Виктор Вениаминович Коротаев

Виктор Вениаминович Коротаев родился 8 января 1939 года в России в городе Вологде. В годы Великой Отечественной войны ребёнком будущий поэт был увезён в деревню Липовица (Сокольский район) к бабушке. Екатерина Вячеславовна знала много сказаний, причетов, частушек. Она и привила внуку любовь к народному творчеству.

После войны Виктор Коротаев учился в Вологодской средней школе № 9 СЖД. Любил спорт, много читал. Стихи начал писать с 14 лет. По своей тематике его юношеские стихи были близки к поэзии раннего С. Есенина. В 1963 году Коротаев закончил Вологодский государственный педагогический институт, факультет истории, русского языка и литературы. Поэтическая устремлённость интересов писателя воспитывалась не только широкой институтской программой, но и русской публицистикой, журналистикой, современной поэзией.

Дружеские отношения В. Коротаева с современными писателями, их творчеством и глубокое изучение мировой, особенно русской классики, повлияло на выбор им писательского пути. Уже на 4 курсе института выпустил свою первую книгу стихов "Экзамен".

В 1965 году В. В. Коротаев был принят в Союз писателей СССР.

При жизни он выпустил 21 книгу своих произведений. Среди них: "Мир, который я люблю", "Жребий", "Мальчишки из далёких деревень", "Липовица", "Славянка", сборники стихов "Прекрасно однажды в России родиться", "Чаша", "Перекаты", "Вечный костёр", книга прозы "Стояли две сосны".

За большую общественную деятельность Виктор Коротаев отмечен наградами: "Орден почёта" (1989), "Заслуженный работник культуры РФ" (1997). За поэму "Славянка" был удостоен в 1973 году литературной премии им. А. Фадеева.

Поэт умер 18 мая 1997 года.

8 января 2014 г. Виктору Коротаеву исполнилось бы 75 лет.

* * *
Прекрасно однажды в России родиться
Под утренний звон золотого овса!
Твоё появленье приветствуют птицы,
Сверкают, на солнце искрясь, небеса.
Пока, озабочены снами твоими,
Ромашки гадают о новой судьбе
И ветром достойное ищется имя –
Кукушка пророчит бессмертье тебе.
Ещё и усы не подкручивал колос –
Уже для тебя начались чудеса:
Тебе ручеёк предлагает свой голос,
А лён зацветающий дарит глаза.
Свой смех – колокольчик,
Роса – свои слёзы,
Причёску – густая, волнистая рожь,
И статность тебе обещает берёза:
Когда пожелаешь,
Тогда и возьмёшь.
Спешит к тебе каждый с особенным даром:
Бери, примеряй, запасайся, владей.
А плата… какая?
Расти благодарным
Да будь всюду верным
Природе своей.

* * *
Какое всё-таки блаженство
В траве раскинувшись лежать,
Ни словом суетным,
Ни жестом
Движенью жизни не мешать.
Когда, забыв о прежних муках,
Довольный всей своей судьбой,
Зелёный мир
В цветах и звуках
Стоит, как праздник, пред тобой.
Пускай в листве большого дуба,
Перебирая дни свои,
Как мужики, свежо и грубо
О жизни судят воробьи.
И в оживленье белой ночи
Благоухает белый сад.
Пускай кузнечики стрекочут,
Жуки навозные ворчат.
И не пугает слишком ныне
Средь неизбежных перемен,
Что смерть когда-то всё отнимет
И ничего не даст взамен.
Пусть лучше думается смело –
И прежде прочего всего, –
Что в жизни делается дело
Не без участья моего.
Что этот свет мне всё дороже,
И я ищу всё больших дел
Не потому, что стал моложе,
А потому, что не старел.

* * *
Костёр, в котором мы горим –
гори, не гасни.
Под небом грозным и рябым
ты вечный праздник.
Как на смертельном рубеже
заходит сердце –
ведь мы с рождения уже
самосожжженцы.
И в нашей собственной крови
и в нашей воле –
костёр тревоги и любви,
борьбы и боли.
Он жжёт и мучит всякий час,
не зная сроков.
Но скрыты от сторонних глаз
следы ожогов.
Чтоб не пропасть в глухую ночь,
и чтоб не гасло,
мы в тот костер подлить не прочь
и сами масла.
И жаль нам тех, кто даже дым
втянуть боится...
А о сгоревших говорим
как о счастливцах.

* * *
Никто не знает, слава Богу,
Ни дома,
Ни на стороне,
Какую грозную
Дорогу
Судьбина
Выдумала мне.
Но никаких претензий
Нету.
Хватило б разума
И сил.
Я никогда
По белу свету
В модельных туфлях
Не ходил.
Оно способнее,
Однако,
С кремнёвым
Посохом в руках
По хлябям,
Рвам
И буеракам
Брести
В болотных сапогах.
Тут нету места
Долгой грусти,
И не в ходу
Высокий слог.
Но каждый кустик
Спать запустит
И не откажет –
Каждый стог.
И в тишине
Последних комнат
Под заоконный
Шум авто,
Наверно, будет,
Что припомнить –
Ведь оглянуться
Есть на что…

* * *
Россия, белая от снега
И золотая от сосны…
Следы последнего набега
Уже как будто не видны.
А столько тёмной хмари было
И горькой мглы наволокло…
Но всё лазурью затопило
И белым снегом замело.
И над раздольем звучной рани,
Легко катясь во все концы,
Звенят в серебряном тумане,
Быть может, счастья бубенцы.
И, замирая в зябких сенцах,
С особым вкусом,
Не спеша,
Любому звуку вторит сердце
И откликается душа.

* * *
Ну что, казалось бы, такого…
А я ликую и свечусь,
Едва услышу это слово
Совсем коротенькое – Русь.
И волны вновь отпрянут с мола,
И солнце двинется в обход,
А из раскатистого дола
Грозой и порохом пахнёт.
Замрёт звезда сторожевая –
И не постичь умом уже,
Какие связи оживают
И что творится там, в душе,
Что жизнь готов отдать задаром,
Когда, раздвинув берега,
Дохнут в лицо
Морозным жаром
Родные
Русские снега.

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
Милый друг мой,
Прощаясь навеки,
В нашей горькой и смертной судьбе
Всею силой, что есть в человеке,
Я желаю покоя тебе.
Оставаясь покамест на свете,
Я желаю у этих могил
Чистых снов, тишины и бессмертья.
И любви,
Ты её заслужил.

* * *
В газете хвалят сенокосы
И небывалый намолот,
Но видно, по привычке,
Осень
Весёлых песен
Не поёт.
Берёзы молча смотрят в пруд.
Боятся вдруг спугнуть удачу.
А бабы если и поют,
То всё равно как будто плачут.

ДИАЛОГ
- Ну, что ты всё о поле,
О лесе,
О реке,
О вечной русской доле,
О бабе,
Мужике?
Неужто не нашёл ты
Среди альпийских скал
Себе
Другой заботы?

- Не знаю, не искал.

Ну, что ты всё хлопочешь
О всяческой душе?
Во всех конторах почерк
Твой узнают уже.
В башке одна работа!
А отдохнуть от дел
Ей разве не охота?

- Не знаю, не глядел.

- Ну, что ты всё о хлебе
Про свой овёс да рожь,
Как жаворонок в небе
Поёшь, поёшь, поёшь.
Что лес твой – прочих глуше,
Что лучший твой причал.
Ведь есть ничуть не хуже!

- Не знаю, не встречал.

* * *
       Василию Белову
Нехорошо, ребята, вышло.
Двумя фужерами всего
В такой сезон
Сломали дышло
У тарантаса моего.
Вы ж знали – я не из матросов:
Плесни на каменку чуток –
И я на пять часов философ,
А на неделю не ездок.
Пегаско стал тянуть поплоше,
За лето выбился из сил.
Уж я в подмогу нынче лошадь
У председателя просил.
Хотелось мне бы понемножку,
Не упуская тёплых дней,
По-старомодному
Картошку
До снега вывезти с полей.
Да и возок груздей к зиме бы
Ввести нелишне в обиход.
А уж кефиру-то да хлеба
Куплю на авторский доход.
Потом не грех страду припомнить
И стопку –
Господи прости –
Пусть не до рубчика наполнить
А мимо рта не пронести.
Но вам о деле думать скучно.
И, у чужих топчась корыт,
Коняга верный мой в конюшне
Опять некормленый стоит.
А над дорогой, как и прежде,
Разворошив тоску в груди,
Звезда сомнений и надежды
Звенит и блещет впереди.

* * *
Кровь пролилась. Пробоины зияют.
И дым, и мгла спустились впереди.
Лишь ордена победные сияют
На выпуклой разбойничьей груди.

Кровь вопиет над всем российским краем,
Шатает путеводную звезду,
Но – выплакано все. Мы умолкаем.
А вы готовьтесь к Божьему суду.
18 ноября 1993 г.

* * *
Совсем иная жизнь,
Совсем иные сферы...
И воздух – даже воздух, –
Кажется, иной.
Холодные столы,
Тяжёлые портьеры,
И блеск полов
Как будто тоже ледяной.
Зачем оставил ты
Оттаявшее поле,
Зачем в последний раз
Не оглянулся ты
На посветлевший луг,
Где ты гулял на воле,
На первые,
В слезах,
Притихшие цветы.
Ещё не раз, не два
Они к тебе нагрянут,
И память истомят,
И вымотают грудь,
И доведут до слёз,
И за собой потянут,
Хоть для тебя уже
Назад заказан путь.
А мужики, с кем ты
Когда-то жил счастливо,
Рыбачил и кутил,
Делил нелёгкий труд,
Припомнят, может быть, тебя
За кружкой пива
И
Высоко взлетевшей птицей
Обзовут.

* * *
Спасибо, Родина, за эту
Растворенную синеву,
Ветлу,
Повёрнутую к свету,
Под нею –
Свежую траву.

За смех у старого колодца
И шум у нового крыльца.
За нерастраченное солнце
И уцелевшего скворца.

Спасибо, матушка родная,
Спасибо, твердь моя и честь,
За то, что ты всегда такая,
Какая только ты и есть;

За непохожесть и пригожесть,
За светлый лик,
Прямую стать
И за счастливую возможность
С тобою вместе
Пребывать.

* * *
Жить бы парню в добре да тепле,
Только редок
Удачливый жребий.
Не нашёл он любви
На земле,
Всё парил, точно ласточка,
В небе.
Жизнь крутила своё колесо,
Но ему не хватало чего-то.
Видно, маленьким кажется всё
С высоты голубого полёта.
И на стыке грохочущих дней,
Расщепляя сомнительный атом,
Он вознесся с мечтою своей
В небеса –
Молодым,
Неженатым;
Ничего не досталось земле.
И ночами мне слышится вроде,
Как, вздыхая о бренном тепле,
Он по облаку ходит и ходит.
Пусть его доконала тщета,
Угнетала забота о хлебе.
Но душа его
Будет чиста
Перед тою,
Что встретит
На небе.

* * *
Счастлив я в своём добре и худе,
Потому что – с маковкой Кремля
У меня была, и есть, и будет
Издавна родимая земля.
Вот она, моя берёзка детства,
Вот мои луга, река и лес…
Век смотри – и всё не наглядеться,
Век живи – и всё не надоест.
Прославляя дедовские дали,
Не совру, свою жалея честь,
Будто ни тревог и ни печали
Отродясь не видывал я здесь.
Но придёт нужда родному краю
Собирать сынов в стальную рать –
Я, по крайней мере, знал и знаю,
За какую землю умирать.

ПСЕВДОКОНЦЕРТ
Собрались.
Вроде интеллигенты.
На виду у трудящихся масс
Расчехлили свои инструменты
И давай демонстрировать
К класс.
Взял маэстро
За горло гитару,
Впился некто
Губами в фагот,
Поддержал контрабас
Эту пару:
Коли тешить,
Так тешить народ.
И пошли выколачивать ритмы _
Словно гвозди вбивая в бревно.
Полоснули смычки,
Словно бритвы,
Кровь взыграла,
Как будто вино.
И какой-то огромный детина,
Засучив рукава: мол, такой! -
Бил по белым зубам пианино
И все правой
Все правой рукой.
Инструменты вопили и выли,
Как зажатые в щели дверей,
И в отчаянье будто мопили,
Чтоб прикончили их
П поскорей.
Я не вынес,
Поднялся и "дернул"
Через холл
Безучастно-чужой...
Так я в детстве
Сбегал с живодерни.
Только с более легкой душой.

* * *
"Не принимайте близко к сердцу
Любое горе
И печаль..."
Что ж, поделиться
Иноверцу
Расхожей мудростью не жаль.
Его религия – как мета
Над подвернувшейся строкой:
Сегодня – та,
А завтра – эта,
А можно –
Вовсе никакой.
Но как же быть
Единоверцу,
Что землю всю
И небосвод
Не просто
Принимает к сердцу,
А в сердце
Собственном
Несёт?..

ЖАЛОСТЬ
В углу, далёком и убогом,
Она –
Как павшая костьми,
Земля,
Оставленная
Богом,
Но не забытая
Людьми.
Тут всё
Большим трудом
Дается –
Ни льгот,
Ни милости не жди!
Здесь меньше влаги,
Меньше солнца,
Но больше
Жалости в груди.
И лишь она
Одна,
Сдаётся,
В родстве с любовью
Искони
Людей спасала
От сиротства.
Бог даст –
Спасет
И в наши дни!

* * *
Люблю деревенскую баню,
Священный её ритуал.
"Скажи-ко, водичку-то, Ваня,
С какого колодчика брал?"
"С какого...
Да вон, с рядового..."
"Э-э-э, милой,
Ходил не туда...
Для баньки хорошей
Основа
– Запомни –
Речная вода!
Бери на плечо коромысло
И топай, родимый, за ней".
И спорить с хозяйкою
Смысла
Почти никакого, ей-ей.
Но вот и набульканы фляги,
И полный набухан котёл.
И в сердце довольно отваги,
Чтоб выскоблить
Полок и пол.
Чтоб всё
По-христовому было,
Чтоб крякал
Уваженный зять.
Да мыло бы надобно,
Мыло
До мойки
В предбанник убрать.
Чтоб людям глаза не щипало
Да мутью
Не застило зрак.
Уж больно едуче попало:
Наверно, из местных собак.
Как пышет прогретая топка!
А зять,
Приспустившись с высот,
Беремя
Промятою тропкой
Берёзовых дровец
Несёт.
А веник запарен весенний,
В предбаннике даже – жара.
"Каких ещё вам наслаждений?"
"Достаточно, братцы,
- Пора!"
И – самая первая ходка...
Сравненья не вижу честней:
И спирт,
И, конечно же, водка
Ничто по сравнению с ней.
От пара
Задрыгает крыша,
На каменке
Камень рванет,
И тело задышит,
Задышит
И на пол
Само упадет.
А ходка вторая и третья
Едва ль выразимы в словах:
Там только
Одни междометья,
То – "Ох!",
То – особенно – "Ах!"

* * *
Каюсь
Что же я?
Как же я?
Словно доля –
Не моя...
Мну её
И комкаю,
Как траву глубокую.
Я ль зарока
Не давал
Не дурить,
Хоть и удал,
Поскромней
Себя вести
И не путать
Ценности.
Я ж на свете
Не один.
У меня и дочь,
И сын,
У меня ещё
Жена,
Да родимая
Страна.
Как же надо
Мудро жить,
Честью-славой
Дорожить,
Отбивать
Любую мразь,
Чтоб до срока
Не упасть.
Хорошо ещё
Хоть – я
Не валяюсь,
Как свинья,
И, тревожась
За семью,
Под заборами
Не пью.
Да простят меня
Жена
И любимая
Страна...
Раз дошло
До подлеца,
Значит,
Пал
Не до конца.

* * *
         Александру Боброву
Ну что же ты молчишь,
Мой самый чуткий друг?
Меня пугает тишь
И ранит
Каждый звук.
Всё это не теперь,
Конечно, началось…
Прикрой-ка лучше дверь,
И так слыхать
Насквозь.
Я так бывал устал
И так вразнос любил…
Бывало, выпивал,
Случалось, даже пил.
Вздымало вверх меня
И рушило на дно.
А сердце из кремня –
Бывает ли оно?
И вот теперь лежу,
Судьбой почти отпет.
О чём-нибудь тужу?
Да нет, мой милый,
Нет.
А плачу потому,
Что на исходе дней
Завидую тому,
Кто жил
Ещё больней.

* * *
Что-то слишком тяжёл понедельник,
Но с тоски
Не влезать же в петлю...
Вот возьму,
Заработаю денег –
И чего-нибудь
Маме куплю.
Отряхнусь,
Повращаю очами –
И войду, независим и смел.
А она головой покачает:
"Что-то снова напутать успел..."
Как всегда, понимающим взглядом
Межсезонье развеет в душе:
"Ведь тебе, непослушное чадо,
На четвертый десяток уже".
Ах, какой там четвертый десяток,
Да к тому ж положенье мое,
Если снова
Не чувствуя пяток
Я стою под ладонью её.
Вновь под сводами этого храма
Я замечу, что горло свело:
Мы спешим
К нашим слабеньким мамам,
Лишь когда нам самим тяжело.
От неё я уйду с новой силой,
С головою зароюсь в труды
И зажить хорошо и красиво
Постараюсь.
До новой беды...

БЕРЕЖЛИВОСТЬ
Ты не последний и не первый.
Сегодня это общий зуд:
Все берегут зачем-то
Нервы,
А совести
Не берегут.
Во избежанье потрясений
Хоть создавай
Особ-спец-строй
И комитеты по спасенью
Остатней
Совести людской.
Воруют,
Рвут
И лгут безбожно...
Ответ на всё
Один всегда:
Прожить без совести
Несложно,
А вот без нервов-то
Куда?
Всё это горько
И паскудно,
Но как внушишь
Уродцам тем:
Прожить без совести
Нетрудно,
Но только жить тогда –
Зачем?

ПОПРАВКА
Твердим: у каждого свой путь!
Но ты, однако,
Не забудь:
Хоть он и свой,
Но шибко разный –
Пустой.
Прекрасный.
Безобразный.

ЗАПОВЕДЬ
Не писулькою бумажной –
Продиктовано судьбой:
В этой жизни
Очень важно
Быть всегда
Самим собой.
Распускайся пышным цветом,
Расправляй плечо и грудь!
Если ты рожден
Поэтом,
То сапожником
Не будь.
Но и сдуру не гордися,
Поумерь
Пустую спесь:
Коль сапожником
Родился –
В прорицатели
Не лезь!
Если б стал любому ясен
Этот простенький урок,
Меньше было б
Плоских басен,
Но – прибавилось
Сапог.

* * *
Я не заживусь на этом свете.
Не случайно кажется:
Вот-вот
И меня, рванув, осенний ветер
Заодно с листвою
Унесёт.
Полечу я над знакомой лужей,
Над своей мелеющей рекой,
Скомканный такой
И неуклюжий,
Грустный
И рассеянный такой.
Но взнесёт меня порывом мощным
В самый тот,
Заоблачный, предел,
Чтоб в последний миг
Земные рощи
Я с высот небесных
Оглядел.
Со слезой,
Но только без укора,
Словно пребывая во хмелю,
Эту жизнь,
Минувшую так скоро,
Я в последний раз благословлю.
И увижу,
Как, раскинув крылья,
Птицей золотой
Взмывает Русь.
Но последней радостью открытья –
Жаль! –
Я уж ни с кем
Не поделюсь…

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную