Борис Примеров... Его поэзия, как и он сам, отличается «лица не общим выраженьем», надолго западает в душу, в её самые заветные уголки.

А моё знакомство с этим неординарным человеком произошло почти случайно, хотя до того видела его не раз со стороны и знала, что это поэт Примеров.

Помню, во время учебы в Литинституте захотелось как-то попасть на вечер в Центральный Дом литераторов. Приехала, хожу-брожу около, билета писательского еще, конечно, нет, знакомых лиц – раз, два и обчелся, и то просто не подойдешь: или звезда, или писатель с дамой. Вдруг вижу – Борис идет. Я к нему: мол, проведи, пожалуйста. Он глянул, не уверена, что вспомнил моё лицо, но, не замедляя хода, просто взял за руку и бросил в дверях дежурным: «Это со мной!» и тут же испарился. А я впервые в жизни очень близко в Дубовом зале ЦДЛ видела и слышала Василия Шукшина, Беллу Ахмадулину, Валерия Золотухина... Вечер запомнился на всю жизнь, и надо ли говорить, как за одно это я уже была благодарна Борису.

А потом были главные встречи с Примеровым: его книги. Такие же, как и он сам: немногословные, неожиданные, всегда истинные. По семейным обстоятельствам мне несколько раз пришлось менять место жительства, и я была вынуждена часть книг отдавать в библиотеки или просто раздаривать. Оставались только те, без которых никак нельзя. И среди них – стихи Бориса Примерова.

Беру в руки сборник «Вечерние луга», выпущенный издательством «Советская Россия» в 1983 году. Насколько я помню, в те годы в нём выходили книги отнюдь не рядовых поэтов.

Я Русь люблю! А кто не любит?!

Но я по-своему и так,

Что слышат всю Россию люди

На песенных моих устах.

Я к Дону вышел,

И отныне

В неподражаемом числе

Необходим я, как святыня,

Одной-единственной земле.

И я не жажду поцелуя,

Я сам, как поцелуй, горю.

И не целованным умру я,

А может, вовсе не умру.

Об афористичности его строк – немного позднее, но как фантастически пророчески звучит это стихотворение сегодня! Написано оно в 1965 году, когда в цене у многих издательств были произведения как минимум более мажорные, «правильные» для того времени. Но тем и зацеплял за сердце Борис Примеров, что говорил единственно верными словами с точки зрения своей души и тем самым входил и в наши души.

Стихи в книге набраны неудобным мелким шрифтом, страницы слегка пожелтели, а во мне снова проснулось то самое ощущение нежданной, почти тайной, встречи с поэтом, очень близким по настрою сердца, по отношению к самой жизни, которая никогда не была простой, особенно в России.

... Хоть и солнцем я за душу схвачен,
Хоть себя мне ни капли не жаль,  
Все же в новом избытке дурачеств  
Я последняя в мире печаль.  

Нежной родиной я себя выстрадал,  
И поэтому пыткой любви  
Незакатное, близкое, чистое  
От нечистого оторви.  

Я дышу, словно русское поле  
В мелкоперой траве, и во мне  
Столько радости, сколько боли  
И на той, и на этой земле.

Такие стихи, как правило, пишутся на закате немаленькой по годам жизни. Но большой талант развивается по особым правилам, предчувствуя повороты своего будущего. А «Незакатное, близкое, чистое...» - явно перекликается с есенинским « Несказанное, синее , нежное... » И понятно, что такой мастер не мог допустить этого случайно. Он просто отдавал дань памяти любимому поэту, не уступая тому в эмоциональной наполненности стихов их щемящей духовной ноте. И, конечно же, понятно желание писателя родом с приазовских степей ( станица Матвеево-Курганская ), создать поэтический перевод знаменитой «Задонщины».

Ой, сойдемся, братья русские, сыновья земли единой, 
И поставим слово к слову так, чтоб песня зазвенела, 
Возвеличивая славных, возвеличивая русских!.. 

Даже не очень сведущий читатель заметит, что в стихах Бориса Терентьевича не только ни строчки, но и ни слова – лишнего или случайного. Многие его стихи разобраны на цитаты, что уже разошлись по матушке России. Что само по себе уже признак самобытного таланта.

Я не стесняюсь, я – мужик,

Мужицкий у меня язык.

Давно его колокола

Гудят во все концы села,

И падает, как капля с крыш,

Его пророческая тишь...

Лично я никогда бы не назвала его совершенный поэтический язык мужицким. Но я хорошо понимаю, что хотел сказать Борис: он плоть от плоти своих казацких корней, народного взгляда на культуру и историю России.

Среди степей, под огромным - во все стороны – небом, в станице Мечетинской прошло его детство, определившее судьбу будущего художника и главную в ней дорогу. Заворожено он слушал песни матери, и вспоминал об этом так: «До сих пор чувствую, как во время пения, правдивого и полыхающего свежестью голосовых красок, у меня перехватывало дыхание». А первым литературным потрясением для него стал «Тихий Дон», к которому он не раз возвращался, наслаждаясь поистине великой литературой, созданной на родной ему земле.

... Пролетают запахи полыни,

Мне не страшно в этом утонуть.

Как стрела калёная, отныне

Вековая ширь пронзила грудь.

До последнего дня ему казалось, что ещё не всю любовь, живущую в душе, он отдал любимой земле и людям, что были рядом и согревали его своим участием и пониманием.

... Как сторону свою степную,

Как снег, как вещую слезу,

Неведомою силой чую

Первоначальную красу.

Я верю, час её настанет,

Придёт от деревень и сёл,

И в русском сердце покаянном

Займёт наследственный престол.

Тревога за родную землю, за истоки её силы и душевности, за любимую природу – фактически пронизывает всё творчество Бориса Примерова, а ныне эта нота ещё щемящее звучит для нас. И вообще, к какой бы теме не прикасался поэт, всё чудесным образом одухотворялось, становилось близким читателю.

... Рассветные росы

По листьям стекли,

Им в белом кипении тесно.

Ах эти, ах эти, ах эти стихи

Зелёной ещё поэтессы.

Стихи, что встречали живую зарю

Под каплями росного цвета,

Я тоже сорву и тебе подарю

Вот это поющее лето.

Но талант – талантом, а за поэзией Примерова стоит глубочайшая образованность, идущая от личного постижения вершин русской культуры, касалось ли это литературы, музыки или живописи. Он был знаком с Ильёй Глазуновым, и его знаменитый «Икар» многим напоминает Бориса Примерова. Он великолепно знал историю Россию, её философов. Вот что он сам говорит в своей автобиографии: «Вторую половину ( жизни, В.К.) я прожил среди книг. Среди замечательных старых энциклопедий, полузабытых и забытых исследований отечественной литературы, среди трудов по русской истории Карамзина, Татищева, Костомарова, Ключевского, Забелина. Я находил себя в кругу философов и авторов, изданных в «Литературных памятниках». Он прекрасно знал творчество русских композиторов и живописцев, его очерки о них печатались в наших изданиях, в частности, постоянно в «Литературной России», и было уже событием просто читать их, потому что творились они умом и душой истинного художника слова. Вот чем подпитывалось и его творчество, вот почему так органичны в нём музыкальность и образность.

...Вы откуда? – а все из оттуда,

Где, предчувствуя хлеб на столе,

В семь потов запрягаются люди

И идут по мохнатой земле.

Перед ними – родная долина,

На которой который уж год

До крови закусила малина

Перепачканный августом рот...

И признаётся:

....Мне страшно жить

почти без страха,

Губи меня, но чувств не тронь!

В пожарах Моцарта и Баха

Не умирает мой огонь!

Известно, что природа обделила Бориса Примерова физическим здоровьем. На улице прохожие принимали его порой за блаженного. Он и был таким, но по самому большому счёту. Жил и творил так, как чувствовал, как считал правильным с точки зрения души. Но и постоянно испытывал недоверие и высокомерие людей недалёких. Уже одного этого хватило бы иному, чтобы потерять веру и в себя, и в своё творчество. Испытание это длилось всю жизнь, отнимало немало душевных сил. И понятно, что грянувший развал великой и любимой державы оказался для него новым, ещё большим испытанием. К тому же к этому времени ушли из жизни близкие по духу и судьбе - Николай Рубцов, на похороны которого он ездил в Вологду, Александр Вампилов, Анатолий Передреев, и с ними часть ранимой души поэта. А расстрел Белого дома в 1993-ем, в защите которого принял участие и Борис, - оказался роковым в судьбе Поэта, предвидевшего раньше многих, «что же будет с родиной и с нами». На его глазах рушилась Россия – её корни, её глубинная самобытная культура, её трудолюбивый и добрый характер.

... Стонет измученный грешный народ.

Гибнет под гнетом стыда и невзгод.

Это строки тончайшего лирика, оборвавшего нежную струну своей лиры, чтобы сказать прямо и о главном. И слова «Я последняя в мире печаль...» отнюдь не случайны, как и всё в его стихах. Вспомним, что родился он в 1938 году, когда страну захлестнули репрессии. А из жизни ушёл на гребне других потрясений, связанных с развалом Союза. Относительно безоблачным было только детство, влюблённое в огромный и притягательный мир всего живого и прекрасного на малой родине. Уехав в Москву и поступив в Литинститут, он скоро начал чувствовать, что столица много даёт, но и немало отбирает, в первую очередь то, что прежде питало и делало счастливой душу. Заметим, что в те же годы эта тревожная и щемящая нота звучит в стихах Николая Рубцова (с которым Борис жил бок о бок в общежитии Литинститута), в «деревенской» прозе и в строках других поэтов. К слову сказать, Борис был не только дружен с Рубцовым, Вампиловым, Передреевым, но и отмечен добрым и уважительным отношением трёх Владимиров: Соколова, Солоухина, Цыбина. Неплохая компания, помогающая сохранять высокий уровень творчества. А душа нет-нет, да и оглянется, да и затоскует по родимым местам...

... Тогда я прокричал «прощайте!» тропам

И на железном быстром скакуне

Ударился галопом по Европам

За славою, принадлежащей мне.

И, как следствие:

...Вышел месяц под деревья

Из-за старенькой реки,

Поздоровался с деревней

И не подал мне руки.

И даже в стихах о любви с раздольным фольклорным мотивом он не может забыть о главном:

Окати меня

Алым зноем губ,

Али я тебе

Да совсем не люб?!

... Я у матушки

на земле один,

Коронованный

Небесами сын.

В девяностые власть в России окончательно перешла в руки тех, для кого культура и духовное здоровье народа оказались на последнем месте. Торжество жёлтой прессы, разобщённые писатели, издательства, взявшие курс на рыночные ценности, телевидение, опьянённое пошлостью и чернухой во всех её видах...

... Основы лжи не так уж зыбки:

Для многих дур давно кумир -

По чьей-то дьявольской ошибке -

Не Русь, не родина, — весь мир! -

протестует Примеров.

... Прощай, великая держава,

Одна шестая часть земли,

Которую на переправах

Мы сообща не сберегли.

Нежное, любящее сердце поэта в конце концов не выдержало многолетней непреходящей боли за страну, за народ, за родину свою малую, ибо настоящее было для него мучительным, а надежда на лучшее была слишком далеко впереди, и совсем рядом – осознанный уход из жизни Юлии Друниной, поступок-вызов наглому и жадному времени. Похоронен поэт в Переделкино недалеко от другого писателя, уже ставшего классиком, - Бориса Пастернака, которого очень ценил Примеров.

Земляки поэта давно уже признали и полюбили его творчество . Одна из улиц станицы Мечетинской, любимой с детства поэтом, названа его именем.

В библиотеке имени Примерова работает мемориальная комната – музей талантливого земляка, где можно увидеть уникальные реликвии, подаренные вдовой поэта Надеждой Кондаковой и его родным братом Михаилом. И это радует, и работает на нашу культуру, на её гармонию и державность. Как и сама его поэзия –со своим достойнейшим местом в русской литературе.

Почему было особенно больно потерять Примерова? Почему одни не всегда могли понять его, а другие относились почти как к святому? Но и те, и другие знали, что, пока живы такие, как он, огонек мятущейся русской души еще теплится, еще не дает забыть о совести и Боге...

...О, вспоминай его, родное поле,

Склоняйся полночь, черная как смоль!

У нас давно все истинное - с болью,

Да и сама Россия - вечно Боль.