Юрий ЛОЩИЦ
Эта песня – не последняя
К юбилею «Слово о полку Игореве»

Вот и свершилось.

В который уже раз «Слово о полку Игореве» захотело проверить наш слух, наше разумение, прочность нашей памяти. Живы ли мы, способны ли выдержать очередную и, как всегда, беспощадную, проверку его смыслами? Или отведём глаза, потупимся, промямлим что-то невнятное, не ответив по-настоящему, как умели отвечать прежде?

Как и восемь с лишним веков назад, от его Богоданного (безымянного не по своей ли воле?) автора сегодня на головы всех славян падают непереносимые укоризны.

Что-то есть поистине цепенящее душу в его пророческом и судейском праве заглядывать так далеко вперёд – в наши судьбы, порой до неприличия нескладные.

Посмотрите: те же самые упрёки, что он слал своим современникам, с полным основанием адресует он нынешним князьям постсоветской расчленённой Родины. Опомнитесь, перестаньте особничать, усовеститесь, наконец!

Впрочем, своих современников он ещё щадил, надеясь на их благоразумие, гражданскую мудрость. А нынешние? Найдётся ли у него хоть словцо похвалы их мощи, богатству, славе и политической трезвости, если они, и восемь веков спустя, будто с цепи сорвавшись, пустились в такие позорные распри?

Уже ведь два десятилетия, как мы снова, в очередной раз вступили в роковую для Руси пору. Пророческие смыслы «Слова о полку Игореве» снова делают его самым современным, самым насущным чтением для всех и каждого. Да будь моя воля, я бы всех нынешних первокнязей, пустившихся наперегонки в тараканьи бега в сторону Вашингтона и Брюсселя, рассадил за партами в самой бедной сельской школе – русской, украинской или белорусской, где угодно – и сказал: вот, теперь остаётся единственное лекарство для исцеления ваших сердечных и наружных проказ… Прочитайте-ка, наконец, «Слово», потому что вы, оказывается, его никогда не читали. Воткнитесь в него своими носами, которыми вы жадно принюхиваетесь к газу, к нефти, к долларам и евро. Посмотрите, во что вы превратили, продолжаете превращать свою единую, единственную Матерь-Родину. В «Слове» всё про вас и для вас – про ваши бесконечные клятвопреступления, фальшивые крестоцелования, про ваш примитивный прагматизм, который по-русски зовётся корыстью и алчностью… Зазубрите наизусть «злато слово, слезами смешано» киевского князя Святослава – оно обращено именно к вашей постыдно спящей совести…

Нет же, не слышат и теперь!

Будто не хотят знать, что через строк лет после прозвучавшего тогда, в двенадцатом столетии, для всех русских князей и не дослышанного ими «Слова» Русь не на один век погрузилась в темень чужеземной власти.

Нынешняя наша проверка «Словом…», может быть, уже и последняя, окончательная. Потому что все сроки его пророческой службы русской земле, кажется, истощились. Ну, сколько ещё можно звать славянские земли, края, вотчины к спасительному единству? Ведь сегодня с особой страстью утверждают тут и там, что «единство» – это когда спасаться лучше в одиночку, ни на кого из ближних не рассчитывая, а только на дальних.

Одинокий возомнил, что он стоически благороден в своей самоотверженности от вчерашних братьев и добрых соседей. По его разумению, быть холодным героем-одиночкой – веление времени.

Чтобы убедить себя в преимуществах политического, экономического, культурного одиночества, приводят десятки, сотни меленьких примеров из базарного обихода. Трубят открыто о преимуществах прагматизма, рыночной выгоды, благоразумной корысти, вёрткой практичности, которые-де превыше любых дружб, согласий, старых родственных обетов и уз. То есть, громогласно прокламируют своё брезгливое презрение ко всяким там наивным старозаветным обетам и клятвам.

Зачем весь этот словесный хлам, когда хитрому безжалостному одиночке от дальних-предальних вот-вот прикатит вожделенное вознаграждение за то, что выстаивает один. Реклама одиночества, изоляционизма, тупой самодостаточности на вершине газовой пирамиды или пирамиды из сала так утешает душку обывателя, которого теперь льстиво именуют «средним классом». Уточним, серым средним классом.

Слава Богу, во времена «Слова о полку Игореве» не было на Руси СМИ –Средств Массовой Идиотизации. Никто не дул во все подряд уши, дни и ночи напролёт, что лучше отсидеться отдельно от остальных, потому что эти остальные – все подряд воры, мошенники, сутяги, стяжатели.

Нет, тогда был у людей на Руси совсем иной слух, не корыстный и зубоскальский, а идущий от сердца к сердцу. Слух, созывающий на общую для всех беду или общую радость. Слух мобилизационный, вещий: «Кони ржут за Сулой – звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле»… «Девицы поют на Дунае – вьются голоса через море до Киева».

Этот же самый слух собирал полки и ополчения в XIV веке, когда к Куликову полю вышли единоверные не только от Москвы, Суздаля, Ярославля и Вологды, но и дружины с Волыни, из Полоцка, из Трубчевска и Брянска, подвластных Великой Литве.

Наконец, на зов к единению отозвалась земля и в трагическом 41-м, о чём так проникновенно, в песенном равнении на образы великого «Слова…», сказал тогда в своём «Слове про рідну матір» Максим Рыльский:

Гримить Дніпро, шумить Сула,
Озвались голосом Карпати,
И клич подільского села
В Путивлі сивому чувати.
Чи совам здоркати орла?
Чи правду кривді подолати?
О земле рідна! Знаеш ти
Свій шлях у бурі, у негоді!
Встае народ, гудуть мости,
Рокочуть ріки ясноводі!..
Лисиці брешуть на щити,
Та сонце устае – на Сході!

Лисицы сегодня снова брешут на щиты. Но Солнце правды, как и в 41-м, как и в век Куликова поля, в век Полтавы и Бородина, в век Сталинграда и Прохоровки неизменно встаёт на евангельском Востоке.

Но ведь не было, не могло быть ни в 41-м, ни в 45-м никакой директивы сверху, никакого партийного поручения советским поэтам вспомнить древнего барда времён феодализма, настроиться временно на его великодержавную волну. Почему же, не сговариваясь с тем же Максимом Рыльским, в годы Великой Отечественной на позывные безымянного древнерусского поэта настроились в своих поэмах, песнях, переводах и свободных переложениях многие-многие большие и маститые поэты страны – Иван Новиков, Николай Заболоцкий, Сергей Городецкий, Вера Звягинцева, Виссарион Саянов, Людмила Татьяничева, Николай Рыленков, Павел Антокольский. Александр Прокофьев, Андрей Малышко, Павло Тычина…

Почему такими притягательными сделались образы «Слова о полку Игореве» сразу же после первой публикации памятника, – и не в одной только России, но и по всему славянскому миру? Как вдруг затосковал тогда при звуках «Слова…» этот разрозненный, обкорнанный и обездоленный славянский мир! По воле затосковал, по согласию, по желанному державному устроению. Не одними же прекрасными метафорами пленяло их слух это таинственное творение. Сразу расслышали в нём духовную власть, удерживающую от дальнейшего распыления, окончательного исчезновения в сытом европейском брюхе.

Можно сказать без преувеличения: «Слово о полку Игореве» стало духовной закваской для громадного культурного события, которое мы теперь называем Эпохой Славянского возрождения, эпохой, к которой напрямую относятся Добровский, Востоков, Шафарик, Ганка, Пушкин, Мицкевич, Гоголь, Шевченко, Словацкий, Людевит Штур, Вук Караджич, Хомяков, братья Киреевские и братья Аксаковы, Тютчев, Иван Франко, Ян Смоляр, Срезневский…

Не случайно же, быстро различив эту волю к духовному единению, исходящую от «Слова…», забрехали на него критические и гиперкритические лисицы. И Пушкин первым из великих восстал против начавшейся клеветы на древний памятник, которому под самыми разными предлогами захотели отказать в древности, наспех причислив его к поздним литературным мистификатам. Нешуточное дело: нападки интеллектуальных лисиц и шакалов продолжались почти до наших дней, пока, наконец, не прекратились после выхода в свет книги Андрея Зализняка «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста». По сути академик Зализняк произвёл безукоризненную и обстоятельнейшую лингвистическую оснастку тезиса, заявленного Пушкиным в одном всего абзаце, даже в одном предложении начатой незадолго до смерти работы о «Слове…»: «Подлинность же самой песни, – определил тогда поэт, – доказывается духом древности, под который невозможно подделаться». Зализняк и развернул доказательную языковедческую составляющую этого «духа древности». Вопрос о подделке, наконец, похоронен. Тихо, без всяких почестей.

Но значит ли это, что всё-всё уже сказано о великой песне – историками литературы и языка, собственно историками, поэтами, переводчиками, комментаторами «тёмных мест»? Нет, «Слово…» ещё не вычерпано нами до дна, оно по-прежнему рвётся прикоснуться к нам своими главными и не главными, но равно прозрачными, жалящими, как пламя, смыслами? Оно всё ещё ждёт от нас равнодостойного ответа. Не зря же поэт прошлого века пообещал, как бы в порыве запальчивости, но, заметим, не от своего лишь имени: «И мы создадим ещё «Слово о полку Игореве» или что-нибудь ему подобное…». Это «мы» по-своему замечательно. Не как свидетельство скромности или робости. А как подтверждение того, что ничего подобного в одиночку создать невозможно.

Но вспомним: ведь и автор «Слова о полку Игореве» нигде не говорит о себе в единственном числе. «Нелепо же нам, братие, начяти старыми словесы…»; «Почнем же, братие, повесть сию…». Разве это не приглашение петь и переживать случившееся только вместе? Мог ли автор позволить себе говорить о единстве – в одиночку? Не в этом ли нежелании выпятиться – тайна сокрытости его имени? Ведь сколько уже предлагалось исследователями предположений, а вопрос: «кто написал?» до сих пор безответен. Пожалуй, из всех предположений об авторстве самым красивым представляется обращение к личности митрополита Кирилла Туровского. Да, Кирилл – современник событий. Да, он прекрасный поэт Древней Руси, тонкий лирик, восторженный певец её природы. Да, тема духовного единства – одна из ведущих в его богословском и молитвенном наследии. Но мог ли туровский монах так исчерпывающе знать по именам, по событиям их бранной судьбы десятки князей-современников. Мог ли строгий аскет воссоздать в стихах плач Ярославны?

Может, мы согласимся с волей безымянного автора «Слова…», не будем его дольше искать, а примем за истину, что так однажды сама Русская земля о себе с болью и надеждой пропела. И потому её голос столь слышен, столь тревожен в наши смутные, обволокнутые туманами и смогами дни. И потому дана нам порука, что та песня – не последняя и что будет ещё время поэтам Руси, поэтам славянства произнести не по отдельности, а «едиными усты» слово, достойное бессмертной поэмы XII века.

Вернуться на главную