|
Июль-август 2020 г.
НОЧНЫЕ БДЕНИЯ В ПОЛНОЛУНИЕ
Когда в можжевеловом сумраке вяжется розовый вьюн
И флоксы удушливо-белым дыханьем чадят
И синяя жимолость каплет, как сладостный яд –
Крадется в беседку мою приручённый котёнок-баюн.
Похоже, забрёл котофей мой из мёртвых нездешних лесов.
Доверчиво голову мне на колени кладёт.
И падает навзничь на землю сорвавшийся плод…
Топорщит котёнок антенны своих золотистых усов.
Заласканный мною зверёк колдовское утратил чутьё
И голос волшебный, и ярость железных когтей.
Баюкает сказками мой желтоглазый котей
Про предков своих баюнов, про котово житьё, да бытьё.
Но за полночь время. В гипнозе сакральной луны
Сжимает над розою кольца увёртливый вьюн.
И когти-серпы выпускает котёнок-баюн
И хищностью тёмной зрачки золотые полны...
ПОЛНОЛУНИЕ
В поволоке облака луна
Молоко холодное лакает.
Зельем колдовским опоена,
Ночь стоит беззвёздная, глухая.
Рыжемордой ведьме надо жертв:
Вот уже ступает по карнизу
Сонный мальчик. Наблюдаю снизу,
Голову задрав, ни жив, ни мертв.
Кто-то вены вскрыл, кто влез в петлю…
Хищница, не ты ли их убила?
Говорят, что дьявольская сила
В полнолунье есть… но я люблю
Мир ночной, что лунным светом дышит.
Льётся он по рёбрам тёмных крыш
Ночь глуха. И звуки тише, тише…
Спит бессоньем мучимый малыш.
Я и сам, противник всяких магий,
Поддаюсь воздействию стихий.
Притулясь к реликтовой коряге,
Чту колдунье новые стихи,
Зная, что совсем не надо это:
Тайну мироздания храня,
Усмехнётся: эти мне поэты!..
Равнодушной ей, не до меня.
Но рождённый под созвездьем Рака,
Растворяюсь в полноте луны.
За семью замками Зодиака
Тайна оборотной стороны…
ОДИН В ЛЕСУ
Ты был один в лесу по воле рока
Глубокой ночью? – До сих пор озноб!
Пропала в темноте моя дорога,
Исчезла прочь во тьме густых трущоб.
Исчезли тени, шорохи и звуки
И бледный свет неоновой луны.
В молчанье мёртвом ветви, словно руки
Деревья тянут, хищности полны.
Застыв в ночной неодолимой дрёме,
Учуяв ток неистовой крови,
Всё ближе пальцы чёрные в изломе.
И ни души. Зови иль не зови.
Ни светлячка, ни звёздочки, ни искры…
Такая колдовская тьма вокруг!
Кривое тело серп желтушный выскреб
Из чрева тучи, хил и близорук.
Как эта ночь безумно долго длилась!
И думалось: останусь ли жива?
Но снизошёл рассвет как Божья милость
И алые развесил кружева.
Проснулся лес под трескотню сорочью,
Раскидывая пышные листы…
Прошу тебя, ночуй безлунной ночью
Один в лесу. Не забоишься ты?
ОСА
Огненный сироп и абрикосы
В антикварном бабкином тазу.
И гудят назойливые осы
Над вареньем. В дом его несу.
Вот одна из них легко присела
На латунно-сахаристый край.
Вмиг подвижность потеряло тело
И оса взмолилась: выручай!
Прилепилась тоненькою лапкой
К вареву густому, словно мёд.
Вытираю бортик мокрой тряпкой:
Ни назад оса и ни вперёд!
Ну, давай! Опасность миновала.
Гостья по руке моей сползла.
Иногда для радости так мало
Надо нам. Такие вот дела…
***
…Мы продолжали жить.
Верили и просили:
Дай нам, Господь, по силе
Горечь судьбы испить.
Вот он, Дамоклов меч!
И никуда не деться.
В мыслях промчится детство
И головёнка – с плеч!
Рыбы в тугой сети.
Бьёмся. И остаётся
Без никаких эмоций
Тихо принять, уйти…
Небом ещё дано
Плакать, дышать, смеяться…
Гнёт самоизоляций:
«Стойте! Запрещено!»
Силы даёт Господь
Жить созиданьем веры.
Дышат огнём химеры,
Ставя клеймо на плоть.
Но над душою власть
Не заиметь отродью,
Что помыкает плотью
И разжигает страсть.
Вычерпаем до дна
Чтобы там ни случилось:
Воля Твоя и милость,
Воля на всё одна.
***
Свистят они как пули у виска,
мгновения…
Рождественский Р.
Мельтешенье дат календаря,
Чисел карусельное движенье.
Чтоб дожить скорей до воскресенья,
Подгоняли время декабря.
Ждали: вот до лета доживём!
Чтоб на море, аж на две недели!
А мгновенья у виска свистели…
Истощилось время. Неужели
Мы не беспокоились о нём?
«Вот построим – то-то будем жить!
Удобрим, заложим, приумножим»…
А теперь неимоверно сложен
Путь из кухни до больного ложа:
Крепнет немощь, исчезает прыть.
За окошком осени настой
Манит на бодрящую прогулку.
Может быть, рискнуть? – По переулку,
Наслаждаясь Божьей красотой?
Волоченье ног…Куда спешил?
Иль намеревался жить два срока?
Время бессердечно и жестоко:
Не отмерит лишних лет и сил.
Не предполагалось в спешке той,
Что не одолеешь марафона.
И, сойдя с маршрута, изумлённо
Видишь точку вместо запятой…
ЖАСМИН
Ошеломляющий, волшебный, несравненный!
Я аромата лучшего не знаю.
Он на задворках сада, у сарая.
Покрыт цветами кустик белопенный.
В зазубренных листках и чашечках соцветий
Слеза росы – очарованье утра.
Ещё бледна заря, но прежде, чем созреть ей,
Варю варенье, начищаю утварь.
Так рано встать, трудясь? – Необъяснимо это.
Обычно сладко спится в час рассвета!
Знать, песенка моя ещё не спета:
Я в пагубе жасминового цвета.
Не ощущая голода и жажды,
Лишь неизбывной горечью пьянею.
Такой же куст благоухал однажды…
И вновь живу я памятью моею.
ВИШНЯ
Бесплодная вишня росла в Вознесенском саду.
И вправду сказать: незавидное чахлое древо,
Но вёснами густо цвело в безмятежном бреду,
Да всё пустоцвет. Не рожала бездетная дева.
И нынче весной пообсыпало вишню опять.
Отчаявшись, мы урожая и вовсе не ждали.
Но вот облетели цветы. Понесла! И рожать
Она собралась…Только вряд ли. Не сможет. Едва ли…
А дальше забыли о ней. Накопились дела.
И вышел процесс созреванья из-под наблюденья.
А вишня…Нарядная спела вишня жила
И ягодным пиром дарила в миру наслажденье!
Она ликовала и зрело была хороша
Всем тем от земли, что родящее древо имело.
И пела беззвучно вишнёвая эта душа
И счастьем дышало её благодатное тело. |
Из прежних тетрадей ***
… Славянская, неодолима, суть
Живет во мне. Я – дикая, степная.
Мой город гордый, ты не обессудь:
Я, понимая, но не принимая
Великолепья твоего, пойду
На еле слышный предков зов гортанный.
В постели душной, в муторном бреду,
На зов ночной, тревожащий и странный.
С годами все сильнее эта власть:
Моя святая родина – деревня.
Она, меня, родная, заждалась…
Спущусь к ручью, напьюсь водицы всласть.
Как хочется в глуши твоей пропасть,
Где шепчутся знакомые деревья!
Здесь, у забора лопуховый плен,
Засилье одуванчиков медовых.
Прильну к земле. Не разогну колен
Согбенных. В муравах твоих шелковых,
Высматривая насекомый мир,
Задумаюсь о вечном и о бренном.
О счастье малом, столь обыкновенном…
Бревенчатый мой край, ты сердцу мил.
Взойду на полусгнившее крыльцо:
По-стариковски покосились двери.
И петли проскрипели с хрипотцой,
Что в возвращенье городских не верят.
И не дымит наш самовар в саду,
Но топит баню старая соседка.
И с голосами прочими в ладу
В кустах кудахчет рыжая наседка…
В неторопливом продолженье дня
Иных забот и мыслей не приемля,
Прошу, молю: не отпускай меня!
Я – маленькая девочка.
Деревня,
Качай меня в руках, и песню пой,
О, мать моя, про горькую лучину.
Учи ходить. И отчею землей
Покрой, когда тебя навек покину.
Не отдавай меня, не возвращай
В холодное сияние кварталов.
В паучью сеть фейсбука и порталов.
Деревня, здравствуй! Город мой, прощай...
***
Сторонушка родная: речка, утки…
Душе отрада. Сяду у воды
Всего на две короткие минутки
На бережку татарской слободы.
Куплю буханку «сельского» в продмаге
И покрошу. Толкаются, спешат
На ужин даровой, а на коряге
Утиный суетится детский сад.
Топорщат перепончатые лапы,
На всю округу слышно болтовню.
Снуют туда-сюда по водной ряби,
Плывут ко мне – лишь только поманю.
Берёт еду доверчивая птица
Из покрасневших и озябших рук.
И сердце тихой радостью лучится,
И потеплело вроде бы вокруг.
Спасибо кряквы, вам за утешенье
И чувства, неподвластные словам.
У друга нынче попрошу прощенья,
И разделю печали пополам…
Короткий день сменил студеный вечер.
Забыв дела, сижу на берегу.
Пора домой. Пернатые, до встречи!
Я завтра так же с хлебом прибегу.
ЖУРАВЛИ
День полупрозрачен, даль свежа.
В высоте апреля голубиной
Взрезал небо лезвием ножа
Над раифской храмовой равниной
Треугольник серых журавлей –
Клин летящих птиц дорогой длинной.
Славил Пасху колокольный звон,
Разливался в месте заповедном,
И на прихожан со всех сторон
В гомоне сходил благословенном.
На посадку птичий шёл десант
За кусты в подшёрстке нежно-вербном.
Им не установлено границ,
Плавателям тонкого эфира.
Пьют себе свободно из криниц
В разных уголках земного мира.
Вот они в родимой стороне
Растворились точками пунктира.
У людей – ни крыл и ни свобод,
И по швам трещит моя планета.
Полыхает алый небосвод:
Жжёт огнём войны сосед соседа.
Кто посеет зло – он зло пожнёт.
Но летят в Россию журавли,
Нет погранпостов для вольной птицы.
Приземлились, словно корабли
На болотном островке земли
Отдыхать до самой багряницы.
Мир тебе, мой серый журавель!
Пусть окрепнут журавлёнка крылья.
Улетит за тридевять земель
Перелётных асов эскадрилья,
Но в свою вернётся колыбель.
ОСЕНЬ
Довольно милая, не плачь…
Давай скорей осушим слёзы.
Отяжелел намокший плащ
И сноп куста рыжеволосый.
Тоску да сырость развела,
Что в пору мне с тобой заплакать.
Такое золото! – и в слякоть,
Ему ни счёта, ни числа…
Сорвал стропу воздушный змей:
Уходит, словно табор, в небо,
В ультрамариновую небыль,
На трассы звёздных кораблей.
В траве – рябиновая падь,
Листва оранжевого клёна,
А на лице твоём точёном
Лишь отчуждения печать.
Непредсказуем норов твой:
Давно и точно это знаю.
Ведь я сама слыву такой
Хожу по самому по краю….
Но год от года снова жду
Мою неласковую Осень,
И корабли надежды жгу…
Как бьётся яблоками оземь
Понурый август! И в саду
Полным-полна плодами яма.
Прощанье – маленькая драма
С другой печалью наряду.
ВОСЬМОЕ МАРТА
Снова бело, лишь чугунные люки гидрантов
Черными кляксами в талой оправе воды.
Голые ветки искристых полны бриллиантов,
В проступи лестниц сырые ложатся следы.
Глиной дорожной сапожки порядком измазав,
В зеркальце лужи платком потереть без труда.
Мимо мельканье машин, серо-буро-чумазых,
Резво несутся: лишь веером брызжет вода.
Вот у киоска цветочного очередь встала.
«Шкоду» напротив парнишка паркует, спеша.
Хватит тюльпанов на всех! – Продавщица сказала.
В воздухе вешнем колышется флёр куража.
Рядом с машины торгуют янтарной мимозой:
Желтые шарики необычайно милы!
Марта восьмое! По-птичьему звонкоголосо
Улицы ранним весенним предвестьем полны.
Снега остатки сойдут, как его не бывало…
Это какая же наша по счету весна? –
Помнишь, какие цветы приносил мне, бывало,
В крае тюменском, где белые ночи без сна?..
Вслух невзначай, будто рядом ты, заговорила
И продолжаю придуманный мной диалог.
Только давно – ни цветов
и ни прежнего пыла,
Лишь на могиле твоей распускается ранний цветок.
СОНЕТ ДРУГУ
Привет! Ты слышишь? – Я тебе желаю
Отзывчивого сердца на весну.
Признаться, в марте тянет нас ко сну
Сильнее, чем обычно, только знаю:
Ты ни за что не будешь долго спать.
Пускай ленивец тяготит кровать.
Вставай, взбодрись! Расправь, почисти перья,
Ручьём лесным журчит на кухне кран.
Поставлю диск: пленительный орган:
Послушаешь – понравится, поверь мне.
«Прелюдия и фуга До мажор»
Рождает в сердце трепет и веселье.
Во двор скорей, сквозь длинный коридор,
Вдыхать весенних ароматов зелье.
|
