениальная фраза – «И дышат почва и судьба». Жаль, не помнят об этом многие, в два счёта решившие попасть в «поэты». Боюсь, многие и стихов этих не читали, как не читали Николая Рубцова, Анну Ахматову, Юрия Кузнецова… После чего, как минимум, задумались бы, что такое истинная поэзия и надо ли плодить ряды графоманов. Борис Пастернак не только дарит счастливые минуты встречи с высоким искусством, но и помогает ответственней отнестись и к своей судьбе, и к своему творчеству, если заронена божья искра, - неважно, в какой сфере трудится человек. Главное – найти себя, и уж с божьей помощью творить для людей.

Невозможно на нескольких страничках охватить судьбу этой неординарной личности. Сравнительно недавнее издание о Пастернаке – книга Дмитрия Быкова, вышедшая в серии «ЖЗЛ». И вот несколько необходимых сведений в заключение. Через тридцать лет, в 1988 году «Доктор Живаго» впервые был напечатан в СССР («Новый мир»), на следующий год диплом и медаль Нобелевского лауреата были вручены в Стокгольме сыну поэта — Евгению Пастернаку. Три фильма по «Доктору Живаго» были поставлены за рубежом, а в России - режиссёром Александром Прошкиным в 2005 году, где главную роль сыграл Олег Меньшиков. На следующий год в Перми был разыгран мюзикл «Доктор Живаго» (автор музыки Александр Журбин) и, наконец, в Перми же был открыт первый в России памятник Борису Пастернаку (скульптор — Елена Мунц).

И после смерти поэт не расстался с любимым Переделкино. На маленьком, прежде сельском, кладбище, стоит скромный надгробный памятник с ликом на нём поэта. Поблизости – могила Виктора Бокова, а ступи в сторону – и также можно поклониться замечательным поэтам: Маргарите Алигер, Корнею Чуковскому, Роберту Рождественскому, Александру Межирову, Арсению Тарковскому, Татьяне Глушковой, Борису Примерову. Целый пантеон рыцарей русской поэзии в десяти минутах ходьбы от станции Переделкино. Помнить о них – значит любить не только наше искусство, но и саму Россию.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную