|
* * *
Шёл снег… Душа поэта, не молчи…
Шёл снег с утра до вечера, в ночи…
Шёл снег, неспешно землю укрывал…
На всех полях нет белоснежней покрывал.
Ещё в саду держала розы лепестки,
И на ветру дрожал лаванды фиолет…
Всё-всё в снегу: деревья, травы и ростки,
На всём лежит неотразимый белый свет.
На всём, на всём… Такая тишь и благодать,
Тепла души словами мне не передать…
Не передать, и мир её неповторим,
Что страшно мне нарушить голосом своим
Такой покой…
* * *
Ветер ивушке пряди колышет,
Ветер знает, и ветер всё слышит,
Слышит стоны мои, слышит вздохи,
Знает - мысли мои все о Боге.
Все-то мысли о мире нездешнем,
Где сынок мой и доченька вечны,
Где другие селенья и жители,
Где другие – святые обители.
Боже, Боже, вместить ли возможно?..
Грешной душеньке как это сложно…
* * *
Снежные ветры, кроткие зори…
Как мне вместить, что не вечное горе?..
Сердце всё туже стянуто леской,
Вся я слезами умыта до блеска.
Как мне вместить и поверить, что скоро,
Радостью станет горькое горе,
Что мой сыночек с думой о маме
Не надорвётся между мирами?..
* * *
Где-то в дебрях, судьбу дробя,
Увязая в глухих болотинах,
Пробираюсь, зову тебя,
И любимого, и заботливого…
Громко вскрикнет, должно быть, выпь,
Незнакомая птица жуткая,
А в ответ ей рябая зыбь,
Содрогнётся водица мутная.
* * *
Всё та же осень, как тогда…
Всё та же осень, да не та…
Всё тот же ветер, та же морось,
Лишь наши руки стали порознь.
Мои – больны и неуклюжи,
Твоим – теперь наш мир не нужен…
Но снится мне сквозь боль и муки,
Как я твои целую руки.
В мозолях, ссадинах, земле…
Сынок, ты жить не мог без дел.
И я от мыслей вся в слезах,
Что есть дела на небесах…
* * *
Приезжай, посидим…
Вспомним наши былые печали…
Их развеялся дым.
Приезжай, если вдруг заскучаешь.
Приезжай, я в глаза
Загляну и пойму без рассказа,
Что бы ты ни сказал,
Почему не приехал ни разу.
* * *
В какой дали заледенелой,
Где, может, даже нет и льда,
Ты ждёшь меня в рубашке белой,
Чтоб не расстаться никогда?..
* * *
Укрыл листву опавшую снежок,
Утеплил ноги тоненьких былинок,
И на душе прохладно и свежо
После осенней слякоти тоскливой.
Бреду туда, где склоны и холмы,
Где нет следа зверья и человека,
Где царство снов, забвенья и зимы,
И тишина от века и до века.
* * *
А сегодня закат не такой, как вчера,
И вчера не таким был, как прежде:
Нежно-нежно над полем алела заря,
И на землю ложилась безбрежно.
Я смотрю на неё, оставаясь одна,
Когда стихнут мирские заботы,
И нездешней красой озаряет она,
И стремится поведать мне что-то.
Это «что-то» тревожит и манит меня,
Долго-долго в ночи не отпустит…
Не палит, а ласкает лучина огня,
Губы шепчут: «Иисусе, Иисусе…»
* * *
Я слезами зальюсь, оставаясь одна,
Или я не одна, я не знаю…
Мне с небес улыбается тихо луна,
Проплывая по сонному краю.
Кто б откликнуться мог,
Кто б аукнул в ночи,
Точно так угнетённый разлукой?..
Что ж, луна, ты плывёшь,
И молчишь, и молчишь,
Улыбаешься с болью и мукой…
НАСТРОЕНИЕ
Всё померкло, всё поблёкло,
Пашни чёрны, дождик сер,
Радость прежняя далёко,
Не заходит в мой предел.
И зачем ей, столь лучистой,
Забредать в такую тьму?..
Где и ветер столь неистов,
Всё позволено ему.
Разметал у побережья,
Травы, ветки и цветы,
И последние надежды,
И угасшие мечты…
|
СЫНОК…
Земных забот твоих закончен ритм,
Где всем ветрам мальчишье сердце нараспашку…
Я вышиваю золотом молитв
Твою рубашку…
Мне не взъерошить шёлк твоих волос
И не прижать к щеке твою улыбку…
Надолго ли? – то не ко мне вопрос:
Всё в мире относительно и зыбко…
Нет времени теперь – лишь день и ночь,
Лишь утра блеск, лишь марево заката…
Но есть ли в мире то, что сердцу матери невмочь,
Когда оно любовью лишь объято?..
* * *
Вышла я в поле, метель и метель…
Кружит позёмка и кружит…
Белая-белая чья-то постель,
Вся из ледышек и кружев.
Вышла я в поле, мой дом за рекой,
Светятся окна, мерцая,
Долго идти мне, гонимой тоской,
В белом снегу увязая.
Зимнее поле, снега и снега,
Кружит позёмка и кружит…
Жизни безбрежной моей берега…
Тропка всё уже и уже…
Губы, не стыньте, и дух, не робей,
Сердце горячее, бейся,
Вот уж позёмка слабей и слабей,
Шепчет мне небо: надейся…
* * *
Синее небо обнимет меня и качает,
Смотрит глазами небесными бабушки Поли,
Нет на земле ни забот, ни тревог, ни печали,
Тает и тает, сгорая, свеча моей боли…
Там, высоко в облаках, и всё выше и выше,
Там, где разорвана ветрами звёздная даль,
Тает и тает, и сердце едва уже дышит,
Но ничего ничегошеньки сердцу не жаль…
Синее небо обнимет меня и качает,
Сладкими снами заполнена щедро душа,
Нет, не заснула душа моя – встречи не чает
С теми, с кем жизнь на земле ей была хороша…
* * *
По краешку зари, по самому бережку,
По самому острию ступаю… Бережно
Трогаю шелка, что с неба падают…
Ты знаешь, я не та,
Которую радуют
Сапфиры и жемчуга, янтарь и золото –
Всё это вижу я в заре расколотой.
Всё это дарят мне – бери сколь надобно,
А те, что ты даёшь, меня не радуют…
Сапфиры и жемчуга, янтарь и золото, –
Всё это вижу я в заре расколотой…
Всё это вижу я, иду по бережку,
Ступаю ногой босой и бережно
Трогаю шелка, парчу и бархаты…
А те, что ты даёшь – меня не радуют…
По краешку зари, по самому бережку,
По самому острию…
А ты не веришь мне…
* * *
Мишеньке
Ты хотел меня видеть красивой
И молодой-молодой,
Ты хотел меня видеть счастливой,
А не разбитой бедой…
Но все эти наши желанья
Такие смешные, сынок…
Молитвой душу я рыданья
И твой поправляю венок.
Отец твой шурует граблями,
Нелепый, неловкий такой…
О, Господи, сжалься над нами
И дай нашим душам покой…
От наших с отцом разговоров
Сошёл бы прохожий с ума:
Вот здесь ты меня похоронишь,
А здесь потом ляжешь сама…
Сынок, не суди очень строго,
Нам радости здесь не сыскать…
Терниста до Бога дорога –
Но мы неразлучны в веках…
БОЛЬНОЕ
Лодочка качнулась, поплыла…
Лодочка сыночка понесла…
Вдоль высоких трав и берегов
В царство дивных снов.
В лодочке сыночек мой лежит,
На меня не смотрит он, спит, спит, спит…
Ручки на груди своей крестиком сложил –
На земле сыночек мой ой как мало жил…
Рано сердце матери встретило беду…
Травами высокими я за ним бреду…
* * *
Я шла и давилась слезами
За гордой мужицкой спиной,
И поле молчало, и рощи молчали,
И звёзды молчали с луной.
Лишь в заводи тихой плескалась водица,
И глазу в ночи не видна,
Там билась в кустах беспокойная птица,
Подстрелена или больна.
И небо молчало, и ветры не выли,
Не слышались звуки нигде,
Лишь бились в ночи эти сильные крылья
По мутной тяжёлой воде.
Лишь муж впереди, за которым влачилась,
Слезами и горем давясь,
Лишь поле, тропинка, лишь бедная живность,
Да с небом незримая связь. |
