| |
 В этом году Инэль Яшиной исполнилось бы всего 78 лет.
Поэт, член Союза писателей России. Лауреат премии имени Николая Рубцова, Фёдора Абрамова, Михаила Ломоносова, заслуженный работник культуры РФ, автор девяти поэтических сборников. Родилась 25 апреля 1940 года в п. Юрино Марийской АССР:
А родиной я из апреля,
Из яркого шалого месяца!
Из птичьих торжественных трелей
Да звона весёлых капелей.
После средней школы работала учетчицей леса в лесопункте, заведующей клубом, библиотекарем. Окончила в Москве медицинское училище. Вернулась на родину, где четыре года работала медсестрой.
По семейным обстоятельствам переехала в Архангельскую область, где продолжала работать медсестрой. В Котласе в течение 10 лет она вела занятия в городском литературном объединении "Двинские зори". Интересно её знакомство с Ольгой Фокиной, которое состоялось как раз в Котласе. «Она (Ольга Фокина – примеч. авт.) ехала через Котлас в свой родной Верхнетоемский район. Об этом узнала ответственный секретарь газеты «Двинская правда» Светлана Горшкова, выдернула Инэль из больницы и привела на речной дебаркадер. Пока Яшина и Горшкова гуляли с двумя маленькими детьми Фокиной, Ольга Александровна читала яшинские стихи. Она удивилась: «У вас до сих пор нет книги? Вы же состоявшийся поэт!»» - пишет в одной из своих статей писатель, журналист, краевед Сергей Доморощенов. В 1981 году Инэль Яшина переезжает в Архангельск. С 1991 по 2007 возглавляет областное отделение Союза писателей России. Умерла Инэль Петровна 12 октября 2011 года и похоронена по завещанию в Котласе. В 2013 котлашани увековечили её память: мемориальная доска появилась на фасаде дома, где она когда-то жила. В городе каждый год проводится региональный фестиваль «Литературные встречи Инэль Яшиной».
Строго, жёстко разбирала она стихи молодых поэтов. Всегда говорила то, что думает. Поэтому многие её боялись, не любили.
Видать, навеки мне завещана
Сухая, строгая молва:
«Самостоятельная женщина,
Скупа на нежные слова».
Но и жизнь у неё была непростая:
То справа налево летела,
То слева летела направо.
А били за правое дело,
За правое – били без права!
Духовное крепло начало:
Осмыслила суть вековую.
Теперь я стою, не качаясь,
Хоть бьют-то, подчас, вкруговую.
Но, несмотря на это, она всегда оставалась женщина. У неё много лирических стихов, все они пронизаны любовью и часто написаны о любви:
Я вся в отца: вольна, упряма
И уж люблю – так без ума!
или:
А я к тебе бессонными ночами
По-прежнему, хоть в памяти, иду.
Мне Инэль Яшина запомнилась доброй, заботливой, любящей.
Я был участником каргопольских литературных фестивалей «Поэзия Севера всегда молода», которые проводились Архангельским отделением Союза писателей России. На одном из них многие по вечерам ужинали в кафе «Каргополочка». У меня было не очень много денег, поэтому я пил чай с купленными в магазине сухарями. Сижу я один раз так, думаю о том, как прошли обсуждения, и вдруг вижу: передо мной появляется яичница с чем-то. «Это не мне, - говорю я официантке. - Я ничего не заказывал». И в этот момент перехватываю взгляд Инэль Петровны от дальнего столика. «Ешь» - тихо говорит она. Так что Яшина не только строго относилась к молодым писателям, разбирая их произведения, но и подкармливала их, если это было необходимо.
Инэль ЯШИНА (25 апреля 1940 - 13 октября 2011)
* * *
Расчихался мотор. И промолвил водитель:
“Устают и машины, полсуток в пути.
Вы пока разомнитесь, вокруг поглядите.
Жаль, темнеет. Красивее мест не найти!”
Вечер. Морось. Хожу по земле осторожно.
Указателей нет. Как деревню зовут?
Телефон-автомат (?!) на столбе придорожном,
Возле дома, что призраком кажется тут.
Три передних венца в прах рассыпаны тленом.
Где хозяин избы? Видно, в город утёк.
Наклонилась изба, словно встав на колена,
Возле самой из хлябных российских дорог.
Умирает изба. Треугольник фронтона,
Как нахмуренный лоб, ей глазницы прикрыл.
Их пяток, мёртвых изб, только вижу — у склона —
Есть живая! Там светит фонарь у перил.
Подошла, поклонилась. Костистая бабка
Улыбнулась в ответ, просветлела лицом.
Обмахнула ступеньку рядном, для порядка,
И присесть пригласила рядком, на крыльцо.
— Вам не страшно одной?
— Так ведь взять с меня неча...
— А не скучно?
— Скучать непривычна, дела...
И Клавдейка, подруга, живёт недалеча,
Мне пустяк — три версты до еённа села.
Вишь, синяк на столбе? Телефон учредили!
Хошь — в межгород звони, хошь — в родной сельсовет.
Как тогда, с кукурузой, опять начудили.
— Не звоните?
— Кому? Да и карточки нет.
...Мы продолжили путь, поспешали на праздник.
И остались: бабулька на чистом крыльце,
На столбе — телефон, словно свежий подглазник
У российской деревни на скорбном лице.
ТРАВИНКА
Всему на свете я родня.
Хотела тише жить и проще.
Травинкой стала, и меня
Дожди веселые полощут.
Конец страде, косарь ушел,
Меня оставил у прокоса.
И как же стало хорошо!
Как будто смыло все вопросы.
Умолкли птичьи голоса.
Закат покров над лугом выткал.
Я верю, слышат небеса
Травы безмолвную молитву.
* * *
В. С. Фортыгину
“Ты не в мать, не в отца!..”
А в кого?
В молодца?
Эту присказку слышать не ново.
Полиняла с лица?
Так ведь я образца
Довоенного, сорокового.
Никого не кляну.
Нас, почуя войну,
Из надёжного лили металла.
По завету кого
и во имя чего
Величайшей державы не стало?
Не повешу вины
я на плечи страны:
Не судья своей матери дочка.
Только вспомнить должны
То, что дети войны —
Доживают в кручинах денёчки.
Не повешу вины
я на плечи страны.
Не по мне старой нищенки повесть.
Только вспомнить должны
то, что дети войны —
Это гордость России и совесть.
У МОГИЛЫ ФЁДОРА АБРАМОВА
Мятежный дух и горечь терпкую,
Чем жил великий человек,
В твоих домах, деревня Веркола,
Годам не выветрить вовек!
И я клоню седую голову
На стылый розовый гранит.
Не разделить печали поровну,
Пускай Россию Бог хранит!
А сколько жить ей —
будут помниться
Тиха, задумчива, чиста
Деревни Верколы околица
И свет могильного креста.
Ему, правдивому, упрямому,
Свою свечу зажгла заря,
Звонят по Фёдору Абрамову
Колокола монастыря.
То звоны всей России слышатся —
Зовут, плывут и вширь и ввысь,
И где-то кем-нибудь допишется
Его непрерванная мысль.
СТАРОВЕРКА
Седоволосая и рослая,
Доныне гордая осанкой,
Лицом — боярыня Морозова,
И той же веры — христианской.
Мудрее старого провизора,
Врачует травкой да кореньем.
Она окошко телевизора
Считает дьявольским твореньем.
И, осенив себя двуперстием,
Бранит его, как люта ворога:
“Ух, как рогатиной бы треснула!
Да стоит, дьявол, шибко дорого...” |
|
