РОСТОВСКИЙ АЛЬБОМ - 2019
Весенний поэтический букет
с берегов Дона всем писателям Союза!

Людмила Андреева
Елена Арент
Ольга Губарева
Юрий Карташов
Анна Ковалёва
Игорь Кудрявцев
Виктория Можаева
Клавдия Павленко
Алексей Сазонов
Ирина Сазонова
Борис Стариков
Галина Студеникина
Дмитрий Ханин
Виктор Шостко

 

Людмила АНДРЕЕВА, г. Азов

 

Возвращайся

Слишком óмутно в городе. –
Каждый второй бежит
от себя и от будней,
что выверят на излом...
Возвращайся ко мне. –
Без тебя не умею жить.
Это горькая видимость –
свет в очаге моём.
Мне от города этого
древнего –
ни на шаг...
Все дороги – к нему,
все бесчисленные пути.
Но ты где-то, далёкий,
и я не могу дышать,
наш потерянный рай
не в силах сама спасти.
Горек воздух весенний.
Безмолвен Азов, – грустит.
В нём надежда на время,
что может порою – вспять. –
По маршрутам обратным
возможно себя найти. –
Древний город и я
готовы тебя встречать.

Фонари

Утихли окна.
Утомились души.
Ушедший день –
ещё одна строка.
Витают сны
над городом уснувшим.
Ликует ночь –
блаженно-глубока.
И мне не спится.
Созерцаю с грустью –
как одиноко
дремлют фонари. –
Простуженным,
слепым бродягам-
чувствам
до вечности
они – поводыри.  

Осенняя дымка

В иллюзиях осени
гаснут мои мечты. –
Всё тише твой голос,
всё призрачней образ твой...
Теряя надежду,
опять развожу мосты,
и время стекает
в неведомое –
листвой.
И мечутся души,
желая постичь предел,
но каждой из них –
только временность на Земле.
Им, «птахам»  безмолвным,
свободным от грешных тел,
иллюзии осени –
приторно-горький плен.
Сквозит одиночеством
тщетность ушедших дней.
Аморфность пределов
довлеет над пустотой.
И пусть не отыщешь
ни ближе нас,  ни родней,
Мы –
всё-таки дымка,
плывущая  над мостовой...  

Дождь

Не приласкаешь, не прильнешь...
Как это больно.
Смеётся иронично дождь
самодовольный.
На расстоянии дождя,
что в четверть века,
почти что ты, почти что я. –
Два человека.
К тебе – душой...
Но дождь силён,
бескомпромиссен. –
Хранит гармонию времён,
их суть и смысл.
Он – страж, забвением грозя,
вещает грубо:
«О том, чего вернуть нельзя,
молиться глупо».  

Ожидание

Напиши мне из прошлого –
из незабвенной любви. –
Снова холодно сердцу,
оно вспоминает весну...
Пусть внезапно и властно –
как птицы –
посланья твои –
через сны и реальности
в грустную душу впорхнут. –
В ней туманы бессонные,
тяжесть осенних дождей,
бездорожье зовущее,
боль и тоска по любви.
Напиши, не жалей...
Из безоблачно-праздничных дней.
Разбуди мою кровь
и надежды, прошу, оживи!

Восклицают случайные –
«Слово не может спасти".
И тревожат родные –
"Не плачь ни о ком, не греши...»
Но случится апрель...
И поможет согреть и простить,
если сможешь,
далёкий,
единственный мой...

Напиши...

 

Елена АРЕНТ, г. Таганрог

Марина Цветаева
(акростих)

Море тебе подарило имя,
Адова глубина:
Рок, наваждение, брызг лавина...
Имя твоё – волна.
На каменистый берег сбегает,
Алчущая зари
Цвета огня, чья судьба мирская
В пепел земной сгорит.
Единокровна с вечной свободой,
Тонущим звёздам близка.
Аве, волна, чья дика природа:
Есть в ней поэзия небосвода,
В ней – отражённая до исхода,
Алого неба тоска.

Два окошка

Ветром тёплым встревожены –
в рамах – стёкла.
Зиму долгую прожили,
светом тёплым
дали выпоив дальние,
понемножку
приоткрылись, оттаяли
два окошка.
То признанья, то жалобы –
сердце сердцу –
не мутны, не заржавлены
два озерца.
Полонённые тучами,
вешним снегом,
всё глядят, неразлучные,
небо – в небо.
Беспокойными стражами
в доме отчем,
словно мамины влажные
очи, очи.

Оттепель

Вновь оттепель, и воздух полон влаги,
поэзии и сказки неизбежной –
и вот уже кораблик белоснежный,
вмиг сотворённый кем-то из бумаги,
в приволье заповедное отпущен.
Кораблику вослед гляжу пытливо
с ожившего прибрежия залива,
где, в тёмной бронзе, так задумчив Пушкин…

Мелькают дни...

        Ольге Кириленко
Мелькают дни, дела, дороги, лица –
век человеческий, по срокам, невелик:
неуловим, спешит за мигом миг –
и ни один уже не повторится...
И только чуткому художнику подвластно
уменье чудотворное – сберечь
в рисунке, в камне, в слове не напрасном
мгновенья ускользающего речь.

О прожитом…

О прожитом, о сокровенном,
о снах, о вере, о весне –
волненья страстного Верлена
перекликаются во мне...
Потёртый томик вновь открою
и лампу старую зажгу,
и, наблюдая за игрою
слов, чувств и мыслей, стать смогу
парящей птицей, морем, лодкой
и меланхолией ночной,
одним затменьем, и одной
улыбкой кроткой…

В одном ли зеркале...

В одном ли зеркале, во множестве ль зеркал
искала дерзкий шрам над бровью?
Не торопилась выронить бокал
с твоею нелюбовью.

Не торопилась в лязге поездов
рассыпаться на строки
и уронить на белизну листов
тень временной своей мороки.

 

Ольга ГУБАРЕВА, п. Сандата Сальского р-на

***

Я – по белому по снегу,
Я – и по золе…
В жизнь – с разбега,
В смерть –  с разбега,
Всё одно – к земле.

Никуда от этой веры
Сердцу не уйти.
Быть ли крайним,
Быть ли первым –
Лишь бы быть в пути!

А когда устанет сердце,
Бег замедлит кровь,
Я приду
К огню погреться,
Что зажгла любовь.

И у этого кострища,
Где огонь кружит,
Может быть,
Душа отыщет
То, чем дальше жить!

Провинция

Сыплют в землю с неба звёзды-льдинки,
Путаются в выкосах жнивья.
Как живёшь, российская глубинка,
Тихая провинция моя?

От Кремля Московского далече –
У тебя своя печаль и боль.
У тебя свои суды и вече,
И позор, и слава, и любовь.

Что тебе элитные бомонды,
«Звёзды», о которых столько лгут?
Не выходят никогда из моды
У тебя терпение и труд.

Ими только счастлива и свята,
И Москве отсюда не видна.
Ты хлебами тучными богата,
Дивными талантами красна.

Из глубинки черпаются силы
Для побед и подвигов страны.
Будешь ты всегда крепка, Россия,
Если здесь, в провинции, сильны!

Сосед

                Володе
Играет на гитаре мой сосед,
Перебирает струны не спеша,  
Своей гитары у соседа нет,
Но есть, по счастью, дети и душа.

Звонкоголосой, шумною гурьбой
Они приходят навестить меня,
И я прошу: «Давай, дружище, пой!»
И замирает сразу малышня.

Мой кот, моя собака, мой петух
И дом, и даже дальние дворы,
Насторожившись, обостряют слух
От этой замечательной игры,

От песни, что поможет каждый раз
На жизненном нелёгком вираже.
И свет летит из ясных детских глаз,
И не погаснет никогда уже!
 

27  июля
                           
                  Г.Б.
Весь день сидела у окошка,
Высматривала: не идёшь?
Прошли оранжевая кошка,
Старик, две девочки и дождь.

А ты не шёл, и, впав в кручину,
Я сотни кар приберегла.
Тебя, любимого мужчину,
Я истязала, как могла.

Я мысленно четвертовала
И, воскресив, сожгла потом.
Мне показалось, это мало.
В придачу я спалила дом.

И столько злости накопилось,
И столько вспомнилось обид…
Коль ты б пришёл – вдруг так случилось, –
То был бы тот час же убит!

…А ты пришёл и стал в проёме,
Когда б не стоило и ждать.
И всё, что не сгорело в доме,
Я сразу кинулась спасать.

И, пальцы в спешке обжигая,
Спасла я фото из огня.
А с фото женщина другая
Смотрела дерзко на меня.

Кот

Снова мартовские коты
Ушки чистят и шкурки гладят.
Кот мой рыжий с весной на «ты»,
Тоже где-то местечко ладит.

По утрам, заглянув домой, –
Для порядка, лишь на « немножко»,
Мчит по крышам над головой
На свиданье к соседской кошке.

Та как будто его не ждёт:
Мордой вертит, вовсю хлопочет,
По законам всех дам живёт:
То ласкает, то когти точит…

Нет, конечно, она-то  «за»:
 – Но какой-то он больно рыжий,
Плутовские его глаза…
Верно, хам –  их я  точно вижу! –

И по морде – ба-бах! – скорей,
Уж она своё дело знает!
Знаешь, рыжий, среди людей
Это тоже порой бывает.

Так что жди, мой мохнатый, жди.
Кошки тоже бывают слабы,
Или лучше к дружкам сходи.
На фига тебе эти бабы!

 

Юрий КАРТАШОВ, ст. Вёшенская

***
Синяя степная ящерка
Во зелёной мураве –
Сочный росчерк настоящего
По задумчивой канве,

Точно слово заповедное
От родимицы-земли,
Что не молвили под ветрами
Пожилые ковыли…

Промелькнула и растаяла
В неразведанном краю,
Зародила и оставила
Думу новую мою…

Туранская тяга

Прищурив узки глаза,
Наполненные слезами,
Покщусь я на образа
И донесусь до Казани,

Острой, как шашка, душой
Пронзая полынный воздух…
Наверно, я там не чужой  –
Крест, полумесяц, звёзды…

Наверно, внутри меня
Азия застонала,
Ей нужно родного огня,
Снега и льда ей мало.

Ей нужно: степной простор,
Гортанные крики ветра,
Врага – за кадык, в упор
И друга с адатом заветным.

Ей нужно: накал зрачков
И злое живое чувство,
Чтоб лопались ширмы очков
От истинного искусства!

Орнамент  любви от губ
На смуглые щеки жали
И мой басурманский чуб,
Что может ласкать и жалить!

И жажда моя, как аркан,
Хватающая с полёта,
И сердце – скакун, барабан,
Дрожащий от сил и намёта!

Ах, ночь! – как шаль и клинок,
Златую махру надпоровший!
Какой же мой предок зарок
Всевышнему дал хороший,

Что кровь моя, закипев,
Аукнула по-татарски?!
И рвется из уст напев –
Пронзительный и бунтарский!

Смерть казака

Орёл на небе клекотал,
Под кручей Терек рокотал.
Сжимая сломанный кинжал,
Казак изрубленный лежал.
Рос в головах ракитов куст.
И слово из заклёклых уст
Просилось в воздух горовой:
«О Боже, я ишо живой!»
Виденье к воину пришло –
Провисли косы тяжело,
Большие звёздные глаза
Вдруг заслонили небеса.
Казак узнал лица овал
И в губы смерть поцеловал… 
  
***

И заморозки, словно конокрады,
Под утро майское крадутся к хуторам…
И тишина – стекло оконных рам –
Ещё не вздрогнула, моля пощады.

В объятия сграбастав, как невесту,
Несёт курган садов вишнёвых ворох…
И сыроват ещё сверчковый порох,
Что пырхает то к месту, то не к месту…

 ***          

Любить так любить! Чтоб летели травы
Под вымах дончацких копыт,
Чтоб прыгало небо от скачки-забавы
И ветер светло был испит!

Кидать раскалённое конское тело
Из лога на гнутый курган,
Чтоб каждою жилкой оно прозвенело.
И так – на зазнобы обман

Себя, опалённого скачкой, представить,
Дарить комплименты, духмяную шаль.
И гордость красавицы лаской забавить –
Ах, братцы, мне вовсе не жаль!

Но, гикнув, умчаться в цветущую замять
Ещё не обрюзгшей, не сытой весны…
А злое лобзанье оставить на память,
На грусть, на бессонье и  сны!

 

Анна КОВАЛЁВА,  г. Волгодонск

* * *
Среди людей, не в одиночку,
с  бедой   и  радостью  живу.
И есть кому затеплить строчку,
и есть
         к кому склонить главу.
Один зажжёт, второй остудит,
о третьем – вечно  горевать...
В мир выводя, «гляди, как люди», –
меня  напутствовала  мать.
С годами  и  утрат  побольше,
и путь всё круче и  трудней,
но твёрже мамино:
           – Не бойся,
пока   живёшь   среди   людей.

Была весна

Капель весёлая зацокала
и нежным розовым огнём
зарделось дерево высокое
в окне расшторенном моём.
Встающий день
спеша приветствовать,
запели птицы меж ветвей,
и захотелось соответствовать
их пенью и картине всей,
открывшейся в дали безбрежной,
(как будто вынутой из тьмы!)
такой счастливо безмятежной,
такой забытой средь зимы...
И сердце дрогнуло...
Но тело,
предпочитая немощь сна,
понять его не захотело.
Осталось лишь: была весна...
на незаполненной странице.  

* * *
Сдаюсь,
сдаюсь весне на милость
и сбрасываю скорость бега!..
Кора берёзок обновилась
до белизны белее снега.
Всё-всё!
Останусь здесь, в долине
больших снегов, таящих воды,
в кругу берёз, под сводом линий,
начертанных рукой свободы,
на ложе двух стволов, сплетённых
так крепко, что лишь смерть сильнее,
пока на красновато-тёмных
ветвях последний луч сомлеет...
Покой...
Покой меня остудит,
и кротость разольётся в теле,
и снова мне приснятся люди,
прекрасней, чем на самом деле.
И, главное, сама я буду
средь них - отзывчивей лучины
и возвращусь к простому чуду -
любить - без меры, без причины!..  

Вера

На крыше веточка рассвета
как дня приветливая весть.
Мне надо знать, что где-то, где-то
в далеком небе солнце есть.
Мне надо знать, что сумрак сгинет,
что парус в море чист и бел,
что ветер мой остался синим,
а ты, как прежде, горд и смел.
Мне надо знать, что утро будет,
что травы вспыхнут – зелены,
что мы опять навстречу людям
пойдём в огне своей весны!

* * *
Зацветали любви нашей маки,
Серебристых дождей невода
опускались в прибрежные злаки...
Боже, как я была молода!

И не шла, а струилась, светилась
та дорожка среди камыша,
по которой к нам солнце спустилось.
Боже, как я была хороша!

А потом время вывело маки,
по лугам нашим выжгло траву...
Я рисую солярные знаки
и живу...
Боже, как я живу?!

 

Игорь КУДРЯВЦЕВ, Ростов-на-Дону



ДВУСТРОЧНИК

"Детектив"

Обняла, не сняв перчатки...
А на сердце отпечатки...

Свидание

Две любви сошлись в одну
И затеяли весну.

Шестиструнка


Это ж надо, – у гитары
Целых три влюблённых пары.

Показалось

На гитаре лопнула струна,
Показалось – ойкнула весна.

Семиструнка

Жизнь такая, старина, –
Стала лишнею струна.

Наоборот

Прихожу к любимой спозаранку:
Утро – это вечер наизнанку.


Сюжет

Сюжет любви довольно прост:
Венчальный тост – домашний пост.

Всё

Хоть полмира обнови, –
Всё от скуки и любви.


Супружеский долг

Это, друг, придёт с годами –
Отдавать его деньгами.

Старость

Сказала старость: "Боже мой,
Как хорошо стареть весной..."

Вселенная

На Земле среди светил
Я фонариком светил.

Шторм

В небо просится волна –
Не пускает глубина.

Парадокс

Поймёт меня Земля, а не округа –
Вражда врага полезней дружбы друга.

Букварь

Поселили в книжку маму,
Чтобы вечно мыла раму.

Страус-неудачник

Бежал и думал по дороге –
У птицы главное не ноги.

Научный факт

Вспоминайте иногда:
Мы – вода, вода, вода...


Совет

Не мучайся с похмелья, старина,
Не от вины похмельная вина.

Шли

На охоту шли в охотку
Три ружья и ящик водки.

Вопрос-ответ

Что такое, братцы, живность? –
Неубитая наивность.

Такое дело

Дорога мечтала... При этом
Ходила в обнимку с кюветом.

В зоопарке

Люди смотрят на зверей,
Звери смотрят на людей.

Характер

Снег летит и тут же тает –
Быть позёмкой не желает.

Патриарх

Говорил душой... Запало это:
"Внешний блеск без внутреннего света".

История

История длинна по книгам...
А жизнь, увы, проходит мигом.

Остановил

Бежало время под рукой, –
Остановил его строкой.

Солнце

Отразилось в луже

И не стало хуже.

 

Виктория МОЖАЕВА, х. Можаевка Тарасовского р-на

***
Терновой ягодой с куста
Я угощусь в осеннем злате,
Октябрь подобием креста
Горит на звёздном циферблате.
Брожу в сиянье и огне,
Гляжу ослепшими очами,
И солнце светит в спину мне
Такими добрыми лучами,
Скакала сойка возле пня,
Теплом последним обогрета,
И не заметила меня,
Неотличимую от света.

***
Предавали Родину и веру,
Оставляли мёртвых по полям,
Украина славила Бандеру
И желала смерти москалям,
И в пыли растерзанного праха,
И под хламом взорванных мостов,
Холодела Родина от страха
У поклонных каменных крестов,
И опять по небу птицы, птицы
Торопились в лучшие края,
Словно пепла серые частицы
От врагом сожжённого жилья,
И подняв коричневые веки,
Выползали Вии из земли…
И тоска… как будто бы навеки
Покидают землю журавли.

***
Мне не снится уже ничего,
Словно полог скользнул обрываясь,
Где-то бродит моё естество,
От меня темнотой закрываясь.
Что я вижу и что говорю
В том сокрытом и призрачном мире?
Приближается жизнь к октябрю,
И мечтает земля о кумире.
И опять тот же шёпот больной
На изгибах осенних излучин:
Что же будет с моею страной,
Где никто ничему не научен?
Сядут вороны на купола,
И промолвит бродяжка слепая:
«Я не знаю, куда я пришла,
По опавшему праху ступая,
Так далёк и неровен мой путь
И нельзя мне от слёз отереться…
Приютите меня кто-нибудь,
Дайте мне у огня обогреться…»

***
Куда ведёт дорога эта,
И что в округе за страна?
Куда не глянешь – на полсвета
Поля и дождь, и тишина.
Есть у души свои смешные,
Лишь ей знакомые ходы:
И вот деревья, как родные,
Руками машут от воды.
И капель тонкие живинки
Холодной чувствуешь щекой,
И прошлогодние травинки
Пригладить хочется рукой.
И то, что тайно, – очевидно,
А то, что явь, – не узнаю.
И лишь людей совсем не видно
В преобразившемся краю.
С людьми я запросто расстанусь,
И не заплачу, уходя…
Блаженной дурочкой останусь
Среди полей, среди дождя.

***
Сестра моя, сестричка,
Пшеничная косичка,
В глазах твоих застыла
Днепровская вода.
Так как же это стало,
Что быть ты перестала
Такою, как любила,
Любила я всегда?
А помнишь, как, бывало,
Плясала и спивала,
И в хате половицы
Ходили ходуном?
Так как же так случилось –
Зачем ты обручилась,
Как в сказке, обручилась
С проклятым колдуном?!
Сестра моя, сестричка,
Кровь русская – водичка,
Усеяны погосты
Могилами детей…
Как оборотень, воешь,
И их уже не скроешь,
Те страшные порезы
От ведьминых когтей.
Подняться нету мочи,
Закрылись кари очи,
Отравленное зелье
Из лап змеиных пьёшь…
Сестричка Украина!
Душа у нас едина,
И ты, в меня стреляя,
Саму себя убьёшь.
У них – костры да плахи,
Расшитые рубахи,
Кровавые знамёна,
Чубов лихой завей,
Они дождались часа,
Не слышен клич Тараса,
Уже сбивают ляхи
Кресты с твоих церквей…
Мы были две сестрички,
Как в паре черевички,
И счастье, и несчастье
Делили наравне…
Открыты мрака жерла,
И панночка померла,
А я ещё не верю,
Что это не во сне.

 

Клавдия ПАВЛЕНКО, Ростов-на-Дону

***
Пожелтели паутели,
тихо листья облетели –
ласточками – в пыль.
Век сомнений
и смятений.
Тихий вздох
костлявой тени
старой Изергиль:
 – Как вам, люди,
удаётся
жить, когда
в груди не бьётся
сердце от любви…

Мне была она,
как солнце,
грела жарче,
чем червонцы…
как их   там…рубли…
Я своё уж отлюбила…
в жизни стольких
погубила…
и с ума свела…
Хоть устала
и остыла,
имена – перезабыла…
знаю, что жила…

***
Четвёртый месяц лета
так лукав,
как будто про меня
все тайны знает,
бездушно
шантажирует-терзает
и предлагает
сонмище отрав.

Нагрянет
горизонта бирюзой,
попутно наведёт
на небе глянец –
и вдруг, дождинки
скатится слезой,
бессонницей-тоской
в окошко глянет…

В руках мужских –
как тать –
подстережёт
пучком оранжево-
багряных веток,
в душе незащищённой –
напоследок –
шутя –
росинку-дырочку
прожжёт…  

***
Навестила
свою деревню.
Ох, повыросли
все деревья!
Или ниже
поплыли тучи?
Или выше
взобрались кручи?!

Тишина, –
заложило уши.
Над тропинкой –
как гири – груши…
Ветерок
холодит лопатки.
Сладкий воздух.
Такой же сладкий!!!

Крикнул «здрассьте!»
пацан безбровый.
Промычала
два «му» корова.
Все девчонки
с кудрями «блонда»,
синь от глаз их –
до горизонта…

Окна – сказками
кружевными.
Вишни – ранами
ножевыми…  
 
***
Деревья – как люди –
скучают средь буден,
грустят и стареют.
В молитвах о чуде,
на солнышке греют
то плечи, то груди.
Гадают по звёздам,
кем мир этот создан,
для их ли  потребы.
То неги мимозной
попросят у неба,
то осени грозной…

То, страстью пылая,
стихи сочиняя, –
издёргают струны,
то песня шальная –
во власти подлунной –
так странно иная…
Деревья страдают,
цветут-увядают,
от нежности плачут.
Листва улетает.
А что это значит, –
деревья не знают…  

***
Поклониться
ветру в пояс
как-то мне пришлось.
Будто низко
в грядках роясь,
гнуться довелось.
Кружевные сосны-ёлки
порассыпали иголки,
спутали всю вязь,
надо мной смеясь.

Этот
ветер-нахалюга
вырвал весь бурьян.
Как большая
центрифуга,
как хмельной буян,
закружил траву
и листья
в вальсе…нет,
скорее, в твисте, –
ринулся ко мне,
стукнул по спине.

Платье
длинное из шёлка
сдёрнуть захотел,
будто лёгкую
футболку,
рвал на мне, вертел.
Я петляла
еле-еле,
шёлк пульсировал
на теле.
Пальцев  не разжать
и не убежать…

Алексей САЗОНОВ, п. Шолоховский Белокалитвенского р-на

Шаман

Где-то, полярною ночью угрюмой,
Пляшет шаман у костра, перед чумом.

Скачет шаман, пляшут тени живые,
Пляшут одежды его меховые.

Сыплются с бубна то звоны, то стуки…
Крылья раскинул шаман или руки?!

А над шаманом в Небесном камланье
Кружатся духи в полярном сиянии.

Хором поют, в прихотливом скольженье,
Голосом вьюжным свои откровения: 
 – Звёздные реки струятся сквозь души;
Ну же! Внимай откровениям, слушай!

Хочешь – расскажем,  зачем вы живёте?
… Жалко, что вы всё равно не поймёте!
                  
Зачем мне в России Эллада...

Зачем мне в России Эллада,
Рожденному в пору снегов?
Но внутренний свет, как лампада,
Мерцает с её берегов.

Горит так пронзительно-внятно,
Когда опускается тьма…
Схожу ли с ума? Но приятно
Сходить от печали с ума!

Ах, память, ты не виновата,
Что изнемогаешь без сил!
Всё кажется мне, что когда-то
По козьим тропинкам бродил…

Я помню вкус фруктов и хлеба,
Я помню бездонную мощь
Лазурного южного неба
Над сумраком лавровых рощ.

Парили легко, как бумага,
Снега олимпийских вершин…
Смолистую терпкую влагу
Хранил запотевший кувшин…

Мне ночью рисуются знаки
Акропольских белых ворот;
Задорно и грустно “Сиртаки”
К Эгейскому морю зовет.

Я давно не касался стремени...
               
Я давно не касался стремени
(Пыль скитаний – не сны в постели!)
Дом мой тонет в пучине зелени,
Захлебнувшись в прибое хмеля.

Я запрятал седло дорожное
В дальний угол, своей рукою:
Не нужна суета тревожная
Ждущим отдыха и покоя!

И казалось, конец бы повести,
Да скорбит по бездомной воле
Чёрный грех на нечистой совести –
Конь, хранимый в тепле и холе.

Он под дверью гремит подковами.
Он на землю роняет пену;
Он хозяину непутёвому
Не желает прощать измену…

Объяснить бы, что нет предательства –
Просто  разные интересы,
Только что ему обстоятельства?
А ему б – через поле – к лесу!

И однажды засовы сброшу я,
Поскачу, по весенним лужам,
В край, где нет для меня хорошего,
Но который ему так нужен!       
 
Вино из крапивы

В травах спрятались сказка и быль,
Блики света и тени извивы;
Я стряхнул придорожную пыль
И поставил вино из крапивы.

Под землёю, где полутемно
И прохладно под сводом из блоков,
Будет в старом бочонке оно
Вызревать до известного срока.

А когда станет тягостно жить
В светлый полдень и в тёмную полночь,
Надо жгучего зелья испить,
Чтобы горечью вышибить горечь.

Ты всё время искал тишины?
Ты шагал к этой цели упорно?
Вот, молчат барабаны войны,
Горделивые смолкли валторны.

А когда я сорвусь в пустоту,
И тогда этот мир не покину:
Закопайте – я к вам прорасту
На поверхность, крапивой сквозь глину!

Рыжая кошка

Пусть в утренних лужах – осколки былого мороза!
Пусть звёздные ночи не Югом, а Севером дышат!
Серебряным пухом подёрнулись вербные лозы,
И рыжая кошка уже спит на шиферной крыше.

А где-то холодная вьюга в дома ваши рвётся,
И где-то деревья от снега согнулись понуро.
Но рыжая кошка доверилась рыжему солнцу,
И рыжее солнце ей лижет косматую шкуру.

Наивные люди читают дурные прогнозы,
Наивные люди считают дурные приметы...
На рыжее солнце смотрю сквозь счастливые слёзы –
Я верю, как рыжая кошка, в грядущее лето!

 

Ирина САЗОНОВА, Ростов-на-Дону

Разлука

                    Дочери Юлии
Штамп на выезд в окне контроля –
Ты уходишь за грань стены!
Синий шарф, чемоданчик «ролли»,
Светлый локон – ещё видны…
Быть бесслёзной диктует разум,
Усмирить шатких нервов прыть
До того, как стрела «Люфтганзы»
Белоструйную пустит нить,
Свод Европы пронзив сверхскоро
И огней разноцветных сеть,
Приглушив переклик моторов,
Обуздает земную твердь…
А услышав сигнал знакомый
Прилетевшего sms
И прочтя в полутьме: «Я – дома», –
Одолею липучий стресс,
Неусыпно-ночные муки  –
И в привычную кинусь роль…

Двадцать вёсен и зим разлуки
Не умерят мне эту боль!.. 

Пусть останется…

            «…Остановись, мгновенье!..»
                                 Гёте. «Фауст»
Лиловеют созвучья бегоний,
Дух цветенья всевластвует тут,
По расщелинам стенки белёной
Алой стайкою розы ползут...
А плодов не рождавшая прежде,
Пустоцветна который уж год,
Наливается соком черешня,
Свесив пурпурный первый приплод!
Благодать после бури воскресла:
И отмытая светлая высь,
И трава, и плетёные кресла,
И щебечущий гомон – слились!..
Царство лиственных, вечнозелёных...
Сад небесный, эдемский – точь-в-точь!..
Древокружевом лик осенённый –
В гамаке прикорнувшая дочь...
Так весны распахнувшейся много,
И таким ароматом дышу,
Что надеждой ведомая к Богу,
О застывшем мгновенье прошу. 
Я молю милосердья Господня:
Пусть недужье изгонится прочь,
Но останется всё, как сегодня:
Небо. Сад. Дух медовый. И дочь...            

* * *
Скачут блики по блочной стене…
Изумрудных травинок игра…
Светозарностью Клода Моне
Пропитались угодья двора.
Осень исподволь, робко желтит
Пышнокудрость берёзок и лип,
Воздух  зыбко и нервно дрожит,
Расточителен солнечный нимб.
Напоён предоктябрьский чертог
Суетой эфемерных частиц,
Ткач-паук от трудов изнемог
                    Да  мельканья невидимых спиц…
И открыт неприкрашенный клад
Средоточья земной  лепоты
Нам,  потратившим пристальный взгляд
На  извечного мира черты, –
И познавшим на выдохе лет,
Что гармонии вечна пора,
Но недолог рассеянный свет 
Проходного, как осень, двора… 

О двоих поёт Малежик…

Новогодней ёлки глянец –
Бус, хрустальных Белоснежек…
Пригласи меня на танец:
О двоих поёт Малежик!
В такт высоким обертонам
Поведи в круженье смело,
И побудь слегка влюблённым –
Вдруг не всё перегорело?..
Пусть шаги почти на месте
Не приблизят нас к искусству,
Но от века танец вместе –
Самый краткий доступ к чувству…
Наше тесное объятье –
Пережитой бури скерцо.
Ощутить хочу опять я
Токи пульса, тоны сердца…
Ну а вдруг вернётся снова
То, чего не напророчишь –
Обаяние былого…

Ведь и ты того же хочешь?..

* * *
                  Всё проходит...
                  пройдёт и это...
                           Экклезиаст
Пригрезился опять разбег столетья,
Где выпукло приметен каждый час:
Тогда мы были в зрелости – как дети,
Поскольку мир вращался ради нас...
«Рай в шалаше» царил в хрущёвке прямо –
И не давила холодом зима,
А за стеной тихонько пела мама
В счастливом угасании ума...
Ты не молился, я не «кипятилась», –
Безмерно к миру внешнему глухи, –
Но радужной каймой земля светилась,
Рвались из жерла принтера стихи...
Склонённое лицо славянской лепки
Зеркалилось в глуби восточных  глаз...
В ту пору наши створы были крепки,
И «выдох» жёг насквозь, как в первый раз!
Но как теперь, на финишной конечной,
Признать библейской мудрости оплот:
Любовь  – не вечна, даже жизнь  – не вечна...
И это всё –
                     пройдёт...
                                      пройдёт...
                                                      пройдёт... 

Борис СТАРИКОВ, г. Тихорецк Краснодарского края

***
В плавнях тьма чернее сажи,
Вьётся множество проток.
И никто мне не подскажет,
Где здесь запад, где – восток.

Пролетит лишь кто-то в белом,
Кто-то всхлипнет и уйдёт,
Отчего не только тело,
Душу судорга сведёт. 

Скверно в этой канители:
В старой лодке – как в гробу.
На лугу бы спал в постели,
Только я не догребу.

Буду ждать рассвета алость
В стылой гуще камыша,
Чтоб во мгле не затерялась
Оробевшая душа.

И пока стекают в воду,
К звёздам капельки росы,
Не спеша мне взвесят годы
Камышовые весы. 
13.04.2008 г. 

***
Плачет соком весны, оживая, лоза винограда,
Греют душу улыбки весёлых румяных внучат.
И ночному покою, родная, сегодня ты рада,
Только я почему-то ночному покою не рад.

Наше буйство сожгла на пороге горящая осень,
Обрамив наши лица холодной полынь-сединой.
Мы идём по Руси и чужого у жизни не просим,
Ну а дом – наш ковчег, на котором до срока я Ной.

Отчего-то всегда мне хотелось тебе поклоняться,
Листопадом осенним нас в шутку будила весна.
А в трескучий мороз белоснежною вьюгой акаций
Ночь стучалась в окно, и нам было уже не до сна.

Не люблю я на стёклах морозные к ночи узоры,
Тишину не люблю: в ней холодная чёрная гладь.
А ветрá не люблю – если дуют с ужимками вора,
И не воют в трубе, а приходят лишь силы украсть.

Каждый миг на земле – для меня золотая награда,
Греют душу улыбки весёлых румяных внучат…
Ты ночному покою, родная, сегодня так рада,
Только я в нашей жизни ночному покою не рад.
3.06.2018 г.

***
От горечи на сердце тень
И солнце в чёрной саже.
Я проводил тяжелый день
И всё, что в нём я нажил.

Я шёл домой, смягчая взгляд,
От речки шла истома.
И зеленел весёлый сад
Вокруг родного дома.

А дома как-то невпопад
Жена моя ворчала.
И я ушёл в зелёный сад –
И начал жить сначала.

Я дом себе нарисовал,
Где ждёт меня подруга…
Но самый правильный овал –
Всегда начало круга.
10.06.2008 г.

***
Летят дымком вдоль неба облака.
Ничто безумно так не греет душу,
Как жар любви, что плыл издалека,
И лишь сегодня выбрался на сушу.

Я утром вымок в синеве небес,
Нырнув с разбега в летнюю погоду,
А по горе скользящий к морю лес
Упал рассветом в огненную воду.

Не надо сердцу думать о войне…
Мир на земле чего-нибудь, да стоит.
Прижмусь щекой к податливой волне,
И пусть меня никто не беспокоит.
28.03.2018

***
Знаю, мне это не снится:
Зорьке за огненный сок
Месяц – блудливая птица –
Выклевал неба кусок…
Стог – атаманская шапка,
Пахнут чабрец и полынь.
Тучка – небесная тряпка –
Моет прохладою синь.
Речке туман что-то лепит,
Вербы ткут пух до поры…
К лесу вольготные степи
Лезут вдоль белой горы.
Ветер жжёт ласкою лица,
Луг кормит стадо коров.
Полю лучи, словно спицы,
Вяжут зелёный покров!
Росы, – волшебное зелье, –
Льются хрустальной рекою.
Время не любит безделья,
Счастье не терпит покоя. 
15.06.2016 г.

 

Галина СТУДЕНИКИНА, г. Новочеркасск

Для тебя

Не стерпит сердце сто обид,
вскипит на непрощённой, сотой, –
распалено обидной нотой…
Слезою верною залит,
меня – за каплю хоть – любя,
старайся, ангел мой, старайся!
Слезой горючей согревайся:
ещё я плачу…
Для тебя.

Пахну воском…

И надежды, и песни, и волосы
пахли солнцем,
                        пером,
                              ромашкой…
«барбарисками» – по кармашкам! –
и теплом дорогого голоса.

Пахну – воском и тёмными странами,
прелым золотом апельсина…
межстраничным цветком жасмина…
и твоими, вещун,
обманами.

Вдоль горизонта

На острове далёком-предалёком
твой долгий след,
и, значит, где-то там –
закрытый мне, открытый всем ветрам,
идёшь волной прибрежной…
                                   солнцепёком…
вдоль горизонта. –
Будто ищешь чудо,
как отпечаток смытого следа.
Идёшь навстречу мне, ко мне, сюда…
вкруг острова… далёкого отсюда.

Что ж ты, сердце?..

Было бремя свободы,
было счастье плененья –
и приют, и гоненье;
и дороги, и броды…

Жизнь веками тянулась,
жизнь мгновеньем блистала.
Только, сердце устало –
словно кончилась юность,
что давалась
        нам дерзким
для свобод и пленений…
Что ж ты, добрый мой гений!? –
Мне играть… больше не с кем.

Божество

Что так тяжко, боже, что так тяжко!?..
Всем достались деревянные кресты,
мне же – мраморный,
                «кумирной»  высоты…
За любовь благодарю и, не сутяжка,
надрываюсь, но – не сдвинуть камня:
до голгофы божество не донести…
Если надобно распять, потом спасти, –
на втором
останови, Господь, вниманье,
и – закончим испытанья!

До имени

Спелёната пасхальная душа
садовым цветом – шёлковым шитьём:
светло суббота изошла
апрелем и дождём…

В субботу окунуть, как в благодать, –
в ещё предмайскую светлынь-купель,
крестины сердцу подгадать
едва успел апрель.                 

В пречистом бело-розовом саду
(теперь ничто душе не прекословь!..)
апрель до мая
возведу,
до имени – любовь.

Глаза – открой

Последний взмах, прощальный круг
лебяжьего крыла –
зима-лебёдушка плыла…
и уплыла из рук.
Пушинок вихрь, цветочный рой, –
на счастье поцелуй!..
К снежинкам землю не ревнуй –
глаза на день закрой.

Там, где лебяжий пух падёт
(где – знает лишь весна!),
тот цвет, которому тесна
снежинка,
прорастёт.
И завтра первый жизнецвет,
наш «аленький цветок»,
любовью спрячу между строк:
– Глаза открой…
   Привет!..

 

Дмитрий ХАНИН, Ростов-на-Дону

Навигатор

Сердце подводит итоги – 
Вновь беспокойна зима. 
В сумерках возле дороги 
Годы стоят, как дома. 

Путь мой – по карте раскидан: 
Мчится за счастьем мотор. 
…В зеркало заднего вида 
Смотрит усталый шофёр. 

Сбился я где-то с маршрута: 
Кажется мне наяву, 
Будто в стремленье к чему-то 
Жизнь автостопом живу; 

Будто в поспешном движенье 
Пересекаю свой страх 
То на попутных сомненьях, 
То на проезжих мечтах... 

Скользки в морозные даты 
Все автострады в судьбе. 
Есть ли такой навигатор, 
Чтобы добраться к себе?

***
Я в ностальгии буднично тону,
Смотрю на мир, живущий по старинке,
И вижу, что отдельные снежинки
Сливаются в большую белизну.
Меняюсь я. А снег, наоборот –
Совсем такой, как в прожитую пору,
Когда огромным чудился мне город,
И бабушка, казалось, не умрёт.
Сбиваются в холодный белый ком
Снежинки лет. И ком подходит к горлу.
Судьба уже немало красок стёрла.
Но детство было право кое в чём —
Мне всё повсюду видится живым.
Опять иду, доверив душу ветру,
Как шёл когда-то с бабушкой по свету
За хлебом и за будущим своим. 

***
Мгновений бег – позёмки бег. 
Здесь так зимы по-русски много! 
Меж холодов бредёт дорога, 
И снег сменяется на снег. 

И я сменяю год на год. 
Мой снеговик, что слеплен Прошлым, 
Тревогой зябкой припорошен. 
А смотрит всё-таки вперёд. 

Душа к прозренью не близка. 
Но отовсюду небо брезжит. 
И очень хочется надежду 
Найти в глазах снеговика. 
Белеет вечность вдалеке. 
Жизнь повторяется стократно… 
…А снег о чём-то невозвратном 
Скрипит на русском языке.

***
Тише, тише! Видишь – снег? 
Снег – всему причина. 
Наша жизнь берёт разбег 
И летит с трамплина. 

Тише, тише! Слушай лёд: 
Он трещит, как плачет. 
Наше время ускользнёт, 
Не дано иначе. 

А морозная зима
Белой-белой будет.
И в её сиянье – тьма
Вряд ли мир погубит.

Кто-то вновь найдёт ночлег 
В стужу у камина...
Тише, тише… Видишь – снег? 
Снег – всему причина. 

***
                          Любе С.
     Я буду долго гнать велосипед…
Н. Рубцов

Спасибо, мой рай сердечный,
Что верю я в чудеса,
Что два золотых колечка –
Как будто два колеса…

Несёт нас по млечной трассе
Надежды велосипед
Туда, где бытует счастье,
И дома встречает свет.

 

Виктор ШОСТКО, Ростов-на-Дону 

Поводырь

Я шёл и думал о своем.
Вдали вокзал мерцал из мрака.
И вдруг увидел – мы вдвоём.
Меня ведёт вперёд собака.

 – Чего тебе? – я ей сказал. –
Ступай-ка лучше на задворки.
Я уезжаю. Вон вокзал.
И у меня с собой ни корки. –

Башку лохматую склоня,
Пёс молча выслушал меня,
Но не ушел. Пожав плечами,
Я хмуро бросил псу: – А зря –
И он неслышными шагами
Довёл меня до фонаря.
И, повернув, пошёл во тьму,
Чтоб там, в безмолвии липучем,
Служить поводырём тому,
Кого подстерегает случай.

Детский дом

Там каждый день я вижу детский дом.
Он врезался обшарпанным углом
В глухой тупик. И замер на примете.
Под окнами калека – карагач,
Качели, две скамьи да ветра плач,
И листья прошлогодние в кювете.

Здесь детвора играется в песке
В какой-то полурадостной тоске,
Похожая на заведенных кукол.
Смотрю на них, пригретых и ничьих,
Одетых победнее городских.
Ни топота. Ни выкрика. Ни звука.

Под скучным солнцем няньки их вздремнут.
И тотчас лопнет призрачный уют.
Рванёт малыш пугливыми шагами,
Чтоб через камень, выпавший на треть,
Встав у ограды, пристально смотреть
В глаза прохожих взрослыми глазами.

Но что он слышит? Вправду иль шутя
Пугают им строптивое дитя.
Ребёнок долго смотрит на ребёнка.
От страшных слов кружится голова.
И на костяшках пальцев синева
Внезапно проступает, как наколка.

Теперь ему родней глухой забор.
Он крадучись уходит, словно вор,
В конец двора, где сумрачно и сыро.
И плачет там, в тени остановясь,
И по лицу размазывает грязь
Враждебного и суетного мира.

А мир спешит, вблизи и вдалеке.
Сжимая слезы в хрупком кулаке,
О чем малыш задумался сурово?
Неужто из всего, что ей дано,
В душе твоей останется одно –
Бездушием отравленное слово.

Романс

За прослезившимся окном,
Усталый, скучный и поблекший,
Забылся снег последним сном
Перед распутицею вешней.

Сквозь сон его бегут ручьи –
Вода холодная, живая.
Сгорает снег быстрей свечи,
Сырую землю обнажая,

Сгорает, землю оголя,
Чернее, чем на пепелище.
И эта черная земля
Светлей, возвышенней и чище.

Что снится тающим снегам –
О том расскажется ручьями.
А то, что остаётся нам,
То остаётся между нами.  

Не спится 

В полночь включишь лампу –
И тень отдёрнет свою лапу.
Примчит на свет ночная тварь
И скопом под колпак набьётся,
Замельтешит и обожжётся
Об электрический янтарь.
И треск их крыльев над тобой
В гнетущей тишине довлеет...
И чувствуешь такую боль,
Что и названья не имеет.

Красное и белое

Красное с белым не надо мешать.
Смесь не пьянит, а дурманит.
Белое с красным? Ну что вам сказать...
Непримиримостью ранит.

А виноград, как и прежде, хорош
Нынче на рынках в Ростове.
Белый – на сладкие пули похож.
Красный – на шарики крови.

Вихрем сквозь век проскакали года,
Тени былые воскресли.
И в ресторанах всё так, как тогда:
Те же цыгане и песни.

Царский погон. Офицерская стать.
Штабс-капитаны в почёте.
Красное с белым не надо мешать.
– Что вы, сударыня, пьёте?

Вверх

 

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную