|
ЯБЛОКОПАД
И. Шульпину
Может, это начало распада,
Если августовский яблокопад
Слёзы льёт, как забитая правда.
Сторож внемлет и бдит, как солдат.
Он, служилый, уже не в ответе
За деянья родной стороны,
За отпетые яблоки эти,
За свои непутёвые сны.
Может, с умыслом, может, случайно
Облетит этот яблочный пост,
Так же, как по России отчаянно
Чьи-то судьбы летят под откос.
НА РАСПУТЬЕ
Памяти Юрия Кузнецова
Смел, как сокол, отважен и пылок,
Почитай, незапамятный век,
Пятернёй потирая затылок,
На распутье стоит человек.
Перед ним белый камень, как лава.
А на нём вензеля-письмена:
Мол, налево езжай и направо,
Напрямки, коль судьба не забава,
Ждёт тебя или смерть, или слава,
Или вовсе – златая княжна.
Лишь рассвет над буграми забрезжит,
Понесёт на распыл молодца.
Меч не колет его, нож не режет,
И не сходит улыбка с лица.
И трепещет легко и знакомо
На ветру его алый кушак
Далеко от родимого дома,
От отчаянной драки за шаг.
Дрался он, живота не жалея,
Гнал поганую нечисть взашей.
И в глухих палестинах Кащея –
От руки его дрогнул Кащей.
А потом, воротясь из-за моря,
Он приметил по росту осин:
На Руси не уменьшилось горя,
Не убавилось слёз на Руси.
Так же рыщут по пажитям злыдни,
Так же веси окутал туман.
Как и много веков, так и ныне
Гибнут души в обмен на обман.
В цвете яблонь и шуме метели
Кто-то спросит его иногда:
Мол, куда же ты скачешь, земеля?
Изречёт: «Неизвестно куда…»
***
Стекала в гущу трав листва,
Как дождь с плаща на пол стекает.
Стекали с губ моих слова,
И в этом я ничуть не каюсь.
Какие города в селе
Я рисовал своей девчонке!
Мы плавали на плоскодонке,
А думали – на корабле.
Она счастливою была.
Она покуда не рожала.
Она как веточка дрожала,
Когда заря в реке цвела.
Размыт косым дождём рассвет.
Листва замаялась в чечётке.
«Ау!» – кричу я той девчонке,
И плачет женщина в ответ.
***
А ну, давай, Егорыч, трогай,
Прохладой утра дорожа.
Хоть у кобылки норов кроткий,
Да больно грива хороша.
Светло. Ни дыма и ни пыли,
Ячменный запах от полей,
Пока молчат автомобили
В бетонных стойлах гаражей.
А нас ни шатко и ни валко
Под скрип окованных колёс
По косогорам и по балкам
Свезёт лошадка на покос.
И кровь кипит, дымится в теле,
Как ты судьбу ни вороши.
А то, что нервы на пределе,
Так это происки души.
***
Отшумит и заново зайдётся
Шорохом шершавых ковылей
Полная расплёсканного солнца
Даль прямая утренних полей.
Я ещё, как рань речная, молод.
И к душе моей на огонёк
Не крадётся раковины холод,
Не скребётся зависти сурок.
Степь моя и сгусток синей сини,
Отдавая нежность и тепло,
Вы меня рискованным взрастили,
Посадили в крепкое седло.
Конь надёжный, вскормленный овсами,
По траве некошеной бредёт
И косит лиловыми глазами...
Свежестью равнина обдаёт.
Кружит ястреб высоко-высоко,
Разрезают небо два крыла.
Что мне приготовила дорога?
Что мне эта даль приберегла?
***
Куга шелохнётся устало,
Скользнёт по надводью луна.
Как птицы, заволжские дали
Притихнут в объятиях сна.
А сверху светло и нестрого
Полярная светит звезда,
Как будто вражды и тревоги
Не знала земля никогда.
И в этом спокойствии ясном –
В деревьях, траве и воде –
Я чую, видать, не напрасно
Хороший свой завтрашний день.
Мой сад – соловьиные гнёзда,
И дом мой – источник тепла,
Сумейте ни рано, ни поздно
Спалить мою душу дотла.
В ночном ощущенье свободы,
Когда расправляется грудь,
Обидно за прошлые годы,
Тревожно за будущий путь.
По полю любви и печали,
В краю, где метели и звон,
Поклон вам, заволжские дали,
За всё – мой сыновний поклон.
***
Иду по замкнутому кругу
Просёлком около села.
Луна – любезная подруга –
Ни с кем, по счастью, не свела.
Мне одному идти нетрудно.
За чернью пруда – пашни чернь.
Выносят злаки из-под спуда
Судьбу столиц и деревень.
И я вдыхаю этот запах
Рожденья жизни и любви.
Спокойно спят восток и запад.
Не дремлют только соловьи.
Не гаснут только звёзд лампады,
В ночи рассыпав предо мной
И стон заброшенного сада,
И плеск водицы прудовой.
САДЫ
Село в степи
Сплошь в яблони одето.
Не торопись
И чуточку постой.
Хотя листву
Выпаривает лето,
Но всё-таки
Прохлада под листвой.
И звон такой,
Аж потревожить жалко.
Откуда он?
С разбегу не поймёшь.
Сады горят
Девичьим полушалком,
Избыток жара
Стряхивая в рожь.
А в самый зной,
Когда в зените солнце
Остановилось,
Глушь-полынь куря,
Под яблоней
Из старого колодца
В лицо ударит
Стужа января.
По кулаку
Висят плоды литые,
Пульсируют,
Как жилочки в виски.
Срываясь,
Молодые, золотые,
Стучат по крышам,
Будто молотки.
И этот звук,
Бодрящий и весёлый,
Прибавит песен
И любви в делах.
Недаром,
Загорая на просёлках,
Мальчишка каждый
Яблоком пропах.
***
После работы поют трактористы.
Плавится в сумраке пламя костра.
Вздыбив над пашнею профиль ребристый,
Смотрят нигроловый сон трактора.
Песня то стихнет, то слышится громче,
То оборвётся, как будто струна.
Русской гармошкой на бархате ночи
Нужный аккорд подбирает луна.
Звёзды на небе сошлись в серединке,
Катятся звуки в траву под откос.
И на железе блеснули росинки
Каплями светлых непрошеных слёз.
***
Увязла речка
В сумрачной осоке,
Прибился месяц
К лодке поплавком.
И щука,
к камышам прижавшись боком,
Не шевельнёт
Округлым плавником.
Собака спит,
Уткнувшись мне в колено,
Язык костра
На рукаве дрожит.
Бежит смола
По свежему полену,
Как будто жизнь
Играючи бежит. |
***
Вечерний снег горит что пламя.
Горит вечерняя заря.
И машет стылыми крылами
Угрюмый ветер января.
Возница, погоняя лошадь,
Едва услышит на ходу,
Как на судьбу ворона ропщет
Одна в заброшенном саду.
Хоть не из робкого десятка,
Но всё ж под этот дикий крик
Я в воротник упрячусь зябко,
В овчинный мягкий воротник.
Вдохну тепло.
А это значит,
Что на разбеге длинных вёрст
И мне сопутствует удача
В январский северный мороз.
Уже видны огни посёлка.
Живёт в нём женщина одна –
Смугла, застенчива, но только,
Увы, в меня не влюблена.
И всё же тёплыми речами
Приблизит к жаркому огню
И напоит горячим чаем,
Как очень близкую родню.
***
Неброский край. Степная сторона.
В туманной дымке воды Карамана.
Невдалеке умытая видна
Плешина крыши полевого стана.
Уткнулись плуги в голубой бурьян,
Уставшие от подвигов и славы.
И горбится, как будто бы от ран,
Исхлёстанный ветрами тополь старый.
А за дорогой – лесополоса,
Товарный поезд громыхает часто.
И вслед несутся птичьи голоса,
Что, мол, соседство это не опасно.
На всю округу, сколько хватит глаз,
Переливая в золоте колосья,
Стоит пшеница. Я в неё не раз
Входил, волнуясь, как приходят в гости.
Она заманит в глубь своей глуши.
И на разбеге гнёзд перепелиных
Навеет столько сказок для души
И столько песен вещих и былинных.
ЖАВОРОНОК
В небе зажглась звезда жаворонка.
И на полях каждый стебель окреп,
Утром погожим становится звонкой
Солнцем прошитая матушка-степь.
То, отчего вдруг забьётся невольно
Сердце в груди, будто звон ручейка.
Были обиды – прошли. И не больно
Вспомнить о них, присмиревших пока.
Встречу ль кого иль кого позабуду,
Много ли выгорит ласковых дней?
Может, мне в жизни и выпадет чудо,
Только вот это милей и родней.
Не отмахнёшься, не станешь в сторонке,
Светом наполнишься, зряч или слеп.
В небе зажглась звезда жаворонка,
И на полях каждый стебель окреп.
ЗОРЬКА В РОСАХ
Брату Толе
Гудела деревенская страда,
Настой медвяный по полям бродил,
Визжали в травах косы. И тогда
Работать в люди батя уходил.
Ещё рассвет лишь теплился едва
За дальним лугом на листве берёз,
И на реке пугливая плотва
Не догоняла ветреных стрекоз.
А он, от силы и цветов хмельной,
Косил травы душистый разнобой,
Где прятали испуг перепела,
И зорька в росах медленно цвела.
А чуть поодаль, там, где резеда
И иван-чай сплелись ещё тесней,
Косила мать, стройна и молода,
Чернели косы – пара соболей.
Потом они сошлись к плечу плечо.
Размах широк. Дыханье горячо.
И косы дружно пели: вжик да вжик,
И два валка ложились напрямик.
Он только раз взглянул в её глаза
И оробел. И слова не сказал.
… А зорька в росах медленно цвела,
И шастали в траве перепела.
***
Сколько вёсен? Восемьдесят восемь.
Дед, как мякиш, шамкает слова.
По посёлку ходит тихо осень,
Сыплют охру наземь дерева.
В крутоярах истомились ветры,
Облака над пашнями плывут.
Ходит дед просёлком незаметный,
Палкой тычет в жухлую траву.
По стерне крадётся лёгкий холод.
В этот миг, когда желтеет лист,
Вспомнилось: ещё он очень молод.
И речист, и в песне голосист.
И на сходе для своей Матрёны,
Сапогами крепкими звеня,
Сможет и легко, и упоённо
Обуздать свирепого коня.
А она, в платке своём цветистом,
Глянет – пламя сердце полоснёт.
И пойдёт проулочком росистым,
Где сирень дурманяще цветёт.
Где гуляет чистым переливом
Молодая песня соловья.
Где встречает он её, счастливый,
Своего упрямства не тая.
В памяти восходят те рассветы
Трелью соловьиной в синеву.
…Ходит дед просёлком незаметный,
Тычет палкой в жухлую траву.
***
Внимательней на перепутье лет
Я всматриваюсь в светлые денницы.
И лица тех, кого давно уж нет,
Я вижу в первозданных детских лицах.
Я слышу: молодые голоса
Звенят напористей, отчётливей, иначе.
И времени открытые глаза
Нацелены на счастье и удачу.
Они, заветный преступив порог,
Упомнят ли, вдохнув простор и волю,
О тех, кто был и кто ушёл не в срок,
Не допахав отеческого поля.
***
Молодое и чистое небо.
Синеглазый красавец апрель.
Я давно успокоенным не был,
И весне улыбаюсь теперь.
Распростившись без слёз с заграницей,
Не растратив любви и страстей,
Вновь курлычут печальные птицы
Над задумчивой пашней полей.
И качается лодка у плёса,
И работает сетью рыбак,
И стучат по просёлку колёса,
И соляркою воздух пропах.
Ветер почву размякшую сушит
На открытой степной полосе.
Ничего так не радует душу,
Как начавшийся вовремя сев.
Ничего так не радует тело,
Как причастность к святому труду.
Что горело и что наболело,
От себя, как рукой, отведу.
И останется только тревога
За судьбу беззащитных полей.
И за длинную эту дорогу
Улетающих вдаль журавлей.
ДУБ
Летящие листья ольхи –
Дождливой поры пороша.
Беспечно летит в лопухи
Осеннее рыжее крошево.
Картавую песню завёл
Опять листобой до завтра.
И дуба корявый ствол
Застыл, как скелет динозавра.
Угрюмо встречая века,
Стоит он средь шумного пала
И смотрит на всё свысока,
Качая ветвями устало.
В нём были заключены
Незримые миру известья:
И голос великой войны,
И трепет вселенской весны
Грядущего тысячелетья.
***
Помолюсь направо
Я за мать родную.
Помолюсь налево
Я за жизнь иную.
И пойду просёлком
По большому кругу.
Может, ненароком
Повстречаю друга.
Сядем с ним в сторонке
На лужке-дорожке.
Пусть остынут ноги,
Как грибы в лукошке.
Пусть кружат и блещут
Мошки и стрекозы,
Хороводы водят
Белые берёзы.
Пусть свистят синицы,
Мельтеша крылами.
Пусть гуляет ветер
Высоко над нами.
Мы припомним юность,
Что ушла далече.
Станут думы чище,
Станет сердцу легче. |
Иван Петрович Печавин родился в 1942 году в Баку. Детство и юность прошли на Урале. Окончил филологический факультет Балашовского педагогического института. Работал учителем русского языка и литературы. Публиковался в журналах «Аврора», «Нева», «Волга», «Волга–ХХI век». Автор книг «Мой посёлок», «Слушаю степь», «От Джиды до Волги», «Яблокопад», «Северные картинки». Живёт в селе Любимово Советского района Саратовской области. Член Союза писателей России.