С утра в хозяйстве происходило что-то непонятное: приехавший хозяйкин сын убрал со двора в сени всё мало-мальски ценное, ненужное выбросил, а кур согнал в тесный катух, где когда-то стояли овцы, а теперь скособочился необычный ящик с щелью внизу и горбатился новый насест. Всё непривычное, некрасивое. Сразу жить расхотелось. Особенно старому петуху, много чего повидавшему в жизни. Хозяйке это, видимо, тоже не нравилось, поэтому и ходила она нерадостная и даже пожаловалась петуху, когда сын вышел со двора:

— Вот, Петя, еду в город глаза лечить...

Петя надеялся, что хозяйка заберёт вместе с курами, но ошибся. Он это понял, когда её сын высыпал в ящик мешок зерна... В последние годы в селе так делали часто, когда нужно куда-нибудь уехать, а присмотреть за курами некому. Насыплют в кормушку зерна побольше, снега навалят вместо воды — как хотите, так и живите. Когда хозяйкин сын накидал в катух полный угол снега, Петя вспомнил непонятные хозяйкины слова «Еду глаза лечить» и понял, что всё кончено. Потому что её надо будет ждать неделю или даже месяц. А если больше! А если ещё больше?!

Пока Петя размышлял, на пороге появилась хозяйка. Она помахала перед собой сложенными пальцами, сказала «Храни вас Господь» и закрыла дверь, звякнула металлической задвижкой и замком. Петя осмотрел притихших кур и догадался, что и они всё поняли, но пока не подавали вида. А уж если они храбрятся, то ему и вовсе не подобает вести себя трусливо. Подумаешь — хозяйка уехала! И без неё жить можно, тем более что зимой куры яиц не несут и собирать их по гнёздам не надо. Подумал он о своих курах, и сердце чуть не разорвалось. Ведь получалось, он безропотно подчинился хозяйскому произволу, ничего не сделал, чтобы не оставлять их взаперти. А теперь что, теперь только остаётся терпеливо ждать.

До вечера к зерну никто не притронулся.

На второй день поклевали чуть-чуть. Сильнее хотелось пить. Петя знал, что жажду утоляет снег, но он показался с непривычки обжигающим и колючим. Когда же терпеть не осталось сил, он позвал кур, ласково сказав им «ко-ко-ко», и первым хватанул снега. За ним и они потянулись. Только белые, которых хозяйка называла леггорнами, аристократически обособились и к снегу в этот день не притрагивались.

Зато на третий, едва услышав привычное «ко-ко-ко», первыми стали глотать его, мотая от непривычки головами, скоро напились досыта, замёрзли и принялись лениво клевать зерно; пока клевали, оно помаленьку высыпалось из ящика-кормушки — чистое и вкусное.

К Петиному удивлению, все быстро привыкли к такой жизни, да и как не привыкнуть, когда зима на дворе. Это не лето красное и солнышко почти сутки светит. Сейчас оно лишь ненадолго заглядывало в маленькое оконце, наполовину забрызганное известью, и быстро пропадало. Бывали дни, когда оно вовсе не появлялось. Тогда весь день в катухе было пасмурно и скучно, никто почти не клевал, а учились терпению и верили, что обязательно дождутся хозяйку и тёплых весенних дней, когда можно будет досыта нахвататься молодой травы. Петя знал, что зимой травы не бывает, и мечтал лишь о тёплой картошке с комбикормом. Это лакомство не прочь поклевать и его подруги, но он терпел, и они молчаливо терпели, не показывая признаков беспокойства. Даже и тогда промолчали, когда в одну из ночей кто-то долго царапался в соседнем катухе, а утром сделали вид, будто ничего не слыхали. Петя тоже молчал, прогоняя неприятные подозрения... В молодости он попал в историю, из которой едва выбрался живым. Тогда вот так же, как прошлой ночью, кто-то долго и настойчиво подбирался к насесту из-за двора, а утром несколько кур валялось на полу мертвыми. Хозяйка позвала хозяина и сказала: «Это — хорёк, больше некому!» Тогдашнее происшествие их особенно не опечалило: во дворе стояла корова, поросёнок, овцы, разной птицы было десятка три-четыре. Но через год или два — теперь Петя точно не помнил — хозяин помер, а без него хозяйка всю живность перевела.

В эту осень оставила только кур и Петю с ними.

А теперь вот уехала, даже куры стали не нужны.

Петя не заметил, как истаял короткий день, ему показалось, что пролетел он быстрее обычного. А когда наступила темнота, опять донеслось противное царапанье. Потом оно смолкло, и он почувствовал в катухе пришельца. Вскоре стало невозможно дышать, и совсем рядом заверещала курица, забила крыльями. После этого на какое-то время установилась тишина, и все услышали, как захрустели разгрызаемые кости. Иногда этот хруст прерывался фырканьем и последующим насторожённым молчанием, словно тот, кто грыз кости, прислушивался... Это был самый страшный момент: казалось, что пришелец высматривает новую жертву.

Переживали не зря.

Вскоре раздался новый крик, перешедший в верещание и закончившийся возней на полу и хрустом костей.

За ночь это повторялось несколько раз.

Утром, когда наконец-то рассвело, Петя заметил на полу мёртвых куриц с обгрызенными головами. Среди них оказалось несколько леггорнов, которых жалеть не хотелось. Этих баловней хозяйки сам он любил только в первый год, пока они были молодками, а потом к ним остыл, леггорны это поняли и начали гулять с соседским петухом. Петя измену, конечно, замечал, но делал вид, что это его не касается. Ему нравились другие: пёстрые и рябые — такие, как и он сам. Особенно любил трёх коричневых хохлаток, которых, ухватившись клювом за хохолок, очень удобно топтать... В эту ночь одна из них погибла, и это более всего огорчило Петю. Он удивлялся на своих куриц, словно не замечавших погибших подруг, как цыплята, радовавшихся пришедшей оттепели и начавших по-весеннему «кагакать» — привлекать внимание своего повелителя. Особенно веселились беззаботные леггорны. «Погодите, — обиженно думал Петя, — вот придёт ночь, тогда не так заквохчите!»

Но он ошибся: ночь пришла и ушла, а оставшиеся куры были целы. Это сразу все увидели и совсем развеселились. Даже мороз не пугал, пришедший следом за оттепелью. Спохватились лишь к концу дня, когда захотелось пить и есть. Захватывая, доклевали рассыпанное зерно, а новое почёму-то из щели не текло. Хотели поклевать снега, но после оттепели он превратился в льдистую глыбу и не откалывался как раньше. Куры забрались на насест полуголодные, не зная как жить дальше. Получалось, если не вернётся хозяйка, их ждала голодная смерть. От таких мыслей навалилась апатия. Поэтому, наверное, все они без страха встретили пришельца, свободно, без устрашающего царапанья, пробравшегося в катух. В эту ночь опять раздавалось верещание, хруст костей и жадное фырканье. Утром все увидели оставшихся леггорнов на полу, а Петя про себя отметил, что ещё одна любимая хохлатка лежит вместе с ними.

Весь наступивший день оставшиеся в живых молчали, только к вечеру некоторые курицы пробовали клевать смёрзшийся снег и жадно подбирать мелкие крошки. Но жажду они не утоляли, и пить хотелось всё сильнее. Это желание жило всю ночь. Поэтому никого не удивило и не испугало новое появления пришельца: о нём теперь никто не думал и никто не боялся его.

К утру уцелело четыре курицы.

Петя не умел считать, но и так видел, что оставшихся в живых совсем мало. Он и не радовался им, потому что среди них не оказалось хохлаток и все они были старше его. В этот день им всё-таки повезло: Петя сумел отколупнуть небольшой кусочек льдистого снега, но вместо того, чтобы поделиться со своим хозяином, когда он по привычке ласково позвал «ко-ко-ко», — куры оттеснили его, а после, склонив головы набок, смотрели укоризненно рубиновыми глазами: мол, что так мало добыл?! Петя от обиды забрался на насест, забился в угол и до темноты не разговаривал с ними.

А с темнотой опять прибыл таинственный зверёк.

Утром Петя остался один.

В этот день он не слетал с насеста, сидел в полусонном забытьи, чувствуя, что потихоньку умирает. В сумерках непривычные звуки заставили встрепенуться: он услышал во дворе приглушённый разговор людей и решил, что вернулась хозяйка. Хотел победно закукарекать, но тут в оконце катуха ударил яркий свет, донёсся голос:

— Чего ты там?

— Опоздали — вот чего! Куры у бабки передохли...

— Тогда пошли в избу... Перестань светить!

Петя слышал, как по двору прошли два человека и начали возиться у задней двери, осторожно работая пилой... Потом громыхнула откинутая задвижка, и они вошли в избу. Сколько там пробыли, Петя не знал, а когда уходили — что-то уронили.

— Чего разбил-то? — спросил один.

— Банка с вареньем накрылась...

— Эх... — вздохнул он и обозвал второго тем словом, каким обычно называл Петю хозяйкин сын.

Пришельцы ещё немного повозились во дворе, и наступила тишина. От напряжения и страха Петя почувствовал себя совсем ослабшим. Кружилась голова, и он еле держался на насесте. Чуть позже слабость прошла, он задремал — и снилась ему весна, вспаханный огород, а нём полным-полно розовых червяков... Потом сон сменился: он увидел хозяйку. Она принесла полную кормушку тёплой картошки с комбикормом, налила в поилку много-премного воды и стала приговаривать: «Петя, Петенька, соскучился, мой хороший...»

Услышав привычный шорох, Петя очнулся от дрёмы... Вот зверёк обнюхал мёртвых кур, поточил когти о бревенчатую стену и неслышно подкрался. От его близости стало нечем дышать, Петя начал задыхаться, голова тошнотворно закружилась, и он почувствовал, как мягко проваливается в глубокую-глубокую яму.