ЯРОСЛАВСКАЯ ТЕТРАДЬ
Подборка стихотворений поэтов Ярославского областного отделения СПР

 

Владимир СЕРОВ
г. Ярославль

ЗВЕРЯМ И ПТИЦАМ
Наступит день и колесо прогресса
Я закачу как можно глубже в лес.
Пускай бурлят глубинные процессы –
Я к ним давно утратил интерес.

Всё – круг. Всё – обод. Хоть разбейся в доску –
Всё будешь той же спицей в колесе.
Расплющу глобус и пойду по плоской
Равнинной среднерусской полосе.

Пока не вьются из бетона гнезда,
И писк, и рык не обратились в речь,
Ещё есть время, и ещё не поздно
Суметь сказать, успеть предостеречь:

«Час пробил на космических курантах –
Уходим мы. Уже в который раз.
И, как она забыла об атлантах,
Земля забудет вскоре и о нас.

А вы ходите, ползайте, летайте,
Меняйте облик свой и адреса,
Но никогда огня не добывайте
И не изобретайте колеса».

* * *
Когда жизнь зажмёт, словно в клещи,
Сердца, что устали любить -
Мы станем делить наши вещи,
Коль нечего больше делить.

До с трещинкой с боку бокала,
До вишни в домашнем вине -
Поделим весь скарб без скандала,
Сопя в гробовой тишине.

Потом мы разделим квартиру
На два одиноких гнезда,
Вздохнём и расстанемся миром
На дни, на года, навсегда.

И, выйдя из этого ада,
Ты, сидя в отдельном раю,
Сама себе будешь не рада.
А я беспробудно запью.

* * *
Смотрю на эпоху и, словно, впервые
Она предстает предо мной –
И люди чужие, и деньги другие,
Сам воздух – и тот не такой.

Как это случилось, что будто из комы
Я вышел полжизни спустя?
По городу, что был когда-то знакомым,
Иду гололёдом хрустя.

Ищу я кого-то, иль это в привычке –
Бесцельно бродить перед сном?
Не помню. На стенах читаю таблички.
Названья молчат о былом.

В карманы втыкаю озябшие руки.
Как эры ушедшей шпион,
Хочу уловить я сакральные звуки
В звучании новых времён.

Пытается ветер свить пыльную вьюгу,
Рекламной растяжкой звеня.
И лешим век новый всё водит по кругу,
Морочит и мучит меня.

Что есть – не моё. А что было – забыто.
Но мне всё слышней и слышней
Как бьют по бетонной брусчатке копыта
Монголо-татарских коней.

ТЕНИ
То справа налево, то слева направо,
Скрипя раздражённо цепочкою ржавой,
Фонарь над колодцем, всю ночь напролёт,
Качается в бездне осенней и тени
Здесь живших задолго до нас поколений
Блуждают за светом – то взад, то вперед.

И в этом блуждании их монотонном
Нет смысла земного. Слежу отрешённо
За жуткой картиной. Нет страха во мне
И странным не кажется шествие это.
Я сам на закате отрёкся от света,
Шагнув за черту. Я на их стороне.

На вечную жизнь я иллюзий не строю –
Что будет со всеми, то будет со мною.
Но больше, чем знать, мне сегодня дано.
То справа налево, то слева направо
Качается Вечность. Не ради забавы
Сегодня в неё распахнул я окно.

Смотрю на пути, что петляют и рвутся,
На тени людей, что навек остаются
Меж нами живыми по-своему жить,
Встречаться, как это велось и ведётся,
Лишь спустятся сумерки, возле колодца.
Здесь родина. Некуда им уходить.

И мне, почему-то, ни горько, ни больно,
А как-то в душе непривычно спокойно
За то, что я с жизнью своей, может быть,
Сегодня лишь только пришёл к примиренью
И пылью дорожной готов стать и тенью.
Мне некуда с этой земли уходить.

 

Сергей ХОМУТОВ
г. Рыбинск 

ДОМ
В закутках нежилого столетнего дома
Тайны прошлого века незримо живут,
Обитают печально до сноса, до слома –
Дом уйдет, а вослед и они уплывут.

Оглашен приговор золотому наследью,
Невозможному в будущем нашем скупом.
Что сегодня сказать мне былому столетью,
Припадая к шершавому бревнышку лбом?..

Мать-окраина, давним восторженным летом
Я с тобою обрел и упрочил родство, 
Ну а если рожден в мире солнечном этом,
То предать никогда не способен его.

Дорогие виденья… Взлетят, словно птахи,
Словно ласточки легкие из-под стрехи,
Но пока по углам и щелям, как монахи,
Стерегут их суровые крестовики.

ПОКОЛЕНИЯ
Почему это нынче сознание режет, 
Хоть проблема, казалось бы, и не нова, –
Поколенья, идущие следом, всё реже
Матерей и отцов принимают слова.

Да, извечная тема, но в случае нашем
Отчужденья такого не произошло, –
Опыт слишком тяжелый был старшими нажит,
Тот, который к трагическим вехам свело.

Тяжело принимать, как сегодня пеняют,
Мол, не знаем чего-то, в другом не правы.
Это пули, что мимо, – сердца сохраняют,
А слова, что сердец не коснулись, увы...


Кто лицо подает, кто красивое тело,
Устремленье себя засветить воплотив, –  
Фотографии нынче – обычное дело,
А не чудо, что в детстве дарил объектив.

* * *
Вспомнишь, как обставлялось подобное действо
Там, в дошкольные, школьные наши года…
Жалко, лишь черно-белым оттиснулось детство,
Просто пленок цветных не имели тогда.

Все восторги тех лет приглушила привычка, 
Нынче, как ты на снимок себя ни примерь, –
Не воскликнет фотограф, что вылетит птичка…
Где набрать столько сказочных птичек теперь?

* * *
Опадает грустно по листочку
Крона жизни, – это всё ясней, –   
Кажется, вот-вот сожмется в точку
Срок от детства до преклонных дней.

Неизменны времени порядки,
Прошлое всегда – единый свод,
Некогда счастливые оглядки
Тяжелей уже из года в год.

Лишь недавно постигал упрямо
То, что после так легко терял… 
Вот уже бросаешь комья в ямы
Тем, с кем ты в песочнице играл.

 

Лариса ЖЕЛЕНИС
г. Ярославль

* * *
Осветил тонкий луч из окошка
поминальную в храме свечу.
На церковной скамье дремлет кошка,
посижу вместе с ней, помолчу.

Отрешенно увижу сквозь пламя
в череде уплывающих лет
лица тех, кого нет уже с нами,
ликов благословляющий свет.

* * *
Пришла зима пушистая
в Крещенский вечерок.
Какая россыпь чистая –
сверкающий снежок!

Возьми, умойся холодом,
небес водой святой!
Над нами звёзды – золотом,
и месяц молодой!

* * *
Над прялкою дремлет Бессмертье…
Столетья пронзая насквозь,
под пряжей земной круговерти
пульсирует, крутится ось,
вплетая ветра и травинки,
и судьбы, и лунную пыль.
Здесь в самой безликой былинке
нетленная теплится быль.
И кто-то во мне – так неявствен,
несмел, неуклюж и непрост,
глядит с вековым постоянством
в долину потерянных звёзд.

* * *
В яркой майской сини –
облаков прохлада…
Я могу быть сильной,
но сейчас – не надо!

Где-то в небе прочерк
вместо нашей встречи…
Не умеем – проще,
не умеем –  легче.

У черёмух ветки
обломали в мае…
Эх, прожить свой век бы,
горести не зная!

* * *
Просите у небес! Просите,
достигнув Стикса страшных вод…
Является тогда Спаситель
и крепко за руку берёт.
Вновь глыбы мрака исчезают,
вновь лики Смерти далеки,
а звёзды нежными глазами
глядят из-под Его руки.
Его дыханьем веет ветер.
Он — в разговорах соловья.
Он — в лучшей музыке на свете,
что знала, да забыла я,
что волжскою волною шепчет
или в лесу шумит сосной…
И День мой расправляет плечи,
и Жизнь моя опять со мной!

ЛЕДЯНЫЕ ЧАСЫ
Сосулька растёт под карнизом,
роняет слезу на балкон.
На лучик точеный нанизан
сверкающий солнечный звон!
От брызг, от весеннего света
прохожие морщат носы.
Срываются капли, и к лету
спешат ледяные часы.
Накапливает и считает
живые секунды Весна.
Сосульку, смеясь, разбивает,
как чашку - на счастье, она! 

 

Анатолий СМИРНОВ
г. Рыбинск

* * *
Четыре стены, потолок и порог,
За ним – людный город, страна…
Из города много выводит дорог,
Но сердцу нужна лишь одна.

Дороги-беспутья, дороги-пути,
Враги сапогам и плащу…
О, если б я знал, по которой пойти,
Чтоб встретиться с тем, что ищу!

Но вновь неизвестность метёт, как метель,
В лицо и идти мне сейчас
За девять морей и за десять земель,
Взирая лишь в сердца компас,

Надеясь, что пуля не сломит висок,
Что ночи просветит Луна…
До истины много доводит дорог,
Но мне суждена лишь одна.

УЛИЦА ЖИЗНИ
Не важно пурга или дождь,
Дни ль ясные, ночи ль, как вороны,
По улице жизни идёшь
С рожденья в одну только сторону.

А если сгущается мрак
И всюду гоп-стопы расставлены,
Вернуться не в силах никак
В квартиры, что были оставлены.

На жизнь добывая с трудом,
Не можешь прервать путешествия,
Всё ищешь и ищешь тот дом,
Где жить до Второго Пришествия.

* * *
В доме без крыши, без пола, без стен
Жил я, как вырос из детских пелен.

Крышей мне – небо и полом – земля;
Стенами – сосны, дубы, тополя;

Окнами – звёзды, а ветер, что дверь…
Чуткий, как птица, и гордый, как зверь,

Я миловал светлоту или тьму
В этом просторном моём терему.

Мерно жужжали, кружа у виска,
Годы, как мухи, как пчёлы, века.

И бесконечно ломала иглу
Молния вечности в красном углу,

Светом шепча, как шуршанием льда:
«Всё умирает, лишь ты навсегда».

Только не верил я в эти слова,
Хмурый, как волк, и седой, как сова.

* * *
Чёрный вечер. Чёрный город.
Чёрный ворон. Чёрный снег.
В чёрном небе чёрный ворот
Вертит чёрный человек.

Что ему и остаётся,
Кроме как перед Судьёй,
Будто из глубин колодца,
Черпать жизнь с земли бадьёй.

Звёзды ясные повисли,
Месяц медленно плывёт…
Много-много светлой жизни
В чёрном небе вмёрзло в лёд!

ПОДКОВА
Немало за жизнь растерял я подков,
Когда, пролетая равниной,
Пришпоривал дни в мякоть конских боков,
Чтоб влиться с судьбой в поединок.

Навряд ли кто нынче те схватки сочтёт
По шрамам души хоть отчасти.
Но, может, он полем пойдёт и найдёт
В бурьяне подкову на счастье.

И ясно услышит, покуда лежит
Стальной полукруг на ладони,
И грохот мечей, и удары копыт,
И посвист вселенской погони.

 

Николай РОДИОНОВ
г. Ростов

В ПРЕДЕЛАХ ДАТ
Ни начала нет, ни конца
Ни у времени, ни у пространства.
И нельзя того отрицать,
Что и поиски их напрасны,

И желание обладать
Безграничным объёмом знаний.
Можно только в пределах дат,
Что тебя, обступив, связали.

Даже вдохов тебе дано
Слишком мало, чтоб насладиться
Сладким воздухом: так бедно
Мировое в земных границах.

Лишь соперничество внутри
Нам порою плоды приносит.
А избавиться от вериг
Невозможно ни до, ни после.

Эх, а нужно ли это нам –
Маета в беспощадном мире
С вечным поиском пополам,
Становящимся только шире?

И уже не хватает лет,
И веков, и тысячелетий.
Ни конца, ни начала нет
У безумства на белом свете.

НУ И ПУСТЬ
Ну и пусть этот мир мой земной относительно мал.
Мир, в котором живу и о чём-то всё время мечтаю.
В детстве я, мне казалось, его хорошо понимал
И любил, а узнав, захлебнулся безмерной печалью.

Ну и пусть будет так. Заслуживший печальный удел,
Не спешу распрощаться, проникнуть в иные пространства.
Кто же знает, что там; может, я и оттуда хотел
Убежать, и нашёл способ с миром иллюзий расстаться.

Как бы ни было трудно, я даже не просто привык –
Жить без них бы не смог, коль знавал их, в краях безмятежных.
Пусть откроется снова портал для земных горемык,
Пусть они обретут беззаботность и радости те же.

Да и мне не навечно доверено это жильё,
Этот воздух, вода, и земля, и земные просторы.
Но пока я живу, это всё, безусловно, моё.
И соседи – мои, буду вечно скучать по которым.

ВОСПЕТЬ БЫ МНЕ
Воспеть? А что дано, чтобы воспеть?
Быть может, неудачи и тревоги
Превознести? Не стоик, не аскет...
Чем обладаю, чем делюсь? Немногим.

То, каюсь, малой толикой грехов,
То серым днём, мной прожитым напрасно.
И мрак, мной воспеваемый, не нов,
И поиски утраченного Спаса.

И что я мог бы вам ещё сказать,
Чем зацепить струну в душе наивной?
Течёт моя горючая слеза
И – поглощается словесною трясиной.

Всё тонет в ней – и боль, и торжество,
И слабое предчувствие восторга
От встреч, что обещает божество –
Простое, восходящее с востока.

Воспеть бы мне одну из этих встреч,
Но так, чтоб всех пронзила боль утраты
Тех чувств, что мне доверено беречь,
Но были мной, бесчувственным, распяты.

 

Любовь МАЛИНИНА-ФОМЕНКО
г. Переславль-Залесский

МОЙ ПЕРЕСЛАВЛЬ
Мой Переславль... Здесь «борщевик» стадами
Пасётся вдоль дорог и на лугах,
Здесь ждёт туристов самый синий камень,
Едва не превращённый ими в прах.

Здесь столько мной исхоженных тропинок,
Родных и тёплых улиц, площадей.
Здесь кладбище, заросшее люпином,
И тихий холмик мамочки моей.

Здесь всё, что я люблю, храню и славлю
И каждый день, и каждый краткий миг...
Судьбы моей начало – в Переславле,
Всё остальное – просто черновик.

ЭТО МАМА
Все печали мои белым пологом
Кружевная метель замела –
Это мама моя белым облаком
На рассвете по небу прошла.

Дорогими знакомыми лицами
Снова полон родительский дом –
Это мама моя синей птицею
Незаметно взмахнула крылом.

До души прихватило, до донышка, 
На коленях послушно стою, –
Это мама моя ясным солнышком
Обезболила душу мою.

Обойдя все невзгоды и битвы я,
Проживу, никого не виня, –
Где-то рядом святою молитвою
Ангел мой охраняет меня.

 

Елена ИВАХНЕНКО
г. Рыбинск

ВЗРОСЛОМУ СЫНУ
Ты не здесь. Ты в северной столице.  
Впереди меня не ты идёшь. 
Просто паренёк в таких же джинсах
На тебя издалека похож.

Он как ты, такой же долговязый,
Курточка похожая на нём. 
Только б шёл помедленней. Не сразу,
Не за этим скрылся бы углом…..

НА ОКРАИНЕ
Здесь, на окраине города
Избы в снега вросли.
Как островок отколотый,
Этот клочок земли.

По вечерам с работы я
Здесь прохожу пешком.
В сумерках избы кроткие
Дышат печным дымком.

Тропки едва протоптаны.
Редкий фонарь горит.
Слышно, как за воротами
Снег во дворе скрипит.

Словно в былом столетии
Я оказалась тут.
Окна глядят приветливо,
Словно меня и ждут.

Словно зовёт бесхитростно
Дом с кружевной резьбой,
Словно я здесь и выросла,
Я, с городской судьбой.

Вроде всё просто: вечером
Светят на снег огни.
…Жаль, что родных не встречу я.
Нет здесь моей родни.

Вдаль ухожу, и чудится –
Кто – то глядит вослед.
А оглянусь – на улице
Больше людей – то нет.

 

Валерий ГОЛИКОВ
г. Гаврилов-Ям

ГУСИ
Взлетали гуси с зеркала воды
И озеро будили горьким криком,
И падали в смятении великом.
И плыли по воде круги беды.

Кружили птицы над страной отцов,
Прощались с краем, что всегда любили,
Где перед летом вывели птенцов,
Где вожака охотники убили.

Но через зиму, раннею весной
Они опять вернутся в край родимый.
В свой прежний мир любви неповторимой
И снова будут рисковать собой.

ПЕРЕД БАНЬКОЙ
Под колуном как сахар колются
Березовые чурбаки.
Встречает зимушку околица,
Тепло готовят мужики.

Идёт снежок, мороз кусается.
Звук колуна, как клавесин.
Дровишки весело бросаются
На кучу пышную лесин.

Потом в поленницу уложится
Рядком берёзовая кладь.
А дальше банькой подытожится,
Да так, что с полога не встать.

 

Николай ГОНЧАРОВ
г. Ярославль

СРЕТЕНСКИЙ ВЕЧЕР
Так тихо, что слышно, как падает снег,
Ложится на пасмурный сретенский вечер,
И кажется, сыплет мгновеньями век
На конусы ёлок, на шапки и плечи.

Лишь дятел шифровки всё шлёт в никуда,
Сбивая снежинок магический шорох.
Как жаль, что кукушки пророчат года —
Мне дятел бы их подарил целый ворох.

Здесь чувствуешь, как наши годы идут,
Но ты с озорством этот миг нарушаешь —
Слепила снежки из пушистых минут
И, звонко смеясь, мне их в спину бросаешь.

Нас лес прикрывает собой, словно щит,
Даруя покой заповедного края,
И время, как снег, под ногами скрипит,
За нами глубокий свой след оставляя.


* * *
Настало время мудрости души,
Жизнь благосклонно проявила милость;
Теперь уже бессмысленно спешить —
Успел лишь то, что по судьбе свершилось.

Вобрав весь опыт дедов и отцов,
Его осмыслив и взвалив на плечи,
Теперь могу по лицам мудрецов
Распознавать грехи их человечьи.

Настал тот час, когда понять пора,
Что лишь друг другу мы необходимы,
Что у детей давно своя игра
И нам вдвоём встречать седые зимы.

Осталось лишь спокойно осознать,
Что зрелый возраст — лучшая награда,
И ощущать друг с другом благодать,
И понимать друг друга с полувзгляда.
БУКЕТ
В день земного умиротворенья,
Нежным майским вечером, ты помнишь,
Я принёс домой букет сирени,
Пряным счастьем комнату наполнив.

Веря в судьбы — так или иначе,
И в приметы призрачного рая,
Ты искала звёздочки — к удаче,
Крестики цветков перебирая.

Но удачу мы не там искали:
По-девчачьи мудро и степенно
На полу две звёздочки играли,
Кукол теребя самозабвенно.

Грешен! Я ни розы, ни гвоздики
Не дарю, тебя чуть огорчая,
А дарю поляны земляники
И весёлый ситец иван-чая.

Друг за другом годы пролетают
Словно строчки из стихотворений,
С тех далёких дней оберегают
Нас простые крестики сирени.

ВРЕМЯ
Всего лишь миг дарован быть нам вместе
В неповторимом этом мире тленном.
Мы гости в его сказочном поместье
И узники его одновременно.

Всё больше с ним срастаемся с годами
И без ошибок узнаём по стилю:
На старых фотографиях — штрихами —
Дизайну джинсов и автомобилей.

Ход времени фатально неизбежен
Согласно высшей воле провиденья,
Песчинки всех вселенских побережий
Пересыпает вечность по мгновеньям.

Бесстрастно управляет всем на свете,
То замедляет бег, то ускоряет
И световою скоростью столетья
Пространства наших судеб искривляет.

 

Юлия ЗАЙЦЕВА
г. Гаврилов-Ям

БЛАГОДАРЮ…
Благодарю тебя, что ты не бог,
что есть в тебе и слабость, и подвох,
усталость, пустяковые полчуда,
которые ты превратить бы мог
в зеленый чай и плавленый сырок.
И море из гостиничной посуды

не выливалось на пол ни сейчас,
ни через час, ни даже после нас.
И ничего нигде не изменилось:
и стрелки не зависли на часах,
и мир стоит на тех же трёх китах,
и бьётся его сердце там, где билось.

Благодарю за то, что по воде
ты не пройдешь, что в крылья не одет,
что сломан, как китайская вещица.
Но занят маг, забит его верстак,
а я боюсь, что починю не так, -
никчемная я, знаешь, мастерица.

Благодарю за то, что всемогущ
не ты. За то, что голосу присущ
надрыв. И хрипота, и безнадёга.
А мне стоять спиною на восток,
благодарить тебя, что ты не бог.
Благодарить, что так похож на бога.

ГАЛКА
В Крещенье шёл не снегопад - крахмал,
и ветер тротуары обметал,
как грязную столешницу - кухарка.
Голодная, взъерошенная галка
довольствовалась тем, что Бог подал.

Она влетать повадилась в окно
и отличалась голубым пятном -
Господней несмываемой отметкой,
как будто бы небесного щербета
попробовать ей было суждено.

Мой друг твердил, что не поэт пока,
но в этот день, как после кабака,
разило от него стихотвореньем.
Он птицу с небывалым опереньем
учил азам родного языка.

Она бумагу помнила на вкус
и Пастернака знала наизусть,
но только не могла понять ни звука.
Её вниманье отвлекали булка
и нитка из цветных стеклянных бус.

Когда решилась галка на разбой,
нить лопнула, и выпал снег цветной,
и бусины проваливались в вечность.
Ходил Господь по улице пустой,
пшеничный хлеб летел ему на плечи.
Как никогда несчастной галке той
хотелось говорить по-человечьи.

Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ…
Я больше не хочу писать с надрывом,
я больше не хочу писать в надсад.
У бабушки заплодоносил сад,
и яблони похвастались наливом.
Мне через месяц восемь. Сталинград
уже спасён контуженным Лукой,
и по утрам с соседнего района,
он шаркал и позвякивал клюкой,
меняя папиросы на талоны.

Я больше не хочу писать про боль,
когда от боли выдумано средство.
Есть боль неизлечимая из детства,
для остального создан кеторол.
У бабушки накрыт успенский стол,
пол-улицы заходит по-соседски,
и пьяный дед "Во кузнице" завёл.
Вцепляясь крепко в бабушкин подол,
я так боюсь, что ожил Джельсомино,
мне скоро шесть, и я ещё любима.

Я о России не хочу писать,
я ничего не знаю о России.
Я помню одноместную кровать
с матрасом белым, одеялом синим,
и тумбочку с початым анальгином,
и бабушке неймётся умирать.
И если что похоже на Россию -
моя неунывающая мать,
её неиссякаемая сила.

 

Мамед ХАЛИЛОВ
п. Пречистое

* * *
Нам ничего не повторить с начала,
Хотя любовь и не была обманом.
Но музыка той страсти отзвучала,
И время всё заполнило туманом.

И только память о недостижимом
Томит порой предчувствием неясным,
И сгустки теней проплывают мимо,
Тревожа душу образом прекрасным.

Но ничего не повторить с начала,
А может, и пытаться нам не надо
Услышать вновь, как иволга кричала
У озера под ливнем звездопада?

Любовью не пресытить, а изранить –
Иной у жизни, может, нет и цели.
Вот в этом суть, чтобы осталась память,
Вплетая в вечность краткие недели.

Для нас ночная птица замолчала,
И жизнь идёт, неведомым пугая.
Судьбы своей не повторить с начала –
И я уже не тот, и ты – другая.

Но звёздный ливень, птицы крик нездешний
И мука, и блаженство тех мгновений,
Чем одарил Господь порою вешней,
Вернутся там, где нераздельны тени...

ВЕСЕННЕЕ УТРО В СТЕПИ
Слышишь,
чабан играет на свирели
в степи за Цаган Аманом,
в калмыцкой степи...

Ничего не говори:
послушай,
сперва послушай
эту тоскующую нежность любви,
эти переливы
в музыке растворённой страсти,
а потом – умри,
всё равно
иного способа не найдёшь
осесть на тюльпаны
слезами росы
под пологом шафранным
ранней зари.

Ничего не говори...

ВЕСНА
Тают серых сумерек разводы,
В форточку врывается весна.
Через расстояния и годы
Ранит взора давнего блесна.

Ты со мной, ты явственна до дрожи.
Снова невесома и легка.
Ластишься ко мне, касаясь кожи,
Лёгким дуновеньем ветерка.

Эти строки вырвались случайно –
За затменья миг не упрекай:
Я не выдам девственную тайну –
Музыку любви навеял май.

Ты прости, что чувство длится дольше
Взмаха встречей вспугнутых ресниц.
Я тебя не потревожу больше
Ни весенним сном, ни пеньем птиц.

Но на память заслужил я право
Тем, что верен был тебе одной,
Тем, что пригубил любви отраву,
Поднесённую твоей рукой.

Всё же ни о чём я не жалею,
Я бы снова повторил свой путь.
Только жаль, что этот стан и шею,
Этот взор и голос не вернуть.

***
Я пылью стал у ног твоих,
Но ты смела её устало,
Не зная, что твои следы
Лишь эта пыль и сохраняла…

***
Уйти бы в эту ночь сырую,
Растаять без следа во мгле,
Любить и проклинать другую
На этой горестной земле.

Но нет, другой такой не будет –
Одна звезда в моей судьбе.
Тот, кто тоску мою осудит,
Пусть любит равную тебе.

Уйти бы в эту ночь однажды
И знать, что пробужденья нет,
Чтоб вновь с неутолимой жаждой
Из тьмы цедить твой силуэт.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную