Издано в "Российском писателе"

Алексадр НЕСТРУГИН (Воронеж)

НА ВЕТРУ

Из новой книги

 

ПИСЬМО ПОТОМКАМ
Проспект Победы, переулок Вдовий
(Блокадный, Инвалидный)… Это – нам.
Не нужно даже ставить номер дома
И называть нас всех по именам.

Пишите нам – таким, не знаменитым,
Ещё «режим» заставшим и «прижим»,
Затюканным генсеками и бытом,
Но вам, по этим стёжкам, не чужим.

Не фейерверком и не брагой пенной,
Не золотой пшеницей на парах –
Мы поднялись травой послевоенной
На пепелищах и на брустверах.

А вы теперь, нос по ветру, блажите:
«Я – мира житель, мне подай весь мир!»
Черняшкою, послевоенным житом
Мы из осколков проросли, из мин.

Наш хлеб хранит тех лет железный привкус,
Но нам не надо за море кивать,
Вставлять фарфор и ставить модный прикус,
Чтоб этот чёрствый, честный хлеб жевать.

Вам это всё, быть может, и не мило,
Но помните, верша фейсбучный суд:
Пока «Фейсбук» вас развлекает «мылом»,
Здесь похоронки – писем с фронта ждут…

***
             Петру Чалому
«Житы треба, як ни гирко» -
Бабушкино вспоминаю…
Были те слова, как гирька
В наших ходиках – стальная.

Так уже никто не скажет…
Не кляла, не обличала.
И слезы нестёртой тяжесть –
Жизни маятник качала.

И пока слеза, нетленна,
На щеке её дрожала,
Белые рубили пленных
В вербах, конный круг сужая…

И просил – на русском чистом –
«Есть», и, молока дождавшись,
Плакал офицер-мальчишка,
Что ночами шёл с Гражданской…

А потом – кулачить стали…
Но когда голодовали -
В полдень на колхозном стане
Кашу-затирку давали…

И в глазах полуоткрытых
То смеркалось, то светало:
Бабушка свой век – в отрывках -
По складам впотьмах читала.

Век, что звал за волю драться,
Сделал кровь и раны – речью.
…И помог в щепоть собраться
Пальцам бабушки калечным.

«Бабушка, ты всех простила?!» -
Сердцу не было покоя.
И она меня крестила –
Той, калечною рукою:

«Житы треба, як ни гирко».
…Ход часов не различая,
Всё подтягиваю гирьку,
Ту, что маятник качает.

ПЫРЕЙ
Молод был…Сдуру такое сронил –
Хуже отравы!
Род свой крестьянский с пыреем сравнил:
Оба упрямы.
Главное дело: вцепиться, врасти!
Взвился тут с воем
Некто: «Ты род свой ровняешь, прости, -
С сорной травою?!»
Ну, и пошёл костерить и костить
Юное племя.
…Мне его, рьяного, нынче простить -
Самое время.
В ряд, критик мой, становись поскорей:
Повдоль России
В зиму не кашку косить, а пырей,
Ровный и сильный.
Не по лугам, а по балкам простым,
По неудобьям.
Будешь прощён ты (ведь я же простил)
Травушкой доброй.
Вместе пройдём, где ходили с отцом
Ранью сырою,
Повдоль степи разживаясь сенцом –
Счастьем коровьим.
Это тебе – не гитарный поход
И не пирушка.
Может, и ты насбиваешь – ну хоть,
Может, на кружку -
Белого марева утренних зорь…
Кепочку выжмешь,
Жизнь не спеша выводить на позор
Прописей книжных.
Крикнешь в былое – и я отзовусь,
Рядом, не минешь.
…Даже и вырвешь такую траву,
Под ноги кинешь –
Хватит и капли водицы живой,
Неба над нею,
Чтоб приросла… Хватит, даже с лихвой,
Мне и пырею.

НА ВЕТРУ
Бьётся чёлн – ни гребца, ни весла –
С ржавой цепкою, рвущей корму…
Режет ржавый камыш – «жизнь прошла» -
Жестяные слова, а кому?

Жизнь прошла, говоришь? Чёрта с два!
Мои пальцы – хоть глянь! – не дрожат.
Не смололи меня жернова,
Что на старой плотине лежат.

Не затем я вдоль стариц брожу;
Не затем, что горяч и рисков,
Я туда, за излуку гляжу
С позабрызганных стужей мостков.

Этой жизни не друг, не жених, -
Кто я ей? Став моим толмачом,
Тебе скажет любой из живых –
Да хоть рвущийся по ветру чёлн…

Мне тепло – на юру, на миру.
Здесь, где, старицы вдев в рукава,
Режет старый камыш на ветру
Из прорех жестяные слова…

РАЗГОВОР С КУЛИКОМ-ПЕРЕВОЗЧИКОМ
Берег тот – только бледные лозы,
Этот берег – румяный тальник.
Ты кого и зачем перевозишь
Через тёмную реку, кулик?

Вот и кончилось длинное лето
Тальников и клонящихся лоз.
Это видно по смятым билетам
Тех, кого ты уже перевёз.

Ты взлетишь – их поднимет и носит
Вихорь, знающий всё наперёд…
И никто их на память не просит,
И обратный билет не берёт.

Вот он – жёлтый, забытый – сплывает,
Будто вправду не нужен судьбе.
Перевозчик-кулик, а бывает,
Что с уплывшим приходят к тебе?

Вот и свой, пожелтевший, я вынес…
Даже смятый, в волнах он мелькал,
Как платочек ажурный… как вырез,
Грудь тугим не отдавший шелкам…

Берег тот – только бледные лозы,
Этот берег – румяный тальник.
Ты кого и зачем перевозишь
Через тёмную реку, кулик?

***
Вот не стали флаг менять в Китае -
И светает там - в полнеба! - ало.
Почему у нас едва светает,
У кого спросить мне? У менялы?

Ум и совесть нам – товарищ Сорос.
Наши злаки – конопель да маки.
И меняем хутора и сёла
На бурьян да памятные знаки.

***
Земляки, не взыщите,
Что богатств не столбили,
Что плохою защитой
Мёрзлой озими были
Эти строки-калеки,
Эти строки-изгои, -
В перепаханном веке,
Зарастающем горем.
Но ведь были-то – возле,
Не в Кремлёвском же зале!
Рядом с озимью мёрзлой
В наст бумажный вмерзали.
Не дрались, не сквозили
По столичным журналам -
Рядом с клином озимым,
Как ожог, заживали.
Им, тянувшимся к зорям
Рядом с полем, не страшно
Стать – хоть горсточкой зёрен,
Хоть – оттаявшей пашней…

ЗАТЕЯ
Она лукавей, может быть,
Всех гревших нас затей…
Всё-всё, что пожелаешь зрить,
Ты вынешь из Сетей.

И снова в Сети юркнет мышь,
Чтобы достать улов.
И это всё ты сохранишь –
Одним щелчком, без слов.

Как муху – в золотой смоле…
Но лишь экран погас –
Ты вновь на горестной земле,
Живущий только раз.

И слов озноб - как листьев дрожь,
И – солоно щекам…
И эту новость не сотрёшь
Одним щелчком, как спам.

И снова рвётся жизни нить,
И стынет в горле ком.
И ничего не сохранить
Без слов, одним щелчком.

***
Не надо предъявлять права
На эту ночь, на куст жасмина…
По праву древнего родства
Мы медленно проходим мимо.

Увидев, тронув, в грудь вобрав
И тьму, и торжество цветенья.
И никаких не надо прав
На путь, на правду, на смятенье.

АВТООТВЕТЧИК
                Геннадию Ёмкину
Я теперь на озере Песчаном…
Леска то провиснет, то звенит...
Говорю болячкам и печалям:
Даже не пытайтесь мне звонить!

Буду говорить теперь о личном
Только с неизбывным, только с ним –
Только по мелодиям синичьим,
По шумам на линии лесным.

По глубоким колеям прибрежным,
По косульим сбивчивым следам –
А не с надоевшим неизбежным
И не по свинцовым проводам…

Не нужны мне их ночные скидки,
Минусовый их тариф не мил.
Расплачусь! Ольховых листьев слитки
Ветерок вдоль берега намыл.

Да по щучьим поскребу заначкам,
Серебра наплавлю на ветру.
Номер, что печалям и болячкам
Сдуру дал, из памяти сотру…

***
Как снег, как дрожью облитая ветка, -
Я на людях стихи читаю редко.
Когда один на сцене остаюсь,
Хочу я тронуть лиру – и боюсь.

Откликнутся?
           Лишь только им скажи я,
О том, что люди людям не чужие,
Откликнутся! Но это же потом;
А что мне делать с пересохшим ртом?

И пальцы, лиру сжавшие, не юны,
И поистёрлись золотые струны,
Что я в Эдеме брал когда-то с рук;
И вместе с ними поистёрся звук.

Я трону лиру – миру легче станет?
…Но девочка глаза большие тянет
Ко мне (я разглядел её беду –
Вихрастую, вон там, в другом ряду)…

И всё-таки, читать стихи со сцены, -
Как Афродиту вызволять из пены,
Из пены сигаретной и пивной, -
Богинею, не девкою срамной.

Как снегопад, как лист, задетый дрожью,
Я раздуваю в душах искру Божью…
И потому не за себя боюсь,
Когда один на сцене остаюсь.

***
В коридорах с облезшею краской,
У больничных дверей – или врат? -
То ли «алики» в полной завязке,
То ли ангелы наши парят.
В этой жизни почти что незримы,
Сколько в сумрак земной не гляди,
Вдруг заденут, сквозящие мимо –
Тёплый воздух качнётся в груди!
И пойдёт в тёмных венах качаться,
Бес его коридорный возьми!
Застилая зрачок и сетчатку…
- Чем, мамаш? Позабыл я…
- Слезьми…
И застынет горячкою в жилах,
Будто выдав талон на «потом».
Чтобы всё там сошлось и сложилось…
- Как, сосед? Позабыл я…
- Путём!
В коридорах больничного дома
Что ни шаг, то знаменье и знак.
И записку, что нету приёма
У нарколога, треплет сквозняк…

***
Давай подробности опустим,
Что октябрю бормочет рот…
Как ловко день сечёт капусту!
А ночь - уже готовит гнёт.

Пусть над заботами над теми,
В которых рядом свет и мрак,
Ещё смеются хризантемы,
Собравшись кучкою, - в кулак.

Пусть бабы гомонят на рынке,
Ссыпая семечки в кулёк, -
Мол, нынче каждой сентябринке
Подарен кем-то василёк!

Но видно – даже и по взглядам, -
Как там, в низах, дрожит лоза.
Ботва дымится по левадам,
А дым… А дым стоит - в глазах…

И ясно даже тёмным строкам,
Как важно воли ей не дать –
И грусть, бродя капустным соком
Над гнётом, - станет оседать…

Чтобы потом словам гудящим,
С нестёртым хмелем на губах,
Запомниться тугим, сладящим,
Капустным хрустом на зубах!

***
Он смотрит в зеркало: не он! –
Побритый и совсем не колкий…
И достаёт одеколон
С названьем «Саша» с верхней полки.

Находит в парке ту скамью,
Где палый лист, газон не кошен.
И вновь целует жизнь свою,
Которой в молодости брошен…

***
Я не страшусь давно Реки –
Той, что и до смерти ласкает.
И всё ж слова к ней, как мешки,
По-эмчеэсовски, таскаю.

С плеча летят они, тяжки, -
Обрывистыми берегами…
Нет, не строки моей - Реки
Течение оберегая.

***
Утро хмурое с далями блёклыми.
Тучи ходят похмельной толпой.
То свинец станут веять под окнами,
То - звенеть по карнизу крупой.

И, наверно, совсем не пустяшное
Что-то, тратя ладоней тепло,
Осторожно, одними костяшками
Запотевшее будит стекло…

И добро там стучится, и зло моё,
Сколько правдой иной не клянись.
…И обмёрзшая ветка изломная
Ловит пальцами скользкий карниз.

***
Есть миф: поэтов много…
А выйди их считать,
Перебежит дорогу
Торговец или тать.

Но там, где бой… Уж там-то…
- Слышь, парень, - без обид… -
Повозка маркитанта
Обиженно скрипит.

Но есть же, есть же где-то
Она – страна равнин!
Где русские поэты
Свой поднимают клин.

И, может, век свой выждав…
Но рифмачи – не ждут:
Они к торговцам книжным,
Как званые, идут.

Не жаться шрифтом мелким,
А Данту руку жать.
…И к Пушкину Дементьев
Рубальскою прижат.

***
          Вере
На стене – далёких фар тычки,
Тень от шторы дышит в свете фар.
Дочка – в школьной форме, в белом фартучке…
Сын – согретый астрами школяр…

Может, это время шарит фарами?
Ищет век тот с улочкой одной,
Где мы никогда не станем старыми,
Сельский Гамлет с молодой женой…

Ищет, ищет улочку знакомую!
Вновь, качнувшись, в темноте плывёт…
А ведь там, я помню, грязь да колеи,
Всё ещё разрыт водопровод.

И за остановкою конечною –
Век ли целый, несколько минут? –
В колею упёршись, время вечное
Всё назад не может повернуть.

Вот и смотрят вместе фотокарточки:
Тьма моя - и свет далёких фар.
…Дочка – в школьной форме, в белом фартучке…
Сын – согретый астрами школяр…

***
Нам говорят: пора заняться делом!
По белу свету ветром не бродить,
А, наконец, разжиться светом белым:
С гербом бумаги взять, огородить.

Заняться делом, для других привычным…
Вот бред! С ума сойду - и позову
Обзаводиться белым светом личным -
Опавший лист, поникшую траву?

…Бездомным стёжкам, брошенным берёзам,
Стожку, что в редких лозах прикорнул, -
Свет белый, по снежинке, нынче роздан –
Всем-всем, кто просто руку протянул…

***
Может быть, и жила ты - не мною,
А придуманным образом… Но
Это всё не прошло стороною
И не кануло камнем на дно.

Не икона, не мраморный идол, -
Не просил я попроще удел:
Тот, кого я в глазах твоих видел,
На меня неотрывно глядел…

Дни чужие, то розно, то купно,
Душу взять норовили в полон.
Но глядел на меня неотступно
Из заплаканных глаз твоих – он.

Ты его не молила, не звала -
Хоть бы шелестом губ, хоть бы раз!
Ты о нём даже будто не знала –
Ни на миг не сомкнувшая глаз…

***
Дыханье горячее снится,
Забыто щекочет ресницы…

И сон светофором мигает,
И красным – мне губы сжигает!

А мне бы всего лишь - коснуться
Мгновенья того – и проснуться.

А может, всего лишь – проснуться.
И просто - коснуться. Коснуться…

***
Брошен берегом, лугом ли, -
Темнотой не клянись.
Жизнь, чернея, как уголья,
Позовёт: «Наклонись…»

Пепел выстывший видя лишь,
Ты, вдохнувши, с колен, -
Воду серую выдуешь,
Тьмою взятую в плен.

И проступит за мороком:
Верная ворожбе,
Стёжка, чуть ли не волоком,
Тащит берег к тебе!

И, отчаяньем спаленный,
Прямо в серой воде
От сырой красноталины
Разгорается день.

ЛЕДОСТАВ
Не молод я, но ведь не так и стар…
На хрип хватает батареек севших.
Но почему приходит ледостав
К другим под окна, а ко мне – под сердце?

Утишит дрожь ко мне спешащих вод -
И даже тех, Непрядвы и Каялы…
Но почему он мне не стелет лёд,
А ставит – к сердцу острыми краями?

И полыньи дыханье - застит слов
Обетованных небеса и землю…
И почему я сердце за стеклом
Не прячу – зябким черепком музейным…

КАК БЫ…
Не киношка – жизни кадры,
Где родное на кону:
- Русский?
- Как бы…
- Смелый?
- Как бы…
- Добрый?
- Как бы… это…ну…
Олигархи и мажоры,
Государевы мужи,
Дети тех мужей и жёны –
Как бы…
Кто же мы, скажи?
Песня, стёртая попсою?
Шавок ряженых тусня?
Зря даём поблажки сору,
Что жирует, речь тесня!
Гром не грянул – и креститься
Нам покуда ни к чему?
Нас отловит та частица
Всех потом – по одному.
Нет, свинцом очей не смерит,
Привечая как вражин.
Просто после - станет перед
Молчаливым словом «жил…».

***
Какой ни есть, а весь я перед вами:
И гневался, и гнулся, но не лгал.
Не прятался за громкими словами,
А тихим – не клониться помогал.

Небес, взлететь пытаясь, лишь коснулся.
Равнин, уже кружась, не покорил.
…Листком под ветром стылым встрепенулся
И - бился… А казалось – говорил.

 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную