Анна КОЗЫРЕВА
ПОД СВЯТЫМ ПОКРОВОМ
Рассказ-быль

Сельский храм. Вечерняя служба. Тихо и умиротворенно. Лишь, утопая огарышами в сыпучем песке, потрескивают в широких мисочках восковые свечи.

За окнами большое, сплошь дачное, село, где кипит суетная субботняя жизнь. Жидеевка, что на Курщине, в давние-давние времена славилась своими ярмарками. В это трудно поверить, но когда-то Усожа, ныне сплошь мелководная и заросшая ракитником, была рекой судоходной. Из истории известно, что прибывал сюда на больших челнах люд торговый, купеческий, деловой, отчасти и прижимистый. Только вот, как гласит народное предание, более прижимистым и жадноватым слыл местный народец: мол, потому-то такое название и досталось селу.

Так ли это, не так ли – уже не проверишь, а вот только местных в храме почти не бывает: стало быть и денежку на восстановление порушенного храма не несут. Почти не несут, скажем так… Безлюдно было и этим летним вечером, однако отец Виталий службу, как всегда, ведёт по полному чину, неспешно и без сокращений.

На клиросе матушка Ирина – и за чтицу, и за певчую. Обложившись богослужебными книгами и нотами, она старательно вычитывает всё, что положено, и столь же старательно и проникновенно поёт в одиночестве.

Двери храма распахнуты настежь, но, ни легкий ветерок, стремительными волнами врывающийся внутрь, ни стригущий полёт шумных ласточек по-над входом, ни громкие переклички соседей, ни визг, проезжающих время от времени мимо, автомашин, не нарушают хода благодатной службы.

И зимой, и летом, вот уже который год подряд, Роман приезжает сюда постоянно из близлежащего Железногорска. Приезжает не только ради отца Виталия, с которым они в большой и теплой дружбе. Он любит этот Богородичный храм. На неделе батюшка сообщил по телефону, что наконец-то готова пристольная икона «Покров Пресвятой Богородицы», и затем с детской радостью в голосе добавил:

— Я её уже привёз и установил.

Прямо держа тяжело израненную спину, Роман медленно подошел к новой иконе. Склонился и поцеловал любимый образ:

—  И Тобою рай да обрящу, Богородице Дево, едина чистая и благословенная… - со слезами прошептал он.

 

… Роман запомнил тот день на всю жизнь. Тем ранним-ранним утром их взвод, плечо к плечу, в полной боевой готовности стоял в ожидании команды. В Чечне они были уже больше недели, и вот сегодня впервые уходили на боевое задание. Уходили в горы. Взводный ещё раз тщательно проверил ребят-первогодков, а затем со словами:

—  Спрячьте так, чтобы не потерять и чтобы всегда был под рукой, - вручил каждому из них по патрону и глухо уточнил: - Этот последний патрон беречь для себя… В случае чего - в плен лучше не попадать… Не приведи, Господи!..

Тот патрон, последний, Роман, как и большинство солдат, припрятал в погоне на плече.

Серенький невзрачный рассвет.

По узкой тропинке взвод, в котором служил Роман, поднимался всё выше и выше. Шли гуськом. Шли молча, невольно поеживаясь от прохлады: раннее утро в горах и летом сырое, зябкое, а в близком небе, словно в ожидании скорой поживы, парили хищные орлы.

И за каждой складкой местности, за каждым поворотом скрывалась опасная неизвестность.

Роман, замыкавший цепочку с тяжелым гранатомётом на плече, обвешанный, тянувшим к земле, не менее тяжелым снаряжением, перетаскивал ноги по неровной, в частых колдобинах тропинке с трудом. Вдруг он почувствовал, как будто кто-то легко перенес его через перерезавший тропу каменистый холмик.

И тут же неожиданно увиделась женщина.

Простая русская женщина стояла на возвышении, у обочины, и обеими руками широко крестила, проходивший мимо, взвод.

Странно было видеть её в этом глухом, безлюдном месте. Роман четко видел красивое лицо женщины с удивительно чистыми, лучившимися искренней добротой, глазами. Он даже разглядел голубенькие мелкие цветочки, разбросанные по белому полю головного платка. Солдат уже готов был невольно выкрикнуть: «Кто ты?!» - однако, произнести слова вслух не удалось: его уста словно кто прикрыл теплой ладошкой.

Так он и прошел мимо в молчании, как в молчании прошли и остальные, ясно видевшие женщину, ребята.

Роман шел последним и, пройдя мимо крестящей, поспешил оглянуться: женщина, продолжая всё также осенять их широким крестом, была уже на значительном расстоянии, преодолеть которое за столь краткий миг было просто немыслимо, - это удивило, и он вновь через несколько шагов оглянулся: округа была пуста.

Роман и позднее, спустя годы, не рискнул бы определенно сказать, что, благословляющей их по-архирейски ранним утром в горах женщиной, могла быть Сама Пресвятая Богородица, как не сказал себе этого и тогда, в прошлом. Однако тогда, как внезапное озарение, пришла ясная и чёткая уверенность в то, что он не погибнет. Молодой, необстрелянный ещё солдатик резко остановился, вытащил припрятанный последний патрон и, низко склонившись над тропой, глубоко-глубоко вбил его, как ненужный, как лишний груз, в землю…

 

За время, проведенное в Чечне, в боевой жизни Романа было всё: участие в труднейших боях, несколько тяжелых ранений и даже - плен. И всякий раз на самой кромке ситуации «или-или» приходило неожиданное спасение.

Однажды в бою ему пришлось пережить нечто, чему он и сам не может дать ни определения, ни объяснения. Он увидел летящую к нему пулю. Летящую медленно по прямой траектории, как при замедленной съемке в кино, но это было не кино. Роман четко видел, как выставив вперед металлическое жало, пуля огромным, жужжащим насекомым ясно приближалась к нему. И вот, чирканув жарким острием по коже, пуля, словно оттолкнувшись от железобетонной стены, рекошетит и падает ему под ноги. В это трудно поверить, но это факт, подтверждением чему рубец от ранки под правым глазом.

Таким же чудом было и неожиданное освобождение из плена, в котором Роман пробыл всего несколько часов: их, милостью Божией, быстро обменяли на чеченских пленных под равнодушные взгляды каких-то холеных иностранцев и под прицелами не менее равнодушных телекамер.

После кровопролитных боев на площади, известной всем как «Минутка», в Грозном, когда асфальт, усеянный свинцовым зерном, вокруг весь был сточен осколками, израненный, чудом выживший в том адском пекле, в помощи Владычицы Небесной Роман уверился еще раз.

Он находился в госпитале в Ростове, когда в палату вошел их ротный и, увидев среди раненых Романа, искренне и открыто обрадовался тому, что хоть кто-то из полностью погибшего на площади взвода остался жив.

Причем в тот погибельный бой отцами-командирами взвод был брошен не просто бездумно, а даже и подло.

Буквально перед этим ребята несколько дней держали оборону против чеченцев значительно превосходящих их по военной силе и количеству, однако русские мальчишки вышли победителями из того противостояния. По-мужски уважая отвагу и мужество солдат, а, возможно, и просто по-человески жалея мальчишек, из окружения ребят вывез сам Закаев. Он сел на первый БТР и, угрожая оружием в адрес тех, кто попытается выстрелить в русских, вывез всех в безопасное место.

А их, изможденных и уставших, даже не покормив, тут же под прикрытием танков бросили в пекло…

Не раз и не два спустя годы, Роману суждено будет пережить тот бой, вглядываясь через голубой экран в кадры военной хроники, запечатлевшей то, как они по три-четыре человека, прячась за броню, двигаются в направлении… вечности… Вот он видит себя со спины… видит ребят родного взвода и каждого из них узнаёт… и знает, что вот-вот, пробежав еще несколько метров и еще несколько, начнется тот погибельный бой, из которого живым им уже никому не вернуться…

Великий Боже, помяни
В любви Твоей неизреченной
Солдат, невинно убиенных
В огне неправедной войны.
Коль уберечь мы не смогли
Своих сынов от страшной смерти,
Ты Сам, Владыко, им отверзи
Селенья райские Твои.
Ты Сам, Владыко, упокой
Тех пацанов ещё безусых,
Укрой их – юных, светлорусых,
Своей отеческой рукой.
Им память вечную сверши –
Живьем сгоревшим в «бэтээрах»,
Сраженным пулей у прицелов,
Огнем упавшим с высоты,
Замерзшим в поле и горах,
В мучениях кровью истекавшим,
От адских мук и ран стонавшим
В прифронтовых госпиталях;
В солдатских цинковых гробах
Прибывшим в вечные селенья,
Земле принесшим в погребенье
Свой скорбный неоплатный прах…*

Взволнованный до слёз командир подошел к Роману и, протянув телефон космической связи, которым сам мог пользоваться только раз в сутки, сказал:

— Срочно звони матери! На тебя давно ушла похоронка…

Телефона на тот момент у матери Романа, совсем недавно приехавшей в Россию из бывшей советской республики, ставшей в одночасье не дружественной, просто не имелось: солдатик растерялся, не зная, кому же звонить. Как вдруг самым невероятным образом на память пришел номер телефона малознакомого человека, которому они с матерью как-то звонили всего раз. И набрал его. Далекий человек на просьбу солдата откликнулся мгновенно.

Мужчина пришел в дом на другом конце городка и передал всё, что просил Роман. И буквально тут же, при нём, матери приносят похоронку на единственного сына. Стоит ли говорить о том, что было бы с ней, получи мать страшную весть даже на минуту раньше...

Израненный, но живой Роман, отслужив положенный срок и тем самым заработав себе и матери российское гражданство, вернулся с войны. Вернулся глубоко верующим христианином, неся в душе преданную память о Господе Нашем Иисусе Христе и постоянно призывая:

— Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице… яко не имам иныя помощи разве Тебе, ни иные предстательницы, ни благия утещительницы, токмо Тебе, о Богомати, яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веков…


 

*Стихотворение из архива зверски убиенного протоиерея Петра Сухоносова, смерть которого была страшной и мучительной. Немощного, 70-летнего старика палачи заморили пытками и голодом. Тело священника позднее обнаружили на дне холодного и сырого подземелья нагим и изможденным, а правая нога страдальца была прикована стальной цепью к полу. На момент, когда тело старого священника, наконец-то, обнаружили, невозможно было точно определить, сколько времени пролежал здесь мученик: неделю, месяц или больше? Однако тогда определенно было явлено чудо: среди сырости, грязи и мерзости тело страстотерпца лежало абсолютно нетленным и нетронутым ни одной тварью.


Комментариев:

Вернуться на главную