Юрий ПАХОМОВ-НОСОВ
На острова Бриони на корабле «Маркони»…
Рассказ
После нескольких пасмурных дней в Ровень вернулась тихая солнечная погода. В парке отеля «Монтауро» пахло хвоей, а временами ветерок доносил на балкон сладковатый запах теплого Адриатического моря.

Ровень поражал воображение. Стоило спуститься из отеля на набережную, как прямо из леса мачт стоящих в гавани яхт возникал город-мираж: дома на каменистом полуострове лепясь, друг к другу, образовали причудливое средневековое городище, увенчанное базиликой Святой Ефимии.

Александру Львовичу Бахрушеву нравился недорогой, но вполне комфортабельный отель, нравилась набережная, окаймляющая голубую лагуну, в центре которой морским ежом возвышался Красный остров. В городе до глубокой ночи работали многочисленные рестораны, бары, кафе, магазины – и все это было наполнено движением, светом и разноязычным говором туристов.

Особенно ему понравились плавучие сувенирные лавки у набережной. Чего только там не было! Раковины самых невероятных форм и расцветок, кораллы, старинные амфоры, чучела экзотических рыб, искусные украшения. В лавках можно было приобрести прозрачные, тонкого стекла бутылочки, в которых каким-то образом помещались модели кораблей с мачтами и парусами. Еще там продавались различные колокольчики, погремушки, ожерелья из раковин, и, когда ветер нагонял волну, лавки покачивались и издавали мелодичный перезвон.

Можно было тут же, на набережной, сесть за столик ресторана и заказать жареных кальмаров, каракатицу с острым соусом или миксте, что-то вроде рыбного ассорти, когда на блюде разложены мидии, осьминоги, креветки, а в центре золотится нежнейшая рыба брансин, отдаленно напоминающая семгу. И это великолепие пахло южным морем.

А впечатления от поездки в Венецию! Каких-нибудь три часа на комфортабельном теплоходе - и вы в самом удивительном городе мира, который справедливо называют «любимой игрушкой человечества»! Солнечный ветреный день, дома, возникающие из воды, гондольеры в тельняшках с широкими поло-сами, пахнувшие плесенью узкие каналы и простор Гранде-канале, площадь Сан-Марко с известными по кинофильмам голубями, дворцы, ошеломляюще дорогие магазины.

Никогда еще Бахрушеву не было так хорошо, никогда он не жил в таком согласии с самим собой, и его раздражало, что жене не нравились ни отель, ни чудо-городок Ровень, ни хорватская кухня. С того самого момента, как Лидия Ивановна села в самолет, на ее увядшем лице застыло выражение тревоги, слов-но она все время ждала каких-то дурных вестей, неприятностей, чего-то необъ-яснимого и страшного. Она плохо спала, постоянно что-нибудь забывала, у нее все валилось из рук, и тогда лицо ее становилось растерянным и жалким.

Александр Львович любил жену, в прошлом году они отметили золотую свадьбу, и ему было больно видеть, как Лида стремительно превращается в неряшливую, мнительную старуху. Ничто вокруг ее не занимало, говорить она могла только о внучке Даше, и, что больше всего обижало Александра Львовича, ни разу не вспомнила о сыне. И это было несправедливо.

Александр Львович гордился сыном, наконец-то, занявшем прочное, подобающее ему место в жизни. А как все плохо и трудно складывалось еще совсем недавно. Каких-нибудь три года назад они впятером ютились в двухкомнатной «хрущовке», считали каждый рубль, отказывали себе во всем, порой самом необходимом.

Левушка перебивался случайными заработками, что-то там переводил, правил, редактировал чужие рукописи, фирмы, куда он устраивался на работу через месяц-другой разваливались, невестка Лариса за гроши преподавала в школе, а внучке шел тринадцатый год, и ей требовались фирменные джинсы и кроссовки. Но главная беда заключалась в другом – в семье наметился разлад, Левушка все чаще исчезал по вечерам, а Лариса стала ходить на какие-то религиозные сборища. Ни жена, ни невестка не одобряли того, что происходит в стране, им словно глаза застило, не видели, не хотели видеть положительных перемен. Эх, будь он, Александр Львович, лет на пятнадцать моложе, он бы раз-вернулся, показал себя – сейчас можно, не то, что в советское время.

Потом все разом переменилось. Левушка случайно встретил своего одноклассника – тот давно уже жил в США, имел свое дело и теперь налаживал торговлю с Россией, собирался открыть в Москве и в провинции несколько магазинов. Ему потребовался свой человек, желательно со знанием английского языка: маркетинг, реклама, представительство. Через два года Левушку было не узнать: из вечно нестриженого, с седеющими лохмами сорокалетнего мальчика в застиранных джинсах он превратился в солидного господина, имеющего пристрастие к дорогим костюмам и шелковым итальянским галстукам. Первым делом он купил родителям трехкомнатную квартиру в новом доме на улице Туха-чевского, потом появилась и машина – подержанный, но в хорошем состоянии «рено».

А Лидию Ивановну не радовали перемены, не радовала ни трехкомнатная квартира, ни машина.

-Посмотришь, это добром не кончится, - говорила она мужу.

-Почему же? Лева хорошо зарабатывает. Что в этом плохого? Он же не бандит.

-Не знаю. Чувствую.

И когда Лева оставил семью и переехал к ним, на улицу Тухачевского, Лидия Ивановна лишь горько усмехнулась:

-Ну, что я тебе говорила?

-Ой, не надо! Что это первый случай? С ума сойти! Если хочешь знать: Лариса не пара Леве!

-А Даша?

-Вырастет. Я же вырос без отца! А у нее отец жив, и при цивилизованном подходе вполне можно наладить отношения.

-Твой отец погиб на войне, а это совсем другое дело.

Он вглядывался в стареющее лицо жены и думал, что эти перепады настроения, мнительность, душевные терзания – типично женские черты. И ему нравилось, что в Левушка после сорока стал походить на прадеда. Прадед был из кантонистов и получил солдатского Георгия за битву при Шипке. В семей-ном архиве хранился старинный дагерротип, запечатлевший прадеда Левушки незадолго до смерти. Он напоминал библейского пророка: пышные седые волосы, благородный профиль, пронзительный взгляд. Прадед имел колбасный ма-газин в Анапе и двухэтажный особняк в центре города.

Лилия Ивановна оказалась права: цивилизованных отношений между ро-дителями Даши не получилось. И виной тому не невестка, - она по-прежнему любила мужа, - а внучка. С бескомпромиссностью юности она заявила отцу, что никогда больше не перешагнет порога его нового дома, не хочет его видеть и отказывается от помощи. Ценные подарки неизменно возвращались по почте с обидной припиской.

Александр Львович пробовал объясниться с внучкой, но получил жесткий отпор. Даша говорила с ним холодно, отчужденно. Но он знал, что девочка тайком встречается с бабушкой и той удается передать деньги и кое-что из вещей. Смущало и то, что сын отнесся к разводу с удивительным равнодушием. По-видимому, чтобы сгладить отношения с родителями, он и предложил туристическую поездку на выбор: Испания, Кипр, Греция. Можно и в Израиль, но там сейчас опасно. И очень удивился, когда отец настоял на Хорватии.

За день до отъезда в Москву Александр Львович уговорил жену съездить на экскурсию на острова Бриони.

-Там национальный парк, дикие животные живут свободно, даже слоны есть. Ты же любишь животных? К тому же на одном из островов сохранилась резиденция маршала Тито, есть его музей. А ты знаешь, как я отношусь к маршалу.

Александр Львович боготворил Тито, много читал о нем – маршал был единственным из послевоенных лидеров, кто устоял перед волей Сталина, не дрогнул, сделал из Югославии процветающую страну. Именно поэтому Бахрушев предпочел Хорватию, выбрав Ровень. Площадь в центре этого курортного городка носила имя маршала. Разве мог Александр Львович не побывать на Бриони, где прошли последние годы жизни Иосипа Броз Тито?

Лидия Ивановна согласно кивала головой, а в ее голубых, подернутых склеротической дымкой глазах где-то на самом донышке тлела необъяснимая тревога.

День выпал ясный, на море штиль, современный итальянский теплоход «Маркони», забрав в Ровене туристов, взял курс на острова. И опять Бахрушеву все нравилось: и теплоход, и маяк с игрушечной башенкой, и море то и дело, меняющее оттенки - от бледно-голубого до лилового и даже красного. А когда возникли острова Бриони и туристы – в основном немцы – загалдели, защелкали фотокамерами, Александр Львович подумал, что жизнь замечательна и жаль, что она на исходе.

И потом в вагончике автопоезда, который тянул смешной, стилизованный под паровозик, тягач, он испытал светлое и немного грустное чувство, жадно прислушиваясь к словам гида-хорвата и удивляясь, что понимает его. Жемчуж-ные поля, на которых паслись зебры и пони, рощи, где в тени деревьев лежали на траве буйволы, старинная церковь с мозаикой античных времен и, наконец, прохладные залы музея Тито, где с каждой стены на Александра Львовича взи-рал стареющий, но еще энергичный маршал, тоже нравились ему. Особенно Бахрушева растрогала простая деревянная трость Тито. Время беспощадно ко всем, даже к исполинам.

Уже на теплоходе, откинувшись в кресле, Александр Львович сказал жене:

-Я помолодел на сорок лет. Поверишь, я снова стал писать стихи. Вот послушай:

На острова Бриони на корабле «Маркони»
Отправились однажды осеннюю порой
Два гостя из России, мадам и некто в джинсах.
Представьте только, в джинсах с огромною дырой…

Лидия Ивановна с изумлением посмотрела на мужа:

-Саша, ты снова порвал джинсы? Я же тебе их зашила!

Александр Львович засмеялся:

-Это метафора, Лидушка. Метафора! Но согласись, в стихотворении есть размер и ритм.

«Маркони» подходил к Ровеню – возникла и исчезла позади башенка маяка, – Лидия Ивановна тронула мужа за плечо:

-Саша, я, кажется, укачалась. Не мог бы ты меня проводить на верхнюю палубу?

Бахрушев с тревогой глянул на жену: лицо ее обострилось, почернело, в расширенных зрачках появился лихорадочный блеск.

-Да-да, конечно, - он, помог жене подняться из кресла.

Палуба под ногами слегка вибрировала. На кормовой площадке пахло дизельным выхлопом, бился, трепетал на ветру флаг, море поблекло, а слева, у горизонта, во всю его ширь разливалось багровое зловещее зарево. Казалось, там, за морем, пляшут языки дымного пламени.

-Боже мой, ты только посмотри, какой закат! – Лидия Ивановна прижалась к мужу.

-Да, впечатляет. Завтра ветер будет. Есть такая примета.

-Это к несчастью! Я знала, чувствовала!

Лидию Ивановну бил озноб. Даже сквозь рокот машины слышно было, как стучат ее зубы.

«Она больна», - со страхом подумал Бахрушев, обнимая жену за плечи.

-Успокойся, Лида. Ты просто переутомилась. Столько впечатлений, да и на солнце целый день.

-Оставь, ты бываешь поразительно нечуток. Я не сумасшедшая.

И пока теплоход приближался к причалу Лидия Ивановна, словно окаменев, стояла, ухватившись за поручни, не в силах оторвать взгляд от стекающего за горизонт зарева.

В отель возвращались молча. Лидия Ивановна, пересилив недомогание, шла быстро, и в каждом шаге ее чувствовался упрек, упрек ему, Бахрушеву. За что? Александр Львович плелся сзади, у него покалывало сердце, и он никак не мог понять внезапной враждебности жены.

Туристы в холле – немцы, англичане, итальянцы, сбившись в группы, что-то взволнованно обсуждали, другие облепили телевизоры – не подступиться. «Футбол, наверное», - с раздражением подумал Бахрушев.

Лидия Ивановна от ужина отказалась, легла, не раздеваясь, в постель и от-вернулась лицом к стене. Александр Львович, прислушиваясь к ее дыханию, устало думал о том, что завтра лететь в Москву и как Лида перенесет дорогу. Рядом билась какая-то тревожная мысль, но он все никак не мог определить, о чем она.

Поужинал без аппетита, ресторан приглушенно гудел, как растревожен-ный улей. У бара его остановила молодая женщина, помнится, во время экскурсии в Венецию они оказались в одной группе. Звали ее Алла.

-Александр Львович, слышали что-нибудь новое про Америку? На одном телевизоре гонят программу Си-Эн-Эн на английском, на другом - немцы. Я ни того, ни другого языка не знаю…

-А что, собственно, произошло?

-Как? Вы ничего не знаете?

-Нет. Мы были на экскурсии на островах Бриони, незадолго до ужина вернулись.

-Что вы! Сплошной кошмар! Террористы атаковали Нью-Йорк, Вашингтон, даже по Пентагону ударили.

-Как… ударили?

-Смертники захватили самолеты и направили их на города. Манхэттен в руинах.

У Александра Львовича заныло под левой лопаткой.

-Извините, я должен срочно позвонить.

Когда он набирал свой московский номер, у него дрожали руки. Телефонная трубка тошнотворно пахла духами. Звонки унылым эхом отзывались в пустоте квартиры, – Левушки дома не было. Тогда он набрал номер невестки. Трубку сняла внучка.

-Здравствуй, Дашенька, это дедушка звонит из Хорватии. Ты не могла бы позвать маму?

После паузы Даша сухо ответила:

-Не могу.

-Почему?

-Мама спит. Врач скорой помощи сделал ей укол и не велел беспокоить.

-А что случилось?

-Дед, у тебя, видать, совсем крыша поехала. Или у вас там телевизора нет? Папа вторую неделю в Нью-Йорке…

Даша сказала что-то еще, но Александр Львович ее уже не слышал. На негнущихся ногах подошел он к телевизору. Что-то, наверное, было у него в лице, потому что люди расступились, уступая ему место. На экране говорил, жестикулируя, какой-то господин, под ним плыла бегущая строка. Из английских слов на ней знакомо было только одно – «атака». Внезапно господин исчез, место его занял небоскреб, очертания которого показались Бахрушеву знакомыми. Ну конечно, Левушка показывал фотографию Всемирного торгового центра, где располагался офис их фирмы. Рядом с небоскребом возникла тень самолета со скошенными крыльями. Самолет мягко, как в расплавленный воск, вошел в небоскреб, на противоположной стороне серой башни вспучился черный гриб взрыва, и багровые языки пламени, мешаясь с дымом, взметнулись вверх. И это пламя Александр Львович уже видел, видел в небе сегодня с кормовой площадки теплохода «Маркони». Ему даже показалось, что там, среди дыма, мелькнуло и погасло чье-то лицо.


Комментариев:

Вернуться на главную