АЛЕКСЕЙ ШИТИКОВ

В начале 80-х, вынимая из почтового ящика  очередной номер «Нашего современника», с нетерпением открывая и пролистывая его, я с гордостью и сердечной  радостью отмечал  в списке членов редколлегии имя талантливого земляка Алексея Шитикова – крепкого и основательного русского поэта, работавшего в этом замечательном журнале с конца 70-х, а незадолго до перестройки руководившего там отделом поэзии. Ещё бы! Авторитет в писательском и читательском мире «Нашего современника», редактируемого известным поэтом Сергеем Викуловым, был очень высок, а через руки Алексея Шитикова, оказавшегося здесь по рекомендации Евгения Носова, прошёл не один десяток рукописей  не только начинающих, но и весьма известных мастеров поэтического слова. А охватывала меня  радость и гордость ещё и потому, что к тому времени я уже был знаком с Алексеем  Федосеевичем, впервые увидав его в конце 60-х в редакции газеты «Молодая гвардия» и даже ухватив тогда памятью краешек его впечатляющих поэтических начал.

Столичные «прелести», насыщенная литературная жизнь и несравненно большие возможности для продвижения и утверждения своего творчества не соблазнили Шитикова, не смогли заставить его свернуть с прямого и совестливого пути. И хотя именно здесь он был принят в Союз писателей СССР, услышал высокие оценки своего творчества из уст именитых поэтов и критиков, выпустил  в издательстве «Современник» свои первые книги, работал в издательствах и в аппарате Союза писателей РСФСР, - его неудержимо влекла к себе, по его признанию, «журавлиная тяга» к родовым местам. И ещё – не давало покоя решительное неприятие торгашеского, предательского мелкого духа, поразившего в начале 90-х чиновничью и литературно-издательскую среду. Вот почему, достигнув завидного положения в столичном литературном мире (и насмотревшись при этом на его внешний лоск и внутренние, не всегда праведные изгибы), в сентябре 1994 года Алексей Шитиков  принял твёрдое и бескомпромиссное решение – вернуться на родину. Она позвала его голосами матери, убитого на войне отца, бедных вдов, ветеранов-односельчан и просто совестливых тружеников земли, которых он с такой выразительной силой и любовью запечатлел в своих проникновенных стихах, в глубоких раздумьях о судьбах  и душевной красоте людей крестьянского замеса. И этот решительный поступок человека, отказавшегося от многих благ столичного творческого существования, до сих пор вызывает глубочайшее уважение!

Однажды Шитиков очень точно сформулировал своё поэтическое кредо и, что самое главное, на протяжении пяти десятилетий своего поэтического труда следовал и следует ему, ни на шаг не отклоняясь от этого очень непростого и порой неблагодарного маршрута:

Воспитанники «вдовьего полка»,
Мы иногда в стихах бываем колки,
Но не снимаем строки с потолка –
Они из нас выходят, как осколки.
Они порой, как чёрные кресты,
Торчат среди словесных роз и лилий,
Они на вид чугунны, но чисты –
Мы их из Правды Жизненной отлили.
(«Наши строки»)

К этой обжигающей жизненной правде Алексей Шитиков шёл многие годы - через голодное полусиротское детство, через труд, пропитанный кровью и потом, через армейскую дружбу и учительство, через бескомпромиссность поступков, через неизбывную любовь к землякам. Эту впечатляющую биографию собственной судьбы он ярко и вдохновенно запечатлел в стихотворении «К друзьям»!

Воспоминания военной поры – особая тема его творчества. Они оживают в детской памяти, обжигают в рассказах о стариках-фронтовиках, их нынешнем житье-бытье, в рассказах об уже ушедших в мир иной, среди которых особое место занимают старший брат Николай и наш земляк писатель-фронтовик Константин Воробьёв.

А как удивительно полнокровно, с потаённым восхищением к привычным деталям и родным лицам описывает Шитиков картину нелёгкого крестьянского труда, перемежающегося коротким отдыхом, незамысловатой едой и незлобливым, участливым общением, - в органично выпевающемся, «разговорном» стихотворении «На полевом стане»!

Родное Становое, одушевлённое благодарным сыновним чувством,  присутствует  в его стихотворениях то отголоском детских воспоминаний, то горечью утрат, то тоской по полевой России и болью от вида порушенной крестьянской «родовы», то развёрнутыми картинами сельских будней и праздников, скромных и одновременно  неповторимых красот заповедных уголков. При этом Шитиков способен своим поэтическим взором объять грандиозные просторы родной российской земли и одновременно с этим увидеть то, что не всегда заметно человеку нездешнему:

Соединилось малое с великим:
Объемлет разум
Весь раскат Руси,
И в то же время
В блюдцах повилики
Приметны взгляду
Капельки росы…
(«Утренняя песня»)

В его строках живёт ядрёный, задиристый и одновременно мягкий, глубинный язык народа, поразительно точно воспроизведённые интонации повседневной, богатой  и удивительно выразительной  речи. За это он любит и красоту старинных крестьянских песен:

О, песни родины моей –
Неизмеримые глубины!..
«Не пара сизых голубей…» -
Люблю старинные зачины!
Люблю певучий тот размах,
Когда, покой да тишь нарушив,
Рванутся к звёздам из рубах
Мужские песенные души!
(«Вечерняя песня»)

Надо сознаться: задача не из лёгких – выбирать для антологии лучшие стихотворения  Алексея Шитикова. Выбранные мной, на мой взгляд, передают важные качества его поэзии: природную мощь и одновременно доверительную, живую  лиричность. Надеюсь, что многие читатели смогут по достоинству оценить эти подлинные, пришедшие к нам из родниковых глубин, чистые и мужественные строки.

Стихи Алексея Шитикова публикуются по сборнику: «По русским радостям и мукам…» (Курск, 2001).

Алексей ШИТИКОВ

К ДРУЗЬЯМ
Я – из земли к вам, из земли.
Той – полевой и огородной,
Где испокон крестьянский род мой
В грязи возился и в пыли.

Я к вам – из грозных Понырей,
Дугою Курской опалённых
Так, что поныне в старых кронах
Культяпок больше, чем ветвей.

Я к вам – из хаты в два глазка,
Где чаще плакали, чем пели,
Где вдовья горькая тоска
Меня растила с колыбели.

Я – из лугов к вам, из лугов,
Где воронухи и гнедухи
Кобыльим терпким молоком
Спасали нас от голодухи…

Я – из дубрав к вам, из дубрав,
Где мы подростками мужали,
Ещё силёнок не набрав…
Как не зачах я под кряжами?!

Я – из болот к вам, из болот,
Из торфяных канав глубоких,
Где от воды синели ноги,
А по лицу струился пот.

Я – из подвалов к вам таких,
Где часто сукровицей харкал,
Куда остатки магм печных,
Как в ад, спускала кочегарка…

Я – из вагонов, где цемент
Клубился, ноздри забивая…
Я к вам – оттуда, где уж нет
Барака – старого сарая,

В котором силилась внушить
Мне ложь,
Как жить на свете надо…
Но и в бараках честно жить
Возможно всё-таки, ребята!

Я – из армейских к вам рядов.
Проверенный трёхлетней службой,
Я дорожить солдатской дружбой
Вовеки с армией готов!

Я к вам – из грохота цехов
Кузнечно-прессовых и прочих.
И первый гул моих стихов
Рождался там – среди рабочих.

Я к вам – из мужества сердец,
Сумевших мудро переплавить
Войны железо и свинец
Не в месть,
А в горестную память…

Друзья, придя к вам из глубин,
Из жизни трудовой,
Я вас не просто полюбил,
А выстрадал судьбой!..

* * *
Срезал ветер последние листья.
Задержу на рябине свой взгляд –
Как трагически красные кисти
На заснеженном фоне горят!
Впрочем, есть ли трагедия в этом?
Просто, видимо, память больна:
Никакого кровавого цвета
До сих пор не выносит она…
Пережили. Но сердцу легко ли? –
Исстрадалось с мальчоночьих лет:
Рядом с нашей избою при школе
Размещался в те дни лазарет.
Ничего, ничего не забыто,
Всё запомнил, хоть был мелюзгой:
Мать стирала бинты – аж корыто
Багровело от крови людской…
Как синели под кожею вены,
Как сползал её чёрный платок,
Как срывались в кровавую пену
Голубые слезинки со щёк,
Как бинты мы потом относили
На заставленный койками двор,
Где солдаты, от ран обессилев,
Бились, бредили, звали сестёр,
Скрежетали зубами, срывали
С тел повязки,
Хрипели: «Воды-ы-ы!..» -
Это всё я забуду едва ли
До конца.
До последней черты!..

ЛИКУЙ, ДУША!
Молчали долго колокольни,
Но не осилил сверзнуть бес
В атеистические штольни
Святую музыку небес.

Ко-ло-ко-ла!..
Едва их звуки
Заслышу в солнечной дали,
Перерастают в крылья руки –
И отрываюсь от земли.

Пускай меня считают сирым
И нищим скопища барыг, -
Ликуй, душа, слиясь с эфиром,
Освободившись от вериг!

Ликуй, душа, маши крылами,
Светло носи меня, носи
Над золотыми куполами
Незалатыненной Руси!..

НА ПОЛЕВОМ СТАНЕ
Домой мы не ездили на ночь,
Кончали работу – и навзничь.
А утром кулеш нам варила
Пречистая Дева Мария
(Так в шутку вдову величали
За голос певучий и нежный,
Наполненный горькой печалью,
Но всё ж окрылённый надеждой…) –
И тут же гремела команда:
- По танкам, чумазая банда! –
Любил бригадир наш Молчанов,
Чтоб в слове железо звучало!
И снова бескрайние дали
Пахали, пахали, пахали,
Пока на шесте не забьётся
Платка острокрылое солнце.
Завидев сигнал долгожданный,
Мы вновь собирались у стана.
Шла влёт за столами работа
(Признаться, «трудился» до пота,
Поскольку домашняя пища
В те годы была полунищей –
Картошка да хлеб с лебедою,
А здесь – даже мясо порою!..).
- Вы ешьте, родимые, ешьте,
Сама-то поела я прежде… -
Над нами крылато парили
Разлётные  руки Марии.
- Мы знаем, как прежде ты ела,
Садись-ка! Голодной – не дело! –
Любил бригадир наш Молчанов,
Чтоб слово правдиво звучало, -
И Дева Мария, бывало,
Себе черпачок наливала…
Час отдыха кратким был вовсе:
Не дав догореть папиросе,
Гремела всё та же команда:
- По танкам, чумазая банда!..

* * *
Итак, окончилась разлука.
Опять – весна, опять – вдвоём.
Но что же мы с тобой друг друга
Не узнаём? Не узнаём…
Идём цветущими лугами.
Но… я – один, и ты – одна.
Луна, плывущая над нами,
Так холодна, так холодна!..
О чём беседовать мы станем?..
Когда раздвоится стезя
Любви, -
                словесными мостами
Соединить её нельзя…
Итак, ещё одна наука
Мне стала ясной наконец:
Не расстояние – разлука,
А разобщение сердец.

ТИШИНА
Я мыслил в юности по дури,
Что буревестником рождён.
Но тишина сильнее бури –
Теперь я в этом убеждён,
Хоть подхожу к таким моментам –
Порою в спорах глотку рву…
А тишина спокойным светом
Творит всё то, чем я живу.
И лучшей музыки не знаю,
Чем тишина среди полей,
Приподнимающая стаю
Звонкоголосых журавлей!..

В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ…
В последний раз рука моя – твоя.
Как нежно гладишь ты её ладонью!..
Но горизонт зарёю золотою
Уже означен – должен ехать я.

В последний раз кладу тебе на грудь
Свою башку, лишившуюся чуба,
В последний раз целую щёки, губы –
Всё пью твой хмель на весь солдатский путь…

В последний раз лишь через тридцать лет
Мы встретились с тобой уже случайно:
Ты покупала до Читы билет,
До Курска я… -
Расстались беспечально.

Заторопилась ты к своей семье,
А я – к своей, спеша в купе усесться…
И вот тебя не стало на земле,
Узнал об этом – и заныло сердце.

Перед тобой не чувствую вины:
Нас отрезвила сразу же разлука –
Мы просто были юны, влюблены,
Но не сумели полюбить друг друга.

Так что же мне покоя не даёт,
Что сердце рвёт какой-то запятою,
Зачем меня так давит небосвод
В минуты эти вечной глубиною?..

ЗОЛОТАЯ ПАМЯТЬ
На зелёной траве у дороги
Спал мужик, раскинув руки-ноги,
И во сне чему-то улыбался!..
Почему он в памяти остался?
Почему, когда меня тревоги
Распинают, - вдруг увижу, маясь:
Спит мужик на травке у дороги,
Так светло чему-то улыбаясь!..

Городские заимев пороки,
Позабыв природные начала,
Я теперь на травке у дороги
Не усну, как в юности бывало.
Но вот эта память золотая
В сердце что-то золотое пишет:
Спит мужик – и грудь его крутая
Так спокойно и свободно дышит!