Луценко Сергей Евгеньевич родился в 1980 году в городе Павловске Воронежской области. Окончил Воронежский государственный аграрный университет. Работал машинистом, оператором, слесарем, журналистом, преподавателем. Публиковался в московских и воронежских журналах («Молоко», «Камертон», «Подъём»), газетах «Коммуна», «Воронежская неделя», «Воронежский телеграф», многих коллективных изданиях. Автор поэтических книг «Стихи», «Дом на камне», двух сборников краеведческой прозы

СЛОВО О СЕРГЕЕ ЛУЦЕНКО

Сергей Луценко – мой земляк, живёт в  райцентре  Павловске Воронежской области. Рядом Дон, пойма, на противоположенном берегу, как отсветы сокрытых небесами  Белых Вод, тянущие взгляд,  издалека видные  меловые кручи и холмы. Красивые, сокровенные, берегущие и возвышающие душу места. Здесь не хочется никуда спешить. Сергей и не спешил. Жил несуетно и совестливо. Учился, работал.  К слову тянулся – и к чужому, книжному, и к своему, только брезжащему. Не стезю искал – тропинку, стёжку. Долго искал. Казалось  бы, вон их сколько в полях и в пойме, любую бери, но нет: свою найти нужно. Ту, которая уведёт к тихим водам и травам, в край заветных дум и знобящих слов, - и обратно в свой срок выведет: к людям, которые тебя ждут, к отчине-отчизне, которая на тебя надеется.

Я думаю, что Сергей Луценко нашёл свою стёжку. И идёт по ней с каждым годом всё увереннее. Его публикации последних лет явили воронежскому читателю поэта строгого, вдумчивого, с глубоким дыханием и отзывчивым сердцем. И неслучайно мои коллеги по Воронежской писательской организации дружно проголосовали за то, чтобы Сергей занял место в наших рядах – своё, не чужое. Москва, правда, пока молчит – уже второй год. Оно и понятно: мы же все совсем недавно на крик срывались, требуя ужесточить приём в СП.  Я мог бы сказать, что это не тот случай, но… пусть лучше  о поэте Сергее Луценко говорят его стихи. А я, отойдя в сторону,  буду слушать их вместе с вами  - с волнением и надеждой.

Александр НЕСТРУГИН

Завтра выйду в сумерки густые,
Городскую обойду межу,
Жёлуди тяжёлые, литые
Я в сырую землю положу…

Вспыхнет пусть – и пусть померкнет слава
И стихи развеются, как дым, –
Дуб тысячелетний величаво
Отзовётся голосом моим!

И поэт придёт к заветной кроне,
Постоит в прохладной тишине –
И согреет жёлуди в ладони,
Ничего не зная обо мне…

Он уйдёт – пытать небес безбрежность,
Сеять хлеб иль строить новый дом –
Но моих стремлений боль и нежность
Светлой песней отзовутся в нём.

Ах, осень накачала столько прав,
Её не переспоришь, хоть умри! –
А ветер, на сумерки загуляв,
Напрашивается в поводыри.

Ну, брось толкаться! Ты уже хорош!
Меня не удивишь такой гульбой…
Куда, родимый, нынче поведёшь
Пить сизый сумрак наравне с тобой?

Конечно – к Дону! Древний ворон клюв,
Дивясь, разинет: «Что за ходоки?!»…
Стрибожье чадо! Смело, не моргнув,
Приму братину из твоей руки.

До дна! И снова, сглатывая ком,
Мальчишиться наперекор годам…

Всё горше пить на берегу крутом
Вино беды со снегом пополам.

СВЯТОСЛАВ ИГОРЕВИЧ
День, в багровой заре расплавленный.
Шлемы, копья, мечи, ножи…
Святослав, русский князь прославленный,
Где могила твоя, скажи?

Разве подвиг великий, дерзостный,
Ратный подвиг твой для того,
Чтоб какой-нибудь Куря мерзостный
Пил из черепа твоего?!

Мне всё внятней твой голос слышится:
«Иль пресекся могучий род?
Иль от ветра мой внук колышется,
Робко крестится у ворот?».

Меркнут русские души гордые,
Вакханалия на Руси…
А не имут ли сраму мёртвые –
У себя теперь ты спроси.

Но неужто (мне всё не верится
В неизбежный постыдный крах!)
Нечестивцами Русь похерится –
И останется только прах?!

Нет, мой князь! Мы Земле обязаны,
Нас вспоившей живой водой,
Мы единой струной повязаны,
Общей радостью – и бедой…

Волки-вороги, как не рвут они,
Разомкнётся постылый круг.
В час урочный на берег утренний
Я взойду – и замечу вдруг:

Блещут шлемы родные, русские,
Свищут стрелы, орду гоня,
И на холмы, от пепла русые,
Всходит солнце иного дня…

*   *   *
В сердце ветер, гость неуютный,
То вздохнёт, то заплачет глухо.
Обмирает жизнь поминутно
У последнего, злого круга…

Я сверну с песчаной дорожки
И пойду вдоль опушки в затишке,
Где к апрельскому солнцу ладошки
Тянут сосенки-ребятишки.

Сколько хрупкой, живительной силы
И молитвенной нежности милой!
Приголубьте меня, пожалейте,
Детство в сердце мне влейте…

Лапки ласково пожимаю,
Не боюсь уколоться хвоей.
Всё хорошее – принимаю!
Здравствуй, солнышко молодое!

Мир Твой, Боже, распахнут присно
Голубино, тысячелистно.
Душу греет незамутнённо
Золотая Твоя икона.

«Что шляешься здесь? Отвали, попрошайка!» –
И камень хватают, и палку берут…
А ветер все шепчет: «Подруга, решай-ка –
Прогнали из стаи, не приняли тут;

Не легче ли сразу, рывком, под колеса? –
Шофер матюкнется, зубами скрипя,
И вдруг – белый рай – ни слезы, ни угрозы,
И голод уже не достанет тебя…».

Ах, милая, милая, ты подержись-ка!
От бедной старушки, глядишь, каравай,
От доброго дворника – чудо-сосиска…
Почаще, почаще ты их вспоминай.

Крепись – и не думай о призрачном рае,
И верь: на земле, бесприютной такой,
Гонимы тупой и безжалостной стаей,
Мы встретимся завтра, сиротка, с тобой.

Ты встанешь, дрожа.
Покачнешься, но встанешь
В смертельной, сминающей сердце тоске –
И мне так доверчиво лапу протянешь,

ПРАПАМЯТЬ
Ночь – в горло дымом.
Ночь - в сердце шилом.

Летят с нажимом
Под небом стылым,
Визжа, как черти,
Пилюли смерти;
А над рекою,
Надрывно воя,
Стальные птицы
Взмывают, яры…

Опять мне снится:
Ревут пожары!
Опять мне снится
Исход великий,
Где вереницей –
Погибших лики.

Смотрю до дрожи,
Смотрю до боли:
Саши, Сережи,
Игори, Коли,
Тани, Марины,
Оли, Наташи…
Кипят долины
Золой и сажей!

А сон все длится,
Все длится, длится…

Кричу – ни слова:
Молчат сурово
И – в печь рядами…
Я с вами, с вами!
В бою, в печи ли –
Жизнь в каждой жиле.
Не долюбили!
Но – победили!

…Печаль не сбросить
И не заямить.
Вверх мчится осыпь,
Поет прапамять.

И – горем вечным
В виденьях странных
Стоит Освенцим,
Стоит Майданек…

Спроси у лесного костра,
У речки притихшей спроси:
«Когда наступает пора
Предзимью бродить по Руси?».

В сторонке тихонько постой –
Откликнутся вскоре они:
«Под зябко дрожащей звездой
Господь тебя, друже, храни!» –

И шепчут, и шепчут… Гадай,
Кленовый листок теребя,
Предзимней тревоге отдай
Всего, без остатка, себя, –

И вдруг осознаешь: пока
Ты бродишь в студеной росе,
Калиной, горящей века,
Поэмы написаны все!

Не сетуй, тоску не буди.
Поверь: у зимы на краю
Достанется что-нибудь и
На нищую долю твою…

Я мудрей самых мудрых,
А валяюсь в пылище:
Оказался не нужен
Для дорожных работ.
Но взгляни в сердцевину –
Нет чудесней и чище
Этих граней и жилок,

Этих зёрен и сот.
Я и нищ, и безмолвен,
Не пожалуюсь сроду,
Лишь вздохну благодарно,
коль отбросят в траву.
Если ж нет – чёрной коркой
Облекусь в непогоду –
И до Судного дня доживу…

ПОКОЛЕНИЕ NEXT
Железный век дымится за плечами,
Век атомный мерещится ночами…
Где верный вектор? В яростную тьму
Летим, не доверяя ничему.

Богатства дедов мы на кон поставим,
Весь мир прогнуться под себя заставим,
Затопчем слабых – кости захрустят,
Кровь разольётся… Правнуки простят!

В багровой гуще небывалых молний
Клубятся дни – свирепей, своевольней,
Отчаянней – и протоплазма в нас
Клокочет, бьется, предвещая час

Засилья властных киборгов… Что Гойя!
Его кошмары – детство золотое.
Мы в бездну мчимся – не остановить,
И в точке невозврата рвётся нить…

Спорят судорожно, страстно,
Оба с глушью, но – как ртуть.
Лишь в одном они согласны:
Вот бы Сталина вернуть!

Деды, деды, иль вы правы?! –
Столько лет – похмельный бред…
Злы правители, лукавы –
И на них управы нет.

Что же делать? Жить-то надо.
Не объедешь эту грязь –
И приходится с досадой
Шлёпать, глухо матерясь…

«Было всякого немало,
Но чтоб так! Позор, ни зги!», –
И на лавочку устало,
Крякнув, сели старики.

Помолчали, закурили,
Дым пустили до земли.
«Хорошо поговорили!».
«Славно душу отвели!».

Небо мглисто, небо низко,
Лишь порой с песчаных круч
Солнце оком василиска
Грозно смотрит из-за туч…

*   *   *
А мартовский ветер холодный,
Тревожа и земли, и воды,
По белому свету свободно
Несётся, не зная заботы…

На крыльях упрямого ветра
В весёлую даль улететь бы –
И сердце, одно только сердце
Напевами нежными тронуть:

Чтоб сжалось оно от печали,
От холода вдруг задрожало,
Чтоб сжалось оно, задрожало –
А песня его отогрела!..

Но вновь ничего не случится.
Крыло промелькнёт - не поймаешь…
И плачет полночная птица,
И ты не меня вспоминаешь.

Жуткий путь! Секиру месяца
Держит ночь наперевес.
Куст калины в страхе мечется,
До корней обглодан весь.

Запою – в ответ ни отклика,
Закричу – каменья вслед.
За весёлой тенью облака
Побегу – дыханья нет…

Иль нечистой силы происки? –
Захмелеешь без вина,
Отдохнуть приляжешь – пролески,
А проснёшься – белена…

МОРОКА
И день, и ночь, вздыхая без конца,
Угрюмый лес раскачивается.
Наверное, раскаивается…
А может быть, раскланивается,
Стыдливо пряча слёзы гордеца?

Кто знает?
Разве только Осень вдруг
Признается, но ей всё недосуг:
Торопится, теплынь переиначивая,
Сиротке-дыму руки выворачивая…

Не гибельной, но животворной –
Лесной, степной, озёрной, горной…
Повсюду, в каждой стороне,
Пребудь, о Господи, во мне.

* * *
Я согласен на воду и хлеб –
Лишь бы милой свободы глоток,
Чтоб шагать по огромной земле
Без отмеренных скудно дорог.

Я согласен на воду и хлеб,
На любую хулу и хвалу –
Лишь бы дальше от мелких потреб,
Затаившихся в каждом углу.

Я согласен на воду и хлеб –
Только б ярко прорезалась речь
И летела, и пела во мгле,
Что бы жизнь хоть одну уберечь.

Хлеб пусть будет и черен, и черств –
Лишь бы где-то в каком-то пути
Удержать беснованье колес
И хотя бы котенка спасти.

От печалей долгих, многих –
Сосен розовая плоть,
Пара яблок крутобоких,
Хлеба черного ломоть…

Много ль надо человеку? –
Жив-здоров, хоть в дураках.
Слава богу, слава веку,
Не горюй о пустяках!

Лесовик туманец доит –
Приложись на два глотка.
Грусть твоя, поверь, не стоит
Одного боровика.

А отступит лихолетье –
Громких слов не говори,
Поклоняясь многоцветью
Сосен, ветра и зари.

Встанет солнышко снова –
И развеется страх,
И сердечное Слово
Растворится в ветрах.

Что ж ты загнанно дышишь?
Что ж ты вяжешь узлы?
Бьется сердце-подкидыш
О слепые углы…

Уходя невозбранно
В предрассветную тишь,
Что ж так горестно рано
Ты в бессмертье спешишь?

ГРУСТИ НЕТ
Грусти нет, если ждет река
Серебристого поплавка
И зовет под чудо-навес
Добродушный дубовый лес;
Грусти нет, если сердце поет,
Замечая ночной самолет,
И ромашка манит опять,
Словно в юности, погадать…

СЧАСТЬЕ МОЕ
Закину удочку под берег,
Заросший мятой и кугой,
И – ни Австралий, ни Америк…
Попробуй, вклинься в мир тугой!

Кто попадется – окунь, жерех?
Иль, может, кто-нибудь другой?
Лишь бы удилище – дугой,
А коль сорвется – без истерик!

Я леску заново свяжу,
Удачу кликну за межу:
«Ну, что упрямишься, дуреха?».

А счастье дышит под рукой –
Оно прикинулось рекой,
Простой проселочной дорогой…

*   *   *
Осенние мосты сжигаю, знай!
Разносит ветер заполошный лай,
И черный дуб зарю берет за вымя.
Прощай! Грядет эпоха глухозимья.
Я остаюсь в косматой стороне,
Где первый снег наградой будет мне…

Осенние мосты сжигаю, знай!
Заря кроваво хлещет через край,
Крадутся сумерки по бездорожью,
Угрюмые леса объяты дрожью.
Лишь радуга под веками горит,
Как память несмываемых обид.

Всё, что сумрачно тлело,
Остаётся в былом;
И душа просветлела:
Первый снег за окном!

Ободрюсь поневоле,
Соберусь – и пойду.
Славься, русское поле,
Где вся жизнь на виду!

Золотые напевы
Льются в сердце моё.
Справа хаты и слева,
Да сады, да жнивьё.

И тоска, и тревога
Остаются в былом…
Вьётся нежно и строго
Первый снег над селом.

ТРАССА
Вечерний гул многоголосый,
Огней стремительный каскад.
Непокоренные березы
В глаза горящие глядят;

Они молчат тепло и ясно,
У них учусь терпеть и я
Молниеносные соблазны
Сверкающего бытия…

Дитя отчаянного века,
Вобрав и копоть, и озон,
Я превращаюсь в человека,
Мир для которого – газон?!

Успех сомнительный и лживый
И непотребная возня
И повсеместный дух наживы
Все больше мучают меня.

Подальше от дорог, подальше!
Туда, на тихие холмы –
От нестерпимой этой фальши,
Невыносимой кутерьмы!..

…Уйти б навек, смирить броженье,
Не вспоминать асфальта ось,
Когда б кровавого крушенья
Увидеть здесь не довелось…

АТАМАНОВО СЛОВО
Покатый переулок,
Сбегающий к реке…
Здесь ветер, свеж и гулок,
С бедой накоротке:

То за полу ухватит,
То в спину подтолкнет…
Да разве крикнешь: «Хватит!»
На весь честной народ?

Ах, ветер, славный малый!
А мне сегодня впрок
Разбойничий, удалый
Услышать говорок.

И вдруг светло, блаженно
Почуять добрый меч
И разворот саженный
Могучих русских плеч…

Миную скат упругий –
И полечу к реке,
И разинские струги
Увижу вдалеке.

В водоворот событий
Рванусь в горячке: «Эй! –
Махну рукой. – Возьмите!
Мы – родственных кровей!

Я знаю песен много –
Вся Русь во мне поет,
А вольная дорога
Забыться не дает».

«Аль не страшишься зыка,
Острога, топора?
Коль так – причалю, прыгай!
Пришла твоя пора…»

*   *   *
Так давно сады не зацветали –
Радостно, и смело, и светло…
Отпускаю зимние печали
И беру заветное весло.

Поплыву к забытому парому,
По реке широкой поплыву –
И причалю к берегу родному,
И тебя увижу наяву.

Юная и ветреная, злая,
Нежная, желанная навек,
Машешь ты кому-то, забывая,
Кто твой самый близкий человек…
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .  .
Ты теперь другая. Невозбранно
Пролетели годы, пронеслись.
Затянулась та сквозная рана
И весенний ветер рвется ввысь.

Может, нужно быть грубей, упрямей –
Но сады, волнуя сон-траву,
Взмахивают белыми крылами,
Торопясь умчаться в синеву…

И мнится: в тревоге всегдашней
Стоят от зари до зари
У каждой дороги, у пашни
Дозорные богатыри.

Хмельными ветрами продутые,
Исклеванные вороньем,
Стоят они, крепко обуты
В воронежский чернозем.

Пусть мчится орда иль крадется –
Вотще злопыхает беда!
А ежели пасть доведется –
Засечная встанет черта.

И в страхе орда разлетится!..
Но здесь, на лихом рубеже,
Есть место и зверю, и птице,
И каждой хорошей душе…

Земли моей отчая прелесть!
И глубь принимаю, и высь –
Ведь волосы с листьями спелись,
А пальцы с корнями сплелись.

Смирись, душа! Всему своя пора:
Пора цветов, пора плодов всецело
Меняются – и мир осиротелый
Бесплоден и сегодня, и вчера.

А завтра Дон взломает грузный лед
И лес расправит плечи и шагнет,
Большой и добрый, к самому порогу.

И, словно в незапамятные дни,
Молитвенно затеплятся огни –
И позовет любовь тебя в дорогу…

И – прочь, напевая вполголоса,
Вполсердца вбивая костыль,
И мне напоследок на волосы
Навеяла снежную пыль…

Давно золотые потрачены.
Глухие слова теребя,
Иду, мертвой наледью схваченный,
Не чая увидеть тебя.

Ты дремлешь в сиреневой комнате,
Ты зыбкой луной процвела.
Когда-нибудь встретимся? Полноте!
Ведь лунная цепь тяжела…

Тропинка петляет бесследная
Среди опустевших садов,
И длится, и длится последняя,
Несбывшаяся любовь…

Курганы сходятся гурьбой
Послушать песни молодые.
Скрипи, перо, скрипи – и пой
Во славу Бога и России!

А если выпадешь из рук
В последний час, во мгле угарной,
Вернись в родной предвечный круг –
Пусть неизвестный добрый друг
Тебя поднимет благодарно…

Из новых стихов
Из новых стихов
Из новых стихов
Поэма "Окаянный"