Екатерина ПИОНТ

НЕ МОГУ НАСМОТРЕТЬСЯ…

ПАМЯТЬ ВОРОШУ Я…
Угли пышут жаром,
Охают и шают.
Их совсем недаром
Я клюкой мешаю.
Жду, а вдруг да пламя
Снова забушует.
Или это память,
Память ворошу я?..

С МАМОЙ
А, бывало, мы с мамою
Дров сухих занесём –
И любуемся пламенем.
Говорим… о своём.

Стонет ветхая ставенка,
Не растоплена печь…
Каюсь всё, что не ставила
Я во здравие свеч.

РУБАНОК
От отца мне в наследство достался рубанок.
Лишь всего.
Он – отставший от клина Подранок…
Я в ответе теперь за него.

ЗАПЯТЫЕ
Я помнила все запятые,
Где он, когда произнёс.
Шло время, они остыли
И превратились в вопрос.
А те, в полумраке вокзала,
Слыша, гнала от себя…
О, если б я только знала, –
Что их расставляла судьба.

ОТЕЦ
Он не был поэтом. Был плотником.
Но как замирал каждый раз,
Под вечер, склонившись над лобзиком,
Ровняя доски грубой паз.

Он не был поэтом. Но как притом
Он слушал топор. Его ритм… –
Соседа, рубившего новый дом, –
От стука ждал точности рифм.

Он не был поэтом. Он рукопись
Не жёг. Не терял. Не хранил.
Но, каждый, когда уходил он ввысь, –
«Творец!» – вслед ему говорил.

***
Декабрьское окно
На Севере всё в грёзах.
И все они написаны на нём:
И нежность лепестков
Холодной белой розы,
И силуэт,
             шагнувшего в проём…

***
Наши души сходили с ума.
Мы на вид холодными были.
А они уж друг друга любили.
Я за них испугалась сама…

***
Мне нечего теперь уже бояться.
Я полюбила даже темноту.
Я разгадала тайну её танца.
Теперь я и во тьме не пропаду.

СЕВЕР
               На Руси женщина говорила
                мужчине «жалею»…

Я Север не люблю – жалею.
Печалюсь я о нём, болею.
Пою о нём. И за него горжусь.
И снова сокрушаюсь, и стыжусь…

Сбегая, прячась, от него куда-то,
Я новому всему безумно рада.
Но говорю о Севере лишь вновь.
Уверена – у нас одна с ним кровь.

К нему вернувшись,  –  вижу уток стаю,
К брусничному кусту я припадаю
И розовый закат глотками пью.
Бессонницу ночей его терплю,
Власть мошкары и солнечное пекло,
Замшелость пней, костров остатки пепла…
В досаде нервы я опять треплю,
Что Север ненавижу… И люблю.
Печалюсь я о нём. Болею.
Боюсь.
          Стыжусь.
                       Горжусь.
                                    Жалею…

ИЗБЫ СЕВЕРНЫХ ДЕРЕВЕНЬ
Избы северных деревень
Смотрят узенькими оконцами.
Дым пуская, то струйкой, то кольцами,
Разглядеть всё пытаются День.

А он вновь заметает свой след,
Подарив им блаженства – мгновенье.
Лишь коротким смутит появленьем…
В окнах долго…  ещё стоит свет.        

***
Как-то росли…
Как трава при дороге.
Хоть запыленная – тянется ввысь.

Как-то росли…
И родные пороги
Стали святынею  – нам на всю жизнь.

Как-то росли…
Воздух дома вдыхали,
Им заполняли  – себя до краёв…

Чтоб возвращаться
Чрез годы, вокзалы.
И, как трава, у ворот – взойти вновь!

***
              Ах, эта моя родина,
              она меня изматывает…
                             Гендель
За три дня, за три дня,
                                   за три дня
Увидала меня вся родня.
А уж я насиделась в гостях,
Что ни дом, то в сплошных новостях.
От своих устаю быстро я.
Вот и манят чужие края.
Сердце меньше моё там болит.
А на родине – ноет, щемит…

***            
Я люблю, когда пахнет краской.
Вновь Сентябрь – и мы входим в класс…
Там всегда помогали подсказкой.
И родители были у нас.

ПАПКА
Отец талантливо молчал.
Он согревался папироской.
Рубанок, как дитя, качал.
Да уважал его он просто.

И свежих стружек лепестки,
Как розы лепестки –  дрожали…
Душистый  аромат несли,
Поверив сами – их сорвали!

Я, делая из них букет,
Боялась ранить ненароком…
А папка, в сорок с лишним лет,
Восторженно глядел и охал.

Он ахать не любил  зазря.
Он взвешивал любое слово.
Но, глядя, как встаёт заря –
Терялся и робел вдруг словно.

И лишь ронял: не чудо ли…
Дивясь божественному дару.
Он, как за женщиной, следил –
За ней… тянулся к портсигару…

*** 
Уходит так сама любовь…
Ещё встревожит на рассвете,
Мелькнув вновь вереницей снов,
Ещё полёт её заметен,
Но затмевают облака.
И вслед не тянется рука.
Так уходящая гроза
Через плечо слова роняет,
Теряя блеск  в своих глазах,
Всё ниже голову склоняет.
Так уходящий в небыль день
Вдруг расцветёт румянцем ало
Перед прыжком через плетень –
И удаляется устало…

***
           Потому, что я с севера, что ли…      
                       С. Есенин
Я не видела в жизни,
Как яблоко падает.
Знать, не редкий, выходит,
Я всё ж человек.

Облаков белых стая,
Звезда ль ненаглядная –
Я не раз наблюдала
Их чудный побег.

Я не видела, правда,
Как яблоко падает.
Но о том не жалею,
Не кончился век.

Вновь зима на пути.
А она уж порадует –
Не могу насмотреться,
Как падает снег…

***
Есть тайна меж нами.
Какая-то тайна.
Тревожит мне душу,
Как дом на окраине.
Продрогший, заброшенный,
Ждёт год за годом:
Должны же вернуться
За жёлтым комодом.

9 МАЯ
А в этот День ей снова грустно.
Хоть жизнь сложилась хорошо.
Он ей сказал: – Ты  жди, Маруся,
Дождись меня! –
                          И не пришёл…

ОНА
Она тогда жила на берегу.
И ранним утром на восток глядела.
Восхода пропустить никак не смела.
Претило ей, что было на бегу.
Когда она жила на берегу.

Хоть взгляд её с рождения был кротким,
Движения величия полны.
Кто не заметить мог её походки,
Где на причале вздрагивали лодки
От только приближавшейся волны…

***
Уж травень. Птицы всё молчат.
Но в воздухе разлито ожидание,
Как таинство желанного свидания.
Вот так в толпе поймаешь взгляд…
Не расплескав, несёшь домой,
И явь тем чудом наполняешь,
Как вазу – чистою водой.
А для чего, пока не знаешь.

***
             Как цветок, тронутый плугом насмерть.
                  Катулл
Кто из нас тронул глубже друг друга.
Чья сильнее задета душа?
У тебя стало больше зазубрин.
Ну а я…
Вновь взошла.

ЛЮБОВЬ
Она пришла.
И встала у ворот.
Своею непохожестью дивила.
Косился на заблудшую народ.
Она стыдилась…
Но не уходила.

НЕБЕСА
Мне в эти голубые небеса
Смотреть, смотреть –
Да век не насмотреться.
Бывают же на свете чудеса:
Всё смолкло – гулко бьётся сердце.
Мне с ним легко, – летим от суеты,
Так высоко! что в дымке затерялись.
А там, внизу – асфальт, песок, кусты...
И все невзгоды,
                         там,
                               внизу,
                                          остались.

ПАМЯТЬ
                 «У меня есть слабая память об отце…»
                                       Ю. Трифонов
Память слабая – она сильна.
И честна, как маленький ребёнок –
Солнечный, наивный… как слонёнок
На цветастом коврике из льна.

Память слабая – готова жить.
И хранить, что надо и не надо.
То, что будет сладко ворошить…
Неужели это было, правда?!.
                   
***
Друг от друга что-то их отсекло.
И, возможно, кто-то этому рад.
Бились птицы с двух сторон о стекло.
И разбились…
Не разрушив преград.

***
…Нет. Отчий дом нам не продать.
Напрасно он так крышу хмурит.
В нём слышно… как вздыхает мать…
Когда отец ночами курит.                                 
                     
***
И это был последний час и миг,
Когда мы ничего не знали друг о друге.
Шел по земле июнь. Кружил в моей округе.
И вдруг ко мне помчался напрямик.
Мне подарил зачем-то этот день.
Минуту эту … надцатого года.
Когда – зашёл ты, промелькнула тень
Чего-то…

КРИК
Это даже не крик в космос Мунка.
Это что-то с запаянным ртом.
Разрывается так ночью лунной
Бочка со льдом.            
               
ЗАПЛАТОЧКА
Та заплаточка на клетчатой рубашке.
И начищенные туфли, хоть смотрись.
Для меня, ещё, совсем пугливой, пташки,
Стали символом любви почти на жизнь.

Ты твердил, что мама в Ленинграде
Будет рада, увидав меня.
И, что я тебе за всё награда.
Что не мыслишь без меня ты дня.

...Нынче Ленинграда нет на карте.
Он стоять остался на Неве.
На конверте в скобках "лично Кате" –
Та заплаточка...
                    на левом рукаве.
...............
Не ответила. Испугалась.
Я любви его взрослой боялась.
Лишь, когда повзрослела сама,
Прочитав, поняла из письма…
Что можно любить… – перестав жить.

***
День знойный волшебным был.
Какому причислить сказу?
Он меня полюбил.
Я всех полюбила сразу.

***
Высказать. Выплеснуть. Освободиться.
Выложить чувства на чистый листок.
Так замирает залётная птица,
Вдруг опустившись на белый песок.
Сколько в пути том она претерпела.
Мчались за нею. И выстрел был – влёт.
Но вопреки всем она долетела.
Перья почистит и вновь запоёт.

***
Прибраться надо бы в себе.
Да не доходят руки.
Скользят всё мимо по судьбе,
Даря одни досуги.
А я, уже который год –
То в грусть, а то в унынье.
То ль не посажен огород,
То ль пал на всходы иней.
А я, уже который день
Не нахожу дороги.
То натыкаюсь на плетень,
А то одни пороги.
Прибраться надо бы в себе.
Раскорчевать сжитое.
И с корнем выполоть репей,
Чтоб не цеплял святое.

***
О, эта дама – Интонация…
Одарит лишь кивком и только.
Но шлейф её духов останется
Надолго.

 В МУЗЕЕ
               Памяти Ирины Антоновой
Стояла в очередь на Модильяни,
На Пикассо потратила два дня…
Но знала я всегда уже заранее –
Там встреча ждёт меня ещё одна.

В том зале, где Лепаж, французский гений,
Там солнцем – "Деревенская любовь".
У нас в посёлке в точь такой плетень был
С извечною поленницею дров.

Вблизи него случайно ли встречались...
И каждый раз не находили слов.
То происходит! – в трепетном Начале,
Которое нежнее лепестков.

На полотно смотрю, как на святыню:
Влюблённые стоят века вдвоём.
А юноша склонился так же к тыну...
И платьице на девочке моё...
                     
***
И совсем я не Вас вызывала.
Я ждала голубое такси.
От отчаянья, что опоздала,
Я рванулась к Вам. Боже, спаси.

Днём апрельским, днём ярким, как в детстве,
Побежала по луже на риск
К первой дверце, распахнутой дверце,
Подцепив каблучком россыпь брызг.

– Вы за мной?! – и ничуть не смутилась.
Только дрогнуло что-то во мне.
– А за кем же ещё!.. – как приснилось…
Как мечталось давно по весне.

***
Всё вопреки себе.
Смеюсь не с теми.
На узенькой тропе
Чужие тени.
Не поборола страх –
Иду по краю.
И в пыльных зеркалах
Себя теряю.

ОСЕНЬ
А паутинки белые плывут,
Проказя, на лицо всё метят сесть.
И люди, словно пьяные бредут,
Бредут, как будто праздник нынче здесь.

Кружатся листья, падать не спешат.
Мне показалось – стала легче я.
А осень шла по городу, шурша,
Как городская сумасшедшая.

***
            Меня старухи полюбили…
                       Б. Ахмадулина   
И меня любили старухи.
Ещё с тех младенческих лет.
И тянули сухие руки,
Чтобы дать печенья, конфет.

Ах, старушки, вам было сколько?
Вы, наверно, влюблялись ещё…
А иначе, зачем так горько
Пели вы о любви, горячо.

Снова к празднику шили платья,
Примеряя не раз наряд.
Позавидовала, чтоб сватья…
И глаза отводил бы сват.

***
Жить не тороплюсь. Ещё успею.
Да и время нынче не моё.
Жизнь, она не любит, если с нею –
Спорят и решают за неё.
Жить не тороплюсь. Была бы строчка.
Чтоб вдвоём шагать с ней, не спеша.
Диоген до нас добрался бочкой!
Мудрено ли? – Детская душа…

***
Время не исчезает.
В историю перетекает.
Оттуда следит за нами
Старинными письменами.
Седеет, насытившись пылью,
Легендами,
                     спорами,
                                      былью…
***
Люблю, когда курит мужчина.
Ну что мне поделать с собой.
Кого-то прельщает машина,
А я заболела тобой.

Ты пепел роняешь красиво.
И глаз твоих синих прищур –
Всё нежность без края… и сила.
И я без причины грущу.

– Что скисла? – заметишь с бравадой.
Я в тысячный раз притворюсь,
Что дым не терплю.
                               Рассмеюсь…
И стихну. Не выдержав взгляда.
– Бросать бы курить тебе надо.

МОЁ БЕРЁЗОВО
Посёлок мой живёт веками грёзами…
Что ДНК? – Похожи с ним мы в точь.
Доказываю я всю жизнь Берёзову,
Что я его, его родная дочь.
               
***        
«Не будь такою гордою» –
Он ей говорил.
Сам этой недотрогою –
Одною – дорожил.

– Не будь такою гордою,
Наплачешься, поверь...
Рябиной сладко-горькою
Живёт она теперь.

– Не будь такою гордою, –
Сказал. Шумел вокзал.
А сам-то… не любимую
Негордою назвал.

***
Время маленьких чувств.
Время встреч – не случайных.
Я сама разберусь,
Как не впасть мне в отчаяние.
             
***
Нет дочки у меня. Нет дочки.
Мне не рвала она цветочки.
Я разноцветные платочки
Не примеряла своей дочке.                       
И не проплакала с ней ночки…
Нет дочки, дочки у меня. 

КЕРОСИНОВАЯ ЛАМПА
Когда я не могла решить задачу,
Я выключала свет. И Лампу зажигала.
Она, как старый пёс, скуля иль плача,
В глаза заглядывая, руку мне лизала,
Взметнувшим пламенем, всегда горячим.

О, как минуты эти я любила.
Сидеть с ней так в кругу тепла и света.
И сразу находились все ответы.
И только с мамой так ещё мне было…

МЕНЯ ВСПОМНИТ
Меня вспомнит когда-нибудь берег высокий.
И забор, в землю вросший, и кустик осоки.
Меня вспомнит дом отчий у самой дороги,
Вспомнит ручка дверная и гвоздик в пороге.
И ворота с радушной щербатой калиткой,
Там, на самом верху, сжалась надпись улиткой.
Отцвела, постарела, но всё же – живая.
Он её написал, навсегда уезжая.
Мой отец посмотрел на меня тогда строго.
Только, доски меняя, он слов тех не трогал…
Обо мне с грустью вспомнит и мост буерачный,
По нему уходила я в день этот мрачный,
Он один видел страх мой и слёзы украдкой,
Что оставила я на скрипучей брусчатке.
Покидала когда я места дорогие,
Зная, так не любить мне другие.
               
***
Ветер провоцировал деревья,
Чтобы изнутри узнать их лучше.
У одних изнанка была светлой.
У других темнее были души.

В ПРЕДВЕСЕНЬЕ
Это было ещё в Предвесенье моё.
Помню я, там шумели берёзы.
И блестел голубого окна окоём,
Словно слёзы.

Там печальная женщина мыла крыльцо.
И скребла его долго, упорно.
Разрумянилось вдруг молодое лицо,
Сдунув прядь, оглянулась задорно,

И подол подоткнув, стала крепче тереть
Желтоватые, свежие доски…
Словно сбросила всё, что не в силах терпеть,
И пошла по неторной дорожке.

Распрямив дивный стан и притопнув ногой,
Вдруг пустилась в неистовый танец…
Муж нетрезвый её лишь качал головой
И крутил у виска жёлтый палец…

Восхитившись соседкой, забравшей покой,
Я тихонько шепнула: хочу быть такой…

В СИБИРЬ
Сюда, как в Болдино!
Сюда, как в осень.
Сойти по трапу
И дышать, дышать…
Край этот трудно,
Невозможно бросить.
Снега здесь потому
Так долго и лежат.

***
Как трудно быть в себе уверенной
Отсюда, может быть,
С корнями вырванное дерево
Мне хочется прикрыть.

СЧАСТЬЕ
Счастье – это ожидание хорошего.
Сын родился… – жду его кормить.
Входит медсестра с моею ношею! –
Как мне это счастье объяснить…

Счастье – это ожидание хорошего.
Сын вернётся с Армии вот-вот…
Все дела и планы – всё заброшу я.
Стану ждать его я у ворот!

***
Ты снова вчера приснился.
Ты шёл, превратившись в дождь.
Ты изнутри серебрился.
Ты был на себя похож.

Дожди мне по сердцу, знаешь,
Но, снова себя кляня,
Я встала под крышу, в затишь,
Чтоб ты не коснулся меня.

 ***
А я знала всегда, что ты есть на свете.
Так на ощупь идут в тёмной комнате дети,
И глаза их сияют, хоть сами страшатся,
В предвкушении – встретить и испугаться.

А я знала всегда, что ты есть на свете.
Так уверены все в наступающем лете.
Я проделала долгий томительный путь,
Чтоб смогли друг на друга мы только взглянуть.

НА РОДИНЕ
Ромашкой пахнет за сараем.
Охаживает шмель цветок…
Себя без родины теряем.
Как важно свой найти исток!

На солнце гвоздь обрёл обличье,
Его вбивал ещё мой дед.
И кто сказал, что будто нынче
Ни Родины, ни предков нет.

Пусть непростое наше время,
Но знает Русский человек:
Укроп роняет в землю семя –
Ещё чуть-чуть, и ляжет снег…

***
Не вглядывайся в прошлое, как в бездну,
Отыскивая только тьму и грязь.
А вслушайся в него, как нищий в песню –
От матери лишь слышанную раз…

***
Вот и всё. И зима наступила.
Словно не было лета совсем.
Распушив свои белые крылья,
Снег летит, низко кланяясь всем.

Как таинственно стало и просто.
Будто праздник из детства пришёл,
Где на стенах искрилась извёстка…
И о том вспоминать хорошо…

Вмиг забыты дожди, ураганы,
На душе и покой, и светло.
Все, казалось, зализаны раны,
Но зачем-то мело и мело…

О поэзии Екатерины Пионт

В уходящем году мой семинар в Литературном институте закончила талантливая поэтесса Екатерина Пионт. Её дипломная работа называлась «Не могу насмотреться…» Эта строчка стихотворения, давшая название всей рукописи, не только передаёт в полной мере суть поэзии Пионт, но и является точным зеркалом души и характера поэтессы. Вообще, к этому зеркальному автопортрету автор могла бы добавить некоторые оттенки, такие, как «Не могу наслушаться», «Не могу налюбоваться», «Не могу надышаться, начитаться…» и т.д. И всё это была бы она – Екатерина Пионт, человек благодарный жизни, судьбе, Божьему творению на земле, любви и даже печалям, трудностям, которых в биографии поэтессы, родом из послевоенной страны хватило с лихвой, поскольку она, как писала Анна Ахматова об испытаниях Родины «была тогда с моим народом»…

В «Литературный институт» Екатерина Пионт пришла зрелым человеком, уже будучи профессиональным писателем. Её первая книга стихов «У родного порога» вышла в 2000 году, следующая, «Раздумье» - в 2002-м, выходили книги для детей, были публикации в коллективных изданиях, в альманахе «День поэзии», а в апрельском номере журнала «Москва» за этот год опубликована замечательная проза Екатерины Пионт «Отголоски судьбы, или Смутное сходство с несходным…»…

Перечисляю это потому, что в силу своей скромности, самокритичности, свойственной настоящим талантливым людям, Екатерина Пионт, во-первых, умолчала о своих литературных трудах, а во-вторых, это говорит о той же черте её души – желании вбирать в себя весь зримый, слышимый, познаваемый и непознаваемый мир, учиться у этого мира и совершенствоваться. Поэтому она поступила в Литературный институт, чтобы и здесь утолять жажду «насмотреться, начитаться, наэлектризоваться энергией творчества (если можно так сказать)». И за все годы учёбы на поэтических семинарах, где обсуждались стихи её однокурсников, порою слабые стихи, никогда в ней не было превосходства, желания поучать, громить, и того, что Дмитрий Кедрин обозначил, как «У поэтов есть такой обычай, - в круг сойдясь, оплёвывать друг друга», наоборот, мне даже приходилось просить (правда, бесполезно!) Екатерину быть построже, придерживать свою потребность «нажалеться», «насочувствоваться»…

Самое трудное для меня в подборке Екатерины – выбрать примеры для цитирования, хочется показать читателю практически всё или хотя бы несколько строк из каждого стихотворения, но тогда будет жаль целого стихотворения… И вроде как не в традиции рецензента, но всё равно могу сказать как читатель и как человек, много лет знающий личность автора, что я люблю стихи Екатерины Пионт, люблю их чистый воздух, прозрачный, лёгкий русский язык с морозным северным хрустцом, с горчинкой грусти всепонимания и всепрощения… В них присутствует прикровенная русская доля, в них «сквозит и тайно светит» то, что по слову Тютчева «Не поймёт и не заметит Гордый взор иноплеменный».

Помню, ещё читая безымянные обезличенные рукописи абитуриентов, идущих под кодовыми номерами безо всяких данных об авторах, я обратил внимание на стихи, в которых было лицо автора, я сразу увидел в них, из какого они времени, из какой эпохи, из какой стилистики и традиции, это было стихотворение моей будущей студентки Екатерины Пионт «Продавщица», одного его хватило бы, чтобы безоговорочно принять автора в институт:

А тёти-Лушины руки
Крыльями мне казались
В том, у моста, раймаге,
В детстве моём далёком.
Сколь километров ткани
Старые отмахали?!

После уроков, с портфелем,
Я наблюдала подолгу,
Как большеглазая птица
Снова взлететь пыталась…

В своём южноуральском послевоенном детстве я много раз видел эти взлетающие руки продавщиц, деревянным метром отмеряющие яркие ткани, но Екатерина показала мне то, что я пропустил – этих пытающихся взлететь птиц. Думаю, что Екатерине родня по поэтической крови вологжанка Ольга Фокина, кировчанка Светлана Сырнева, челябинская поэтесса Людмила Татьяничева, северянка Мария Аввакумова, москвичка Татьяна Сырыщева, а из мужской плеяды Сергей Есенин, Николай Рубцов… Хотя в творчестве Екатерины вы встретите цитаты и Катулла, и Генделя, и Гумилёва, и образы картины Мунка, не говоря уже о блестящем культурологическом и автобиографичном эссе о Марине Цветаевой, которое по моей просьбе Екатерина включила в дипломную работу…  

Иногда её стихи похожи на удивительные по чистоте и наивности, по приблизительности и смешению ритмов и рифм поэтические рисунки Ксении Некрасовой, для которой мастерство не в точности рифм, не в формальной изощрённости, а в тонкости душевной, в поразительной естественности, в первозданности неотшлифованных самородков, которые воистину дороже любых искусственных изысков:

В СИБИРЬ
Сюда, как в Болдино!
Сюда, как в осень.
Сойти по трапу
И дышать, дышать…
Край этот трудно,
Невозможно бросить.
Снега здесь потому
Так долго и лежат.

И такое же Ксенино (некрасовское) одушевлённое со-родство с природой, жаление её как близкого человека, как собственного ребёнка:

Так трудно быть в себе уверенной…
Отсюда, может быть,
С корнями вырванное дерево
Мне хочется прикрыть.

Северянка по рождению, Пионт с детства научилась ценить строгую суровую природу, твёрдые характеры людей, простые вещи, простые, не обжигающие южным или ван-гоговским солнцем краски, всё то, на что она «не может насмотреться» и что с какою-то северной детской искренностью и созерцательностью (от привычки смотреть на бесконечность белых просторов, напоминающих вечность), передаёт она в своих стихах:

Я не видела, правда,
Как яблоко падает.
Но о том не жалею,
Не кончился век.
Вновь зима на пути.
А она уж порадует –
Не могу насмотреться,
Как падает снег…

В стихах и прозе Екатерины Пионт – узнаваемые детали, фактура эпохи, они как шестерёнки в часовом механизме показывают время, в которой жила и живёт страна и её народ, далёкий от столичных проблем, потому что ему надо трудиться, выращивать хлеб, строить заводы, растить детей… И об этом пишет Екатерина Пионт, лирик по природе, но которую жизнь научила сострадательно-жёстко говорить и о наболевшем:

Я Север не люблю – жалею.
Печалюсь я о нём, болею,
Пою о нём. И за него стыжусь.
И сокрушаюсь. И опять горжусь.
Вновь убегая от него куда-то,
Я новому всему безумно рада!.. –
Но говорю о Севере я вновь.
Я чувствую – у нас одна с ним кровь.

…А возвратившись, вижу уток стаю,
К брусничному кусту я припадаю
И розовый закат, как в детстве, пью,
И белизну ночей его терплю,
И мошкару, и солнечное пекло,
И пней замшелость, и остатки пепла…
И снова нервы я свои треплю,
Что Север ненавижу… и люблю.
Печалюсь я о нём. Болею.
Боюсь. Стыжусь. Горжусь. Жалею…

В стихотворении Екатерины Пионт «Неизвестный солдат» есть горькие строки, в которых также бьётся обнажённый нерв сегодняшнего беспамятного времени:

И его не согреет ни в зной, ни в мороз
Даже вечный огонь на могиле.
Из альбома встаёт он уже в полный рост,
Всё пронзительней взгляд, только тише вопрос:
Вы меня узнаёте… родные?

При этом, Екатерина Пионт предана своему детству, суровой природе, людям, у которых руки словно крылья и они могут «взлететь», подняться  над реальностью:

Я ж вспоминаю жизни утро
И пью глотками благодать, -

ибо нет ничего страшнее разрыва с родным, и потому Екатерина Пионт признаётся:

С корнями вырванное дерево
Мне хочется прикрыть…

И это вознаграждается ответной благодарностью жизни:

Сплошное неземное кружево
Деревьев, фонарей, домов…
Не слышно медленных шагов,
Лишь провода гудят натружено.
А царство хрусталя пречу?дное!..
Стою, не в силах угадать:
За что мне эта благодать?
Как оказалась здесь? Откуда я?..

И всё-таки, Екатерина Пионт – лирик, её стихи о любви целомудренны, порою застенчивы, но полны достоинства, она знает цену женского счастья, цену красоты, помнит волнение первой влюблённости:

Ты снова вчера приснился.
Ты шёл, превратившись в дождь.
Ты изнутри серебрился.
Ты был на себя похож.

Дожди мне по сердцу, знаешь.
Но, снова себя кляня,
Я встала под крышу, в за?тишь,
Чтоб ты не коснулся меня. –

как хорошо и уместно здесь неожиданное северное слово за?тишь, в котором столько смыслов и поэзии!..
           
Из упомянутого ранее эссе о Марине Цветаевой и её очерке «Мой Пушкин» приведу лишь один-другой эпизод, чтобы был понятен характер этой полифоничной работы Екатерины Пионт:

«Аполлон Григорьев создал вектор: Пушкин – наше всё. И время показало – поэт не ошибся. Он и Случевского защищал, считая его новым именем. Но здесь не прислушались… Случевский – а не случилось. А как же “Плач Ярославны”, “Тени”… Думаю, был бы жив Пушкин, и судьба Случевского была бы иной».

Уже один этот исторический сюжет с сочувствием к забытому великому поэту с добрым обыгрыванием его имени «Случевский – а не случилось» – эссе Екатерины Пионт поднимается на самый высокий уровень.

Или вот, неожиданный поворот с северным колоритом: «И, наверное, все знают последние минуты поэта. Даже неграмотная тётя Дуся в плисовой жакетке в моём детстве гордилась, что это у нас! растёт на болотах морошка – есть ли что вкуснее этих янтарных ягод… «Да, вы, подумайте только! – обращалась она к нам, ребятне, – сам Пушкин перед смертью просил нашу морошку-то! А вам, окаянным, комары мешают…» Вот и у тёти Дуси был свой Пушкин, и она люто ненавидела «убивцу» и жалела, всё жалела «павшего от руки фашиской небывалого генея». Внук ей читал много из Александра Сергеевича. В Вырине она узнала своего отца.

Пушкин – это уже не фамилия. Это – высокое, недосягаемое имя!»

Завершая разговор о стихах Екатерины Пионт, всё же настаиваю и на том, что ей непременно надо заниматься эссеистикой – она многое может  открыть неизвестного в известном, она может вновь оживить зарастающую тропу, которая не зарастёт, к Пушкину, к Поэзии, к Культуре…

Геннадий КРАСНИКОВ

Декабрь, 2020

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную