Андрей РАСТОРГУЕВ (Екатеринбург)
...Познание добра и зла

14 ноября Андрею Расторгуеву исполняется 50 лет!
Секретариат Союза писателей России и редакция "Российского писателя" сердечно поздравляют замечательного екатеринбургского поэта с юбилеем!
Желаем Вам, Андрей Петрович, крепкого здоровья, радости, осуществления творческих планов и новых, ярких поэтических строк!

КУРОСАН
            Куросан (тюрк.) –
            пересыхающая река
Слово знаю – Куросан.
Смутно да красиво…
Куросан – не круассан
и не Куросио:
в небо выйдя, говоришь
с целой степью разом,
хоть рукой подать – Париж
с Фершампенуазом.

От недюжинной войны
дюжинного года
эхо прежней старины,
дальнего похода.
Да иная новина
меньше ли жестока?
Приходили имена
после и с востока…

Упирается быльё
разворошенное:
это местное, своё,
доморощенное…

Кочевали степняки
здесь – да миновали.
Казаки да мужики
не именовали.
Ветерок по волосам,
перекат лопочет…
Куросан так Куросан –
кура перескочит.

Временами пролились
молодые воды,
языками заплелись
разные народы –
скотоводы да купцы,
пахари да стражи…

А бывали огольцы,
что ныряли даже!
Так рассказывал отец
в давнем разговоре:
разбегается малец –
по колено море…
Проезжаю мимо сам –
сердце отдыхает:
и неполон Куросан –
а не пересыхает.

БАЛЛАДА О ПЕРВОРОДНОМ ИНСТИНКТЕ
В ржавой печке железной –
дырявой, но годной вполне –
мы спалить бесполезный
затеяли сор по весне,
нащепали соломку
и ладили спичку уже,
да открыли заслонку,
а там – голубое драже.

Сонно клювом не щёлкай:
как только снега унесло,
где находится щёлка –
окажется птичье гнездо.
Дай живучему волю,
себя отпусти на простор –
на заброшенном поле
сосновый поднимется бор…

Не транжиря без толку
наземное время своё,
мы гадали недолго,
чьё тайное это жильё:
небывалой задачи
для глаза пытливого нет,
а тем паче на даче
теперь достаёт интернет.

Google мигом находит известие:
мы – не глупей.
Вот он: гоголем ходит,
а сам – воробьём воробей,
и таскает козявок
в печную квартиру свою –
птица певчая зяблик,
обычная в нашем краю.

И жена его – зяблик,
и зяблики дети его.
Небеса пригрозят ли,
пригреют ли – всё ничего:
раз от малой корысти
величия ты не достиг,
нет надёжнее истины,
чем первородный инстинкт…

Мы по дню из недели
проводим в далёком саду,
и они улетели –
неведомо, не на виду:
до берёзы и речки,
а там – в огневую лазурь.
А в покинутой печке
осталась былая глазурь.

Цепко держит природа
пришедших на временный свет.
В продолжении рода
давно откровения нет,
но забудутся вряд ли
над зеленью яблонь и верб
две крылатые капли,
от печки летящие вверх.

ЛЕТО 2014 ГОДА
Это стылое лето спиши с календарного счёта
за тяжёлую землю и лёгкую хрипоту.
Примороженный ветер, как струйка холодного пота,
опускается медленно по становому хребту.

Разливанные хляби замотаны волглой рваниной,
день за днём астрономия недобровольно слепа.
И не верится в ясное небо над Русской равниной
и в горящие от реактивного града хлеба.

На восходе боры полыхают, на западе – степи,
и пока затяжные дожди остужают, кропя,
золотые стволы и налитые зеленью стебли,
у раскинутой кроны обугливаются края…

ПЕЙНТБОЛ
Хотя отличен от дорожной пыли,
не корм скоту, не пища воронью –
вчера меня четырежды убили
в корпоративном дружеском бою.

Умеют люди чёрному народу,
глубинные потёмки вороша,
пустить живую злобу на свободу,
чтоб освежилась мёртвая душа.

Но если понемножку, понарошку,
хорошего товарища не грех
разделать под кокосовый орех,
окрошку и толчёную картошку –

и вспомнить ели в сонном карауле,
почуя сквозь опаску и кураж,
как тычутся игрушечные пули,
зелёной кровью метя камуфляж…

*    *    *
         Если долго сидеть на берегу реки,
         можно увидеть, как по ней
         проплывёт труп твоего врага…
                  Сунь Цзы «Искусство войны»
Дело не задавалось.
Времени вопреки
расположился даос
на берегу реки.
Солнце вовсю палило,
дума была долга,
и по реке проплыло
тело его врага…

Та ли у нас забота,
скрытая тальником,
если идёт охота
с пляшущим поплавком,
а оглядеться зорко
на комариный зов –
вновь надувает зорька
свой снегириный зоб?

То ли варяги-греки
давние ткани ткут,
то ли иные реки
в нашей земле текут –
не золотое дело
в северной стороне
ждать ледяное тело
на кровяной волне.

*    *    *
Не отправляйся без молитвы,
хотя не тот, кому поём,
запёк в земле стальные бритвы
к живому небу остриём.

Без наблюдателя не брошен,
вглядись мельком из-под руки:
над каждым поворотом коршун
выписывает круги.

Вдаль по заточенным дорогам
во здравие и на помин
мы ходим истинно под Богом
и едем именно под Ним…

ЯБЛОНИ ВАЛААМА
I
С ветхозаветного Адама
тысячелетия храня,
на мягких лапах Валаама
лежит гранитная броня.
Но человек не знает меры
своих неимоверных сил –
и устыдились маловеры,
и камень заплодоносил.

В северорусские просторы
давно, как будто испокон,
глядят израильские горы
Фавор, Сион и Елеон.
Когда бессмысленно опасный
огонь пойдёт по головам –
как Иерусалим запасный
волнам открытый Валаам.

Пока в неимоверной каше
не потемнела высота,
успей к молению о чаше
у Гефсиманского скита,
дыханием неплотоядным
открыв на кончике весла
в одной из валаамских яблонь
познание добра и зла…

II
Старуха с косою – пугалка,
осада телесному лишь…
Монаху надгробием – галька,
окрашенный белым голыш.
Чьё бренное тело почиет,
земно поклониться кому?
Мирская молва ни к чему
усопшему в ангельском чине…

Искателю истин подсказка,
из дальних пришедшему мест:
облупится белая краска,
истлеет воздвигнутый крест –
серебряный ли, золочёный…
Все наши мирские следы –
окатыш, волнами точёный,
у ладожской серой воды.

А, может быть, в доброе время
на почву и он упадёт
как яблони малое семя,
что на Валааме растёт.

III
Норовистое Ладога-море
переменчиво, как времена.
В Спасо-Преображенском соборе –
именитых людей имена.
Не былых родовых – нуворишей,
на изломе страны наваривших
то, что ныне на Божеский суд
на манер отступного несут…

Под смиренною сенью собора
умеряется праведный гнев –
да не станут плодами раздора
нам плоды валаамских дерев.
Я и сам не являю отвагу
страдовать не во имя своё,
уповая всерьёз на бумагу
и на долготерпенье её,
но и не укреплённый обетом,
как бывало, в закатную тишь
по озёрной воде рикошетом
не швырну валаамский голыш…

*    *    *
Когда по дороге ты заговоришь о любви –
судьба переменится, да от пути не убудет.
Всё должное сбудется – только с иными людьми,
а если желаешь с любимыми – будет, что будет…

Ногами по суше теперь или вплавь кораблём,
удача попрёт косяком или вылезет боком –
сорвалось летучее слово живым воробьём,
да на сердце выпало неодолимым зароком.

Что сбило его, отчего подломилось крыло?
С налёту ударилось оземь, водой отразилось,
природою и оболочкою преобразилось,
иные желания облаком оболокло?

Живи, как получится, или прицельно живи,
лозой на ветру или не уклоняясь от ветра,
а силы свои перечти, ожидая ответа,
когда по дороге ты заговорил о любви…

*    *    *
Пускает кровь кредитной карте
живот творящая любовь.
У выходных на низком старте
ты в покупательском азарте
в «Ашане» или «Мегамарте»
кладёшь в корзину пять хлебов:
крестьянский с примесью ржаною,
лаваш, побитый рыжиною,
багет с надсечкой ножевой,
и свежевыпеченный белый –
ещё горячий, пышнотелый,
и – пользы ради – зерновой.

Оголодаешь на работе,
такое выдаст голос плоти –
по естеству, а не со зла…
А бестелесное украдкой
опять немеет над загадкой
ненарочитого числа.

NOTRE DAME DE PARI
         …Так навеки и осталась церковь
         с завязнувшими в дверях и окнах
         чудовищами…
                  Николай Гоголь «Вий»
I
Когда литая твердь расслабленно кипела
и ветер огневой сквозил из поддувал,
вселенский истопник в губительное пекло
живородящий дух упрямо подавал.

И стали мрак и свет в земле и атмосфере,
и стали каменеть натёки топких лав.
И прянули из тьмы неведомые звери,
но задних из неё не выхватили лап.

Передними вцепясь, могучи и жестоки,
подобны бегунам на старте, а пока
их спины и бока всего лишь водостоки,
и облака пока стекают с языка.

Покатится с небес лавина водопада –
земли не утопить, не придавить ко дну.
На каменном поду соборная громада –
тяжёлым кораблём, идущим на волну.

II
В жизни – коротко ли, долго ль –
все мы ходим по следам…
Николай Васильич Гоголь,
у собора NotreDame
очутившийся впервые
хоть и не под Рождество,
поминал, конечно, «Вия»
завершенье своего.

Вроде сравнивать неловко –
точно с бритвою топор –
деревенскую церко́вку
и заслуженный собор,
но разинутые пасти
во французской стороне
малоросские напасти
наморочили и мне.

Позабыв о Квазимодо,
я почти наверняка
ожидал под сенью свода
след бурсацкого мелка…
У кого душа – не дура,
за нахальство извинит –
знаю: мир соединит
русская литература.

КАРАВАН АБДУЛ КАСЫМА
         Великий визирь Абдул Касым Исмаил,
         который жил в Персии в X веке,
         никуда не выезжал без своей библиотеки,
         состоявшей из 117 тысяч томов…
                           Интернет-легенда
Дорожки апельсинового сада
заря волною нежной окатила.
Настало утро, и Шахерезада
дозволенные речи прекратила.
К тяжёлому движению готовы,
перетирая палочки полыни,
отдали сыромятные швартовы
навьюченные корабли пустыни.

Раскачиваясь медленно и мерно,
как если бы причисленные к сану,
они до Нишапура или Мерва
по древнему ступают Хорасану.
А после снова в ногу понемногу
с такой же ношей, медленно и хмуро
пускаются в обратную дорогу
в Газни от Мерва или Нишапура.

Наделены терпением верблюда,
погонщики, усталости не выдав,
пройдут повсюду, тянется докуда
обширная держава Газневидов –
единую вобравшие повадку,
из чёрной грязи поднятые в князи,
обученные строгому порядку
мудрёных завитков арабской вязи…

Лишь мёртвый или пьяница не спросит,
упившись до погибели в кружале:
- Чей это караван? И что вас носит
туда-сюда-обратно по державе?
Сбрела с ума верблюжья вереница,
хозяин ли в неимоверном раже,
и что такого ценного хранится
в усердно сберегаемой поклаже?

- Велением великого визиря, –
ответит предводитель каравана, –
в тюках ни разу не перевозили
мы ничего для тела и кармана:
ни редкостные финики и фиги,
ни золота увесистые слитки,
а только книги, праведные книги –
мудрейшие пергаменты и свитки.

Наверно, правоверные вовеки
с тех пор, как землю солнце осветило,
не ведали крупней библиотеки,
чем у Абдул Касыма Исмаила.
Работа или псовая охота –
за господином следуя в дорогу,
построенный от алефа до йота,
мой караван подобен каталогу…

Веками над благословенным краем
грома гремели, буря голосила.
Сегодня больше ничего не знаем
мы про Абдул Касыма Исмаила.
Знать, предпочёл всевидящий Создатель,
чтоб он остался в памяти как книжник –
как почитатель слова и читатель,
и как библиотекарь-передвижник.

Поток тысячелетия неистов –
перебираю вроде казначея:
ещё который из премьер-министров
в историю вошёл за книгочея?
И добавляет в утреннюю ласку
немного лёгкой горечи досада:
похоже, удивительную сказку
не досказала нам Шахерезада…

ЕЛИСЕЕВО ПОЛЕ
Потолкавшись у Эйфелевой в подоле,
где желающих, что ивасей,
мы с тобой перешли Елисейское поле –
не считает полей Елисей.

Между улочек узких и булочек хрустких,
заводных за живое имён
это имя звучит совершенно по-русски
с незапамятных детских времён.

Нам латинская грамота ближе китайской:
догадаешься – переведи,
и нежданно-негаданно скажется Райской
рядовая RuedeParadis.

Холодка отдалённого как не бывало,
если видел и осязал
полумрак Благовещенского бульвара,
Святолазаревский вокзал…

Но с недолгой романтикою бонтона
разлучимся – была не была.
Нам с тобой не лежать в глубине Пантеона
или Sainte-Genevieve-des-Bois.

На ленивую почесть и скорую пулю –
во плоти оказался – плати –
по открытому минному русскому полю
не окончены наши пути.

*    *    *
Ах, как молодая голова
верила, что Родина права –
до заглавной буквы величая!
Сотня вёрст воистину не крюк
тем, кто рос, не оттирая рук
от липучей смолки молочая.

В дальней глубине материка
облака парного молока
и поныне бродят хороводом,
и неистребимая река
по весне скалистые бока
снова обдирает ледоходом.

Но когда пластмассовой трубой
дуют про отчизну вперебой,
умная душа не шелохнётся…
Что ни имена и времена –
остаётся родина одна.
Только ей и верить остаётся.

*   *    *
Блаженны, кто верует – искренней веры не тронь,
хотя сомневается здравая мысль и сегодня…
Нисходит с высоких небес Благодатный огонь
на светлую Пасху в кувуклию Гроба Господня.
Волною духовною или телесной рукой –
невидимо тем, кто в надежде огня ожидает,
и вновь разливается чистое пламя рекой
и радостных лиц озаряемых не обжигает…

По равновеликим краям материнской земли,
на волю ветров полагаясь и вышнюю волю,
порой молодою мы тоже зажгли и сожгли
страстей и желаний немереных добрую долю.
Но смысла завидовать нынешней юности нет,
без точки страница, не время ещё устраниться –
не молниеносный и не ослепительный свет
яснее горит и ровней на дорогу струится.

Души не трави и смятенного сердца не рви.
Кто истинно ведает: вечное – не за горами,
поймёт, сколько в ярое пламя добавить любви,
чтоб и маловерные лицами не обгорали.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную