***
Так хочется настроить эту жизнь.
Она же – ускользает, не даётся.
Всё что-то в ней болит, мерцает, бьётся,
Мелькают лица, даты, этажи.

Всё слышится то пение, то – плач,
То – резкий смех, то – электрички дальней
Тревожный свист… Всё яростней скрипач,
А голоса – всё выше и хрустальней.

Вот – зимний лес, и синяя лыжня
С разгону огибает куст ольховый.
И куст тихонько кружится, звеня
Смолистыми серёжками… И снова –

Летят огни, грохочет переезд,
Но с каждым днём всё резче и свободней
Тень фонаря., похожая на крест,
Качается у самой подворотни.

Звучат единой музыкой шаги,
И лязг замка, и звяканье цепочки,
И шум дождя, и голоса пурги,
И выдох раскрывающейся почки.

И всё вокруг меняется, спешит,
Смысл обретая в каждой переменной,
Где звук со светом неразрывно сшит.
И дирижер слепой и вдохновенный,

Из темноты прорвавшись ледяной,
Парит над партитурой раскалённой,
И каждый миг гармонией иной
Взрывается оркестр ошеломлённый.
Март 2012.

* * *
И всё-таки бредёшь, бредёшь устало
Сквозь тьму страстей и равнодушья муть.
Так много званых, избранных так мало.
И ночь длинна. И страшно долог путь.
Июнь 2012

КОТЁНОК
Он распугал всех кур, пусть неумело,
А всё же – прыгнув из-за лопуха.
Он маленький, но он ужасно смелый,
И он идёт – один – на петуха.

А тот разинул клюв и в удивленьи
Застыл на миг от наглости такой.
Короче, храбреца спасло мгновенье.
А может быть, судьба моей рукой

Похитила у смерти неминучей…
И вовремя: вздымая прах и пух
Нас до крыльца, подобно пыльной туче,
Преследовал разгневанный петух.

Котёнок выжил в этом переплёте,
Но вскоре сгинул где-то ни за грош.
Всего-то лишь – комочек тёплой плоти
Зачем он был? И разве разберёшь

Его узор в сплошном переплетеньи
Рождений и смертей? И мне в ответ
Младенчески смеётся день весенний,
Сияя и расплёскивая свет.
Июнь 2012.

* * *
Учимся ждать,
всю жизнь мы учимся ждать.
Ждём
рук материнских,
тёплой молочной груди,
ну, хотя бы – пустышки.
Ждём
окончания «тихого часа»,
урока, четверти, школы,
рабочего долгого дня.
Ждём
улыбки, звонка,
письма,
невозможного счастья.
Ждём
маршрутку, автобус, трамвай,
ждём, когда вырастут дети.
Ждём
аванса, получки,
отпуска, выходных,
вполне заслуженной пенсии,
какой-нибудь передышки.
Ждём
в очередях
за карточками, за талонами,
ждём в коридорах,
у кабинета врача,
у начальственной двери.
Ждём
холодов, листопада,
первого снега,
первой травинки.
Ждём
постоянно,
с надеждой ждём и безнадёжно,
с нетерпением и терпеливо,
ждём, стиснув зубы,
затаив дыхание –
ждём.
Учимся ждать.
Когда ж, наконец, мы дождёмся,
и ангел дежурный,
в неизвестность дверь приоткрыв,
вызовет: «Следующий!»,
только тогда
облегчённо
выдохнет каждый из нас:
«Вот он я, Господи!
Кажется, я научился!..»
Октябрь 2012.

* * *
Ты нынче мне приснился. Мы с тобою
Всё спорили о чём-то. Но о чём?
Никак не вспомнить… Яростным прибоем
Вскипало время за моим плечом

И опадало. И вскипало снова,
И, словно на пустынном берегу,
Со словом беспощадно билось слово,
Не зная милосердия к врагу.

Любые компромиссы отвергая,
Сжигая этот грешный мир дотла,
Мы спорили. И женщина другая
Тебя спокойно к ужину ждала.

Срывая за личиною личину,
Пылая гневом, праведным вполне,
Мы спорили. Спешил другой мужчина
С работы – как всегда – домой. Ко мне.

И тикали часы. Чужие дети
Росли. Горел огонь, текла вода.
И лишь слепые спорили о свете,
Которого не знали никогда.
Октябрь 2011-февраль 2012.

ВОСПОМИНАНИЕ О МАРИЕНБУРГЕ
Мне уже никогда не вернуться туда,
Где в глубоких прудах остывает вода,
Словно времени тёмный и терпкий настой,
Горьковато-полынный, недвижно-густой,

Где в закатных окошках мутнеет слюда,
Где, качаясь на лапах еловых, звезда,
Подлетает всё выше, и месяц над ней
С каждым взмахом всё выше и словно ясней.

И в траве разогретой, глубокой, как сон,
Мне уже не услышать сквозь стрекот и звон,
Сквозь плывущий под веками медленный зной,
Как шуршат облака - высоко надо мной.

Никогда – это веточки сломанной хруст,
На иных берегах расцветающий куст,
Это голос, летящий сквозь мёртвую тишь,
Долгим эхом становится. И только лишь,

Задержавшись над лугом, дыханье моё
Всё колышет былинки сухой остриё,
Да ещё отраженья на глади пруда
Смотрят в синюю бездну чужих «никогда».
Июль-август 2012.

* * *
Они рассуждали:
хитрый – о честности,
трусливый – о мужестве,
бездарный – о вдохновении.
А равнодушный так говорил о любви,
что аж заходилось сердце.

Они призывали:
благополучный – к терпению,
злой – к милосердию,
к щедрости – жадный.
Ну а бездельник так пел славу труду,
что прямо руки чесались.

Они упрекали:
лжецы – в недоверии,
любопытные – в сдержанности,
эгоист – в неготовности к жертве.
А безбожник, тот просто разил наповал
цитатами из Писания.

И вот, постарев,
поседев в безнадёжной борьбе с энтропией,
устав от привычной сансары,
я вспомнила вдруг, что в учебнике –
обычном учебнике
военно-
полевой хирургии,
сказано чётко:
«спеши не к тому, кто кричит –
к тому, кто молчит».
Октябрь 2012.