«Не может Родина быть малой с такой великою душой…» – невольно убеждаешься, когда читаешь или слушаешь стихи Константина Скворцова. Не видать, откуда что началось и чем завершится, но столько много всего разного и красивого, подчас не подвластного пониманию, но завораживающего, понуждающего слушать, вживаться и жить.

Удивительная судьба поэта и в тоже время так закономерна: и век не короток, и слог некрикливый, а песни его поют по всей Руси Великой. И, вроде, нет у него случайных стихов, нет написанных на потребу, а все к месту и ко времени. Как много у него России, но не в риторическом бессмысленном повторении этого священного слова, а в ее множестве, в людях, травах, в реках, в птицах, бомбардирах «сурового синего неба»…

Но почему же на душе

Так мало вёсен?

И почему так тянет нас

В столицу детства, в Малояз,

Под скрипы вёсел?..

Мы утром рано под мостом

Плоты изладим, а потом

Под небесами

Средь гордых скал под шум берез

Вперёд – на Журавлиный плёс

По Юрюзани…

Вот она картинка, когда исподволь рука тянется к карте Родины детства в поиске, где этот Малояз, названый столицей детства, где Журавлиный плёс и Юрюзань. Откуда они и что там такого необычного, что заставило замереть, мне – человеку средней полосы России?

Или опять россыпь неведомых, но не чужих, и даже родных слов и мест:

…Здесь всё знакомо нам и свято:

Шелом забытых королей,

Нургуш, что портом был когда-то

Для иноземных кораблей,

Кулисы желтая заплатка,

И Уса каждый поворот,

Березяки, Кылы и Сатка,

Мерцающие из болот.

В тревоге голубою птицей

Зюраткуль в небо взвился вдруг,

И потянулись вереницей

Хребты пернатые на юг.

Ещё не наделённый прытью,

Затерянный иглой в стогу,

Юрак невидимою нитью

Перерезает Уреньгу.

А над Кураминским болотом,

У горизонта, чуть правей,

Неведомый, гигантский кто-то

Поставил в небе мавзолей.

Сколько же дивных картин открывается бесконечного мира Божия, где за кадром остается вся наша повседневная суетность! И как же здорово порадоваться этой красоте, вздрогнуть… И Константин Скворцов вздрагивает и понуждает себя не спать обыденностью бытовой:

Когда ночные фонари

На небе сером гасит кто-то,

В тайге токуют глухари:

– Проснись, Поэт! Зовёт Работа.

Лови рассвета полчаса,

Когда на чистые страницы

Слова ложатся, как роса

На листья хрупкой медуницы!..

… Рассеется ночная хмарь.

Ничто не вечно в этом свете.

Поэт – токующий глухарь,

И песнь его не знает смерти!

В этой картинке мы получаем верное определение, кто же такое поэт? – «Поэт – токующий глухарь». – Вот она и правда жизни, и ирония, и философия…

Рот разинешь: и видишь, и слышишь, и душа поет… Закроешь – сразу оглох и ослеп.

***

Все это лишь мизерная доля того, что передумал и перечувствовал, когда возвращался после творческого вечера Константина Скворцова, прошедшего вначале запоздалой весны в Москве, в старом Доме национальностей. Там пели песни на его стихи Елецкий казачий ансамбль «Червленый яръ» и гусляр Любовь Басурманова. Там было много всего, даже фрагменты постановок пьес К. Скворцова, но больше всего на меня подействовала огромность и величие моей Родины, сколько бы ее не урезали, не ограничивали. Вроде и читал множество раз его, вроде и знаю едва ли не все, а каждый раз, когда слушаю стихи Скворцова, то прямо заболеваю Родины безграничностью, которой невозможно надышаться, нарадоваться.